Бистер был из тех, кто громче всех протестовал против приглашения норби. К тому же, землянин постоянно чувствовал его скрытую враждебность к себе, хотя кроме него этого не замечал никто.
Обычно землянин держался в лагере несколько отстраненно, используя своих животных как предлог, чтобы селиться отдельно от других. Но его искусство в обращении с лошадьми принесло ему такое признание, на которое обычно не могли претендовать новички из внешних миров. После паники Ларкин задумал объездить новых лошадей на место рабочих, и мужчины охотно собирались понаблюдать его работу.
Сторм, хотел он того или нет, уже занимал несколько привилегированное положение. Объездчики по достоинству оценили и его особый талант, и ровный характер, и постоянную готовность нести свою часть рутинной работы в стаде. Они охотно прощали ему некоторую замкнутость, в которую он, еще в Центре, закрылся, как в раковину. Жителям пограничья древняя планета, на которой зародился человеческий род, всегда казалась несколько таинственной. Гибель Земли стала для рассеянного по звездам человечества величайшей трагедией, и особенно сказалась она на прирожденных землянах. И это придавало Сторму в глазах жителей Арцора величавый ореол изгнанника.
По-настоящему он сблизился только с Дортом Лансином и Ларкином, даже, пожалуй, подружился. Дорт обучал его пальцевой речи туземцев и с удовольствием пересказывал ему предания норби, которые сам собирал все эти годы. Он испытывал к землянину глубокую привязанность учителя к талантливому ученику. А с Ларкином их связывали лошади, о которых тот мог целыми часами толковать у ночного лагерного костра.
Вот так он сошелся с Дортом и Ларкином, насколько он теперь вообще мог привязаться к кому бы то ни было, и даже полюбил их.
А вот Бистер, насколько он понимал, мог стать для него настоящей проблемой, с которой ему вовсе не хотелось разбираться. Не то чтобы Сторм боялся драки, к которой вполне могла привести эта неприязнь. Нет! Сторм легко угадывал в Бистере вздорного задиру и, несмотря на то, что тот был выше и тяжелее его, знал, что в честной драке он победит.
Если драка будет честной… Сторм под платком облизнул губы. Почему ему пришла в голову эта мысль? И почему его сейчас беспокоит то, что Бистер маячит у него перед глазами, словно ожидает чего-то? Сам Сторм никогда не рвался в драку, он, скорее, старался избегать неприятностей, пока необходимость не вынуждала встретить их лицом к лицу. Почему же он не хочет связываться сейчас с проблемой Бистера, если все равно рано или поздно ее придется решать?
Другой всадник поравнялся с Рейном, и красновато-желтая рука оторвалась на мгновение от поводьев из шкуры йорис и поднялась в знаке приветствия. Хотя у норби, как и у Сторма, нижняя часть лица была закрыта платком, землянин сразу узнал Горгола, юношу из нанятых Ларкином разведчиков.
– Много пыли, – туземец жестикулировал медленно и отчетливо, зная, что Сторм еще плохо владеет этим языком. – Сухая дорога…
– Облако с гор принесет дождь? – просигналил Сторм. Норби повернул голову, так чтобы видеть за плечом красневшее перед восходом небо на востоке.
– Будет дождь, будет слякоть… – ответил он.
Сторм вспомнил, что Ларкин опасался слякоти. Дождь, сильный и долгий ливень, какие были нередки в этой пустыне, живо расквасил бы всю землю на плоской равнине, превратив ее в опасное болото.
– Ты воин с птицей-тотемом, – утвердительно просигналил туземец. Этот норби ехал верхом с непринужденной грацией, незаметно подравнивая шаг своей некрупной черной с белым кобылы к размашистой рыси Рейна. Он так и ехал рядом с землянином, выполняя этот непростой маневр словно на параде.
Сторм кивнул. Горгол словно невзначай коснулся странных изогнутых предметов, висевших на шнурке у него на груди. Он тут же смущенно отдернул руку и снова начал разговор:
– Я пока не воин, только охотник. Я поднялся на Горный Пик и убил «злого летуна».
– «Злого летуна?» Я не из вашего мира, и я никогда о таком не слышал. Что это за «злой летун»?
– Огромный! – норби руками попытался показать размеры. – Птица… злая птица, – охотится на лошадей, охотится на норби… убивает!
