Разглядывая документы, я слышал отрывистые фразы Сенечича;
— Алло... да, я... Что ты сказал? Выехали сорок пять минут назад?.. Значит, скоро будут здесь... Что?.. Думаешь?.. Черт возьми, это мне не пришло в голову...
Я перестал прислушиваться к разговору, поскольку изучение паспортов поглотило все мое внимание. В клубке появилась ниточка. Два паспорта — отца и дочери. Одна семья, но разные фамилии.
Сенечич положил трубку на рычаг, а я оба паспорта — на стол.
— Сравните фамилии.— Я торжествовал. Следователь недоуменно взглянул на меня. Вместе с Джордже он склонился над документами. Наступила тишина. «Боже мой!» — прошептал следователь. Джордже взял паспорт и прочитал по слогам:
— Adolf Strauss, с двумя «s» на конце!
Затем, раскрыв второй паспорт, так же по слогам прочитал:
— Rozmari Strauch, «ch» на конце!
— Отец и дочь! — вздохнул Сенечич.— Черт бы их побрал!
— В таком случае ссора между ними приобретает иной смысл! — сказал Джордже.
Я же подумал о Чедне, которой ее женское чутье подсказало, в каких «родственных» отношениях состоят отец Штраус и дочь Штраух!
Наверное, Джордже прочитал мои мысли, потому что спросил:
— Это твоя идея насчет паспортов?
— Чедна шепнула.
— Как она объясняет ссору между «отцом» и «дочерью»?
— По-моему, так же как и мы. Впрочем, Штраус в соседней комнате, можно позвать его и самого спросить.
— Разумеется,— согласился Сенечич.— Надо же проморгать такое! Очень благодарен вам за помощь... Ах, да,— вспомнил он,— а вы разговаривали с Веселицей?
— А вы? — поинтересовался я.
— Нет. Убийство девушки нарушило очередность в допросе.
— Я с ним беседовал, когда она была жива. Здесь все как будто ясно. Юлиана сделала в Белграде аборт. Молодые люди остались без денег, и им пришлось на попутках добираться до Загреба. Майор Врзич, очевидно, рассказал вам о нашем путешествии от Белграда до Новской?
Сенечич кивнул.
— Когда у мотеля Юлиана вышла из машины, ей стало плохо. Веселица хлопал ее по щекам, чтобы, по его словам, привести девушку в чувство. Затем, воспользовавшись любезностью господина Штрауса, она отправилась отдыхать в номер.
— Кто провожал ее до комнаты?
— Чедна и Штраус.
— Больше никто?
— Никто, насколько мне известно. Да, Чедна мне рассказала, что им потребовалось несколько минут, чтобы разбудить Розмари. Она спала крепко, как младенец!
— М-да,— буркнул Сенечич.
— Лучше пусть Чедна сама вам об этом расскажет.
— Спасибо за совет!
— Должен вам сообщить еще одну деталь. Веселица ходил напомнить Юлиане про лекарство. Она откликнулась из комнаты, но дверь ему не открыла...
— Хочешь сказать, быть может, и открыла? — задал вопрос Джордже.
— Я ничего не хочу сказать,— возразил я сердито.— Говорю то, что услышал от Веселицы.
— Боюсь, нам придется заночевать в мотеле,— заметил Сенечич.— Должны сообщить результаты вскрытия из местной больницы. К тому же есть вещи, которые требуют более детального изучения.— Он встал, открыл дверь и, подозвав милиционера, сказал: — Пригласи сюда кого-нибудь из администрации.
— Я бы хотел получить номер Штраусов,— попросил я, когда милиционер ушел.—Думаю, они не захотят ночевать в комнате, где произошло убийство.
— А ты любишь общаться с привидениями,— поддел меня Джордже.
— Не возражаю,— сказал Сенечич.— Однако берегитесь духов!
— Оставим шутки. Дух убийцы постоянно с нами,— заметил я,— но я его не боюсь.
— Если убийца еще здесь,— уточнил Джордже. Вошел официант:
— Вы меня звали?
— Скажите,— обратился к нему Сенечич,— у вас есть свободные комнаты?
— Кое-что осталось,— услужливо ответил официант.
— Нам нужно...— Следователь замолчал и пристально взглянул на него.— Как ваше имя?
— Антон... Антон Врабец.
— Я вас не знаю. Давно вы в мотеле?
— Еще и месяца нет!
— Сегодня вы работали целый день?
— Нет, моя смена с двух часов дня до полуночи.
— Полагаю, вы сможете нам помочь. Если вы что-нибудь заметили...
— Разумеется, господин следователь. Я в вашем распоряжении. Сколько комнат желаете?
