Сына она отдала в кадетский корпус, а дочь в женскую г
имназию, по случайности ту самую и тот же самый класс, в которых училась На
дя Кологривова.
У мадам Гишар были от мужа сбережения в бумагах, которые раньше поднимал
ись, а теперь стали падать. Чтобы приостановить таяние своих средств и не
сидеть сложа руки, мадам Гишар купила небольшое дело, швейную мастерскую
Левицкой близ Триумфальных ворот у наследников портнихи, с правом сохра
нения старой фирмы, с кругом её прежних заказчиц и всеми модистками и уче
ницами.
Мадам Гишар сделала это по совету адвоката Комаровского, друга своего му
жа и своей собственной опоры, хладнокровного дельца, знавшего деловую жи
знь в России как свои пять пальцев.
С ним она списалась насчет переезда, он встречал их на вокзале, он повез че
рез всю Москву в меблированные комнаты «Черногория» в Оружейном переул
ке, где снял для них номер, он же уговорил отдать Родю в корпус, а Лару в гимн
азию, которую он порекомендовал, и он же невнимательно шутил с мальчиком
и заглядывался на девочку так, что она краснела.
2
Перед тем как переселиться в небольшую квартиру в три комнаты, находившу
юся при мастерской, они около месяца прожили в «Черногории».
Это были самые ужасные места Москвы, лихачи и притоны, целые улицы, отданн
ые разврату, трущобы «погибших созданий».
Детей не удивляла грязь в номерах, клопы, убожество меблировки. После сме
рти отца мать жила в вечном страхе обнищания. Родя и Лара привыкли слышат
ь, что они на краю гибели. Они понимали, что они не дети улицы, но в них глубо
ко сидела робость перед богатыми, как у питомцев сиротских домов.
Живой пример этого страха подавала им мать. Амалия Карловна была «полная
блондинка лет тридцати пяти, у которой сердечные припадки сменялись при
падками глупости. Она была страшная трусиха и смертельно боялась мужчин
. Именно поэтому она с перепугу и от растерянности все время попадала к ни
м из объятия в объятие.
В «Черногории» они занимали двадцать третий номер, а в двадцать четверто
м со дня основания номеров жил виолончелист Тышкевич, потливый и лысый д
обряк в паричке, который молитвенно складывал руки и прижимал их к груди,
когда убеждал кого-нибудь, и закидывал голову назад и вдохновенно закат
ывал глаза, играя в обществе и выступая на концертах. Он редко бывал дома и
на целые дни уходил в Большой театр или Консерваторию. Соседи познакоми
лись. Взаимные одолжения сблизили их.
Так как присутствие детей иногда стесняло Амалию Карловну во время посе
щений Комаровского, Тышкевич, уходя, стал оставлять ей ключ от своего ном
ера для приема её приятеля.
Скоро мадам Гишар так свыклась с его самопожертвованием, что несколько р
аз в слезах стучалась к нему, прося у него защиты от своего покровителя.
3
Дом был одноэтажный, недалеко от угла Тверской.
Чувствовалась близость Брестской железной дороги. Рядом начинались её
владения, казенные квартиры служащих, паровозные депо и склады.
Туда ходила домой к себе Оля Демина, умная девочка, племянница одного слу
жащего с Москвы-Товарной.
Она была способная ученица. Ее отмечала старая владелица и теперь стала
приближать к себе новая. Оле Деминой очень нравилась Лара.
Все оставалось, как при Левицкой. Как очумелые, крутились швейные машины
под опускающимися ногами или порхающими руками усталых мастериц. Кто-ни
будь тихо шил, сидя на столе и отводя на отлет руку с иглой и длинной нитко
й. Пол был усеян лоскутками. Разговаривать приходилось громко, чтобы пер
екричать стук швейных машин и переливчатые трели Кирилла Модестовича, к
анарейки в клетке под оконным сводом, тайну прозвища которой унесла с со
бой в могилу прежняя хозяйка.
В приемной дамы живописной группой окружали стол с журналами. Они стояли
, сидели и полуоблокачивались в тех позах, какие видели на картинках, и, ра
ссматривая модели, советовались насчет фасонов. За другим столом на дире
кторском месте сидела помощница Амалии Карловны из старших закройщиц, Ф
аина Силантьевна Фетисова, костлявая женщина с бородавками в углублени
ях дряблых щек.
Она держала костяной мундштук с папиросой в пожелтевших зубах, щурила гл
аз с желтым белком и, выпуская желтую струю дыма ртом и носом, записывала в
тетрадку мерки, номера квитанций, адреса и пожелания толпившихся заказч
иц.
