А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Вы абсолютно правы. И уверен, что даже черт не знает, почему мы до сих пор не разошлись. — Лэрри горько усмехнулся, но тут же собрался снова: — Телепатия способствует прочным бракам, вы это знали?
— Нет, не знал, — улыбнулся Янски.
— Я мог бы быть хорошим психологом, — произнёс Лэрри без сожаления. — Но сейчас немного поздно начинать все заново. Я надеюсь, они отправят ЛЕНИВУЮ ВОСЬМЁРКУ 3, — сказал он сквозь зубы. — Они не могут бросить колонию навсегда. Они не сделают этого.
Янски вновь наполнил чашки. Рабочие вкатили через огромный дверной проем что-то покрытое простыней. Лэрри наблюдал за ними, мелкими глотками потягивая кофе. Он чувствовал себя совершенно расслабленно. Янски осушил вторую чашку так же быстро, как первую. Он либо любит кофе, решил Лэрри, либо ненавидит его.
Неожиданно Янски задал вопрос:
— Вам нравятся дельфины?
— Конечно. Очень.
— Почему?
— Они так много шутят. — Ответ Лэрри прозвучал не совсем к месту.
— Вы довольны выбором своей профессии?
— Вполне. Хотя мой отец был удивлён. Он думал, что я пойду по коммерческой линии. Видите ли, я родился в… — Его голос стал едва слышен. — Эй! Что это?
— А? — Янски взглянул туда, куда смотрел Лэрри. — Да это Морская статуя. Может, подойдём и посмотрим на неё?
— Давайте.
Три человека, вносившие статую, не обращали на них внимания. Они внесли её в кубическую структуру из мелкой проволочной сетки и поместили под один из пьезокристаллических шлемов контактной машины. Укрепили основание, подсунув под стопы деревянные клинья. Другой шлем на конце контактного звена со стороны Лэрри был фиксирован у изголовья старой психоаналитической кушетки. Рабочие, один за другим, покинули клетку, и Лэрри остался в открытом клапане, внимательно всматриваясь в статую.
Поверхность была непрерывным, идеальным зеркалом. Зеркалом со складками. На статую было трудно смотреть, так как всё, что достигало глаз, представляло искажённое отражение других частей помещения.
Статуя была менее четырех футов в высоту. Она очень походила на безликого домового. Треугольный горб на его спине был скорее стилизованным, чем реалистичным, а шаровидная голова без каких-либо черт казалась откровенно мрачной. Ноги были странными и изогнутыми, пятки торчали слишком далеко от лодыжек. Вся статуя напоминала смоделированного гнома, если бы не её странные ноги и ступни, совершенно непонятная поверхность и короткие, толстые руки с массивными ладонями Микки Мауса.
— Мне кажется, он вооружён, — последовало первое, слегка встревоженное замечание Лэрри. — И как бы присел для прыжка.
— Присел? Посмотрите ближе, — весело предложил Янски. — Взглянете на ноги.
Вблизи все выглядело гораздо непригляднее. Его поза была угрожающей и хищной, словно предполагаемый чужак атаковал врага или добычу. Оружие — двуствольный дробовик без приклада, но с множеством колец — было готово оборвать любую жизнь. Однако…
— Пока не понимаю, куда вы клоните, но вижу, что стопы не прямые. Они не прижаты к земле.
— Правильно! — Янски все больше увлекался. Его акцент заметно усилился. — Это была первая вещь, над которой я задумался, когда увидел снимок статуи в обсерватории Гриффиз Парк. Мне показалось, что такая вещь не создана для того, чтобы стоять. Почему? И тогда я понял: она в свободном полёте!
— Да! Просто удивительно, насколько это стало очевидным. Статуя находилась в невесомом прыжке космонавта, который как бы подобрал ноги к животу. Конечно же, она летела!
— Это произошло ещё тогда, когда археологи продолжали удивляться, как творцу этой статуи удалось получить зеркальную отделку. Но некоторые уже тоща догадывались, что статуя оставлена пришельцами из космоса. А я заканчивал работу над своим временным полем и, видите ли, подумал: а если он был в космосе, и случилась какая-то беда? Чужак мог поместить себя в замедляющее поле, чтобы дождаться спасения. Но оно так никогда и не пришло. Тогда я поехал в бразильский Сиудад и убедил ЮНККЕ позволить мне проверить свою гипотезу. Я нацелил небольшой лазерный луч на один палец… И что вы думаете? Лазер даже не оставил следа на поверхности. Это их убедило. И я забрал её с собой сюда. — Он счастливо улыбался.
