Французская литература и оказала самое сильное влияние на раннее творчество Пушкина. Это влияние было одновременно и не слишком глубоким, и не долгим, и в достаточной мере плодотворным.
Позднее Пушкин резко выступит против всякого рода воздействия французской литературы на русскую. В 1822 г. в письме к Гнедичу Пушкин пишет, что влияние английской поэзии на русскую окажется полезнее, чем влияние французской (IX, 40). В письме к Вяземскому от 6 февраля 1823 г. он высказывает те же мысли: «...французская болезнь умертвила б нашу отроческую словесность...» (IX, 57). Этих своих убеждений Пушкин будет придерживаться и в дальнейшем. Одинаково естественным для Пушкина было следование французским поэтическим образцам в юности и резкий отказ от него в зрелые годы.
В мыслях и замечаниях, опубликованных в «Северных цветах на 1828 г.», Пушкин назвал скептицизм «только первым шагом умствования» (VI, 17). Именно таким «первым шагом умствования», первым шагом в постижении общечеловеческой культуры и была для Пушкина французская, скептическая в основе, литература XVIII в. Постижение и освоение этой литературы и этой культуры был безусловно полезный шаг — но только как первый шаг. Этот первый шаг предполагал не только положительные последствия для будущего пушкинской поэзии, но и неизбежные разочарования, отказ от скептицизма в дальнейшем и как следствие этого преодоление французских уроков и традиций. Свой первый шаг Пушкин неизбежно должен был отрицать в своем последующем развитии, но без него не было бы и последующего развития.
Во французской литературе XVIII в. дороже всего был для Пушкина ее свободный и свободолюбивый дух: он и имел положительное воздействие на юную пушкинскую поэзию. В сознании Пушкина-лицеиста французская литература связана была прежде всего с именем Вольтера. Это была литература озорная, иногда фривольная, резко критическая и резко ироническая. Воздействие такой литературы на Пушкина имело преимущественно освобождающий характер. Под воздействием французской литературы Пушкин уже в самых первых своих опытах мог чувствовать себя свободно, легко, мог, и подражая, оста-
ваться самим собой. Важно и то, что после французского влияния ни одно другое иноязычное влияние не могло быть ни слишком прочным, ни слишком глубоким. Для поэта, наученного французской литературой принимать все критически, оно во всяком случае не могло быть сколько-нибудь закрепощающим влиянием.
Одно из ранних стихотворений Пушкина — «К Наталье» (1813). Ему предпослан эпиграф из сатиры Шодерло де Лакло, который уже своим французским обличьем вводит в атмосферу полуфранцузской-полурусской поэ-зии. В стихотворении в духе французской поэзии легкого любовного жанра есть элементы эротики, любовной игры и шутки, но в шуточном ключе оказывается и поэтическим, и совсем не грубым даже то, что в других условиях могло бы показаться фривольным.
В том же шуточном, игривом, «французском» духе и юношеская поэма Пушкина «Монах» (1813). Пушкин не случайно начинает с поэм и стихотворений в шутливом роде. Шутливая манера в поэзии — это всегда не только свободная манера, по и в значительной степени индивидуальная. Она позволяет быть особенным, неповторимым, самобытным. Пушкин в своих юношеских стихах шутливого содержания, несмотря на их общую зависимость от французских образцов, проявляет уже все признаки самородного таланта, живого и оригинального ума, который еще мало чего достиг, но многое обещает.
И в стихотворении «К Наталье», и в поэме «Монах» мы находим следы богатой культуры. В поэме, например, обилие литературных и исторических имен, свободная поэтическая игра с именами. Известная легкость в обращении с ними — поэт их точно касается слегка, называет и скоро забывает — не мешает остроумию и меткости беглых и шутливых характеристик. Так, Вольтер называется «султаном французского Парнаса», Барков — поэтом, «проклятым Аполлоном, запачкавшим простенки кабаков», и т. д.
