Счастливая судьба, предсказанная настоятелем монастыря, обернулась для Ойдова непоправимой бедой. Не выдержав этой ужасной пытки, он отравился, причем жена и другие члены семьи до сих пор не знают всей правды о причине его смерти. После смерти Ойдова японцы обратили взоры на уже взрослого его сына, многократно вызывая Шагдара в разведуправление и требуя от него исполнения той же работы, которая довела до самоубийства его отца, а потом заставляли каждыихраз давать клятву на жертвеннике перед образами о неразглашении тайны... Позже, высоко, оценив умение Шагдара хорошо держать
язык за зубами, японцы приставили его телохранителем к Дамдин-Очиру и велели доносить им каждое слово великого ламы.
О баргуте Гурсэде Шагдар рассказал, что это очень ловкий человек, который за приличное вознаграждение неоднократно переходил границу туда и обратно, доставляя по назначению различные секретные письма, Великолепно знает здешний край. Является особо доверенным лицом хубилгана Довчина и хамбы Содова.
— Ну а как вообще жизнь за границей?
— Как жизнь? — переспросил Шагдар, вспоминая, как велено отвечать в подобных случаях. — Жизнь очень хорошая. Особенно хорошо живут духовные лица, они всюду пользуются большим уважением.
— Ну это мне давно известно. Перед тем как отправить меня в Хадха-Монголию, сам господин Инокузи инструктировал меня...
— Так вы тоже оттуда? — удивился молодой лама.
— Конечно, — усмехнулся Балдан. — Я уже давно, как оттуда... Сейчас мы буквально сбиваемся с ног, готовясь к празднику субургана. Все готово. Только вас не хватает. По милости бурхана вы как раз приехали вовремя. С ханом я, к сожалению, лично незнаком, но знаю абсолютно все, что касается его деятельности...
— Так это вы и есть представитель японской разведки? — Лицо Шагдара вспыхнуло. — Простите, я этого не знал. Меня как раз и направили в ваше распоряжение, но я думал, что вы там... в монастыре...
— А я о вас давно все знаю.
Шагдар сразу переменился. От его подозрительности не осталось и следа, наоборот, он стал вежлив и предупредителен с Бал-даном.
Часа через два всадники уже продолжали путь к монастырю Святого Лузана.
Самый опасный участок Пути до границы Монголии проходил по низкорослому редколесью, далее лежала нейтральная полоса, а за нею по открытой степи тянулась граница. Ехали цепочкой. Впереди размашистой рысью шел конь баргута, знавшего тайный проход через границу как свои пять пальцев, за ним следовал Гомпил, в середине Дамдин-Очир и молодой лама, замыкал цепь Балдан. Конь вынес баргута на пригорок, откуда открывался прекрасный вид на .много миль, и остановился, прядая ушами. Проводник привстал на стременах, озираясь вокруг и не двигаясь с места.
— Что случилось? — шепотом спросил подъехавший сзади Балдан.
— Перед нами нейтральная полоса. А за ней — халхасская земля. Смотрю, не видно ли патрулей, они всегда проходят здесь.
Но было тихо и по-прежнему безлюдно. А баргут все медлил, оглядывался, словно почуяв неладное. У Балдана тревожно забилось сердце. Только бы пересечь нейтральную полосу и шагнуть на территорию Монголии, а там уж они с Гомпилом знают, что делать. Но вот проводник дал знак, и кони понеслись. Отъехав на значительное расстояние от границы в глубь монгольской территории, всадники перешли на тихий аллюр. Балдан, указывая глазами на утомленного долгой ездой Дамдин-Очира, предложил немного передохнуть. Предложение это весьма понравилось халхасскому хану, и он велел всем спешиться.
— Граница уже далеко, нам ничего не угрожает.
— Граница-то далеко, а опасность еще близка, - недовольно пробурчал баргут.