Амалия Карловна была в мастерской новым и неопытным человеком. Она не чу
вствовала себя в полном смысле хозяйкою.
Но персонал был честный, на Фетисову можно было положиться.
Тем не менее время было тревожное. Амалия Карловна боялась задумываться
о будущем. Отчаяние охватывало ее. Все валилось у нее из рук.
Их часто навещал Комаровский. Когда Виктор Ипполитович проходил через в
сю мастерскую, направляясь на их половину и мимоходом пугая переодевавш
ихся франтих, которые скрывались при его появлении за ширмы и оттуда игр
иво парировали его развязные шутки, мастерицы неодобрительно и насмешл
иво шептали ему вслед: «Пожаловал», «Ейный», «Амалькина присуха», «Буйво
л», «Бабья порча».
Предметом еще большей ненависти был его бульдог Джек, которого он иногда
приводил на поводке и который такими стремительными рывками тащил его з
а собою, что Комаровский сбивался с шага, бросался вперед и шел за собакой
, вытянув руки, как слепой за поводырем.
Однажды весной Джек вцепился Ларе в ногу и разорвал ей чулок.
Ч Я его смертью изведу, нечистую силу, Ч по-детски прохрипела Ларе на ух
о Оля Демина.
Ч Да, в самом деле противная собака. Но как же ты, глупенькая, это сделаешь?
Ч Тише, ты не ори, я вас научу. Вот яйца есть на Пасху каменные. Ну вот у ваше
й маменьки на комоде…
Ч Ну да, мраморные, хрустальные.
Ч Ага, вот-вот. Ты нагнись, я на ухо. Надо взять, вымочить в сале, сало приста
нет, наглотается он, паршивый пес, набьет, сатана, пестерь, и Ч шабаш! Кверх
у лапки! Стекло!
Лара смеялась и с завистью думала: девочка живет в нужде, трудится. Малоле
тние из народа рано развиваются. А вот поди же ты, сколько в ней еще неиспо
рченного, детского. Яйца, Джек Ч откуда что берется? «За что же мне такая у
часть, Ч думала Лара, Ч что я все вижу и так о всем болею?»
4
«Ведь для него мама Ч как это называется… Ведь он Ч мамин, это самое… Это
гадкие слова, не хочу повторять. Так зачем в таком случае он смотрит на ме
ня такими глазами? Ведь я её дочь».
Ей было немногим больше шестнадцати, но она была вполне сложившейся деву
шкой. Ей давали восемнадцать лет и больше. У нее был ясный ум и легкий хара
ктер. Она была очень хороша собой.
Она и Родя понимали, что всего в жизни им придется добиваться своими бока
ми. В противоположность праздным и обеспеченным, им некогда было предава
ться преждевременному пронырству и теоретически разнюхивать вещи, пра
ктически их еще не касавшиеся. Грязно только лишнее. Лара была самым чист
ым существом на свете.
Брат и сестра знали цену всему и дорожили достигнутым. Надо было быть на х
орошем счету, чтобы пробиться. Лара хорошо училась не из отвлеченной тяг
и к знаниям, а потому что для освобождения от платы за учение надо было быт
ь хорошей ученицей, а для этого требовалось хорошо учиться. Так же хорошо,
как она училась, Лара без труда мыла посуду, помогала в мастерской и ходил
а по маминым поручениям. Она двигалась бесшумно и плавно, и все в ней Ч не
заметная быстрота движений, рост, голос, серые глаза и белокурый цвет вол
ос были под стать друг другу.
Было воскресенье, середина июля. По праздникам можно было утром понежить
ся в постели подольше. Лара лежала на спине, закинувши руки назад и положи
в их под голову.
В мастерской стояла непривычная тишина. Окно на улицу было отворено. Лар
а слышала, как громыхавшая вдали пролетка съехала с булыжной мостовой в
желобок коночного рельса и грубая стукотня сменилась плавным скольжен
ием колеса как по маслу.
«Надо поспать еще немного», Ч подумала Лара. Рокот города усыплял, как ко
лыбельная песня.
Свой рост и положение в постели Лара ощущала сейчас двумя точками Ч выс
тупом левого плеча и большим пальцем правой ноги. Это были плечо и нога, а
все остальное Ч более или менее она сама, её душа или сущность, стройно вл
оженная в очертания и отзывчиво рвущаяся в будущее.