Раньше статуя казалась грозной, вооружённой и готовой к прыжку. Теперь она возбуждала только сострадание. Лэрри спросил:
— Вы не можете вынуть его оттуда?
Янски затряс головой,
— Нет. Видите эту тусклую шишечку на его спине?
Лэрри увидел её чуть ниже оси треугольного горба. Она блестела немного меньше, чем идеальная зеркальная поверхность вокруг неё, и имела слабый красноватый оттенок.
— Она торчит из поля, самую малость. Буквально на несколько молекул. Мне кажется, это кнопка для отключения поля. Она могла выгореть, когда наш друг проходил атмосферу, или проржавела и отвалилась, когда он находился на дне океана. Поэтому у нас нет возможности отключить поле. Слабая конструкция, — добавил он презрительно.
— Хорошо, я думаю, они уже готовы.
К Лэрри вновь вернулась тревога. Они уже были готовы. Вдоль границы клетки жужжали и вспыхивали огоньками различные механизмы. Успокоились показания датчиков горбатой контактной машины, от которой к шлемам убегали два многожильных кабеля. Четверо рабочих в лабораторных халатах стояли поблизости в ожидании.
Лэрри быстро подошёл к столу, налил и выпил полчашки кофе и вернулся в клетку.
— Я тоже готов!
Янски улыбнулся:
— Хорошо, — произнёс он и вышел из клетки.
Двое рабочих тут же закрыли клапан молнией-застёжкой двадцати футов в длину.
— Дайте мне пару минут, чтобы расслабиться, — попросил Лэрри.
— Хорошо, — ответил Янски.
Лэрри вытянулся на кушетке, его голова и плечи вошли внутрь металлической раковины, которая была его контактным шлемом. Он закрыл глаза. Янски, наверное, удивился, почему ему понадобилось дополнительное время. Пусть удивляется. Контакт проходит лучше, когда он спокоен.
Какие чудеса он будет вспоминать через две минуты и одну секунду?
Джуди Гринберг завершила программирование квартиры и решила на этом остановиться. Лэрри, если и вернётся, то лишь поздно вечером; его наверняка будут расспрашивать различные люди. Им захочется узнать, как он вступил в “контакт”. Но были вещи, которые она может сделать в течение этого времени.
Движение транспорта было потрясающим. В Лос-Анджелесе, как и в любом другом крупном городе, каждому такси отводилась определённая высота. Машины взмывали вертикально и садились прямо вниз; когда же два такси получали одинаковое место назначения, в дело вступал координатор. Уровни такси различались не более чем на десять футов. За три года, которые они жили здесь, Джуди никогда не доводилось видеть экипаж, который бы проходил так близко над головой. В Канзасе движение было быстрее, но, по крайней мере, там старались выдерживать дистанцию.
Такси высадило её на краю верхней посадочной площадки у прозрачной пешеходной аллеи, которая вела к тридцати магазинам над линией грузового транспорта. Она пошла пешком.
Джуди заметила, что широко рекламируемый проект очистки города начинает действовать — это было видно по многим зданиям с чёрными стенами. Бетон казался! изумительно белым там, где смывалась пыль, накопленная в течение десятилетий, а иногда и веков. Её забавляло, что пока очищались только угловые здания.
“Мне надо было сказать: то, что ты задумал, это опыт чтения чужеродных мыслей? Дельфины были признаны гуманными ещё до того, как ты родился! Вот что мне надо было сказать ему”, — говорила себе Джуди. Она тихо рассмеялась. Это произвело бы на него впечатление. Уверена, что произвело бы!
Она хотела войти в женскую галантерею, как вдруг произошло нечто странное. В её мозгу что-то замедлилось, а потом и вообще исчезло. Джуди невольно остановилась. Транспорт вокруг неё, казалось, рванулся с приводящей в замешательство скоростью. Пешеходы в мгновение ока выстреливались вдаль или выбрасывались эскалаторами с убийственной быстротой.
Она понимала, что происходит, но никогда до этого момента не представляла, что ощущение будет таким, словно что-то оторвалось от неё.
Джуди вошла в магазин и начала выбирать покупки. Она решила не поддаваться эмоциям. Через шесть часов он вернётся.
— Цвай минутен, — пробормотал доктор Янски и щёлкнул переключателем.