— Правильно, — поддержал баргута Балдан. — Поэтому будет лучше, если в случае задержания и обыска при нас не окажется оружия. Скажем, что едем на праздник субургана, и нас запросто пропустят, такие случаи нередки. Если же обнаружат оружие, мы потеряем все шансы на спасение. Давайте закопаем наше оружие до поры до времени в приметном месте. — Совет Балдана всем показался разумным, и они не преминули тотчас же ему последовать,
В день освящения субургана задолго до рассвета к монастырю потянулись вереницы людей из окрестных хотонов, дальних селений, и первые лучи выплывшего из-за гор солнца осветили расставленные в поле там и сям палатки и шатры, верховых коней, коновязи, лотки с хушурами , аппетитными кусками вареной баранины, всевозможными бовами. Яркий шелк праздничных одежд переливался на солнце всеми цветами радуги, лица людей в ожидании чего-то необычного светились радостной надеждой. Возле большого шатра столпилась внушительная толпа, привлеченная тихими звуками музыки и пения. Это участники самодеятельного концерта настраивали инструменты и пробовали голоса. Но вот Цултэм объявил первый номер, и на помосте под общий безудержный смех появились толстый лама, простерший короткие руки на восток, жирный китайский торговец и тощий японский шпион. Худонские артисты великолепно разыграли сценку «Конец мудрого наставника», в которой высмеяли тщетные попытки врагов народной Монголии свергнуть новую власть. Хохот стоял потрясающий. Зрители заливались смехом, вытирая выступавшие слезы. Привлеченные весельем и аплодисментами, подходили все новые и новые люди.
А возле субургана ламы читали молитвы, да несколько дрях-
лых стариков и старух простерлось ниц, вымаливая у бурхана счастливое перерождение в другой жизни, что наступит после их смерти. Бледный хамба Седов стоял чуть поодаль и, вытянув шею, смотрел на дорогу.
— Странно, почему их до сих пор нет? Они давно уже должны быть здесь, Эй, Дамиран, объяви верующим, что по велению бурхана праздник освящения откладывается на три дня,
Как раз в то самое время, когда жгучая волна предчувствия неотвратимой беды разрывала сердце хамбы, Дамдин-Очир и двое его приближенных были схвачены пограничниками и сидели в машине, направлявшейся в Центр. Во время схватки погиб верный товарищ Балдана Гомпил, пронзенный насквозь кинжалом баргута. Теряя последние силы, слабеющим голосом он просил Балдана:
— Сохрани баргуту жизнь. Я умираю... Пусть баргут увидит нашу победу, пусть раскается в содеянном им зле... Это Дамдин-Очир его руками... Позаботься о моей семье... Прощай, друг... •— И егр голова беспомощно опустилась,
...Неподалеку от монастыря Балдана ждали сотрудники органов госбезопасности. Внешне они ничем не выделялись среди послушников бурхана, приехавших издалека на праздник еу-бургана.
— Завтра будем брать хамбу Содова и всю егр челядь, причастную к заговору. План операции утвержден Центром.
— Хамба-ламу я возьму собственными руками. — Лицо Балдана запылало гневом. — Его паршивый пес, которому он платит, убил хорошего парня, моего товарища, Хотел бы я услын пгать, что соизволит ответить этот святоша перед бурханом, стоящим у него на жертвеннике у изголовья постели! — Балдан сжал кулаки и заскрипел зубами.
— Послушайте, товарищ, вы проделали такую большую работу и вдруг рассуждаете, как ребенок. Зачем вам непременно нужен ответ хамба-дамы перед образами? Идите-ка лучше к самодеятельном артистам, а с хамбой встретитесь в Удан-Ба-торе.
Вокруг небольшой групцки лам толпилось десятка два аратов, доставших со дна кованых сундуков допотопные дедовские ружья и отслужившие свой век сабли. Возложением их на еу-бурган они хотели доказать свою непоколебимую веру в бурхана и вымолить у него счастливое перерожденце себе и своим близким.
— Почтенный лама, - послышался из толпы старческий голос, — нам говорили, что сегодня будет бесплатный магазин и нас, послушников бурхана, будут одаривать подарками. Когда же он откроется? Ведь уже прошло столько времени... Сам тайд-жи Дамиран приезжал к нам и говорил...
— Да это все вранье, дамские выдумки, — отозвался мододой задорный голос, и толпа зароптала. — Когда это было видано, чтобы ламы раздавали товары бесплатно? Им нужны ваши ружья, — насмешливо продолжал тот же голос.
Люди разом загалдели,
— Раз такое дело, я свое ружье заберу назад. Еще неизвестно, хорошее ли будет предзнаменование, если в этот день на субурган возложить оружие. А может, это не к добру?
— Да, может быть, это как раз дурная примета?
— А я, старый дурак, отдал за свое ружье хорошего мерина, — корил себя седобородый арат е тоненькой косицей за спиной.