Его большой и указательный пальцы соединились в знаке, выражающем внезапную и жестокую гибель, и когда он снова поднял руку, трофеи на его груди сухо щелкнули по его доспехам из шкуры йорис. Заинтересовавшись, Сторм протянул руку, складывая пальцы в знак вежливой просьбы. Парень снял шнурок и подал его землянину. Предметы на шнурке, очевидно, были птичьими когтями. Сторм представил для сравнения почти дюймовые когти Баку и понял, каким огромным было это создание. Каждый коготь был длиной с его ладонь от запястья до конца среднего пальца. Он протянул трофеи хозяину.
– Ты – великий охотник, – просигналил Сторм и несколько раз энергично кивнул, подчеркивая свое уважение. – Наверное, трудно было убить «злого летуна»?
Лицо Горгола до половины было закрыто платком, но все его существо просияло от удовольствия, когда он ответил:
– Я убил его вместо человека. Еще не воин, нет… но охотник.
«И очень этим гордится», – подумал Сторм. Конечно, если мальчик убил это чудовище, как он описывает, в одиночку, – а Сторм уже знал от Дорта, что праздное хвастовство совсем не в обычае у норби – он с полным правом может называть себя охотником.
– Ты – хозяин фравнов? – продолжил разговор норби.
– У меня пока нет земли и нет фравнов, – ответил землянин.
– Так стань охотником, убей «злого летуна», убей йорис, сними с нее шкуру…
– Я – чужак, – Сторм стал передавать еще медленнее, пытаясь выразить отвлеченные понятия. – Норби охотятся на своих землях. Пришельцы с дальних миров не могут там охотиться.
Охотничьи законы соблюдались строго. Землянин узнал об этом еще в Центре, а здесь, в космопорте, ему еще раз об этом напомнили. Объездчики могли убивать йорис и других хищных тварей, нападавших на скот. Но остальные животные, обитающие в горах или на землях туземцев, были под запретом для всех колонистов.
– Ты воин, имеющий птицу-тотем, – возразил Горгол. – У людей Кротага тоже птица-тотем. Ты будешь охотиться на землях Кротага, и никто не будет возражать.
Глубоко в душе Сторма шевельнулось полузабытое чувство, замороженное с того дня, когда он вернулся после тяжелых трех месяцев, проведенных в разведке за линией фронта, и узнал, что у него больше нет дома. Он беспокойно заерзал на седельной подушке, и Рейн недовольно фыркнул, словно ощутил тот же болезненный укол. Когда Сторм наконец справился с этим неожиданным душевным откликом на предложение Горгола, лицо его снова скрылось под бесстрастной маской.
– Ты опаздываешь! – хриплый от пыли голос Бистера резанул не только по ушам, но и по натянутым нервам землянина. – Или этот козел ведет тебя туда, где они их спрятали?
Эта новая колкость снова заставила Сторма задуматься о причинах их взаимной неприязни. Да, он не любил Бистера, и это само по себе было достаточно неприятно в его теперешнем положении. Но сейчас он почувствовал необходимость как-то ответить на оскорбление, нанесенное другому. Землянин и не подозревал, что его глаза на этот раз выдали его. А Кол Бистер внимательно наблюдал за ним и замечал любую мелочь.
Колонист опустил платок, прикрывавший лицо, и сплюнул.
– А может, ты считаешь, что у этих козлов мозгов не хватит придумать такой план и организовать все это?
Сторм внимательно следил за правой рукой колониста. На широком запястье Бистера была надета петля от длинной плетки из дубленой шкуры йорис.
– Мы недосчитались бы многих лошадей, если бы не помощь людей Кротага, – сказал Сторм, беззаботно покачиваясь на своей седельной подушке. Он демонстративно убрал руки подальше от пояса с оружием. Но он чувствовал, что здесь сейчас произойдет, словно всосал это знание прямо из воздуха вместе с пылью.
Рука поднялась, словно для того, чтобы подогнать жеребца, отстающего от группы, рысящей впереди. Могло быть и так, что Бистер решил подстегнуть своего усталого жеребенка.
Но Сторм так не думал. Внезапно сжав колени, он послал Рейна вперед, рассчитав так, чтобы плеть из шкуры йорис не задела голую ногу Горгола, а коротким жалящим ударом опустилась на хорошо защищенное бедро Сторма.
К этому Бистер был вполне готов, но совершенно не ожидал того, что случилось дальше. В одно мгновение Сторм свалил этого здоровенного мужика на землю, и рука, державшая плеть, отнялась по локоть. С нечеловеческим ревом взбешенный Бистер вскочил и бросился на землянина, чтобы тут же получить жесткий удар ребром ладони. Бывший командос еще не забыл своих тренировок. К его удивлению, Бистер не попытался броситься на него еще раз. Когда эта туша пришла в себя и поднялась на ноги, видно было, что его трясет от ярости. Он тяжело дышал, кровь бросилась ему в лицо, но он не стал продолжать драку.