«Надо уснуть», Ч думала Лара и вызывала в воображении солнечную сторон
у Каретного ряда в этот час, сараи экипажных заведений с огромными колым
агами для продажи на чисто подметенных полах, граненое стекло каретных ф
онарей, медвежьи чучела, богатую жизнь. А немного ниже, в мыслях рисовала с
ебе Лара, Ч учение драгун во дворе Знаменских казарм, чинные ломающиеся
лошади, идущие по кругу, прыжки с разбега в седла и проездка шагом, проездк
а рысью, проездка вскачь. И разинутые рты нянек с детьми и кормилиц, рядами
прижавшихся снаружи к казарменной ограде. А еще ниже, думала Лара, Ч Пет
ровка, Петровские линии.
«Что вы, Лара! Откуда такие мысли? Просто я хочу показать вам свою квартиру
. Тем более что это рядом».
Была Ольга, у его знакомых в Каретном маленькая дочь именинница. По этому
случаю веселились взрослые Ч танцы, шампанское. Он приглашал маму, но ма
ма не могла, ей нездоровилось. Мама сказала: «Возьмите Лару. Вы меня всегда
предостерегаете: „Амалия, берегите Лару“. Вот теперь и берегите ее». И он
её берег, нечего сказать! Ха-ха-ха!
Какая безумная вещь вальс! Кружишься, кружишься, ни о чем не думая. Пока иг
рает музыка, проходит целая вечность, как жизнь в романах. Но едва переста
ют играть, ощущение скандала, словно тебя облили холодной водой или заст
али неодетой. Кроме того, эти вольности позволяешь другим из хвастовства
, чтобы показать, какая ты уже большая.
Она никогда не могла предположить, что он так хорошо танцует. Какие у него
умные руки, как уверенно берется он за талию! Но целовать себя так она боль
ше никому не позволит. Она никогда не могла предположить, что в чужих губа
х может сосредоточиться столько бесстыдства, когда их так долго прижима
ют к твоим собственным.
Бросить эти глупости. Раз навсегда. Не разыгрывать простушки, не умильни
чать, не потуплять стыдливо глаз. Это когда-нибудь плохо кончится. Тут сов
сем рядом страшная черта.
Ступить шаг, и сразу же летишь в пропасть. Забыть думать о танцах. В них все
зло. Не стесняться отказывать. Выдумать, что не училась танцевать или сло
мала ногу.
5
Осенью происходили волнения на железных дорогах московского узла. Заба
стовала Московско-Казанская железная дорога. К ней должна была примкнут
ь Московско-Брестская. Решение о забастовке было принято, но в комитете д
ороги не могли столковаться о дне её объявления. Все на дороге знали о заб
астовке, и требовался только внешний повод, чтобы она началась самочинно
.
Было холодное пасмурное утро начала октября. В этот день на линии должны
были выдавать жалованье. Долго не поступали сведения из счетной части. П
отом в контору прошел мальчик с табелью, выплатной ведомостью и грудой о
тобранных с целью взыскания рабочих книжек. Платеж начался. По бесконечн
ой полосе незастроенного пространства, отделявшего вокзал, мастерские,
паровозные де по, пакгаузы и рельсовые пути от деревянных построек правл
ения, потянулись за заработком проводники, стрелочники, слесаря и их под
ручные, бабы поломойки из вагонного парка.
Пахло началом городской зимы, топтанным листом клена, талым снегом, паро
возной гарью и теплым ржаным хлебом, который выпекали в подвале вокзальн
ого буфета и только что вынули из печи. Приходили и отходили поезда. Их сос
тавляли и разбирали, размахивая свернутыми и развернутыми флагами. На вс
е лады заливались рожки сторожей, карманные свистки сцепщиков и басисты
е гудки паровозов. Столбы дыма бесконечными лестницами подымались к неб
у. Растопленные паровозы стояли готовые к выходу, обжигая холодные зимни
е облака кипящими облаками пара.
По краю полотна расхаживали взад и вперед начальник дистанции инженер п
утей сообщения Фуфлыгин и дорожный мастер привокзального участка Паве
л Ферапонтович Антипов. Антипов надоедал службе ремонта жалобами на мат
ериал, который отгружали ему для обновления рельсового покрова. Сталь бы
ла недостаточной вязкости. Рельсы не выдерживали пробы на прогиб и излом
и по предположениям Антипова должны были лопаться на морозе. Управление
относилось безучастно к жалобам Павла Ферапонтовича. Кто-то нагревал с
ебе на этом руки.
На Фуфлыгине была расстегнутая дорогая шуба с путейским кантиком и под н
ею новый штатский костюм из шевиота. Он осторожно ступал по насыпи, любуя
сь общей линией пиджачных бортов, правильностью брючной складки и благо
родной формой своей обуви.