В центре монастырской усадьбы одиноко стояла внушительных размеров пирамида возведенного в сцешке за две ночи субургана, на вершине которого сиротливо поблескивал золоченый ганжир. Возле субургана так же одиноко етоял хамба Содов, рассеянно взирая на скудные пожертвования, среди которых почти не было оружия. Постепенно его сердце наполнялось бешеной яростью. Сплюнув на землю и растерев плевок ногой, хамба стремительно зашагал к юрте. Не успел он и закрыть за собой дверь, как к нему подлетел Дамиран.
— Это что по-твоему? — зашипел хамба, брызгая слюной и вперив в тайджи убийственный взгляд.
Оторопевший Дамиран повалился в ноги хамбе.
— Великий наставник! Смилуйся!! В людей вселился жул-мас, и они забыли бурхана, нечестивцы.
— Каналья непутевая! Кургузый идиот! Только хвалить себя умеешь, старый ублюдок. Это и есть твоя работа? — страшным голосом орал наставник, указывая пальцем на субурган. На дряблых отвисших щеках хамбы играл нехороший румянец, глаза казались налитыми кровью, как у разъяренного быка.
— Все из-за Цултэма, — оправдывался Дамиран, не смея поднять головы. — Я отправлю его туда же, куда ушел Сэд,...
— Надо было раньше думать, пустомеля!
— Смилуйся, великий лама! Смилуйся!! — Тайджи ползал на коленях вокруг настоятеля, но хамба, резко ударив Дамирана по рукам, вырвал полы дэли и прошел к жертвеннику. Из-под подушки стоявшей ряядом деревянной кровати он вытащил небольшой узелок, сел на тюфяк и прикрьга глаза. Через нежото-
рое время его лицо снова приняло благообразный, отрешенный вид. Развязав узелок и положив на ладонь кости, настоятель трижды встряхнулу их и, перебирая другой рукой четки, стал пристально их разглядывать. Дамиран затаив дыхание терпели-
во ждал, что скажет хамба-лама, но настоятель не проронил ни звука.
— Великий учитель, что показывают кости? — сгорая от нетерпения, спросил тайджи. — Как там наши? Живы-здоровы? Или как? Почему запоздали?
Бросив на Дамирана презрительный взгляд, хамба-лама поднял подслеповатые глаза к тоно и, глядя на краешек бирюзового неба, тяжело вздохнул,
— Вообще, выпало неплохо. Только перед ногами у них вроде бы какое-то препятствие возникло. Как-то странно легли кости. — Настоятель в растерянности провел рукой по своей большой лысой голове и потер шею, — Хотя в открытой степи с людьми моя^ет случиться что угодно. Человек может на полном скаку упасть с лошади, упустить коня... Мало ли что бывает. Но большой беды вроде бы не должно случиться. Не сегодня-завтра непременно прибудут. Иначе они дали бы знать. — Хам-ба говорил неуверенно, как бы успокаивая самого себя, — Так что ты сказал людям насчет переноса праздника? А они что говорят?
— Я все сделал так, как вы изволили приказывать, то есть объяснил, что праздник откладывается на три дня, ибо в священной книге записано, будто сегодняшний день неугоден бур-хану. А через три дня бурхан одарит верующих своими милостями.
— Да-а, если бы не было таких смутьянов, как этот Цултэм, праздник наш удался бы на славу. В сегодняшней неудаче мы должны винить самих себя. Как бы то ни было, а через три дня устроим праздник...
— Клянусь вам, достойный учитель, провести наш священный праздник без Цултэма...
— Грех, совершенный ради бурхана, оборачивается добродетелью..,
— Я понял, великий учитель, — и Дамиран, сложив ладони, начал молиться.
...В кабинете следователя по особо важным делам шел допрос. Перед следователем сидел пожилой лама с осунувшимся морщинистым лицом И совершенно белыми висками.
— Так как вы думаете, почему вы сейчас сидите в этом кабинете? — строго спросил следователь,
— Не имею никакого представления. Я не только не сделал ничего дурного против своей страны и против новой власти, но даже не знаю людей, которые могли бы совершить зло в такое прекрасное время, в которое мы с вами сейчас живем, — спокойно, без тени малейшего волнения ответил подследственный.
— Перерожденец, вы сознательно боролись против народной власти и распространяли клеветнические слухи среди населения!