— Четыре номера для наших гостей.— Сенечич усмехнулся.— Штрауса с дочерью переведите в другую комна ту. Понимаете? Неудобно оставлять их там, где... ну, словом, вы понимаете. В номер Штрауса поселите Равни-ка,— он указал на меня.— Еще в одной комнате разместят ся майор Врзич с женой, и нужен номер для Прпича.
— Он тоже останется в мотеле? — осведомился официант.
— Да. Если можно, оставьте три номера для моих людей.
— У управляющего сегодня выходной, я его заменяю. Надеюсь, вы останетесь довольны. Во всяком случае, будет сделано все необходимое... Пойду распоряжусь, чтобы поменяли постельное белье и полотенца.
— Спасибо, товарищ Врабец. И сообщите, если подметите что-нибудь интересное.
— Непременно, господин Сенечич. — Поклонившись, Врабец пошел к выходу.
В это время вновь зазвонил телефон. Следователь поднял трубку, пробормотал: «Да, это я» — и дождался, пока официант выйдет из комнаты. Я тоже было напра вился к двери, но слова, произнесенные Сенечичем, заставили меня остановиться.
— Интерпол... Думаешь?.. Через полчаса или час... Думаешь? Я жду с минуты на минуту...
Я покинул кабинет, пребывая в уверенности, что сообщил следствию драгоценнейшие сведения, а сам остался ни с чем. Но меня утешала мысль, что даже самый слабый бегун, если не сойдет с дистанции, добежит до финиша.
В сопровождении милиционера я вернулся в гостиную. Штраус, Розмари и Чедна по-прежнему сидели вместе Исполненное важности лицо немца было таким же багро вым, только теперь это объяснялось выпитым виски. Розмари благодаря заботам Чедны посвежела и повеселе ла. Впрочем, известно, жизненные трагедии оставляют на детях не столь глубокий след, как на отцах.
— Похоже, придется здесь ночевать,— сообщил я присаживаясь к их столику.
— Да, господин Сенечич сказал мне,— подтвердил немец.— Я попросил, чтобы нам с дочерью дали другую комнату. Сами понимаете... К тому же в автосервисе сказали, чтобы я не рассчитывал сегодня на мой «мерсе дес».
— Полагаю, это главное, что вынуждает вас остаться на ночь в мотеле.
— Да! Хотя и события, свидетелями которых мы невольно стали... Пусть они и не имеют к нам никакого отношения...— Штраус замолчал и посмотрел на Розмари. Взгляд ее голубых глаз был чист, как у ангела.— Я беседовал со следователем Сенечичем. Очень милый человек, как, впрочем, и ваш приятель майор Врзич. Это была скорее дружеская беседа, чем допрос... Майору известно, как мы добрались до мотеля, не меньше, чем мне... Следователь интересовался, что с моим автомобилем, и убедил меня, что ваши мастера достаточно квалифицированны, чтобы отремонтировать «мерседес»... Да... Хотите виски?
— Нет, спасибо,— отказался я.
— А мне, пожалуй, налейте,— попросила Чедна.
— Чедна... Удивительное имя, его можно дать лучшему сорту шотландского виски! — преподнес Штраус поистине изысканный комплимент.
Розмари, это милое голубоглазое создание, молчала, будто воды в рот набрала.
— Странно, что вы не научили Розмари ни единому сербскому слову,— заметила Чедна.— Сами говорите по-сербски так, словно родом из Баната.
— Из Штутгарта, милая госпожа. Из прекрасного Штутгарта. А Розмари — типичный представитель молодого поколения. Ее интересует музыка, танцы... Языком она пользуется только во время еды.
«Не сказал бы!» — чуть не вырвалось у меня, но воспитание не позволило мне быть вульгарным.
— А я люблю ваш язык,— продолжал Штраус.— Я учил его по народным песням... Ваша Хасанагиница... Вы — героический народ. Это поняли наконец и мы, немцы, после двух войн...
В гостиную вошли Врабец и милиционер, чей серьезный вид никак не соответствовал совсем еще мальчишескому лицу.
— Господин Сенечич поручил сообщить вам, что все останутся ночевать в мотеле,— начал Врабец.— Я распределил комнаты...
— У меня был тринадцатый номер...— заторопился Штраус.
— Число тринадцать приносит несчастье,— пошутил официант.— Вы переселитесь в комнату номер десять. На том же этаже. Вы, госпожа,— он обратился к Чедне,— вместе с мужем займете пятнадцатый номер. Господин,— он указал на меня,— получит бывшую комнату господина
Штрауса. Служащий с бензоколонки Прпич будет в двенадцатом номере. Вероятно, вместе с тем молодым человеком.— Врабец показал рукой в направлении столика, за которым сидел Веселица.— Я распорядился приготовить номера. Вот, пожалуйста, ключи...
