Но для этого их должны затребовать.
– Затребовать? Совершенно верно, мистер Копланд. Их надо затребовать на требовании нового образца, потому что устаревшие бланки требований изъяты. – Разговор свернул в нужное ему русло. Теперь-то он выведет братцев на чистую воду. – А стало быть, господа Пенни должны были послать во все отделы новые бланки требований.
С этими словами он патетически указал рукой на своих обидчиков. Но Копланд словно бы и не заметил его театрального жеста.
– Раз вы изъяли у инженера по противопожарной безопасности бланки требований, – всячески подчеркивая свое нечеловеческое терпение, сказал он, – значит, вы же должны были и снабдить его новыми. Это диктуется элементарным здравым смыслом.
Да, элементарный здравый смысл диктовал именно это, тут Грайс возразить не мог. Но проклятые братья Чернодыры, руководствуясь все тем же здравым смыслом, давно должны были понять, что процесс изъятия завёл их всех в тупик. А им ведь ничего не стоило выбраться из тупика: надо было просто посылать начальникам отделов новые бланки требований без письменных просьб с их стороны – тем более что для письменных-то просьб у начальников не было бланков!
Но Грайс вовсе не собирался говорить этого Копланду.;– с какой стати он будет указывать на недостатки альбионской системы? За улучшение системы платят жалованье высшим администраторам, пусть они и заботятся об улучшениях.
– Предположим, вы доказали мне мою вину, хотя я-то с этим не согласен, – упрямо сказал он. – Так что мне теперь, по-вашему, надо сделать?
– Понятия не имею, – признался Копланд. И такому человеку доверили отдел! Неужели их не проверяют при найме на способность принимать решения?
Копланд изложил Грайсу, в каком он – или, по его словам, вовсе не он, а Грайс – оказался порочном кругу. Куда бы ни унесли отдельскую мебель – подвал № 3 мог не принять ее без документов, и тогда она вообще неизвестно где, – ее отдадут представителю отдела только по предъявлении приемо-сдаточной ведомости, подписанной ИПБ. А чтобы получить эту ведомость, он должен заполнить на нее требование, которого у него тоже нет. Ему, правда, можно было бы выдать бланк ведомости – в качестве исключения, или по блату, или для пользы дела, или просто ради собственного спокойствия без всяких требований, но и тут возникало серьезное препятствие, потому что Ваарт должен был затребовать этот бланк со Склада снабжения, а отдельские требования хранились в одном из архивных шкафов, унесенных по распоряжению ИПБ неизвестно куда.
– Закодованный Кук, – уныло заключил Копланд.
– Действительно, заколдованный круг, – согласился Грайс. – Но ведь если ИПБ уехал, никакие ведомости нам сейчас все равно не помогут.
– Нико не заяц, шпион у эха, – промычал Копланд.
Во время беседы он украдкой вынул из кармана очередную конфету, незаметно развернул ее за спиной, так что это видели только Грант-Пейнтон, Ардах, Бизли, юная Тельма, несколько рабочих да половина служащих Оперхозяйственного отдела, и, говоря: «Никто не знает, что он уехал», – молниеносно сунул ее в рот. А Грайс и братья Пенни решили, что он просто прикрыл рот ладонью для пущей конспирации.
Последняя фраза потрясла Грайса. Куда он поступил работать? Здесь, похоже, никто не утруждал себя законопослушанием. Сначала Пам и Сидз предложили ему стать взломщиком. А теперь начальник отдела подстрекает его к подлогу.
– Вы предлагаете мне, мистер Копланд, подделать подпись инженера по противопожарной безопасности? – официальным голосом спросил. он и глянул на братьев Пенни, чтобы они; хочется им того или нет, стали свидетелями этого чудовищного подстрекательства.
– Я предлагаю вам, – отозвался Копланд, – представить мне документ на пропавшую мебель. – Грайс уже опять автоматически расшифровывал его речь. – А, кем он будет подписан, дело не мое. Мое дело – получить, столы, стулья и архивные шкафы, чтобы отдел мог приступить к работе, как только закончится реорганизация.
