НАЧАЛО ПУТИ
Удивительное и прекрасное имя — Пушкин! Чем оно стало для нас? Мы совсем не часто задаем себе такого рода вопросы. И не потому, что недостаточно ценим Пушкина. Пушкин для нас само воплощение поэзии, синоним высокого слова Поэт. Он всегда с нами и в нас. Как небо, как воздух, как земля, о которых мы не часто думаем и вспоминаем, потому что просто не осознаем себя беа них, потому что они всегда для нас есть. «При имени Пушкина, - писал Гоголь,—тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему... В ним русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла».
Пушкин родился в Москве 28 мая 1799 г. по старому стилю. Под датой 27 мая того же года в метрической книге церкви Богоявления в Евлахове появилась такая запись: «Во дворе коллежского регистратора Ивана Васильева Скварцова у жильца его моэора Сергия Лвовича Пушкина родился Сын Александр крещен июня 8 дня восприемник граф Артемий Иванович Воронцов кума мать означенного Сергия Пушкина вдова Ольга Васильевна Пушкина».
В Москве прошло детство Пушкина. Те сведения о нем, которые до нас дошли, весьма скудны. Еще важнее, что о детстве, о первых годах жизни, проведенных в родительском доме, Пушкин почти никогда не вспоминал. Не вспоминал так, как, например, о лицее, о Царском Селе. В «Путешествии из Москвы в Петербург» он писал о Байроне: «Достойно замечания и то, что Байрон никогда не упоминал о домашних обстоятельствах своего детства». Кажется, что это сказано Пушкиным не только о Байроне, но не менее того — о себе. Пушкин потому и находит это «достойным замечания», что мысль об английском поэте прямо у него ассоциируется с тем, что было с ним самим.
В 1821 г. Пушкин начал писать свою биографию и «несколько лет сряду занимался его». В 1825 г., после восстания декабристов, он ее сжег: она могла «замешать многих и, может быть, умножить число жертв» (VII, 245). Мы не знаем содержания биографии — знаем только, что в ней говорилось о людях, «которые после сделались историческими лицами, с откровенностью дружбы или короткого знакомства» (там же).
В 1834 г. Пушкин пишет «Начало новой автобиографии». В ней он довольно подробно говорит о своих предках, но до описания детства не доходит. Автобиография обрывается на том месте, где читатель ждет фактов его собственной жизни.
В «Программе записок», относящихся приблизительно к 1830 г., есть указание на то, что в предполагаемых автобиографических заметках Пушкин собирался писать и о детстве. При этом некоторые события детства в «Про-
грамме» характеризуются так: «Первые неприятности», «Мои неприятные воспоминания», «Нестерпимое состояние» (VII, 250). Можно только догадываться, что конкретно здесь Пушкин имел в виду, и можно утверждать, что с детством у Пушкина не были связаны только светлые воспоминания. Может быть, о своем собственном дет-стве думает и вспоминает Пушкин, когда пишет в отрывке из только начатого романа «Русский Пелам»: «...пребывание мое под отеческою кровлею не оставило ничего приятного в моем воображении. Отец, конечно, меня любил, по вовсе обо мне не беспокоился и оставил меня на Попечение французов, которых беспрестанно принимали и отпускали... Я был резон, ленив и вспыльчив, но чувствителен и честолюбии, и лискою от меня можно было добиться всего; к несчастию, всякий вмешивался в мое воспитание и никто не умел за меня взяться» (V, 437—
438).Впрочем, если это и признания, то косвенные. Прямо об обстоятельствах своего детства он предпочитал не говорить. За одним только исключением. О Москве, о том, что он родился в Москве, он всегда говорил с гордостью. «Москва доныне центр нашего просвещения,— писал он в 1830- е годы,— в Москве родились и воспитывались, по большей части, писатели коренные русские...» (VI, 71). И в другом месте: «Невинные странности москвичей были признаком их независимости. Они жили по-своему, забавлялись, как хотели, мало заботясь о мнении ближнего» (VI, 337). Но это, кажется, единственный факт из начала его жизни, которому Пушкин придавал решающее положительное значение.