В первых поэтических опытах Пушкина с самого начала поражает и восхищает прекрасное владение стихом, культура стиха. Стих у него легкий, свободно льющийся, хорошо имитирующий непринужденную беседу. При внимательном взгляде уже самые ранние стихи Пушкина — пусть отчасти, пусть только отдаленно — обещают нам некоторые позднейшие его поэтические открытия и достижения.
Печататься Пушкин начал в 1814 г., когда ему было 15 лет. Его первым печатным произведением было стихотворение «К другу стихотворцу». Здесь иная форма, чем в самых ранних стихотворениях, и иной жанр, но путь по существу тот же: путь свободного, легкого, непринужденного поэтического размышления. За этой поэтической свободой у Пушкина видна личность поэта. Это ярчайший признак подлинной поэзии. Поэтом подлинным, «власть имеющим» Пушкин был даже в своих первых, еще ученических произведениях.
Самобытность, как она проявлялась в раннем творчестве Пушкина, не отменяла, а предполагала его тесную связь с предшествующей и современной культурой. И не только французской, но и русской. Литературными учителями юного Пушкина были не только Вольтер и другие знаменитые французы, по и еще больше Державин, Жуковский!, Батюшков. Как писал Белинский, «все, что было существенного и жизненного в поэзии Державина, Жуковского и Батюшкова,— все это присуществилось поэзии Пушкина, переработанное ее самобытным элементом».
Связь с Жуковским в лицейский период проявлялась особенно заметно в таких стихотворениях Пушкина, как «Мечтатель» (1815), «Сраженный рыцарь» (1815). В последнем стихотворении поэзию Жуковского напоминает жанровая принадлежность — баллада, балладный размер — амфибрахий, романтические мотивы мертвецов, ночных пришельцев, таинственных видений и т. д. Однако влияние Жуковского на Пушкина чаще всего выражалось не столь явно. Оно было не всегда заметным, но зато глубоким — и именно потому особенно устойчивым и сильным.
В январе 1825 г. Пушкин писал Рылееву: «Что ни говори, Жуковский имел решительное влияние на дух нашей словесности» (IX, 123). Это имеет отношение и к его собственному творчеству. Жуковский влиял на Пушкина больше всего общим духом и направлением своей поэзии: глубокой ее человечностью, внутренней ее сосредоточенностью, высокой культурой поэтического выражения.
Несомненное воздействие на Пушкина оказал также и Державин. Очевидным образом это воздействие проявилось в известном стихотворении лицейской поры «Воспоминания в Царском Селе». Сам Пушкин так вспоминал о своем чтении этого стихотворения на торжественной церемонии экзамена в присутствии Державина: «Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои „Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не Б силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отрочески зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом... Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять... Меня искали, но не нашли...» (VII, 237).
«Воспоминания в Царском Селе» были заказаны Пушкину по случаю предстоящего переходного экзамена и приезда на экзамен самого Державина. Таким образом, стихотворение должно было быть «державинским» уже по заданию. Таким оно и оказалось: и по жанру (род высокой оды), и по тематике (высоко-значительной, отчасти гражданственной), и по своей чисто державинской стилистике:
Навис покров угрюмой нощи
На своде дремлющих небес;
В безмолвной тишине почили дол и рощи.
В седом тумане дальний лес...
Язык стихотворения производит впечатление одновременно и одически-возвышенного, и достаточно вещественного, конкретного — и это уже само по себе создает поэтическую атмосферу, близкую державинской. Близость к Державину у Пушкина не в частностях, а в общем тоне и красках стихотворения. Сам Державин почувствовал эту близость — и оттого так восхитился чтением Пушкина. В его стихотворении он признал не чужое, а свое, кровное,
Разбирая «Воспоминания в Царском Селе», Б. В. Томашевский пришел к выводу, что в стихотворении сильнее, чем зависимость от Державина, проявляется зависимость от Батюшкова. Едва ли это так. Этому противоречит общий эмоциональный рисунок стихотворения. Но, безусловно, прав Б. В. Томашевский в одном: черты поэтики Батюшкова в стихотворении тоже присутствуют. Для юного Пушкина это достаточно характерно: он пишет, испытывая влияние не одного, а сразу нескольких поэтов. Он хочет не как один кто-то, а как многие и разные.