— Зачем же я буду клеветать на такую прекрасную власть? — широко улыбался хубилган.— Я родился в семье бедных скотоводов, в жизни терпел большие невзгоды, защищал интересы простых аратов. Наоборот, я очень люблю новую власть. Знаете, я даже и не слыхивал ни о чем подобном... э-э, то есть о слухах. Неужели кто-то занимается такими подлыми делами? — Удивление хубилгана было почти правдоподобным.
— Предупреждаю еще раз: вы обязаны говорить правду и только правду. Почему вы переехали в Улан-Батор из монастыря Святого Лузана? Отвечайте!
— Мне кажется, что это мое личное дело, где мне жить, — высокомерно отвечал хубилган. — Наша. народная власть дала нам право жить там, где нам нравится. Поэтому я и переехал в центр. Тем более что в окрестностях монастыря у меня нет ни родных, ни близких. Даже нет такого человека, кто мог бы стать мне поддержкой в трудную минуту, — перерожденец, не выдержав взгляда следователя, отвернулся.
«Что ж, ответ может показаться более или менее убедительным. Но посмотрим, как поведет себя это хитрец дальше».
— Значит, вас ничто не связывает с монастырем Святого Лузана и вы ни с кем из тамошних жителей не поддерживаете связи?
— Конечно. Так оно и есть. Хотя я знаю в лицо многих из них. Я ведь долго жил при монастыре. — Хубилган смотрел прямо в глаза следователю, как человек, не чувствующий за собой никакой вины.
— В таком случае, еейчас вы получите возможность встретиться с одним человеком. Не возражаете? — На лице перерожденца не дрогнул ни один мускул. — Возможно, вы хорошо его знаете. Припомните все обстоятельства, при которых вы встречались. Приведите арестованного, — обратился следователь к со-груднику, ведущему протокол допроса.
Пожилой мужчина в широком, мешковато сидящем дали сделал несколько уверенных шагов вперед и вдруг, увидев хубилгана Довчина сидящим перед столом следователя, остановился дважды глотнув воздух широко открытым ртом. Грузно опустился на стул, дрожащей рукой провел но большой лысой голове и уставился на следователя.
— Итак, с каких пор и какие именно отношения ва« связывали?
— Что касается меня, то мне лишь знакомо имя перерожденца, поскольку мы несколько лет жили при одном монастыре. Однако, уверяю вас, между нами никогда не было и нет никакой личной связи, — ответил большеголовый.
— Я тоже не слишком близко знаком с хамба-ламой. Знаю
его только в лицо. Не более. — Хубилган накрыл правой ладонью заметно подрагивавшую левую кисть руки.
Довчин и хамба Содов сидели, отвернувшись друг от друга, словно чужие люди.
— Хамба, понимаете ли вы всю серьезность вашего положения?
— Я не представляю себе, о чем вы говорите. Вообще, почему я арестован? Сынок, отпусти старика. Я ни в чем не виноват. Здесь произошла какая-то ошибка.
— Ошибки быть не может. Объясните причину, побудившую вас как настоятеля монастыря возвести субурган.
— Здесь вовсе нет никакой особой причины. Мы возвели субурган ради спасения от грехопадения всех живых и ушедших в страну спокойствия послушников бурхана, ради шести начал сотворения нашего мира. Денно и нощно мы, ламы и хувараки, читаем молитвы, поклоняясь трем сокровищам бурхана, и просим в молитвах все победившего и миновавшего всесильного Будду быть милосердным к верующим, облегчить их судьбу. Идя навстречу пожеланиям верующих, очистить свои грехи и возблагодарить бурхана, мы и решили возвести субурган.
— Назовите имя человека, имеющего высокий духовный сан и находящегося за границей, с которым вы поддерживаете связь.
— Такого человека мы не знаем, — почти хором ответили хубилган и хамба.
— Видно, у вас обоих слишком короткая память. — Следователь нажал кнопку звонка. — Приведите следующего.
Хубилган и хамба с тревогой поглядывали на дверь, но, когда привели Дамдин-Очира, они, как по команде, отвернулись, приняв равнодушный вид, желая показать, что они никогда прежде не видели этого человека.
— Вы знакомы с этими людьми?
Дамдин-Очир не отвечал, будто не слышал вопроса.
— Повторяю: знаете этих людей?
— Я знал их раньше, — еле слышно проговорил арестованный.
Перерожденец и настоятель разом накинулась на него.