Стало быть, время еще есть, подумал Грайс, который был, в общем-то, стихийным оптимистом. Он боялся, что его заставят действовать – легально или нелегально – сразу же, без всякой подготовки. А реорганизация вряд ли закончится раньше, чем дня через два или даже три. За это время многое может случиться. Может приехать ИПБ, и ему наверняка захочется посмотреть, как справляется с трудностями Копланд. А возможно, Копланда вызовут к высшему начальству, чтобы узнать, почему ночные уборщики требуют какую-то дополнительную плату за переноску мебели. Так или иначе, Грайса теперь не застигнут врасплох. Он, конечно, откажется подделывать подпись ИПБ, но с удовольствием заглянет в подвал, чтобы разузнать на месте, куда делась отдельская мебель.
Но тут ему вспомнилось одно очень важное обстоятельство.
– Я мог бы попытаться расследовать все эти противопожарные штучки ИПБ, но, чтобы ходить в другие отделы, нужен, как мне говорили, пропуск.
Грайс ощутил запах тухлых яиц и, слегка повернув голову, увидел, что братья Пенни тяжко вздыхают и укоризненно закатывают глаза, как бы упрекая его в излишнем педантизме. Пусть себе вздыхают. Предложить-то они ничего не сумели. Это ему, Грайсу, пришлось разгадывать, куда клонит Копланд, а теперь предстояло разбираться со свалившимися на отдел трудностями. Он надеялся, что зрители-сослуживцы, и особенно Пам, по достоинству оценят его самоотверженность.
– Вот вам пропуск, – с необычной для него игривостью проговорил Копланд, – другого у меня нет. – С этими словами он сунул Грайсу сложенный восьмиугольником конфетный фантик. А потом, обращаясь ко веем своим подчиненным, объявил: – Поскольку делать здесь нечего, я ухожу домой. А если меня кто-нибудь спросит, скажите, что я заболел гриппом.
Неожиданный уход Копланда взбудоражил канцпринадлежников. Освобождение по болезни, рассуждали они, это, конечно, уважительная причина, да что-то очень уж скоропостижно он заболел. Скорее всего, он просто решил улизнуть, пока их не начали долбать, как выразился Ваарт (хотя выразился-то он гораздо резче), а Грант-Пейнтон сказал, что не намерен расплачиваться за чужие грехи, не на того напали.
Короче, почти все канцпринадлежники пришли к выводу, что если уж начальник, смылся, то подчиненным сам бог велел. Ваарт, Ардах и братья Пенни гомонили, что глупо, мол, сидеть на работе, если работать все равно нельзя – а тем более, как добавил Ардах, если и сидеть нельзя. Все эти разговоры были косвенно обращены к Грант-Пейнтону, который в ответ растерянно бормотал, что поступайте, мол, как знаете. Заместитель Копланда, а значит, в его отсутствие начальник отдела, он вел себя нисколько не авторитетней испуганного щенка. Бизли, однако, раздраженно отверг предложение Ваарта «удер-бенивать отсюда, сказав, что кто-то обязательно должен присмотреть за отделом, а юная Тельма решила остаться на своем посту отдельской феи-кормилицы. Пам, казалось, ждала от кого-нибудь решительного совета, и Грайс, пробираясь к ней между сослуживцами, собирался предложить ей ранний обед, а на десерт поход в кино. Сидз, похоже, пока еще не решил, что ему делать. Между тем курьер Нутряшки принес огромный ворох сегодняшней почты, и Грайсу было совершенно непонятно, как отделаться от своей работы, потому что он разглядел среди писем великое множество белых и розовых бланков. А впрочем, надо просто свалить ее на ближнего своего, внутренне усмехнувшись, подумал он. Этот метод, почерпнутый из детской игры «Передай другому», был замечательно действенным.
– Здорово. у вас получилось, – польстила ему Пам, начиная разговор, который наверняка поддержали бы все их сослуживцы, если б не решили удрать, воспользовавшись уходом начальника: она имела в виду Грайсову самозащиту.