Но только в зрелости, но и в юности Пушкин не примыкает к одной какой-либо школе. В некотором, ограниченном смысле юный Пушкин — эклектик. Но этот его как бы эклектизм — защитная реакция молодого, но сильного поэтического организма. Он никому не хочет быть обязан исключительно, и своих учителей он выбирает каждый раз заново и свободно — в зависимости от конкретных художественных целей, от конкретных художественных заданий.
После чтения на экзамене стихотворения «Воспоминания в Царском Селе» с необыкновенной быстротой растет слава молодого Пушкина. 9 января 1815 г., видимо, по просьбе Державина Пушкин посылает ему список своего стихотворения. Другой список оказывается в руках В. Л. Пушкина, и через него стихотворение становится известным многим писателям и поэтам. В середине января Жуковский с восхищением читает друзьям пушкинское «Воспоминания...». В начале февраля Пушкин, больной «простудою», лежит в лазарете, и здесь его посещает Батюшков. 17 апреля стихотворение Пушкина напечатано в журнале «Российский музеум» с припиской: «За доставление сего подарка благодарим искренно родственников молодого поэта, которого талант так много обещает». В начале мая Пушкина в лицее посещает Жуковский. 4 сентября он снова у Пушкина. А 19 сентября он пишет к Вяземскому: «Я сделал еще приятное знакомство! с нашим молодым чудотворцем Пушкиным. Я был у него на минуту в Сарском селе. Милое живое творение!..
Это надежда нашей словесности». В начале декабря Державин говорит приехавшему к нему в гости С. Т. Аксакову: «... скоро явится свету второй Державин: это Пушкин, который еще в лицее перещеголял всех писателей».
Одно из лучших произведений Пушкина лицейского периода — стихотворение «Городок». Оно написано в 1815 г. и представляет собой по жанру дружеское послание в духе тех посланий, какие в большом количестве создавал Батюшков, а вместе с ним и другие поэты начала XIX в. Дружеские послания — весьма распространенный жанр в русской поэзии этого времени. Его популярность во многом объясняется малой канонизированностью жанра, его принципиальной неустойчивостью, свободой выражения. Дружеское послание — это род непринужденной беседы, не ограниченной строгими формальными рамками. Таковым оно было в поэзии Батюшкова, таким же оно явилось и в поэзии молодого Пушкина. Стихотворения, подобные «Городку», были для Пуш- кина путем к свободе тематической и свободе языковой. Позднее, думая о больших эпических формах, в част- ности о формах романа, Пушкин скажет в письме к А. А. Бестужеву: «Роман требует болтовни» (IX, 151). Высокому искусству поэтической «болтовни» Пушкин учится с самого начала своего творческого пути. Он учится этому искусству, в частности, в «Городке» — и не только учится, но и показывает его, проявляет его с высокой степенью совершенства.
Самое интересное в стихотворении «Городок» — все, что связано с изображением бытовой стороны жизни. Это характерно вообще для жанра послания. В. А. Грехнев не без основания видит «жанровую почву послания» в той сфере реальности, где поэзия сближается с бытом.
В значительной степени дружеские послания потому и представляют собой свободный жанр, что они тесно связаны с бытовой стороной жизни. Сфера бытового скорее всего открывала поэту путь свободы. Так это, во всяком случае, было у Пушкина. Интересно, что в лицейские годы Пушкин пишет немало любовных стихотво-
рений, и они у него наиболее условны и традиционно. В области любовной лирики культурные, жанровые, стилистические традиции были особенно сильны, и юному поэту трудно было избежать их плена. Иное дело — изображение быта. В мире художественно-бытового, в бытовых поэтических зарисовках господствует не предание, а конкретное, частное, неповторимое. Здесь меньше всего действуют всякие литературные влияния и литературные притяжения. Здесь Пушкину легче всего было идти собственными, непроторенными дорогами.