— Открой глаза пошире. Первый раз тебя видим!
— Прекратить пререкания. Арестованный ответит сам.
— Нет, я, кажется, и в самом деле ошибся. Нет-нет, я никогда раньше не видел этих лам, — огромным усилием воли Дамдин-Очир заставил себя улыбнуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16
язык за зубами, японцы приставили его телохранителем к Дамдин-Очиру и велели доносить им каждое слово великого ламы.
О баргуте Гурсэде Шагдар рассказал, что это очень ловкий человек, который за приличное вознаграждение неоднократно переходил границу туда и обратно, доставляя по назначению различные секретные письма, Великолепно знает здешний край. Является особо доверенным лицом хубилгана Довчина и хамбы Содова.
— Ну а как вообще жизнь за границей?
— Как жизнь? — переспросил Шагдар, вспоминая, как велено отвечать в подобных случаях. — Жизнь очень хорошая. Особенно хорошо живут духовные лица, они всюду пользуются большим уважением.
— Ну это мне давно известно. Перед тем как отправить меня в Хадха-Монголию, сам господин Инокузи инструктировал меня...
— Так вы тоже оттуда? — удивился молодой лама.
— Конечно, — усмехнулся Балдан. — Я уже давно, как оттуда... Сейчас мы буквально сбиваемся с ног, готовясь к празднику субургана. Все готово. Только вас не хватает. По милости бурхана вы как раз приехали вовремя. С ханом я, к сожалению, лично незнаком, но знаю абсолютно все, что касается его деятельности...
— Так это вы и есть представитель японской разведки? — Лицо Шагдара вспыхнуло. — Простите, я этого не знал. Меня как раз и направили в ваше распоряжение, но я думал, что вы там... в монастыре...
— А я о вас давно все знаю.
Шагдар сразу переменился. От его подозрительности не осталось и следа, наоборот, он стал вежлив и предупредителен с Бал-даном.
Часа через два всадники уже продолжали путь к монастырю Святого Лузана.
Самый опасный участок Пути до границы Монголии проходил по низкорослому редколесью, далее лежала нейтральная полоса, а за нею по открытой степи тянулась граница. Ехали цепочкой. Впереди размашистой рысью шел конь баргута, знавшего тайный проход через границу как свои пять пальцев, за ним следовал Гомпил, в середине Дамдин-Очир и молодой лама, замыкал цепь Балдан. Конь вынес баргута на пригорок, откуда открывался прекрасный вид на .много миль, и остановился, прядая ушами. Проводник привстал на стременах, озираясь вокруг и не двигаясь с места.
— Что случилось? — шепотом спросил подъехавший сзади Балдан.
— Перед нами нейтральная полоса. А за ней — халхасская земля. Смотрю, не видно ли патрулей, они всегда проходят здесь.
Но было тихо и по-прежнему безлюдно. А баргут все медлил, оглядывался, словно почуяв неладное. У Балдана тревожно забилось сердце. Только бы пересечь нейтральную полосу и шагнуть на территорию Монголии, а там уж они с Гомпилом знают, что делать. Но вот проводник дал знак, и кони понеслись. Отъехав на значительное расстояние от границы в глубь монгольской территории, всадники перешли на тихий аллюр. Балдан, указывая глазами на утомленного долгой ездой Дамдин-Очира, предложил немного передохнуть. Предложение это весьма понравилось халхасскому хану, и он велел всем спешиться.
— Граница уже далеко, нам ничего не угрожает.
— Граница-то далеко, а опасность еще близка, - недовольно пробурчал баргут.
— Правильно, — поддержал баргута Балдан. — Поэтому будет лучше, если в случае задержания и обыска при нас не окажется оружия. Скажем, что едем на праздник субургана, и нас запросто пропустят, такие случаи нередки. Если же обнаружат оружие, мы потеряем все шансы на спасение. Давайте закопаем наше оружие до поры до времени в приметном месте. — Совет Балдана всем показался разумным, и они не преминули тотчас же ему последовать,
В день освящения субургана задолго до рассвета к монастырю потянулись вереницы людей из окрестных хотонов, дальних селений, и первые лучи выплывшего из-за гор солнца осветили расставленные в поле там и сям палатки и шатры, верховых коней, коновязи, лотки с хушурами , аппетитными кусками вареной баранины, всевозможными бовами. Яркий шелк праздничных одежд переливался на солнце всеми цветами радуги, лица людей в ожидании чего-то необычного светились радостной надеждой. Возле большого шатра столпилась внушительная толпа, привлеченная тихими звуками музыки и пения. Это участники самодеятельного концерта настраивали инструменты и пробовали голоса. Но вот Цултэм объявил первый номер, и на помосте под общий безудержный смех появились толстый лама, простерший короткие руки на восток, жирный китайский торговец и тощий японский шпион. Худонские артисты великолепно разыграли сценку «Конец мудрого наставника», в которой высмеяли тщетные попытки врагов народной Монголии свергнуть новую власть. Хохот стоял потрясающий. Зрители заливались смехом, вытирая выступавшие слезы. Привлеченные весельем и аплодисментами, подходили все новые и новые люди.