– Да уж не их молитвами, – отозвался он, кивком головы указав на братьев Пенни, семенящих к выходу
– Твидлдум и Твидлди, как называет их Рон, – сказала Пам. Но Грайса не интересовали клички, выбранные братцем Сидзом для братьев Пенни.
– Вы вот вчера говорили про три альбионские группировки, – сказал он, – а их на самом деле четыре. Братья Пенни учредили собственное братство, чтобы разваливать – не знаю, правда, зачем – работу в «Альбионе».
Вообще-то ему вовсе не хотелось обсуждать всю эту конспиративную дребедень, хватит с него, надоело, но он должен был признать, что Сидз обозвал их удачно: балбесы – они балбесы и есть. Упоминание о вчерашнем вечере позволило ему естественно перейти к делам сегодняшним.
– Наверно, даже если ползти по-черепашьи, сейчас было бы рановато идти в «Рюмочную», чтобы выпить по глоточку вина? – неуверенно спросил он.
– С утра в «Рюмочную»? – Пам кокетливо рассмеялась. – Да ведь этак мы к полудню оба уснем под столиком.
Грайс хотел было отпустить рискованную шуточку насчет совместного сна под столиком, но сдержался и предложил ей, по задуманному, ранний обед и поход в кино.
– Я бы с удовольствием, здесь болтаться явно незачем, но у меня, к сожалению, есть пара неотложных дел, – сказала Пам.
Грайс не разобрал, искренне она огорчается или просто притворяется огорченной. Ведь если б Копланд не улизнул, ей все равно пришлось бы отложить свои дела – так почему она не может отложить их ради него? Он, впрочем, сразу же и ободрился, потому что она добавила:
– А может, встретимся немного попозже?
– Можно и попозже.
– Вы все еще хотите взглянуть на альбионскую труппу?
Грайса охватило уныние. У него были совсем другие планы: бокальчик-другой вина в «Рюмочной» наедине с Пам – вот чего ему хотелось. Ради этого можно и подождать – он сходил бы один в кино, а потом завернул бы куда-нибудь заморить червячка, чтоб не пить на голодный желудок. Но сидеть весь вечер в пыльном зале любительского театра, где гуляют холодные сквозняки, а Сидз изображает из себя великого режиссера или администратора, – нет уж, увольте. Он, значит, и наедине с Пам не побудет, и домой к ужину опоздает? Нет, это его нисколько не прельщало.
– Так ведь у вас, вы говорили, артистов-то больше не принимают?
– В том-то и дело, что мы опять начали прием. Почему бы вам не попробовать свои силы? А кроме того, будет очень полезно, если, вы после вчерашнего вечера побываете на собрании альбионской труппы. – К ним подходила, топоча, юная Тельма, с подносом в руках, и Пам дала ему понять, что ее слова имеют какой-то тайный смысл, непонятный для феи-кормилицы. Видимо, Пам хотелось получить отпущение грехов у своей актерской братии на случай, если кто-нибудь видел, как они поглаживали друг другу руки в «Рюмочной»: пусть думают, что она репетировала с ним его будущую роль. Стало быть, надо соглашаться – это пойдет на пользу их неспешно расцветающей связи.
– Хорошо, Пам, я не прочь. – Отказываться в такой ситуации было глупо. Пам уже хотела сказать ему что-то одобрительное, но подошедшая Тельма с грубоватой прямотой юности спросила:
– Кофе пить будете?
– Минутку, Тельма, ты же видишь, мы заняты! – вскинулась Пам. Грайс уже и раньше замечал ее привычку ставить на свое место младших служащих. Одернув Тельму, она мягко сказала Грайсу: – Значит, около шести в Клубе Сент-Джуд. Вы знаете, где находится Сент-Джуд-лейн?
– Найду.
– Вы встретите там нескольких знакомых и, я уверена, сразу же почувствуете себя как дома.
Строго посмотрев на Тельму, она отошла от Грайса. А Тельма, ничуть не смутившись, принялась выспрашивать:
– Скажите, пожалуйста, мистер Грайс, миссис Фос говорила, они опять начали набирать артистов?
– Говорила, Тельма.