Черты самобытности в стихотворении «Городок» неотделимы от черт народности. Народные краски в изображении бытовых сцен больше всего делают это стихотворение оригинально-неповторимым. Настолько неповторимым и самобытным, что почти незаметными становятся в нем все те признаки, которые указывают на сходство с Батюшковым:
...Оставя книг ученье, В досужный мне часок У добренькой старушки Душистый пью чаек; Не подхожу я к ручке, Не шаркаю пред ней; Она по приседает, Но тотчас и вестей Мне пропасть наболтает. Газеты собирает Со всех она сторон, Все сведает, узнает: Кто умер, кто влюблен, Кого жена по моде Рогами убрала, В котором огороде Капуста цвет дала, Фома свою хозяйку Не за что наказал, Антошка балалайку, Играя, разломал...
Здесь у Пушкина все свое — слова, образы, интонации — и все неповторимо народно. Отталкиваясь от Батюшкова (как в других случаях от Державина или Жуковского), Пушкин в стихотворении «Городок» вырабатывает свою собственную поэтическую манеру, При этом
свою поэтическую самостоятельность он сам хорошо сознает. В послании «Батюшкову», написанном вслед за стихотворением «Городок», он заявляет: «Бреду своим путем: будь всякий при своем» (I, 349).
Дружеские послания относятся к тому жанру лицейской лирики Пушкина, которому сам он придает особо важное значение. Когда Пушкин задумывает издать сборник своих лицейских стихотворений, послания он хочет выделить в отдельный раздел и этим разделом открыть сборник. Все это, разумеется, не случайно. Послания — не только свободный жанр, но и наиболее лирический, исповедальный. По крайней мере у Пушкина он был таковым, точнее, он стал таковым.
В посланиях 1815 г. «К Пущину», «К Галичу» («Где ты, ленивец мой?») звучат сильные анакреонтические мотивы. Внешним образом эти и подобные им послания напоминают отчасти некоторые литературные образцы — отечественные и иностранные. Но искренность, естественность и непринужденность интонаций заставляют забыть о всех возможных образцах. Пушкин воспевает радость, вино, веселье — и это звучит и живет в его стихотворениях не как дань литературной традиции, а как выражение личного, как лирическое признание, как выражение бурлящей и переливающейся через край юной полноты жизни.
В эти годы, во времена юности, в Пушкине вообще необычайно сильно ощущение неограниченности, вечности бытия. У него все еще впереди и не будет конца этому «впереди» — это главное его чувство. Ему неведома даже мысль о смерти, смерти нет и никогда не будет, есть богатство жизни, которой нужно бесстрашно пользоваться. В послании «К Галичу» это его мироощущение выразится со всей определенностью:
Нам жизни дни златые
Не страшно расточать...
Не только это, но и многие другие дружеские послания лицейского периода полны искренних признаний — признаний души. Рассмотренные как целое, они представляют собой род дневника поэта, его чуть прикрытую ис-поведь. Так, исповедально, не только поэтическим наказом читателю и адресату, но еще больше самопризнанием звучат пушкинские слова из послания «К Каверину»:
Пока живется нам, живи,
Гуляй в мое воспоминанье;
Молись и Вакху и любви.
И черни презирай ревнивое роптанье:
Она не ведает, что дружно можно жить
С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом;
Что ум высокий можно скрыть
Безумной шалости под легким покрывалом.
Это исповедь, хотя и не по форме, по по содержанию, по самой сути своей. Пушкин ведь и сам часто — и не только в лицейские годы, но и всю жизнь свою — высокий ум скрывал «под покрывалом» шалости и живой игры. Это, может быть, нужно было ему для равновесия, это помогало сохранить гармонию во всем. И это помогало сохранить себя самого, свое независимое, духовное «я» от чужих и чуждых взоров.
Стихотворные дружеские послания Пушкина во многом сродни его дружеским письмам в прозе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Позднее Пушкин резко выступит против всякого рода воздействия французской литературы на русскую. В 1822 г. в письме к Гнедичу Пушкин пишет, что влияние английской поэзии на русскую окажется полезнее, чем влияние французской (IX, 40). В письме к Вяземскому от 6 февраля 1823 г. он высказывает те же мысли: «...французская болезнь умертвила б нашу отроческую словесность...» (IX, 57). Этих своих убеждений Пушкин будет придерживаться и в дальнейшем. Одинаково естественным для Пушкина было следование французским поэтическим образцам в юности и резкий отказ от него в зрелые годы.