Слова Антипова влетали у него в одно ухо и вылетали в другое. Фуфлыгин дум
ал о чем-то своем, каждую минуту вынимал часы, смотрел на них и куда-то торо
пился.
Ч Верно, верно, батюшка, Ч нетерпеливо прерывал он Антипова, Ч но это то
лько на главных путях где-нибудь или на сквозном перегоне, где большое дв
ижение. А вспомни, что у тебя? Запасные пути какие-то и тупики, лопух да крап
ива, в крайнем случае Ч сортировка порожняка и разъезды маневровой «кук
ушки». И он еще недоволен! Да ты с ума сошел! Тут не то что такие рельсы, тут м
ожно класть деревянные.
Фуфлыгин посмотрел на часы, захлопнул крышку и стал вглядываться в даль,
откуда к железной дороге приближалась шоссейная. На повороте дороги пок
азалась коляска. Это был свой выезд Фуфлыгина. За ним пожаловала жена. Куч
ер остановил лошадей почти у полотна, все время сдерживая их и потпрукив
ая на них тоненьким бабьим голоском, как няньки на квасящихся младенцев,
Ч лошади пугались железной дороги. В углу коляски, небрежно откинувшись
на подушки, сидела красивая дама.
Ч Ну, брат, как-нибудь в другой раз, Ч сказал начальник дистанции и махну
л рукой Ч не до твоих, мол, рельсов. Есть поважнее материи.
Супруги укатили.
6
Через часа три или четыре, поближе к сумеркам, в стороне от дороги в поле к
ак из-под земли выросли две фигуры, которых раньше не было на поверхности
, и, часто оглядываясь, стали быстро удаляться. Это были Антипов и Тиверзин
.
Ч Пойдем скорее, Ч сказал Тиверзин. Ч Я не шпиков остерегаюсь, как бы не
выследили, а сейчас кончится эта волынка, вылезут они из землянки и нагон
ят. А я их видеть не могу. Когда всё так тянуть, незачем и огород городить. Не
к чему тогда и комитет, и с огнем игра, и лезть под землю! И ты тоже хорош, эту
размазню с Николаевской поддерживаешь.
Ч У моей Дарьи тиф брюшной. Мне бы её в больницу. Покамест не свезу, ничего
в голову не лезет.
Ч Говорят, выдают сегодня жалованье. Схожу в контору. Не платежный бы ден
ь, вот как перед Богом, плюнул бы я на вас и, не медля ни минуты, своей управо
й положил бы конец гомозне.
Ч Это, позвольте спросить, каким же способом?
Ч Дело нехитрое. Спустился в котельную, дал свисток и кончен бал.
Они простились и пошли в разные стороны.
Тиверзин шел по путям в направлении к городу. Навстречу ему попадались л
юди, шедшие с получкою из конторы. Их было очень много. Тиверзин на глаз оп
ределил, что на территории станции расплатились почти со всеми.
Стало смеркаться. На открытой площадке возле конторы толпились незанят
ые рабочие, освещенные конторскими фонарями.
На въезде к площадке стояла Фуфлыгинская коляска. Фуфлыгина сидела в ней
в прежней позе, словно она с утра не выходила из экипажа. Она дожидалась м
ужа, получавшего деньги в конторе.
Неожиданно пошел мокрый снег с дождем. Кучер слез с козел и стал поднимат
ь кожаный верх. Пока, упершись ногой в задок, он растягивал тугиераспорки,
Фуфлыгиналюбовалась бисерно-серебристой водяной кашей, мелькавшей в с
вете конторских фонарей. Она бросала немигающий мечтательный взгляд по
верх толпившихся рабочих с таким видом, словно в случае надобности этот
взгляд мог бы пройти без ущерба через них насквозь, как сквозь туман или и
зморось.
Тиверзин случайно подхватил это выражение. Его покоробило.
Он прошел, не поклонившись Фуфлыгиной, и решил зайти за жалованьем попоз
же, чтобы не сталкиваться в конторе с её мужем. Он пошел дальше, в менее осв
ещенную сторону мастерских, где чернел поворотный круг с расходящимися
путями в паровозное депо.
Ч Тиверзин! Куприк! Ч окликнуло его несколько голосов из темноты. Перед
мастерскими стояла кучка народу. Внутри кто-то орал и слышался плач ребе
нка. Ч Киприян Савельевич, заступитесь за мальчика, Ч сказала из толпы
какая-то женщина.