– А меня они возьмут, как вы думаете, мистер Грайс? Я уже тыщу лет к ним прошусь. Мне очень хочется побыть артисткой!
Никуда тебя, милая, не возьмут, подумал Грайс. Ему стало жалко эту юную бегемотиху. А вслух он сказал:
– Тебе, по-моему, надо поговорить с самой миссис Фос.
Но, поискав глазами Паи, он увидел, что она и Сидз, оба в пальто, пробираются к выходу из отдела. Груда писем, которую недавно всучили Сидзу, была теперь у Бизли.
Ну подожди же, мысленно воскликнул Грайс. Когда мы встретимся, ты обязательно услышишь, что я думаю о твоих неотложных делах!
– А впрочем, они, конечно, с радостью тебя примут, – подавляя раздражение, сказал он Тельме. – Пойдем-ка сегодня к ним со мной.
– Чего-чего? Ой, мистер Грайс, большое вам спасибо!
Вечером Тельма положила ему в кофе лишнюю ложку сахара. Он надеялся, что это была одноразовая благодарность. При всей его любви к сладкому он предпочитал пить кофе, а не тепловатый сахарный сироп.
Глава десятая
Торопливо шагая с топочущей Тельмой по пятам, к зданию Клуба Сент-Джуд, Грайс проклинал всех и вся. Они опаздывали минут на двадцать. Эта юная идиотка дождалась конца рабочего дня и потом объявила, что ей нужно в «маленькую комнатку». А после своих явно больших дел «в маленькой комнатке» – он ждал ее целую вечность – она повела его короткой дорогой, и. они вышли черт-те куда. Это была последняя капля.
Да он, собственно, пожалел, что позвал ее с собой, еще не успев закрыть рот. Нет, реакция Пам его не очень беспокоила, но ему пришлось целый день проболтаться в отделе, где остались только Бизли, Грант-Пейнтон, проклятущая Тельма да рабочие из подвала. Чтобы посмотреть одному какой-нибудь фильм, ему надо было подробно договориться с Тельмой о встрече, но при одной мысли про эти длинные объяснения на душе у него становилось тошно и пакостно. А если б он решил пригласить ее в кино, сослуживцы наверняка назвали бы его совратителем малолетних. Он представил себе, с какой радостью подхватит эту пикантную тему горластый Ваарт, и содрогнулся. Короче, ему пришлось околачиваться весь день-па работе, и он бесцельно слонялся из угла в угол, бессмысленно позвякивал мелочью в карманах да прятал глаза от рабочих, которые хоть и двигались, будто сонные мухи, но занимались все-таки делом.
А в довершение ко всему Грант-Пейнтон навалил нанего абсолютно бессмысленное задание. Бизли, твердо объявив, что после обеда он уйдет, передал всученнуюему Сидзом почту Грант-Пейнтону, и тот обязал Грайса рассортировать ее, чтоб не томиться, как он сказал, от безделья. И вот Грайс, присев на корточки, вскрывал огрызком карандаша конверты и раскладывал вокруг себя стопки бумажонок, заполненных в основном злобными жалобами на нехватку канцпринадлежностей. Работа эта была заранее обречена, потому что, когда Грайс рассортировал почту, ему не оставалось ничего другого, как вывалить ее беспорядочной грудой в проволочную корзину для бумаг, где Тельма хранила чашки.
Около четырех часов смотался Грант-Пейнтон, и Грайс, оставшись наедине с Тельмой, вдруг вспомнил про эту корзину. Верней, сначала он решил, что настало подходящее время поискать отдельскую мебель, но сразу же и прогнал из головы эту мысль, А потом вдруг подумал о корзине.
– Послушай, Тельма, а где ты обычно хранишь наши чашкн?
– Чего-чего? Да в архивном шкафу, мистер Грайс, Мистер Копланд сказал, что можно.
– Я понимаю, Тельма. Но ведь шкафы-то у нас исчезли. Как же ты их нашла? По феиному веленью?
– Чего-чего, мистер Грайс?
– Я говорю, что, мол, как же ты нашла архивные шкафы?