В мыслях и замечаниях, опубликованных в «Северных цветах на 1828 г.», Пушкин назвал скептицизм «только первым шагом умствования» (VI, 17). Именно таким «первым шагом умствования», первым шагом в постижении общечеловеческой культуры и была для Пушкина французская, скептическая в основе, литература XVIII в. Постижение и освоение этой литературы и этой культуры был безусловно полезный шаг — но только как первый шаг. Этот первый шаг предполагал не только положительные последствия для будущего пушкинской поэзии, но и неизбежные разочарования, отказ от скептицизма в дальнейшем и как следствие этого преодоление французских уроков и традиций. Свой первый шаг Пушкин неизбежно должен был отрицать в своем последующем развитии, но без него не было бы и последующего развития.
Во французской литературе XVIII в. дороже всего был для Пушкина ее свободный и свободолюбивый дух: он и имел положительное воздействие на юную пушкинскую поэзию. В сознании Пушкина-лицеиста французская литература связана была прежде всего с именем Вольтера. Это была литература озорная, иногда фривольная, резко критическая и резко ироническая. Воздействие такой литературы на Пушкина имело преимущественно освобождающий характер. Под воздействием французской литературы Пушкин уже в самых первых своих опытах мог чувствовать себя свободно, легко, мог, и подражая, оста-
ваться самим собой. Важно и то, что после французского влияния ни одно другое иноязычное влияние не могло быть ни слишком прочным, ни слишком глубоким. Для поэта, наученного французской литературой принимать все критически, оно во всяком случае не могло быть сколько-нибудь закрепощающим влиянием.
Одно из ранних стихотворений Пушкина — «К Наталье» (1813). Ему предпослан эпиграф из сатиры Шодерло де Лакло, который уже своим французским обличьем вводит в атмосферу полуфранцузской-полурусской поэ-зии. В стихотворении в духе французской поэзии легкого любовного жанра есть элементы эротики, любовной игры и шутки, но в шуточном ключе оказывается и поэтическим, и совсем не грубым даже то, что в других условиях могло бы показаться фривольным.
В том же шуточном, игривом, «французском» духе и юношеская поэма Пушкина «Монах» (1813). Пушкин не случайно начинает с поэм и стихотворений в шутливом роде. Шутливая манера в поэзии — это всегда не только свободная манера, по и в значительной степени индивидуальная. Она позволяет быть особенным, неповторимым, самобытным. Пушкин в своих юношеских стихах шутливого содержания, несмотря на их общую зависимость от французских образцов, проявляет уже все признаки самородного таланта, живого и оригинального ума, который еще мало чего достиг, но многое обещает.
И в стихотворении «К Наталье», и в поэме «Монах» мы находим следы богатой культуры. В поэме, например, обилие литературных и исторических имен, свободная поэтическая игра с именами. Известная легкость в обращении с ними — поэт их точно касается слегка, называет и скоро забывает — не мешает остроумию и меткости беглых и шутливых характеристик. Так, Вольтер называется «султаном французского Парнаса», Барков — поэтом, «проклятым Аполлоном, запачкавшим простенки кабаков», и т. д.
В первых поэтических опытах Пушкина с самого начала поражает и восхищает прекрасное владение стихом, культура стиха. Стих у него легкий, свободно льющийся, хорошо имитирующий непринужденную беседу. При внимательном взгляде уже самые ранние стихи Пушкина — пусть отчасти, пусть только отдаленно — обещают нам некоторые позднейшие его поэтические открытия и достижения.
Печататься Пушкин начал в 1814 г., когда ему было 15 лет. Его первым печатным произведением было стихотворение «К другу стихотворцу». Здесь иная форма, чем в самых ранних стихотворениях, и иной жанр, но путь по существу тот же: путь свободного, легкого, непринужденного поэтического размышления. За этой поэтической свободой у Пушкина видна личность поэта. Это ярчайший признак подлинной поэзии. Поэтом подлинным, «власть имеющим» Пушкин был даже в своих первых, еще ученических произведениях.