Тем временем я размышлял, как продолжить беседу со Штраусом. Затеять диспут о немецком языке и произношении букв «s» u «ch», пожалуй, не лучший вариант. Об этом со Штраус-Штраух поговорит Сенечич. Мысль о трагической судьбе Ромео и Юлианы мешала мне сосредоточиться. Мне не терпелось уединиться, однако приличия не позволяли покинуть собеседников. Я пожалел, что отказался от виски.
— Не хотите ли заказать ужин? —спросил официант.
— Чуть позднее,— сказал Штраус и обратился ко мне: — Знаете, Розмари вспомнила интересный эпизод. Прежде чем она обнаружила Ромео... в кабине... она чуть не столкнулась с каким-то человеком в черном костюме и шляпе. Он так несся, что задел Розмари плечом. Она едва устояла на ногах. Когда она обернулась, чтобы посмотреть, кто этот неосторожный человек, ей показалось, что на бегу он как-то странно ставит ногу.
— Может, барышня желает перекусить? — опять спросил официант.
— Спасибо. Не теперь,— ответил Штраус за Розмари.— И вообще она на диете!
Розмари потягивала виски, а я поинтересовался, у немца:
— Она не запомнила его?
— Довольно смутно. Говорит, что шляпа была надвинута на самые глаза. Правда, ей показалось, будто она его видела раньше, только не может вспомнить, где и когда.
— Вы рассказали об этом следователю?
— Я только сейчас услышал, не так ли, госпожа? — Штраус повернулся к Чедне.
— Да! Розмари, после того как увидела Ромео там... в кабине... настолько растерялась, что забыла про того человека... И вспомнила лишь теперь,— объяснила Чедна.
— Желаете ужинать здесь или накрыть в номере? — вновь вмешался в наш разговор официант.
— Здесь. Позднее. Хорошо? Вы нам порекомендуете какие-нибудь блюда славонской кухни.
— Да, господин,— ответил учтивый официант и направился к столику, за которым сидели Прпич и Веселица.
В дверях появился милиционер и пригласил Розмари.
— Надеюсь, она расскажет все, чтобы оказать помощь следствию,— заметил я.
— Она говорит только правду.— Произнеся это, немец не покраснел, поскольку при нынешнем его цвете лица это было попросту невозможно.
— Так же как вы?
Штраус уставился на меня, видимо размышляя над ответом. Я же подумал, что не к месту задал вопрос, в котором прозвучало сомнение.
— Всю правду! — произнес Штраус, подчеркивая каждый слог.— Впрочем, большую часть времени вы провели вместе со мной в гараже, беседуя с автомехаником.
— Да, вы правы! И любовался последней моделью «мерседеса».
— Что ж, как говорится, конь о четырех ногах и то спотыкается...
Мудро сказано. Наконец, выбрав момент, я попросил разрешения удалиться: хотелось привести себя в порядок и отдохнуть. Чедна и Штраус остались за столиком. Я подошел к Прпичу и Веселице и сказал студенту, что ночевать он будет в одной комнате со мной. Номер я не назвал, похлопал Нино по плечу и покинул гостиную.
Уже стемнело. В коридоре горел свет. Лестница, ведущая наверх к номерам, находилась в конце коридора. Я поднялся на второй этаж. На дверях комнаты, расположенной у самой лестницы, было написано «Горничная». Сразу за этой комнатой находился новый номер Штраусов — десятый. Дальше двенадцатый — для Прпича. Моя комната — напротив десятой, чуть наискосок. А рядом — пятнадцатая, предназначенная для Чедны и Джордже.
Я остановился у десятой. Нажал ручку. Заперто. И дверь моего номера тоже заперта. Я вставил в замок ключ, но прежде, чем его повернуть, задумался над тем, что же происходило в этой комнате до того, как там появилась Юлиана. Ей, Чедне и Штраусу пришлось ждать не одну минуту, пока Розмари открыла дверь. Спала ли она? Возможно. Молодая, здоровая девз'шка после утомительного путешествия уснула как убитая. И, появившись на пороге, румяная, как ангелочек, прямо из царства снов шагнула в суровую действительность! Румяная, как ангелочек!.. Почему?
Я хмыкнул и огляделся. Коридор был пуст. Ключ скрипнул, поворачиваясь в замке, я толкнул дверь и вошел в темную комнату. Зажег свет. В номере царил порядок: широкая постель застелена чистым бельем, по
обе стороны от нее—тумбочки с ночниками, над ней — сельский пейзаж, занавески на окнах задернуты. В комнате чистота и свежий воздух—должно быть, горничная закончила уборку и закрыла окна перед самым моим приходом.