Следует сказать, что детство Пушкина не было несчастливым. В нем было заложено немало того человечески ценного, что сказалось в Пушкине позднее. Атмосфера Москвы и московских улиц, московский люд и неповторимая московская речь, первые деревенские впечатления — па лето Пушкины уезжали в подмосковное село Захарово, имение родственников матери поэта,— все это осталось где-то в самых глубинах его сознания и его души. И все-таки детство Пушкина было лишено чего-то самого важного, самого главного.
Его отец, Сергей Львович, был душой общества, ценителем тонкого и острого слова, был человеком, не чуждым литературных интересов. У себя дома он собрал хорошую библиотеку, в которой преобладали французские
классики и философы XVIII в., и юный Пушкин, часто заглядывавший туда, среди других книг читал во французском переводе Плутарховы биографии и поэмы Гомера. Сергея Львовича навещали многие известные люди — писатели Карамзин и Батюшков, Жуковский и И. И. Дмитриев, французский ученый и писатель Ксавье де Местр, пианистка Першрон де Муши и др. Пушкин еще в детстве имел возможность увидеть и узнать многих интересных и замечательных людей — в том числе цвет тогдашней русской литературы.
Сергей Львович был человек по преимуществу городской, по преимуществу светский, но совсем не домашний и не семейный. Серьезными делами по дому он не занимался, воспитание детей передоверил другим. По понятиям детей, отличался он «нравом пылким и до крайности раздражительным... дети больше боялись его, чем любили».
Мать, Надежда Осиповна, обладала живым характером и большим запасом веселья и беззаботности. Дети были в основном на ее попечении, она имела на них значительную долю влияния, но женщина «с прекрасною наружностью креолки» испытывала горячее влечение не столько к семейной жизни, сколько к светским удовольствиям.
Благотворное влияние на юного Пушкина оказала бабушка по материнской линии Мария Алексеевна, происходившая из старинного дворянского рода Ржевских. Женщина трагической судьбы и удивительно светлого ума, она говорила и писала прекрасным русским языком, которым восхищался лицейский друг Пушкина Дельвиг. Это она еще прежде наемных учителей обучила внука, будущего поэта, русской грамоте.
Его учителя и воспитатели были многочисленны и часто менялись. Первым гувернером был французский эмигрант граф Монфор, человек широко образованный и же без дарований: он был немножко живописцем и немножко музыкантом. Его сменил Русло. Он учил Пушкина французскому языку и проявлял к нему откровенную недоброжелательность. И Русло, и учитель русского языка, арифметики и закона божия А. И. Беликов не были хоть
сколько-нибудь близки Пушкину. Как, впрочем, и большинство других учителей и гувернеров.Близкие люди, среди которых проходило детство Пушкина, были по-своему замечательными и интересными, каждый из них представлял собой оригинальный характер и личность — но они были больше отдельно, не вместе, не семейно и не домашне. В московском доме, в доме пушкинского детства, собиралось замечательное общество — преимущественно писателей; сюда заходили образованные и много видевшие французы-эмигранты; здесь были славные гости и остроумные беседы — но самого дома, в глубоком значении этого слова, не было.
Это проявлялось и внешним образом. Как вспоминает М. Л. Корф, «дом их был всегда наизнанку: в одной комнате богатая станинная мебель, в другой — пустынные стены или соломенный стул; многочисленная, но оборван-ная И пьяная дворня...».
О том же в шутливом стихотворении пишет добродушнейший Дельвиг:
Друг Пушкин, хочешь ли отведать
Дурного масла, яиц гнилых?
Так приходи со мной обедать
Сегодня у своих родных...
Это проявлялось и во внутреннем складе жизни: по глубокой сути своей разобщенном, рассеянном. В московском доме пушкинского детства отсутствовала атмосфера прочной и объединяющей семейственности, отсутствовало то, что так отличало, например, родовые московские гнезда' Аксаковых, Киреевских, Хомяковых, Веневитиновых. Однажды, на путях своих странствий, обласканный Раевскими и принятый в их дружеский родственный круг, Пушкин напишет своему брату — напишет с восторгом, с радостью и одновременно с горечью: «Суди, был ли я счастлив: свободная, беспечная жизнь в кругу милого семейства; жизнь, которую я так люблю и которой никогда не наслаждался...» (IX, 20; Письмо от 24 сентября 1820 г.).