Самобытность, как она проявлялась в раннем творчестве Пушкина, не отменяла, а предполагала его тесную связь с предшествующей и современной культурой. И не только французской, но и русской. Литературными учителями юного Пушкина были не только Вольтер и другие знаменитые французы, по и еще больше Державин, Жуковский!, Батюшков. Как писал Белинский, «все, что было существенного и жизненного в поэзии Державина, Жуковского и Батюшкова,— все это присуществилось поэзии Пушкина, переработанное ее самобытным элементом».
Связь с Жуковским в лицейский период проявлялась особенно заметно в таких стихотворениях Пушкина, как «Мечтатель» (1815), «Сраженный рыцарь» (1815). В последнем стихотворении поэзию Жуковского напоминает жанровая принадлежность — баллада, балладный размер — амфибрахий, романтические мотивы мертвецов, ночных пришельцев, таинственных видений и т. д. Однако влияние Жуковского на Пушкина чаще всего выражалось не столь явно. Оно было не всегда заметным, но зато глубоким — и именно потому особенно устойчивым и сильным.
В январе 1825 г. Пушкин писал Рылееву: «Что ни говори, Жуковский имел решительное влияние на дух нашей словесности» (IX, 123). Это имеет отношение и к его собственному творчеству. Жуковский влиял на Пушкина больше всего общим духом и направлением своей поэзии: глубокой ее человечностью, внутренней ее сосредоточенностью, высокой культурой поэтического выражения.
Несомненное воздействие на Пушкина оказал также и Державин. Очевидным образом это воздействие проявилось в известном стихотворении лицейской поры «Воспоминания в Царском Селе». Сам Пушкин так вспоминал о своем чтении этого стихотворения на торжественной церемонии экзамена в присутствии Державина: «Державин был очень стар. Он был в мундире и в плисовых сапогах. Экзамен наш очень его утомил. Он сидел, подперши голову рукою. Лицо его было бессмысленно, глаза мутны, губы отвисли; портрет его (где представлен он в колпаке и халате) очень похож. Он дремал до тех пор, пока не начался экзамен в русской словесности. Тут он оживился, глаза заблистали; он преобразился весь. Разумеется, читаны были его стихи, разбирались его стихи, поминутно хвалили его стихи. Он слушал с живостью необыкновенной. Наконец вызвали меня. Я прочел мои „Воспоминания в Царском Селе", стоя в двух шагах от Державина. Я не Б силах описать состояния души моей: когда дошел я до стиха, где упоминаю имя Державина, голос мой отрочески зазвенел, а сердце забилось с упоительным восторгом... Не помню, как я кончил свое чтение, не помню, куда убежал. Державин был в восхищении; он меня требовал, хотел меня обнять... Меня искали, но не нашли...» (VII, 237).
«Воспоминания в Царском Селе» были заказаны Пушкину по случаю предстоящего переходного экзамена и приезда на экзамен самого Державина. Таким образом, стихотворение должно было быть «державинским» уже по заданию. Таким оно и оказалось: и по жанру (род высокой оды), и по тематике (высоко-значительной, отчасти гражданственной), и по своей чисто державинской стилистике:
Навис покров угрюмой нощи
На своде дремлющих небес;
В безмолвной тишине почили дол и рощи.
В седом тумане дальний лес...
Язык стихотворения производит впечатление одновременно и одически-возвышенного, и достаточно вещественного, конкретного — и это уже само по себе создает поэтическую атмосферу, близкую державинской. Близость к Державину у Пушкина не в частностях, а в общем тоне и красках стихотворения. Сам Державин почувствовал эту близость — и оттого так восхитился чтением Пушкина. В его стихотворении он признал не чужое, а свое, кровное,
Разбирая «Воспоминания в Царском Селе», Б. В. Томашевский пришел к выводу, что в стихотворении сильнее, чем зависимость от Державина, проявляется зависимость от Батюшкова. Едва ли это так. Этому противоречит общий эмоциональный рисунок стихотворения. Но, безусловно, прав Б. В. Томашевский в одном: черты поэтики Батюшкова в стихотворении тоже присутствуют. Для юного Пушкина это достаточно характерно: он пишет, испытывая влияние не одного, а сразу нескольких поэтов. Он хочет не как один кто-то, а как многие и разные.