– А-а, вот вы о чем. Да я, понимаете, иногда очень рано прихожу на работу. У меня, понимаете, папа-то водитель грузовика, ну и он иногда едет утром в Бирмингем, и если я успею собраться, он, понимаете, меня подбрасывает…
– Хорошо, Тельма; хорошо, свою биографию ты расскажешь мне как-нибудь потом, а сейчас просто просвети меня, где ты нашла архивные шкафы.
– Чего-чего? А-а, понятно. В главной прихожей, мистер Грайс,
– В какой такой главной прихожей?
– Ну, в главной прихожей, на первом этаже, где стоят все эти пальмы в кадках, знаете? Там и нашла. А узнала я свой шкапик по красной шерстяной тряпочке, она привязана…
– Ладно, бог с ней, с тряпочкой. А ты вот скажи-ка мне, что твой шкапик делал в главном вестибюле?
– Не знаю, мистер Грайс.
Не знал, конечно, и Грайс.
– Но ведь сейчас-то архивных шкафов там нет?
– Нету, мистер Грайс.
Стало быть, ночные уборщики не донесли мебель до подвала № 3. Хотя непонятно, почему они не спустили ее на лифте прямо в подвал. А впрочем, не будет он ломать себе над этим голову, к черту! И если зазвонит, как опасался Грант-Пейнтон, телефон Копланда, покрывать он тоже никого не будет, пусть выкручиваются сами. И корзину, в которой лежит почта, оставит на полу, пусть уборщики делают с ней что хотят, не его это забота.
Вскоре после Грант-Пейнтона ушли и рабочие – им, по-видимому, нужно было не меньше часа, чтобы переодеться и отбить карточку ухода. А когда опустели два смежных отдела и Грайс остался наедине с Тельмой, его охватило боязливое беспокойство. Он понимал, что многие мужчины на его месте обязательно принялись бы подкатываться к пухленькой Тельме. Но ему не хотелось об этом и думать. Это был не его стиль. Бродя из угла в угол по отделу, он тщательно следил, чтобы Тельма не подходила к нему ближе, чем на шесть футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Затребовать? Совершенно верно, мистер Копланд. Их надо затребовать на требовании нового образца, потому что устаревшие бланки требований изъяты. – Разговор свернул в нужное ему русло. Теперь-то он выведет братцев на чистую воду. – А стало быть, господа Пенни должны были послать во все отделы новые бланки требований.
С этими словами он патетически указал рукой на своих обидчиков. Но Копланд словно бы и не заметил его театрального жеста.
– Раз вы изъяли у инженера по противопожарной безопасности бланки требований, – всячески подчеркивая свое нечеловеческое терпение, сказал он, – значит, вы же должны были и снабдить его новыми. Это диктуется элементарным здравым смыслом.
Да, элементарный здравый смысл диктовал именно это, тут Грайс возразить не мог. Но проклятые братья Чернодыры, руководствуясь все тем же здравым смыслом, давно должны были понять, что процесс изъятия завёл их всех в тупик. А им ведь ничего не стоило выбраться из тупика: надо было просто посылать начальникам отделов новые бланки требований без письменных просьб с их стороны – тем более что для письменных-то просьб у начальников не было бланков!
Но Грайс вовсе не собирался говорить этого Копланду.;– с какой стати он будет указывать на недостатки альбионской системы? За улучшение системы платят жалованье высшим администраторам, пусть они и заботятся об улучшениях.
– Предположим, вы доказали мне мою вину, хотя я-то с этим не согласен, – упрямо сказал он. – Так что мне теперь, по-вашему, надо сделать?
– Понятия не имею, – признался Копланд. И такому человеку доверили отдел! Неужели их не проверяют при найме на способность принимать решения?