А возле субургана ламы читали молитвы, да несколько дрях-
лых стариков и старух простерлось ниц, вымаливая у бурхана счастливое перерождение в другой жизни, что наступит после их смерти. Бледный хамба Седов стоял чуть поодаль и, вытянув шею, смотрел на дорогу.
— Странно, почему их до сих пор нет? Они давно уже должны быть здесь, Эй, Дамиран, объяви верующим, что по велению бурхана праздник освящения откладывается на три дня,
Как раз в то самое время, когда жгучая волна предчувствия неотвратимой беды разрывала сердце хамбы, Дамдин-Очир и двое его приближенных были схвачены пограничниками и сидели в машине, направлявшейся в Центр. Во время схватки погиб верный товарищ Балдана Гомпил, пронзенный насквозь кинжалом баргута. Теряя последние силы, слабеющим голосом он просил Балдана:
— Сохрани баргуту жизнь. Я умираю... Пусть баргут увидит нашу победу, пусть раскается в содеянном им зле... Это Дамдин-Очир его руками... Позаботься о моей семье... Прощай, друг... •— И егр голова беспомощно опустилась,
...Неподалеку от монастыря Балдана ждали сотрудники органов госбезопасности. Внешне они ничем не выделялись среди послушников бурхана, приехавших издалека на праздник еу-бургана.
— Завтра будем брать хамбу Содова и всю егр челядь, причастную к заговору. План операции утвержден Центром.
— Хамба-ламу я возьму собственными руками. — Лицо Балдана запылало гневом. — Его паршивый пес, которому он платит, убил хорошего парня, моего товарища, Хотел бы я услын пгать, что соизволит ответить этот святоша перед бурханом, стоящим у него на жертвеннике у изголовья постели! — Балдан сжал кулаки и заскрипел зубами.
— Послушайте, товарищ, вы проделали такую большую работу и вдруг рассуждаете, как ребенок. Зачем вам непременно нужен ответ хамба-дамы перед образами? Идите-ка лучше к самодеятельном артистам, а с хамбой встретитесь в Удан-Ба-торе.
Вокруг небольшой групцки лам толпилось десятка два аратов, доставших со дна кованых сундуков допотопные дедовские ружья и отслужившие свой век сабли. Возложением их на еу-бурган они хотели доказать свою непоколебимую веру в бурхана и вымолить у него счастливое перерожденце себе и своим близким.
— Почтенный лама, - послышался из толпы старческий голос, — нам говорили, что сегодня будет бесплатный магазин и нас, послушников бурхана, будут одаривать подарками. Когда же он откроется? Ведь уже прошло столько времени... Сам тайд-жи Дамиран приезжал к нам и говорил...
— Да это все вранье, дамские выдумки, — отозвался мододой задорный голос, и толпа зароптала. — Когда это было видано, чтобы ламы раздавали товары бесплатно? Им нужны ваши ружья, — насмешливо продолжал тот же голос.
Люди разом загалдели,
— Раз такое дело, я свое ружье заберу назад. Еще неизвестно, хорошее ли будет предзнаменование, если в этот день на субурган возложить оружие. А может, это не к добру?
— Да, может быть, это как раз дурная примета?
— А я, старый дурак, отдал за свое ружье хорошего мерина, — корил себя седобородый арат е тоненькой косицей за спиной.
В центре монастырской усадьбы одиноко стояла внушительных размеров пирамида возведенного в сцешке за две ночи субургана, на вершине которого сиротливо поблескивал золоченый ганжир. Возле субургана так же одиноко етоял хамба Содов, рассеянно взирая на скудные пожертвования, среди которых почти не было оружия. Постепенно его сердце наполнялось бешеной яростью. Сплюнув на землю и растерев плевок ногой, хамба стремительно зашагал к юрте. Не успел он и закрыть за собой дверь, как к нему подлетел Дамиран.