Но только в зрелости, но и в юности Пушкин не примыкает к одной какой-либо школе. В некотором, ограниченном смысле юный Пушкин — эклектик. Но этот его как бы эклектизм — защитная реакция молодого, но сильного поэтического организма. Он никому не хочет быть обязан исключительно, и своих учителей он выбирает каждый раз заново и свободно — в зависимости от конкретных художественных целей, от конкретных художественных заданий.
После чтения на экзамене стихотворения «Воспоминания в Царском Селе» с необыкновенной быстротой растет слава молодого Пушкина. 9 января 1815 г., видимо, по просьбе Державина Пушкин посылает ему список своего стихотворения. Другой список оказывается в руках В. Л. Пушкина, и через него стихотворение становится известным многим писателям и поэтам. В середине января Жуковский с восхищением читает друзьям пушкинское «Воспоминания...». В начале февраля Пушкин, больной «простудою», лежит в лазарете, и здесь его посещает Батюшков. 17 апреля стихотворение Пушкина напечатано в журнале «Российский музеум» с припиской: «За доставление сего подарка благодарим искренно родственников молодого поэта, которого талант так много обещает». В начале мая Пушкина в лицее посещает Жуковский. 4 сентября он снова у Пушкина. А 19 сентября он пишет к Вяземскому: «Я сделал еще приятное знакомство! с нашим молодым чудотворцем Пушкиным. Я был у него на минуту в Сарском селе. Милое живое творение!..
Это надежда нашей словесности». В начале декабря Державин говорит приехавшему к нему в гости С. Т. Аксакову: «... скоро явится свету второй Державин: это Пушкин, который еще в лицее перещеголял всех писателей».
Одно из лучших произведений Пушкина лицейского периода — стихотворение «Городок». Оно написано в 1815 г. и представляет собой по жанру дружеское послание в духе тех посланий, какие в большом количестве создавал Батюшков, а вместе с ним и другие поэты начала XIX в. Дружеские послания — весьма распространенный жанр в русской поэзии этого времени. Его популярность во многом объясняется малой канонизированностью жанра, его принципиальной неустойчивостью, свободой выражения. Дружеское послание — это род непринужденной беседы, не ограниченной строгими формальными рамками. Таковым оно было в поэзии Батюшкова, таким же оно явилось и в поэзии молодого Пушкина. Стихотворения, подобные «Городку», были для Пуш- кина путем к свободе тематической и свободе языковой. Позднее, думая о больших эпических формах, в част- ности о формах романа, Пушкин скажет в письме к А. А. Бестужеву: «Роман требует болтовни» (IX, 151). Высокому искусству поэтической «болтовни» Пушкин учится с самого начала своего творческого пути. Он учится этому искусству, в частности, в «Городке» — и не только учится, но и показывает его, проявляет его с высокой степенью совершенства.
Самое интересное в стихотворении «Городок» — все, что связано с изображением бытовой стороны жизни. Это характерно вообще для жанра послания. В. А. Грехнев не без основания видит «жанровую почву послания» в той сфере реальности, где поэзия сближается с бытом.
В значительной степени дружеские послания потому и представляют собой свободный жанр, что они тесно связаны с бытовой стороной жизни. Сфера бытового скорее всего открывала поэту путь свободы. Так это, во всяком случае, было у Пушкина. Интересно, что в лицейские годы Пушкин пишет немало любовных стихотво-
рений, и они у него наиболее условны и традиционно. В области любовной лирики культурные, жанровые, стилистические традиции были особенно сильны, и юному поэту трудно было избежать их плена. Иное дело — изображение быта. В мире художественно-бытового, в бытовых поэтических зарисовках господствует не предание, а конкретное, частное, неповторимое. Здесь меньше всего действуют всякие литературные влияния и литературные притяжения. Здесь Пушкину легче всего было идти собственными, непроторенными дорогами.