Оборудование недовольно завизжало, набирая обороты и амплитуду; вой становился все сильнее и громче, пока даже Янски не прищурился от напряжения. Затем техника отключилась, резко и внезапно. Клетка превратилась в сплошное зеркало.
Временной механизм находился внутри клетки. Он должен был сработать через “одну секунду”.
— Тринадцать двадцать! — объявил Янски. — Думаю, мы можем вернуться сюда в девятнадцать часов. — И, не оглядываясь, покинул помещение.
Кзанол опустил шнур и нажал кнопку на груди. Полю потребовался лишь миг на стабилизацию, поскольку вселенная вдруг стала искромсанной тьмой с летящими прожилками света,
Притяжение навалилось на него. Были ли другие изменения в его личной вселенной, Кзанол не заметил. Он знал только то, что под ним пол и какие-то бруски под каждой пяткой-шпорой, и ещё была тяжесть, которая тянула его вниз. Не было времени, чтобы напрячь ноги или поймать равновесие. Он заскулил и выбросил обе руки вперёд, стараясь смягчить падение.
Янски был последним из прибывших. Он проворно вошёл в девятнадцать часов, толкая на тележке бочонок пива. Кто-то помог ему, и бочонок выкатили на стол. Когда его проносили мимо куба, изображение колебалось — проволочная сетка не была совершенно плоской.
В помещении оказался новый посетитель — коренастый мужчина лет сорока, со светлой стрижкой под могиканина. Когда Янски избавился от бочонка, гость вышел вперёд и представился:
— Я доктор Дойл Снидер, экспериментальный психолог м-ра Гринберга. Я хотел бы поговорить с ним, когда он выйдет оттуда — мне надо удостовериться, что с ним все в порядке.
Янски встряхнул руками и предложил Снидеру обильную порцию пива. По настоянию психолога он потратил несколько минут, объясняя суть эксперимента.
В девятнадцать двадцать клетка оставалась твёрдой.
— Возможна небольшая задержка, — сказал Янски. — Полю требуется несколько минут, чтобы исчезнуть. Иногда и более того.
В девятнадцать тридцать он сказал:
— Надеюсь, временное поле чужака не усиливает моё. — Он произнёс это тихо, по-немецки.
В девятнадцать пятьдесят пиво было почти выпито. Дейл Снидер начал угрожающе шуметь, и один из техников успокаивал его. Янски без всякой дипломатии сидел и неотрывно следил за серебряным кубом. Через долгие интервалы он вспоминал о пиве в бумажном стаканчике и опрокидывал его содержимое в горло. Вид его утешительным не был.
В двадцать часов куб замерцал и стал прозрачным. И Янски и Снидер с восклицаниями бросились к нему. Подойдя поближе, Янски увидел, что статуя упала на лицо, выйдя из контакта со шлемом.
Снидер нахмурился. Янски старался, живописуя эксперимент. Внезапно психолог начал удивляться:
— Эта сфера находится действительно там, где у чужака расположен мозг? Если нет, то эксперимент будет неудачным. Даже дельфины обманывали нас таким образом. Мозг был не в выпуклом “лбу”, а позади дыхательной дыры, причём “лоб” оказался оружием, тяжело заполненным для тарана.
Лэрри Гринберг поднялся и сел. Даже на таком расстоянии он выглядел плохо. Его глаза были тусклыми и расфокусированными; похоже, он не собирался вставать.
“Парень сошёл с ума”, — подумал Доркас Янски, надеясь, что Снидер не думает так же. Но Снидер был явно обеспокоен.
Лэрри поднялся на ноги каким-то странным движением. Казалось, он оступился, качнулся обратно и теперь шатался у края проволочного заграждения. Он выглядел так, словно шёл по сырым яйцам, стараясь их не раздавить. Наконец он остановился, как человек с огромной ношей, его колени согнулись, спина осталась прямой. Он подобрал что-то там, где лежала упавшая статуя. Янски приблизился к сетке, и Лэрри повернулся к нему, держа в руках какую-то вещь.
Янски пронзительно закричал. Он был ослеплён. И кожа на его лице сползала лоскутьями! Он вытянул руки перед лицом, чувствуя ту же адскую боль и в них. Затем повернулся и побежал. Судорога агонии сковала спину. И он бежал, пока не ударился о стену.