Старый мастер Петр Худолеев опять по обыкновению лупцевал свою жертву, м
алолетнего ученика Юсупку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
имназию, по случайности ту самую и тот же самый класс, в которых училась На
дя Кологривова.
У мадам Гишар были от мужа сбережения в бумагах, которые раньше поднимал
ись, а теперь стали падать. Чтобы приостановить таяние своих средств и не
сидеть сложа руки, мадам Гишар купила небольшое дело, швейную мастерскую
Левицкой близ Триумфальных ворот у наследников портнихи, с правом сохра
нения старой фирмы, с кругом её прежних заказчиц и всеми модистками и уче
ницами.
Мадам Гишар сделала это по совету адвоката Комаровского, друга своего му
жа и своей собственной опоры, хладнокровного дельца, знавшего деловую жи
знь в России как свои пять пальцев.
С ним она списалась насчет переезда, он встречал их на вокзале, он повез че
рез всю Москву в меблированные комнаты «Черногория» в Оружейном переул
ке, где снял для них номер, он же уговорил отдать Родю в корпус, а Лару в гимн
азию, которую он порекомендовал, и он же невнимательно шутил с мальчиком
и заглядывался на девочку так, что она краснела.
2
Перед тем как переселиться в небольшую квартиру в три комнаты, находившу
юся при мастерской, они около месяца прожили в «Черногории».
Это были самые ужасные места Москвы, лихачи и притоны, целые улицы, отданн
ые разврату, трущобы «погибших созданий».
Детей не удивляла грязь в номерах, клопы, убожество меблировки. После сме
рти отца мать жила в вечном страхе обнищания. Родя и Лара привыкли слышат
ь, что они на краю гибели. Они понимали, что они не дети улицы, но в них глубо
ко сидела робость перед богатыми, как у питомцев сиротских домов.
Живой пример этого страха подавала им мать. Амалия Карловна была «полная
блондинка лет тридцати пяти, у которой сердечные припадки сменялись при
падками глупости. Она была страшная трусиха и смертельно боялась мужчин
. Именно поэтому она с перепугу и от растерянности все время попадала к ни
м из объятия в объятие.
В «Черногории» они занимали двадцать третий номер, а в двадцать четверто
м со дня основания номеров жил виолончелист Тышкевич, потливый и лысый д
обряк в паричке, который молитвенно складывал руки и прижимал их к груди,
когда убеждал кого-нибудь, и закидывал голову назад и вдохновенно закат
ывал глаза, играя в обществе и выступая на концертах. Он редко бывал дома и
на целые дни уходил в Большой театр или Консерваторию. Соседи познакоми
лись. Взаимные одолжения сблизили их.
Так как присутствие детей иногда стесняло Амалию Карловну во время посе
щений Комаровского, Тышкевич, уходя, стал оставлять ей ключ от своего ном
ера для приема её приятеля.
Скоро мадам Гишар так свыклась с его самопожертвованием, что несколько р
аз в слезах стучалась к нему, прося у него защиты от своего покровителя.
3
Дом был одноэтажный, недалеко от угла Тверской.
Чувствовалась близость Брестской железной дороги. Рядом начинались её
владения, казенные квартиры служащих, паровозные депо и склады.
Туда ходила домой к себе Оля Демина, умная девочка, племянница одного слу
жащего с Москвы-Товарной.
Она была способная ученица. Ее отмечала старая владелица и теперь стала
приближать к себе новая. Оле Деминой очень нравилась Лара.
Все оставалось, как при Левицкой. Как очумелые, крутились швейные машины
под опускающимися ногами или порхающими руками усталых мастериц. Кто-ни
будь тихо шил, сидя на столе и отводя на отлет руку с иглой и длинной нитко
й. Пол был усеян лоскутками. Разговаривать приходилось громко, чтобы пер
екричать стук швейных машин и переливчатые трели Кирилла Модестовича, к
анарейки в клетке под оконным сводом, тайну прозвища которой унесла с со
бой в могилу прежняя хозяйка.
В приемной дамы живописной группой окружали стол с журналами. Они стояли
, сидели и полуоблокачивались в тех позах, какие видели на картинках, и, ра
ссматривая модели, советовались насчет фасонов. За другим столом на дире
кторском месте сидела помощница Амалии Карловны из старших закройщиц, Ф
аина Силантьевна Фетисова, костлявая женщина с бородавками в углублени
ях дряблых щек.
Она держала костяной мундштук с папиросой в пожелтевших зубах, щурила гл
аз с желтым белком и, выпуская желтую струю дыма ртом и носом, записывала в
тетрадку мерки, номера квитанций, адреса и пожелания толпившихся заказч
иц.