– Мы еще не закончили, – сказал он. – Я о тебе немного наслышан. Говорят, будто вы, командос, можете убить человека голыми руками. Ладно. Подожди, пока мы придем в Гроссинг, и я посмотрю, как ты будешь стоять под дулом оружия. Я с тобой еще не закончил… и с этими козлами тоже еще посчитаюсь!
Сторм был так поражен, что с него даже слетела обычная самоуверенность. Такая тирада абсолютно не вязалась с обычным поведением Бистера!
Никогда, Сторм был в этом уверен, не было случая, чтобы арцорианский объездчик схватился за оружие и не выстрелил. Вглядываясь в это пылающее лицо, в эти темные упорные глаза, Сторм задумался, а не ошибся ли он, определяя характер Кола Бистера? Этот человек явно не был испуган… и он по-настоящему ненавидел! Почему же он отказывается продолжать драку? Землянин пристально наблюдал за ним, покачиваясь в седле. Он предоставлял Бистеру самому сделать следующий ход в этой игре, пока сам не разберется получше в ее правилах.
– Запомни, – пальцы Бистера прилаживали шейный платок, закрывая маской квадратные челюсти – Мы с тобой еще встретимся…
Сторм пожал плечами. Бистер, без сомнения, подкарауливал его, но сейчас явно не хотел, чтобы Сторм это понял.
– Поезжай в свою сторону, Бистер, – коротко бросил он отворачиваясь, – а я поеду в свою. Я не ищу себе приключений.
Тот отъехал галопом, и Сторм повернулся к Горголу, наблюдавшему это бегство. Норби ехал рядом с землянином, и его глаза выражали явное удивление, когда он просигналил:
– Он сам вызвал, и он же отказался сражаться. Почему?
– Твои догадки стоят столько же, сколько мои, – сказал Сторм вслух и тут же перевел это в жесты. – Я не знаю почему, но он очень не любит норби. – Он подумал, что стоит предостеречь мальчика, чтобы он знал, чего можно ожидать от таких забияк в будущем.
– Это мы знаем. Он думает, что это мы разогнали лошадей, спрятали их, а потом нашли для Ларкина. Возможно, такое и могут сделать норби… дикие норби, живущие в горах. Но только не люди Кротага. Мы заключили договор с Ларкином. Мы честно соблюдаем договор.
– Но кто-то спрятал этих лошадей, сначала натравив йорис, – заметил Сторм.
– Верно. Возможно, это Отверженные. В горах много отверженных. Это не норби. Они сами совершают набеги на земли норби! Норби сражаются… убивают!
Горгол послал свою лошадь вперед, догоняя группу, а Сторм по-прежнему ехал медленным шагом.
У землянина были свои причины приехать на Арцор и стремиться сейчас в глубь Низины. Он совсем не ожидал, что его здесь втянут в чужие конфликты. Да, у Ларкина случилась беда, и он не мог не помочь ему, как профессионал! Но зачем ему эта ссора с Бистером? И еще меньше хотелось ему вмешиваться в отношения колонистов и норби.
В этот же вечер на них с громом и молниями обрушился давно собиравшийся ливень. После первого яростного порыва он быстро перешел в нудный, нескончаемый дождик. И объездчики Ларкина имели теперь полную возможность сравнить минувшие неприятности с новыми.
Сурра заползла под навес тележки, улеглась вместе с сурикатами и наотрез отказалась выходить и мокнуть под дождем. Даже Баку искал укрытия. Раньше команда не сталкивалась с затяжными дождями, и сейчас зверям было не по себе. Сторм чувствовал то же самое, когда Рейн увязал в грязи чуть не по колено или когда въезжал в водовороты вздувшейся реки, чтобы поймать отбившуюся лошадь на ничейном броде возле границы лагеря норби.
К концу второго дождливого дня Сторм окончательно уверился, что без помощи разведчиков норби они не продвинулись бы и на милю. Казалось, слякоть совсем не утомляет выносливых горных лошадок норби, хотя это было сущим мучением для всех пород, завезенных из внешних миров. Туземцы, похоже, тоже не знали усталости.
На третий день дождь начал стихать, и появилась надежда, что уже через пару дней они доберутся до ярмарки – новость, которую все приняли с немалым облегчением.