Копланд изложил Грайсу, в каком он – или, по его словам, вовсе не он, а Грайс – оказался порочном кругу. Куда бы ни унесли отдельскую мебель – подвал № 3 мог не принять ее без документов, и тогда она вообще неизвестно где, – ее отдадут представителю отдела только по предъявлении приемо-сдаточной ведомости, подписанной ИПБ. А чтобы получить эту ведомость, он должен заполнить на нее требование, которого у него тоже нет. Ему, правда, можно было бы выдать бланк ведомости – в качестве исключения, или по блату, или для пользы дела, или просто ради собственного спокойствия без всяких требований, но и тут возникало серьезное препятствие, потому что Ваарт должен был затребовать этот бланк со Склада снабжения, а отдельские требования хранились в одном из архивных шкафов, унесенных по распоряжению ИПБ неизвестно куда.
– Закодованный Кук, – уныло заключил Копланд.
– Действительно, заколдованный круг, – согласился Грайс. – Но ведь если ИПБ уехал, никакие ведомости нам сейчас все равно не помогут.
– Нико не заяц, шпион у эха, – промычал Копланд.
Во время беседы он украдкой вынул из кармана очередную конфету, незаметно развернул ее за спиной, так что это видели только Грант-Пейнтон, Ардах, Бизли, юная Тельма, несколько рабочих да половина служащих Оперхозяйственного отдела, и, говоря: «Никто не знает, что он уехал», – молниеносно сунул ее в рот. А Грайс и братья Пенни решили, что он просто прикрыл рот ладонью для пущей конспирации.
Последняя фраза потрясла Грайса. Куда он поступил работать? Здесь, похоже, никто не утруждал себя законопослушанием. Сначала Пам и Сидз предложили ему стать взломщиком. А теперь начальник отдела подстрекает его к подлогу.
– Вы предлагаете мне, мистер Копланд, подделать подпись инженера по противопожарной безопасности? – официальным голосом спросил. он и глянул на братьев Пенни, чтобы они; хочется им того или нет, стали свидетелями этого чудовищного подстрекательства.
– Я предлагаю вам, – отозвался Копланд, – представить мне документ на пропавшую мебель. – Грайс уже опять автоматически расшифровывал его речь. – А, кем он будет подписан, дело не мое. Мое дело – получить, столы, стулья и архивные шкафы, чтобы отдел мог приступить к работе, как только закончится реорганизация.
Стало быть, время еще есть, подумал Грайс, который был, в общем-то, стихийным оптимистом. Он боялся, что его заставят действовать – легально или нелегально – сразу же, без всякой подготовки. А реорганизация вряд ли закончится раньше, чем дня через два или даже три. За это время многое может случиться. Может приехать ИПБ, и ему наверняка захочется посмотреть, как справляется с трудностями Копланд. А возможно, Копланда вызовут к высшему начальству, чтобы узнать, почему ночные уборщики требуют какую-то дополнительную плату за переноску мебели. Так или иначе, Грайса теперь не застигнут врасплох. Он, конечно, откажется подделывать подпись ИПБ, но с удовольствием заглянет в подвал, чтобы разузнать на месте, куда делась отдельская мебель.
Но тут ему вспомнилось одно очень важное обстоятельство.
– Я мог бы попытаться расследовать все эти противопожарные штучки ИПБ, но, чтобы ходить в другие отделы, нужен, как мне говорили, пропуск.
Грайс ощутил запах тухлых яиц и, слегка повернув голову, увидел, что братья Пенни тяжко вздыхают и укоризненно закатывают глаза, как бы упрекая его в излишнем педантизме. Пусть себе вздыхают. Предложить-то они ничего не сумели. Это ему, Грайсу, пришлось разгадывать, куда клонит Копланд, а теперь предстояло разбираться со свалившимися на отдел трудностями. Он надеялся, что зрители-сослуживцы, и особенно Пам, по достоинству оценят его самоотверженность.
– Вот вам пропуск, – с необычной для него игривостью проговорил Копланд, – другого у меня нет. – С этими словами он сунул Грайсу сложенный восьмиугольником конфетный фантик. А потом, обращаясь ко веем своим подчиненным, объявил: – Поскольку делать здесь нечего, я ухожу домой. А если меня кто-нибудь спросит, скажите, что я заболел гриппом.