Я распахнул дверь в ванную комнату. И здесь чистота и порядок. Ничто не напоминало об ужасающей картине — лежащая на постели задушенная шелковым шарфом Юлиана.Шелковый шарф? Странно! Ромео раздавал шелковые шарфы — как священник благословения! Шарфы были похожи, словно близнецы. Он подарил Юлиане, Чедне и Розмари. Именно в таком порядке. Я вспомнил, как при этом Ромео читал Шекспира, демонстрируя свой актерский талант. И тут у меня возникла тревожная мысль о грозящей еще кому-то опасности.
Первой жертвой был Ромео. Задушен шелковым шарфом! Второй жертвой стала Юлиана. Задушена шелковым шарфом! Кто третий?Чедиа и Розмари тоже получили по шарфу в подарок от Ромео. Не станет ли одна из них следующей жертвой?Пока в моей голове роились эти мрачные думы, я не мог отвести взгляда от кровати. Белые наволочки, без единой морщинки простыни и покрывало. Перед моим мысленным взором предстала бледная Юлиана с затянутым на шее шарфом. Эта же постель хранила отпечаток тела спавшей невинным сном Розмари.
Спала ли она?Была ли она одна?И что только не придет человеку в голову! Но если вспомнить ссору между «отцом» и «дочерью», вполне объяснимо, что мои мысли приняли такое направление. Если «отец» называет «дочь» шлюхой, поскольку установил «истину», значит, она шлюха! К тому же, если фамилия отца Штраус, а дочери — Штраух, многое становится ясным. Следует также добавить, что обычно отец и взрослая дочь не спят вместе в одной постели. Я мысленно похлопал себя по плечу: «Браво, парень, ты начинаешь соображать!»
Раздвинув занавески, я распахнул настежь окно и стал всматриваться в темноту.Мой взгляд остановился на рефрижераторе. Это была машина Ромео. Около нее суетились какие-то люди и, насколько я мог видеть, демонтировали ее. И тут мне
вспомнился телефонный разговор Сенечича с кем-то, вероятно, из Загреба и отчетливо произнесенное им слово — Интерпол!Черт возьми! Дело, похоже, усложняется!Однако все по порядку. Я выглянул из окна. Комната находилась на втором этаже; внизу, очевидно, была рыхлая земля. Если бы человек — даже не очень спортивный— выскочил из окна, он бы благополучно приземлился или в худшем случае слегка ушибся. Прпич говорил, что Ромео, появившись из-за мотеля, чуть прихрамывал. Проходя мимо, он подмигнул Прпичу, человеку, у которого отбил жену. Как будто хотел сказать: «Ромео верен себе! Вот он идет, одержав очередную победу!..» А шел он из комнаты, которую его заставила покинуть нуждавшаяся в отдыхе Юлиана. Разрумянившемуся ото «сна» ангелочку Розмари понадобилось всего три минуты, чтобы высвободиться из страстных объятий, выпроводить любовника в окно и открыть двери!
Если Штраус пришел к тому же выводу, что и я, то ревность или, скорее, ущемленное самолюбие могли толкнуть его на убийство.
— А ты чего тут?
В комнату входила Чедна.
— Я решила привести себя в порядок. Розмари еще у следователя, а Штраус с Прпичем и Веселицей беседуют.— Чедна встала рядом со мной у окна.— Что там происходит?— поинтересовалась она, заметив людей возле рефрижератора.— По-моему, это машина Ромео.
— Верно,—подтвердил я.— Судя по всему, эта махина скрывает тайну.
— И эта комната — тоже.
Чедна ты осмотрелась.— заглянул в их Широченная кровать, отец и дочь, паспорта?
— Ты оказалась права! Фамилия немца — Штраус, Розмари— Штраух.
И я рассказал Чедне, к какому выводу пришел, разглядывая эту комнату и выстраивая свои предположения относительно Ромео и Розмари.
— Очень может быть,— согласилась со мной Чедна.— У Штрауса была причина мстить Ромео. Но у него не было причин убивать Юлиану. Впрочем, он, с его богатством и возможностями, вряд ли бы пошел на преступление из-за какой-то шлюшки!
— Погоди,—я прикоснулся к шарфу на шее Чедны,— почему ты не снимаешь его?
— Зачем? Кому-то он приносит несчастье, а кому-то, может, наоборот!
— У Розмари я шарфа не заметил.
— Наверное, она считает, что он приносит несчастье, и убрала его куда-нибудь подальше. А почему ты спрашиваешь?
— Честно говоря, у меня предчувствие, что следующей жертвой станет она.
— Ты прямо как женщина — веришь предчувствиям!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11