ЛИЦЕИ. ПЕРВЫЕ ПОЭТИЧЕСКИЕ ОПЫТЫ
Его внутренней, самой близкой отчизной, отчизной его души, был лицей, Царское Село. О них он вспоминал часто, постоянно, всегда. В одном из лучших своих лирических стихотворений, «19 октября» (1825), обращаясь к друзьям, он скажет то, что жило в его сердце:
Друзья мои, прекрасен наш союз! Он; как душа, неразделим и вечен — Неколебим, свободен и беспечен, Срастался он под сенью дружных муз. Куда бы нас ни бросила судьбина, И счастие куда б ни повело, Все те же мы: нам целый мир чужбина; Отечество нам Царское Село.
Пушкина привезли в Царское Село летом 1811 г. веко- ре после того, как было объявлено о предстоящем открытии лицея. Привез его дядя, Василий Львович Пушкин, известный в свое время позт, оказавший на юного Пушкина некоторое литературное влияние. По своим литературным взглядам Василий Львович был убежденный карамзинист и враг всех литературных «староверов» во главе с Шишковым. Из Москвы в Петербург он ехал не только для сопровождения племянника, по и для того, чтобы поскорее напечатать одно из своих полемических литературных посланий Шишкову.
В Петербурге юный Пушкин поселился в доме дяди. Здесь он и жил все то время, пока готовился к экзаменам в лицей. Лицей был задуман Александром I как закрытое привилегированное учебное заведение для подготовки образованных и преданных слуг государства. Задуманному им учебному заведению Александр I придавал столь важное значение, что собирался вначале поместить туда и великих князей. Позднее он от этой мысли отказался, но своего интереса к лицею не потерял.
Программа обучения в лицее предусматривала изучение самых разнообразных наук. Среди приглашенных преподавать лицеистам были такие лучшие по тому времени учителя, как А. П. Куницын, А. И. Галич и др. Интересно, что в 1816 г. в Петербурге были объявлены курсы политических наук, которые пользовались большой популярностью в передовых кругах общества и которые
посещали члены «Союза спасения» Пестель, Муравьевы, Ф. Глинка, И. Долгоруков. В числе тех, кто читал на этих курсах, были лицейские учителя Куницын и Галич. На праздновании торжественного акта по случаю открытия лицея присутствовала царская семья. Однако самым памятным для Пушкина событием торжественного дня 19 октября 1811 г. была вступительная речь Куницына. В своем последнем стихотворении, посвященном дате 19 октября, «Была пора...» (1836 г.), Пушкин скажет и о речи Куницына — скажет, потому что всегда о ней помнил:
Вы помните: когда возник Лицей, И царь для пас открыл чертог царицын, И мы пришли. И встретил пас Куницын Приветствием меж царственных гостей...
В своей речи Куницын призывал — и этого Пушкин и тоже не забыл, потом это отзовется, в частности, в его уде «Вольность» — превыше всего чтить законы и соблюдать их: «Приуготовляясь быть хранителями законов, научитесь прежде сами почитать оные; ибо закон, нарушаемый блюстителями оного, не имеет святости в глазах народа».
Свою речь Куницын закончил словами, обращенными и лицеистам: «Вы ли захотите смешаться с толпой людей обыкновенных, пресмыкающихся в неизвестности и каждый день поглощаемых волнами забвения? Нет! Да не развратит мысль сия вашего воображения! Любовь к славе и отечеству должны быть вашими руководителями».
Большие надежды, которые на него возлагались, лицей, безусловно, оправдал. Но не так и не в том смысле, в каком думал император Александр I. В историю России лицей вошел как одно из самых замечательных явлений русской культуры. Но не потому, конечно, что он готовил «просвещенных слуг государства», а потому, что он был колыбелью Пушкина, а значит, и всей русской поэзии, потому, что из его стен вышли такие великие патриоты и мученики свободы, как Кюхельбекер, Пущин и др.