Амалия Карловна была в мастерской новым и неопытным человеком. Она не чу
вствовала себя в полном смысле хозяйкою.
Но персонал был честный, на Фетисову можно было положиться.
Тем не менее время было тревожное. Амалия Карловна боялась задумываться
о будущем. Отчаяние охватывало ее. Все валилось у нее из рук.
Их часто навещал Комаровский. Когда Виктор Ипполитович проходил через в
сю мастерскую, направляясь на их половину и мимоходом пугая переодевавш
ихся франтих, которые скрывались при его появлении за ширмы и оттуда игр
иво парировали его развязные шутки, мастерицы неодобрительно и насмешл
иво шептали ему вслед: «Пожаловал», «Ейный», «Амалькина присуха», «Буйво
л», «Бабья порча».
Предметом еще большей ненависти был его бульдог Джек, которого он иногда
приводил на поводке и который такими стремительными рывками тащил его з
а собою, что Комаровский сбивался с шага, бросался вперед и шел за собакой
, вытянув руки, как слепой за поводырем.
Однажды весной Джек вцепился Ларе в ногу и разорвал ей чулок.
Ч Я его смертью изведу, нечистую силу, Ч по-детски прохрипела Ларе на ух
о Оля Демина.
Ч Да, в самом деле противная собака. Но как же ты, глупенькая, это сделаешь?
Ч Тише, ты не ори, я вас научу. Вот яйца есть на Пасху каменные. Ну вот у ваше
й маменьки на комоде…
Ч Ну да, мраморные, хрустальные.
Ч Ага, вот-вот. Ты нагнись, я на ухо. Надо взять, вымочить в сале, сало приста
нет, наглотается он, паршивый пес, набьет, сатана, пестерь, и Ч шабаш! Кверх
у лапки! Стекло!
Лара смеялась и с завистью думала: девочка живет в нужде, трудится. Малоле
тние из народа рано развиваются. А вот поди же ты, сколько в ней еще неиспо
рченного, детского. Яйца, Джек Ч откуда что берется? «За что же мне такая у
часть, Ч думала Лара, Ч что я все вижу и так о всем болею?»
4
«Ведь для него мама Ч как это называется… Ведь он Ч мамин, это самое… Это
гадкие слова, не хочу повторять. Так зачем в таком случае он смотрит на ме
ня такими глазами? Ведь я её дочь».
Ей было немногим больше шестнадцати, но она была вполне сложившейся деву
шкой. Ей давали восемнадцать лет и больше. У нее был ясный ум и легкий хара
ктер. Она была очень хороша собой.
Она и Родя понимали, что всего в жизни им придется добиваться своими бока
ми. В противоположность праздным и обеспеченным, им некогда было предава
ться преждевременному пронырству и теоретически разнюхивать вещи, пра
ктически их еще не касавшиеся. Грязно только лишнее. Лара была самым чист
ым существом на свете.
Брат и сестра знали цену всему и дорожили достигнутым. Надо было быть на х
орошем счету, чтобы пробиться. Лара хорошо училась не из отвлеченной тяг
и к знаниям, а потому что для освобождения от платы за учение надо было быт
ь хорошей ученицей, а для этого требовалось хорошо учиться. Так же хорошо,
как она училась, Лара без труда мыла посуду, помогала в мастерской и ходил
а по маминым поручениям. Она двигалась бесшумно и плавно, и все в ней Ч не
заметная быстрота движений, рост, голос, серые глаза и белокурый цвет вол
ос были под стать друг другу.
Было воскресенье, середина июля. По праздникам можно было утром понежить
ся в постели подольше. Лара лежала на спине, закинувши руки назад и положи
в их под голову.
В мастерской стояла непривычная тишина. Окно на улицу было отворено. Лар
а слышала, как громыхавшая вдали пролетка съехала с булыжной мостовой в
желобок коночного рельса и грубая стукотня сменилась плавным скольжен
ием колеса как по маслу.
«Надо поспать еще немного», Ч подумала Лара. Рокот города усыплял, как ко
лыбельная песня.
Свой рост и положение в постели Лара ощущала сейчас двумя точками Ч выс
тупом левого плеча и большим пальцем правой ноги. Это были плечо и нога, а
все остальное Ч более или менее она сама, её душа или сущность, стройно вл
оженная в очертания и отзывчиво рвущаяся в будущее.