— Это что по-твоему? — зашипел хамба, брызгая слюной и вперив в тайджи убийственный взгляд.
Оторопевший Дамиран повалился в ноги хамбе.
— Великий наставник! Смилуйся!! В людей вселился жул-мас, и они забыли бурхана, нечестивцы.
— Каналья непутевая! Кургузый идиот! Только хвалить себя умеешь, старый ублюдок. Это и есть твоя работа? — страшным голосом орал наставник, указывая пальцем на субурган. На дряблых отвисших щеках хамбы играл нехороший румянец, глаза казались налитыми кровью, как у разъяренного быка.
— Все из-за Цултэма, — оправдывался Дамиран, не смея поднять головы. — Я отправлю его туда же, куда ушел Сэд,...
— Надо было раньше думать, пустомеля!
— Смилуйся, великий лама! Смилуйся!! — Тайджи ползал на коленях вокруг настоятеля, но хамба, резко ударив Дамирана по рукам, вырвал полы дэли и прошел к жертвеннику. Из-под подушки стоявшей ряядом деревянной кровати он вытащил небольшой узелок, сел на тюфяк и прикрьга глаза. Через нежото-
рое время его лицо снова приняло благообразный, отрешенный вид. Развязав узелок и положив на ладонь кости, настоятель трижды встряхнулу их и, перебирая другой рукой четки, стал пристально их разглядывать. Дамиран затаив дыхание терпели-
во ждал, что скажет хамба-лама, но настоятель не проронил ни звука.
— Великий учитель, что показывают кости? — сгорая от нетерпения, спросил тайджи. — Как там наши? Живы-здоровы? Или как? Почему запоздали?
Бросив на Дамирана презрительный взгляд, хамба-лама поднял подслеповатые глаза к тоно и, глядя на краешек бирюзового неба, тяжело вздохнул,
— Вообще, выпало неплохо. Только перед ногами у них вроде бы какое-то препятствие возникло. Как-то странно легли кости. — Настоятель в растерянности провел рукой по своей большой лысой голове и потер шею, — Хотя в открытой степи с людьми моя^ет случиться что угодно. Человек может на полном скаку упасть с лошади, упустить коня... Мало ли что бывает. Но большой беды вроде бы не должно случиться. Не сегодня-завтра непременно прибудут. Иначе они дали бы знать. — Хам-ба говорил неуверенно, как бы успокаивая самого себя, — Так что ты сказал людям насчет переноса праздника? А они что говорят?
— Я все сделал так, как вы изволили приказывать, то есть объяснил, что праздник откладывается на три дня, ибо в священной книге записано, будто сегодняшний день неугоден бур-хану. А через три дня бурхан одарит верующих своими милостями.
— Да-а, если бы не было таких смутьянов, как этот Цултэм, праздник наш удался бы на славу. В сегодняшней неудаче мы должны винить самих себя. Как бы то ни было, а через три дня устроим праздник...
— Клянусь вам, достойный учитель, провести наш священный праздник без Цултэма...
— Грех, совершенный ради бурхана, оборачивается добродетелью..,
— Я понял, великий учитель, — и Дамиран, сложив ладони, начал молиться.
...В кабинете следователя по особо важным делам шел допрос. Перед следователем сидел пожилой лама с осунувшимся морщинистым лицом И совершенно белыми висками.
— Так как вы думаете, почему вы сейчас сидите в этом кабинете? — строго спросил следователь,
— Не имею никакого представления. Я не только не сделал ничего дурного против своей страны и против новой власти, но даже не знаю людей, которые могли бы совершить зло в такое прекрасное время, в которое мы с вами сейчас живем, — спокойно, без тени малейшего волнения ответил подследственный.
— Перерожденец, вы сознательно боролись против народной власти и распространяли клеветнические слухи среди населения!
— Зачем же я буду клеветать на такую прекрасную власть? — широко улыбался хубилган.— Я родился в семье бедных скотоводов, в жизни терпел большие невзгоды, защищал интересы простых аратов. Наоборот, я очень люблю новую власть. Знаете, я даже и не слыхивал ни о чем подобном... э-э, то есть о слухах. Неужели кто-то занимается такими подлыми делами? — Удивление хубилгана было почти правдоподобным.