Для Пушкина лицей был не только источником дорогих воспоминаний, но и много»» существенно важного и решающего в его последующем духовном развитии. В лицее были хорошие преподаватели, там читались ученикам основы наук, но еще более, чем преподаватели и излагаемые ими научные сведения, служил образованию лицеистов их тесный дружеский круг. Его значение для Пушкина было неизмеримо велико. Пушкин недаром после окончания лицея отмечал каждую лицейскую годовщину посвященными этой дате стихами. И это были стихи о дружбе. Стихами, посвященными лицею, Пушкин обозначал не просто даты лицейского ученичества, но важные даты своей духовной жизни, своего человеческого развития. Лицей, лицейское содружество было тем самым, что заменило ему в юности столь необходимое для человеческой души ощущение Дома. Лицей, лицейские друзья, воспоминания о лицее были тем положительным основанием, на котором, при всех ошибках и неудачах, не только в радостях, но и в невзгодах, всегда строилась внутренняя судьба личности Пушкина. Это то, на что Пушкин оглядывался при всех поворотах своей жизни, с чем соизмерял все с ним происходящее.
В лицее, в атмосфере лицея, все хорошо воспитывало. Дружеские беседы изощряли ум и приучали к умственной и душевной открытости (к той открытости, без которой не может быть истинного поэта); прогулки по садам лицея заставляли вспоминать и приобщаться мыслью к прошлому человечества и к его культуре (что нашло потом такое сильное отражение в поэзии Пушкина). Лицей заложил культурные и человеческие основы пушкинской поэзии в значительно большей степени, нежели это могли сделать домашнее чтение в детстве и те уроки, которые давались Пушкину его многочисленными домашними хорошими и плохими учителями. В лицее была возможность свободного и естественно-непринужденного приобщения к культуре и — что не менее важно — приобщения всем дружеским кругом, вместе.
Среди лицейских друзей Пушкина особенно близкими и дорогими — на всю жизнь дорогими — стали Дельвиг, Пущин, Кюхельбекер. Двое из них были поэтами. Все лицейские друзья Пушкина — и он сам прежде всего — были более всего увлечены делами литературными. Лицейское братство было не только человеческим, но и поэтическим братством. Это не могло не иметь влияния
на Пушкина. В лицее, как вспоминал позднее Пущин; Пушкин «постоянно и деятельно участвовал во всех ли цейскйх журналах, импровизировал так называемые на родные песни, точил на всех эпиграммы и пр.».
Лицейское поэтическое братство вырастало и воспитывалось в достаточно свободной атмосфере. Лицеисты по существу почти не знали притеснений, дружеские отношения связывали их не только между собой, по и с некоторыми профессорами. С годами они получили возможность общаться и с теми, кто находился в Царском Селе, но за пределами лицея.
Там, за пределами лицея, Пушкин ухаживал за хоро- шенькими актрисами графа В. Толстого и за другими хо рошенькими девицами. Он всерьез влюблялся — в том числе в сестру своего лицейского товарища Е. П. Баку- нину, которой посвятил немало стихов. Он участвовал в юношеских пирушках и проказах. Но там же, за пределами лицея, он встречался также с умными и блестяще образованными гвардейскими офицерами — П. Я. Чаадаевым, П. Н. Раевским, П. П. Кавериным, М. Г. Хомуто-вым, В. Д. Олсуфьевым и др. В беседах с ними он рассуждал о свободе и дышал ею. Воспитание свободой и воспитание вольных чувств и стремлений были условиями—и самыми благоприятными для Пушкина — быстрого становления его поэтического таланта.
Лицей — и в этом его историческая слава и значение — был той живой и плодотворной средой, которая взрастила Пушкина-поэта. В 8-й главе «Евгения Онегина» Пушкин писал:
В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.
Его первые стихотворения, написанные им в 13 и 14 лет, естественно, были не вполне самостоятельны. В них видны следы ученичества, школы — хотя и не всегда достаточно определенной. Известно, что в лицее
Пушкина иногда называли «французом». Это было своеобразным признанием его начитанности во французской литературе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25