Неожиданный уход Копланда взбудоражил канцпринадлежников. Освобождение по болезни, рассуждали они, это, конечно, уважительная причина, да что-то очень уж скоропостижно он заболел. Скорее всего, он просто решил улизнуть, пока их не начали долбать, как выразился Ваарт (хотя выразился-то он гораздо резче), а Грант-Пейнтон сказал, что не намерен расплачиваться за чужие грехи, не на того напали.
Короче, почти все канцпринадлежники пришли к выводу, что если уж начальник, смылся, то подчиненным сам бог велел. Ваарт, Ардах и братья Пенни гомонили, что глупо, мол, сидеть на работе, если работать все равно нельзя – а тем более, как добавил Ардах, если и сидеть нельзя. Все эти разговоры были косвенно обращены к Грант-Пейнтону, который в ответ растерянно бормотал, что поступайте, мол, как знаете. Заместитель Копланда, а значит, в его отсутствие начальник отдела, он вел себя нисколько не авторитетней испуганного щенка. Бизли, однако, раздраженно отверг предложение Ваарта «удер-бенивать отсюда, сказав, что кто-то обязательно должен присмотреть за отделом, а юная Тельма решила остаться на своем посту отдельской феи-кормилицы. Пам, казалось, ждала от кого-нибудь решительного совета, и Грайс, пробираясь к ней между сослуживцами, собирался предложить ей ранний обед, а на десерт поход в кино. Сидз, похоже, пока еще не решил, что ему делать. Между тем курьер Нутряшки принес огромный ворох сегодняшней почты, и Грайсу было совершенно непонятно, как отделаться от своей работы, потому что он разглядел среди писем великое множество белых и розовых бланков. А впрочем, надо просто свалить ее на ближнего своего, внутренне усмехнувшись, подумал он. Этот метод, почерпнутый из детской игры «Передай другому», был замечательно действенным.
– Здорово. у вас получилось, – польстила ему Пам, начиная разговор, который наверняка поддержали бы все их сослуживцы, если б не решили удрать, воспользовавшись уходом начальника: она имела в виду Грайсову самозащиту.
– Да уж не их молитвами, – отозвался он, кивком головы указав на братьев Пенни, семенящих к выходу
– Твидлдум и Твидлди, как называет их Рон, – сказала Пам. Но Грайса не интересовали клички, выбранные братцем Сидзом для братьев Пенни.
– Вы вот вчера говорили про три альбионские группировки, – сказал он, – а их на самом деле четыре. Братья Пенни учредили собственное братство, чтобы разваливать – не знаю, правда, зачем – работу в «Альбионе».
Вообще-то ему вовсе не хотелось обсуждать всю эту конспиративную дребедень, хватит с него, надоело, но он должен был признать, что Сидз обозвал их удачно: балбесы – они балбесы и есть. Упоминание о вчерашнем вечере позволило ему естественно перейти к делам сегодняшним.
– Наверно, даже если ползти по-черепашьи, сейчас было бы рановато идти в «Рюмочную», чтобы выпить по глоточку вина? – неуверенно спросил он.
– С утра в «Рюмочную»? – Пам кокетливо рассмеялась. – Да ведь этак мы к полудню оба уснем под столиком.
Грайс хотел было отпустить рискованную шуточку насчет совместного сна под столиком, но сдержался и предложил ей, по задуманному, ранний обед и поход в кино.
– Я бы с удовольствием, здесь болтаться явно незачем, но у меня, к сожалению, есть пара неотложных дел, – сказала Пам.
Грайс не разобрал, искренне она огорчается или просто притворяется огорченной. Ведь если б Копланд не улизнул, ей все равно пришлось бы отложить свои дела – так почему она не может отложить их ради него? Он, впрочем, сразу же и ободрился, потому что она добавила:
– А может, встретимся немного попозже?
– Можно и попозже.
– Вы все еще хотите взглянуть на альбионскую труппу?