Черты самобытности в стихотворении «Городок» неотделимы от черт народности. Народные краски в изображении бытовых сцен больше всего делают это стихотворение оригинально-неповторимым. Настолько неповторимым и самобытным, что почти незаметными становятся в нем все те признаки, которые указывают на сходство с Батюшковым:
...Оставя книг ученье, В досужный мне часок У добренькой старушки Душистый пью чаек; Не подхожу я к ручке, Не шаркаю пред ней; Она по приседает, Но тотчас и вестей Мне пропасть наболтает. Газеты собирает Со всех она сторон, Все сведает, узнает: Кто умер, кто влюблен, Кого жена по моде Рогами убрала, В котором огороде Капуста цвет дала, Фома свою хозяйку Не за что наказал, Антошка балалайку, Играя, разломал...
Здесь у Пушкина все свое — слова, образы, интонации — и все неповторимо народно. Отталкиваясь от Батюшкова (как в других случаях от Державина или Жуковского), Пушкин в стихотворении «Городок» вырабатывает свою собственную поэтическую манеру, При этом
свою поэтическую самостоятельность он сам хорошо сознает. В послании «Батюшкову», написанном вслед за стихотворением «Городок», он заявляет: «Бреду своим путем: будь всякий при своем» (I, 349).
Дружеские послания относятся к тому жанру лицейской лирики Пушкина, которому сам он придает особо важное значение. Когда Пушкин задумывает издать сборник своих лицейских стихотворений, послания он хочет выделить в отдельный раздел и этим разделом открыть сборник. Все это, разумеется, не случайно. Послания — не только свободный жанр, но и наиболее лирический, исповедальный. По крайней мере у Пушкина он был таковым, точнее, он стал таковым.
В посланиях 1815 г. «К Пущину», «К Галичу» («Где ты, ленивец мой?») звучат сильные анакреонтические мотивы. Внешним образом эти и подобные им послания напоминают отчасти некоторые литературные образцы — отечественные и иностранные. Но искренность, естественность и непринужденность интонаций заставляют забыть о всех возможных образцах. Пушкин воспевает радость, вино, веселье — и это звучит и живет в его стихотворениях не как дань литературной традиции, а как выражение личного, как лирическое признание, как выражение бурлящей и переливающейся через край юной полноты жизни.
В эти годы, во времена юности, в Пушкине вообще необычайно сильно ощущение неограниченности, вечности бытия. У него все еще впереди и не будет конца этому «впереди» — это главное его чувство. Ему неведома даже мысль о смерти, смерти нет и никогда не будет, есть богатство жизни, которой нужно бесстрашно пользоваться. В послании «К Галичу» это его мироощущение выразится со всей определенностью:
Нам жизни дни златые
Не страшно расточать...
Не только это, но и многие другие дружеские послания лицейского периода полны искренних признаний — признаний души. Рассмотренные как целое, они представляют собой род дневника поэта, его чуть прикрытую ис-поведь. Так, исповедально, не только поэтическим наказом читателю и адресату, но еще больше самопризнанием звучат пушкинские слова из послания «К Каверину»:
Пока живется нам, живи,
Гуляй в мое воспоминанье;
Молись и Вакху и любви.
И черни презирай ревнивое роптанье:
Она не ведает, что дружно можно жить
С Киферой, с портиком, и с книгой, и с бокалом;
Что ум высокий можно скрыть
Безумной шалости под легким покрывалом.
Это исповедь, хотя и не по форме, по по содержанию, по самой сути своей. Пушкин ведь и сам часто — и не только в лицейские годы, но и всю жизнь свою — высокий ум скрывал «под покрывалом» шалости и живой игры. Это, может быть, нужно было ему для равновесия, это помогало сохранить гармонию во всем. И это помогало сохранить себя самого, свое независимое, духовное «я» от чужих и чуждых взоров.
Стихотворные дружеские послания Пушкина во многом сродни его дружеским письмам в прозе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25