— Предупреждаю еще раз: вы обязаны говорить правду и только правду. Почему вы переехали в Улан-Батор из монастыря Святого Лузана? Отвечайте!
— Мне кажется, что это мое личное дело, где мне жить, — высокомерно отвечал хубилган. — Наша. народная власть дала нам право жить там, где нам нравится. Поэтому я и переехал в центр. Тем более что в окрестностях монастыря у меня нет ни родных, ни близких. Даже нет такого человека, кто мог бы стать мне поддержкой в трудную минуту, — перерожденец, не выдержав взгляда следователя, отвернулся.
«Что ж, ответ может показаться более или менее убедительным. Но посмотрим, как поведет себя это хитрец дальше».
— Значит, вас ничто не связывает с монастырем Святого Лузана и вы ни с кем из тамошних жителей не поддерживаете связи?
— Конечно. Так оно и есть. Хотя я знаю в лицо многих из них. Я ведь долго жил при монастыре. — Хубилган смотрел прямо в глаза следователю, как человек, не чувствующий за собой никакой вины.
— В таком случае, еейчас вы получите возможность встретиться с одним человеком. Не возражаете? — На лице перерожденца не дрогнул ни один мускул. — Возможно, вы хорошо его знаете. Припомните все обстоятельства, при которых вы встречались. Приведите арестованного, — обратился следователь к со-груднику, ведущему протокол допроса.
Пожилой мужчина в широком, мешковато сидящем дали сделал несколько уверенных шагов вперед и вдруг, увидев хубилгана Довчина сидящим перед столом следователя, остановился дважды глотнув воздух широко открытым ртом. Грузно опустился на стул, дрожащей рукой провел но большой лысой голове и уставился на следователя.
— Итак, с каких пор и какие именно отношения ва« связывали?
— Что касается меня, то мне лишь знакомо имя перерожденца, поскольку мы несколько лет жили при одном монастыре. Однако, уверяю вас, между нами никогда не было и нет никакой личной связи, — ответил большеголовый.
— Я тоже не слишком близко знаком с хамба-ламой. Знаю
его только в лицо. Не более. — Хубилган накрыл правой ладонью заметно подрагивавшую левую кисть руки.
Довчин и хамба Содов сидели, отвернувшись друг от друга, словно чужие люди.
— Хамба, понимаете ли вы всю серьезность вашего положения?
— Я не представляю себе, о чем вы говорите. Вообще, почему я арестован? Сынок, отпусти старика. Я ни в чем не виноват. Здесь произошла какая-то ошибка.
— Ошибки быть не может. Объясните причину, побудившую вас как настоятеля монастыря возвести субурган.
— Здесь вовсе нет никакой особой причины. Мы возвели субурган ради спасения от грехопадения всех живых и ушедших в страну спокойствия послушников бурхана, ради шести начал сотворения нашего мира. Денно и нощно мы, ламы и хувараки, читаем молитвы, поклоняясь трем сокровищам бурхана, и просим в молитвах все победившего и миновавшего всесильного Будду быть милосердным к верующим, облегчить их судьбу. Идя навстречу пожеланиям верующих, очистить свои грехи и возблагодарить бурхана, мы и решили возвести субурган.
— Назовите имя человека, имеющего высокий духовный сан и находящегося за границей, с которым вы поддерживаете связь.
— Такого человека мы не знаем, — почти хором ответили хубилган и хамба.
— Видно, у вас обоих слишком короткая память. — Следователь нажал кнопку звонка. — Приведите следующего.
Хубилган и хамба с тревогой поглядывали на дверь, но, когда привели Дамдин-Очира, они, как по команде, отвернулись, приняв равнодушный вид, желая показать, что они никогда прежде не видели этого человека.
— Вы знакомы с этими людьми?
Дамдин-Очир не отвечал, будто не слышал вопроса.
— Повторяю: знаете этих людей?
— Я знал их раньше, — еле слышно проговорил арестованный.
Перерожденец и настоятель разом накинулась на него.
— Открой глаза пошире. Первый раз тебя видим!
— Прекратить пререкания. Арестованный ответит сам.
— Нет, я, кажется, и в самом деле ошибся. Нет-нет, я никогда раньше не видел этих лам, — огромным усилием воли Дамдин-Очир заставил себя улыбнуться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16