4

Земля впитывала воду как губка. Пригревшее солнце вызвало такой буйный рост листвы, какого Сторм никак не ожидал в этой пустыне. Лошадей приходилось сдерживать, чтобы они не поскользнулись и не захромали. А землянину приходилось еще следить за Хо и Хингом, которым очень понравилось копать мягкую влажную землю. Почти невозможно было поверить, что всему этому изобилию отпущено только шесть недель, а потом вся эта земля вновь превратится в пустыню.
– Роскошно, правда? – Дорт въехал на своей лошадке на пригорок и присоединился к Сторму. На желто-зеленой траве перед ними тут и там вспыхивали белые, золотые и алые цветы. – Но погляди на это место месяца через полтора – все исчезнет. Песок и скалы, несколько голых колючих кустиков – вот и все, что здесь останется. Эта земля меняется быстро! Вот посмотришь…
– Уверен, что это не касается внутренних областей Низины. Иначе фравны не могли бы кочевать там круглый год.
– Ты прав. Дай кто-нибудь этой земле воду, и здесь вырастет все, что тебе угодно. В Низине вода круглый год, а кроме того, там есть травы с длинными корнями, легко переносящие засуху. Можно гонять стада к источникам или впадинам, где сохраняется вода. Трудно только удержать животных в одном месте надолго. Фравны – большие обжоры и потому всегда разбредаются очень широко. Мой отец имел там семьдесят квадратов и круглый год пас две тысячи голов.
– Ты родился на Арцоре, Дорт? – в первый раз Сторм рискнул задать личный вопрос.
– Конечно! У моего отца было тогда небольшое поместье вниз по Квипиве. Сам он тоже родился здесь. Наша семья происходит от прилетевших на Первом Корабле, – подчеркнул он с гордостью. – Сейчас здесь живет уже третье наше поколение, и пять пастбищ помечены нашим клеймом – отца, мое, брата, сестры и ее мужа в полуостровной стране. А еще мой дядюшка и два его сына… а у них есть свои – Борги и Рифт, над Крепкой Горкой.
– В такой мир приятно вернуться. – Рассеянный взгляд Сторма скользнул по равнине к горам на востоке, которые сразу поманили его к себе, стоило ему выйти из корабля.
– Да. – Дорт быстро взглянул на Сторма и тут же отвел глаза. – Это хорошая страна… дикая. Человек здесь может дышать свободно. Когда меня призвали в армию, я повидал и Грамбаги, и Волчью Троицу, да и другие миры, где люди живут, собравшись в толпы, и скажу честно – мне это не подходит. – Потом, словно любопытство прорвалось вдруг сквозь обычную вежливость, он заметил: – А ты, похоже, видел земли вроде этой. Ты здесь прямо как дома.
– Да, было дело. Не очень похожую, но такую же пустынную и гористую, то вспыхивающую ненадолго яркими бесплодными цветами, то высохшую и мертвую летом. Горячее солнце, высокие горы…
– Это не было случайностью… это было хладнокровно спланированное убийство! – лицо Дорта вспыхнуло, ярость горела в его глазах. Сторм пожал плечами.
– Так уж случилось – он тряхнул поводьями, и жеребец, осторожно переступая, начал спускаться с пригорка.
– Послушай, сынок, – Дорт опять поравнялся с ним, – ты ведь можешь получить землю, ты же ветеран.
– Я узнавал, – отозвался Сторм. – Десять квадратов, если я останусь на постоянное жительство.
– Землянам – двадцать, – поправил его Дорт. – Сейчас мы с братом собираемся использовать прекрасные пастбища на восточной развилке Стаффы, и земля в этой стороне свободна до самых Пиков. Если ты не собираешься оставаться с Ларкином и гонять его табуны, почему бы тебе не проехать туда со мной и не посмотреть. Это хорошая земля, хоть на окраинах и сказывается засуха, но Стаффа позволяет легко одолеть сухой сезон. Ты можешь получить свои двадцать квадратов там, у самых Пиков. У Квада там тоже участок…
– У Бреди Квада? А я думал, его владения в Низине…
– О, у него много пастбищ. Он тоже из семьи с Первого Корабля, хотя он и состоял когда-то в Наблюдательной службе и даже ходил в свое время во внешние миры. Он привез сюда лошадей и пытался завести здесь земных овец. Правда, овцы не прижились, они в первый же год подхватили какую-то заразу… Во всяком случае, на пастбище у Пиков он посадил своего сына…
– Своего сына?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22