«Надо уснуть», Ч думала Лара и вызывала в воображении солнечную сторон
у Каретного ряда в этот час, сараи экипажных заведений с огромными колым
агами для продажи на чисто подметенных полах, граненое стекло каретных ф
онарей, медвежьи чучела, богатую жизнь. А немного ниже, в мыслях рисовала с
ебе Лара, Ч учение драгун во дворе Знаменских казарм, чинные ломающиеся
лошади, идущие по кругу, прыжки с разбега в седла и проездка шагом, проездк
а рысью, проездка вскачь. И разинутые рты нянек с детьми и кормилиц, рядами
прижавшихся снаружи к казарменной ограде. А еще ниже, думала Лара, Ч Пет
ровка, Петровские линии.
«Что вы, Лара! Откуда такие мысли? Просто я хочу показать вам свою квартиру
. Тем более что это рядом».
Была Ольга, у его знакомых в Каретном маленькая дочь именинница. По этому
случаю веселились взрослые Ч танцы, шампанское. Он приглашал маму, но ма
ма не могла, ей нездоровилось. Мама сказала: «Возьмите Лару. Вы меня всегда
предостерегаете: „Амалия, берегите Лару“. Вот теперь и берегите ее». И он
её берег, нечего сказать! Ха-ха-ха!
Какая безумная вещь вальс! Кружишься, кружишься, ни о чем не думая. Пока иг
рает музыка, проходит целая вечность, как жизнь в романах. Но едва переста
ют играть, ощущение скандала, словно тебя облили холодной водой или заст
али неодетой. Кроме того, эти вольности позволяешь другим из хвастовства
, чтобы показать, какая ты уже большая.
Она никогда не могла предположить, что он так хорошо танцует. Какие у него
умные руки, как уверенно берется он за талию! Но целовать себя так она боль
ше никому не позволит. Она никогда не могла предположить, что в чужих губа
х может сосредоточиться столько бесстыдства, когда их так долго прижима
ют к твоим собственным.
Бросить эти глупости. Раз навсегда. Не разыгрывать простушки, не умильни
чать, не потуплять стыдливо глаз. Это когда-нибудь плохо кончится. Тут сов
сем рядом страшная черта.
Ступить шаг, и сразу же летишь в пропасть. Забыть думать о танцах. В них все
зло. Не стесняться отказывать. Выдумать, что не училась танцевать или сло
мала ногу.
5
Осенью происходили волнения на железных дорогах московского узла. Заба
стовала Московско-Казанская железная дорога. К ней должна была примкнут
ь Московско-Брестская. Решение о забастовке было принято, но в комитете д
ороги не могли столковаться о дне её объявления. Все на дороге знали о заб
астовке, и требовался только внешний повод, чтобы она началась самочинно
.
Было холодное пасмурное утро начала октября. В этот день на линии должны
были выдавать жалованье. Долго не поступали сведения из счетной части. П
отом в контору прошел мальчик с табелью, выплатной ведомостью и грудой о
тобранных с целью взыскания рабочих книжек. Платеж начался. По бесконечн
ой полосе незастроенного пространства, отделявшего вокзал, мастерские,
паровозные де по, пакгаузы и рельсовые пути от деревянных построек правл
ения, потянулись за заработком проводники, стрелочники, слесаря и их под
ручные, бабы поломойки из вагонного парка.
Пахло началом городской зимы, топтанным листом клена, талым снегом, паро
возной гарью и теплым ржаным хлебом, который выпекали в подвале вокзальн
ого буфета и только что вынули из печи. Приходили и отходили поезда. Их сос
тавляли и разбирали, размахивая свернутыми и развернутыми флагами. На вс
е лады заливались рожки сторожей, карманные свистки сцепщиков и басисты
е гудки паровозов. Столбы дыма бесконечными лестницами подымались к неб
у. Растопленные паровозы стояли готовые к выходу, обжигая холодные зимни
е облака кипящими облаками пара.
По краю полотна расхаживали взад и вперед начальник дистанции инженер п
утей сообщения Фуфлыгин и дорожный мастер привокзального участка Паве
л Ферапонтович Антипов. Антипов надоедал службе ремонта жалобами на мат
ериал, который отгружали ему для обновления рельсового покрова. Сталь бы
ла недостаточной вязкости. Рельсы не выдерживали пробы на прогиб и излом
и по предположениям Антипова должны были лопаться на морозе. Управление
относилось безучастно к жалобам Павла Ферапонтовича. Кто-то нагревал с
ебе на этом руки.
На Фуфлыгине была расстегнутая дорогая шуба с путейским кантиком и под н
ею новый штатский костюм из шевиота. Он осторожно ступал по насыпи, любуя
сь общей линией пиджачных бортов, правильностью брючной складки и благо
родной формой своей обуви.