За миг до этого она крепко спала, но теперь полностью проснулась и сидела в постели; глаза выискивали что-то во тьме, но она не знала — что. Джуди попыталась нащупать выключатель, но его не было на привычном месте, а её дрожащая; рука даже не находила контрольной панели. Тогда она поняла, что садит на том месте, где обычно спал Лэрри. Она нашла свою панель справа от себя и включила светильник.
Где же он? Ока пошла спать в семнадцать часов, совершенно разбитая. Наверное, он ещё в университете. Но случилось что-то плохое, она чувствовала!
Или это просто ночной кошмар?
Если и кошмар, то она не могла вспомнить отдельных подробностей. Настроение это прицепилось к ней и преследовало её. Она питалась заснуть, но понимала, что не удастся. Комната казалась странной и ужасной. Тени кишели невидимыми, ползающими монстрами.
Кзанол заблеял и выбросил обе руки вперёд, чтобы смягчить падение.
И он сошёл с ума. Впечатления буйно неслись через отступавшие чувства, затопляя его. С отчаянием утопающего, который пытается дышать даже под водой, он постарался разобраться с ними до того, как им удастся убить его.
Первыми и наиболее чудовищными были воспоминания раба неизвестной породы, который называл себя Лэрри Гринбергом. Они были гораздо сильнее всего того, что когда-либо прежде достигало его чувства Силы. Если бы Кзанол не провёл столько лет, контролируя чужие формы жизни и оттачивая суть чужих мыслей, вся его личность была бы подавлена.
Потрясающими усилиями ему удалось исключить большую часть ума Гринберга из своего сознания. Головокружение не проходило. Тело казалось сверхъестественным, горячим и уродливым. Он попытался открыть глаз, но мышцы не действовали. Потом он, должно быть, напал на правильную комбинацию, и его глаз открылся. Дважды! Он застонал и крепко закрыл его, затем попробовал ещё раз. Его глаз открылся дважды, двумя различными и отдельными движениями, и он оставил его открытым, так как хотел осмотреть своё собственное тело. Его плоть была телом Лэрри Гринберга.
Он был достаточно подготовлен. Шок не убил его.
Кзанол осторожно начал опробовать ум Гринберга. Он внимательно отбирал небольшие порции информации, следя за тем, чтобы она не затопила его. Это сильно отличалось от обычного применения Силы и немного напоминало практику со шлемом-усилителем. И то, что он воспринял, убедило его — он действительно телепортирован, телепереброшен или ещё каким-то образом птавво-преобразован в чуждое тело раба.
Кзанол медленно и осторожно сел, используя рефлексы Гринберга в той мере, на какую осмеливался — сам он использовать незнакомые мышцы не мог. Двойное зрение смущало его, но он увидел, что находится в какой-то ограде из металлической сетки. Снаружи… Кзанол испытал жесточайшее потрясение и вновь сошёл с ума.
За оградой находились рабы такой же странной породы, как и его нынешнее тело. Двое из них подходило к нему. Он не чувствовал их, не чувствовал вообще — он все ещё не был способен на это.
Бессилие!
Тринтане не рождаются с Силой. Обычно требуется около двух тринтанских лет, чтобы чувство Силы развилось, и ещё один год, прежде чем юный тринтанин мог навязывать рабу последовательные приказы, В некоторых случаях Сила вообще не приходила. Если тринтанин становился взрослым без Силы, его называли птаввом, Его татуировали розовой краской и продавали как раба, если только его тайно не убивали члены семьи” Очень тайно. Ибо не было лучшего повода для вымогательства, чем знание о том, что богатая семья породила птавва.
Судьба взрослого тринтанина, потерявшего Силу, была менее предсказуема. Если он не становился кататоником, то мог покончить жизнь самоубийством или начать смертельный загул, убивая каждого раба или каждого тринтанина, попавшегося на его пути; или же он принудительно забывал даже о самом существовании Силы. Потеря Силы считалась ещё большим убожеством, чем слепота или глухота, она была унизительнее кастрации. Если человек терял свой разум, у него оставалась память о том, что он потерял, и тогда он чувствовал то, что чувствовал Кзанол — ибо только Сила отделяла тринтанина от животного.
Цепляясь за свою надежду, Кзанол взглянул на приближающихся чужаков и приказал им ОСТАНОВИТЬСЯ! Чувство не работало, но может быть… Рабы продолжали приближаться.
Они смотрели на него! Он беспомощно выискивал какой-нибудь способ остановить их взгляды. Рабы были свидетелями его позора — эти низкорослые, волосатые белковые твари, считавшие его теперь равным себе!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21