Слова Антипова влетали у него в одно ухо и вылетали в другое. Фуфлыгин дум
ал о чем-то своем, каждую минуту вынимал часы, смотрел на них и куда-то торо
пился.
Ч Верно, верно, батюшка, Ч нетерпеливо прерывал он Антипова, Ч но это то
лько на главных путях где-нибудь или на сквозном перегоне, где большое дв
ижение. А вспомни, что у тебя? Запасные пути какие-то и тупики, лопух да крап
ива, в крайнем случае Ч сортировка порожняка и разъезды маневровой «кук
ушки». И он еще недоволен! Да ты с ума сошел! Тут не то что такие рельсы, тут м
ожно класть деревянные.
Фуфлыгин посмотрел на часы, захлопнул крышку и стал вглядываться в даль,
откуда к железной дороге приближалась шоссейная. На повороте дороги пок
азалась коляска. Это был свой выезд Фуфлыгина. За ним пожаловала жена. Куч
ер остановил лошадей почти у полотна, все время сдерживая их и потпрукив
ая на них тоненьким бабьим голоском, как няньки на квасящихся младенцев,
Ч лошади пугались железной дороги. В углу коляски, небрежно откинувшись
на подушки, сидела красивая дама.
Ч Ну, брат, как-нибудь в другой раз, Ч сказал начальник дистанции и махну
л рукой Ч не до твоих, мол, рельсов. Есть поважнее материи.
Супруги укатили.
6
Через часа три или четыре, поближе к сумеркам, в стороне от дороги в поле к
ак из-под земли выросли две фигуры, которых раньше не было на поверхности
, и, часто оглядываясь, стали быстро удаляться. Это были Антипов и Тиверзин
.
Ч Пойдем скорее, Ч сказал Тиверзин. Ч Я не шпиков остерегаюсь, как бы не
выследили, а сейчас кончится эта волынка, вылезут они из землянки и нагон
ят. А я их видеть не могу. Когда всё так тянуть, незачем и огород городить. Не
к чему тогда и комитет, и с огнем игра, и лезть под землю! И ты тоже хорош, эту
размазню с Николаевской поддерживаешь.
Ч У моей Дарьи тиф брюшной. Мне бы её в больницу. Покамест не свезу, ничего
в голову не лезет.
Ч Говорят, выдают сегодня жалованье. Схожу в контору. Не платежный бы ден
ь, вот как перед Богом, плюнул бы я на вас и, не медля ни минуты, своей управо
й положил бы конец гомозне.
Ч Это, позвольте спросить, каким же способом?
Ч Дело нехитрое. Спустился в котельную, дал свисток и кончен бал.
Они простились и пошли в разные стороны.
Тиверзин шел по путям в направлении к городу. Навстречу ему попадались л
юди, шедшие с получкою из конторы. Их было очень много. Тиверзин на глаз оп
ределил, что на территории станции расплатились почти со всеми.
Стало смеркаться. На открытой площадке возле конторы толпились незанят
ые рабочие, освещенные конторскими фонарями.
На въезде к площадке стояла Фуфлыгинская коляска. Фуфлыгина сидела в ней
в прежней позе, словно она с утра не выходила из экипажа. Она дожидалась м
ужа, получавшего деньги в конторе.
Неожиданно пошел мокрый снег с дождем. Кучер слез с козел и стал поднимат
ь кожаный верх. Пока, упершись ногой в задок, он растягивал тугиераспорки,
Фуфлыгиналюбовалась бисерно-серебристой водяной кашей, мелькавшей в с
вете конторских фонарей. Она бросала немигающий мечтательный взгляд по
верх толпившихся рабочих с таким видом, словно в случае надобности этот
взгляд мог бы пройти без ущерба через них насквозь, как сквозь туман или и
зморось.
Тиверзин случайно подхватил это выражение. Его покоробило.
Он прошел, не поклонившись Фуфлыгиной, и решил зайти за жалованьем попоз
же, чтобы не сталкиваться в конторе с её мужем. Он пошел дальше, в менее осв
ещенную сторону мастерских, где чернел поворотный круг с расходящимися
путями в паровозное депо.
Ч Тиверзин! Куприк! Ч окликнуло его несколько голосов из темноты. Перед
мастерскими стояла кучка народу. Внутри кто-то орал и слышался плач ребе
нка. Ч Киприян Савельевич, заступитесь за мальчика, Ч сказала из толпы
какая-то женщина.
Старый мастер Петр Худолеев опять по обыкновению лупцевал свою жертву, м
алолетнего ученика Юсупку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10