Грайса охватило уныние. У него были совсем другие планы: бокальчик-другой вина в «Рюмочной» наедине с Пам – вот чего ему хотелось. Ради этого можно и подождать – он сходил бы один в кино, а потом завернул бы куда-нибудь заморить червячка, чтоб не пить на голодный желудок. Но сидеть весь вечер в пыльном зале любительского театра, где гуляют холодные сквозняки, а Сидз изображает из себя великого режиссера или администратора, – нет уж, увольте. Он, значит, и наедине с Пам не побудет, и домой к ужину опоздает? Нет, это его нисколько не прельщало.
– Так ведь у вас, вы говорили, артистов-то больше не принимают?
– В том-то и дело, что мы опять начали прием. Почему бы вам не попробовать свои силы? А кроме того, будет очень полезно, если, вы после вчерашнего вечера побываете на собрании альбионской труппы. – К ним подходила, топоча, юная Тельма, с подносом в руках, и Пам дала ему понять, что ее слова имеют какой-то тайный смысл, непонятный для феи-кормилицы. Видимо, Пам хотелось получить отпущение грехов у своей актерской братии на случай, если кто-нибудь видел, как они поглаживали друг другу руки в «Рюмочной»: пусть думают, что она репетировала с ним его будущую роль. Стало быть, надо соглашаться – это пойдет на пользу их неспешно расцветающей связи.
– Хорошо, Пам, я не прочь. – Отказываться в такой ситуации было глупо. Пам уже хотела сказать ему что-то одобрительное, но подошедшая Тельма с грубоватой прямотой юности спросила:
– Кофе пить будете?
– Минутку, Тельма, ты же видишь, мы заняты! – вскинулась Пам. Грайс уже и раньше замечал ее привычку ставить на свое место младших служащих. Одернув Тельму, она мягко сказала Грайсу: – Значит, около шести в Клубе Сент-Джуд. Вы знаете, где находится Сент-Джуд-лейн?
– Найду.
– Вы встретите там нескольких знакомых и, я уверена, сразу же почувствуете себя как дома.
Строго посмотрев на Тельму, она отошла от Грайса. А Тельма, ничуть не смутившись, принялась выспрашивать:
– Скажите, пожалуйста, мистер Грайс, миссис Фос говорила, они опять начали набирать артистов?
– Говорила, Тельма.
– А меня они возьмут, как вы думаете, мистер Грайс? Я уже тыщу лет к ним прошусь. Мне очень хочется побыть артисткой!
Никуда тебя, милая, не возьмут, подумал Грайс. Ему стало жалко эту юную бегемотиху. А вслух он сказал:
– Тебе, по-моему, надо поговорить с самой миссис Фос.
Но, поискав глазами Паи, он увидел, что она и Сидз, оба в пальто, пробираются к выходу из отдела. Груда писем, которую недавно всучили Сидзу, была теперь у Бизли.
Ну подожди же, мысленно воскликнул Грайс. Когда мы встретимся, ты обязательно услышишь, что я думаю о твоих неотложных делах!
– А впрочем, они, конечно, с радостью тебя примут, – подавляя раздражение, сказал он Тельме. – Пойдем-ка сегодня к ним со мной.
– Чего-чего? Ой, мистер Грайс, большое вам спасибо!
Вечером Тельма положила ему в кофе лишнюю ложку сахара. Он надеялся, что это была одноразовая благодарность. При всей его любви к сладкому он предпочитал пить кофе, а не тепловатый сахарный сироп.
Глава десятая
Торопливо шагая с топочущей Тельмой по пятам, к зданию Клуба Сент-Джуд, Грайс проклинал всех и вся. Они опаздывали минут на двадцать. Эта юная идиотка дождалась конца рабочего дня и потом объявила, что ей нужно в «маленькую комнатку». А после своих явно больших дел «в маленькой комнатке» – он ждал ее целую вечность – она повела его короткой дорогой, и. они вышли черт-те куда. Это была последняя капля.
Да он, собственно, пожалел, что позвал ее с собой, еще не успев закрыть рот. Нет, реакция Пам его не очень беспокоила, но ему пришлось целый день проболтаться в отделе, где остались только Бизли, Грант-Пейнтон, проклятущая Тельма да рабочие из подвала. Чтобы посмотреть одному какой-нибудь фильм, ему надо было подробно договориться с Тельмой о встрече, но при одной мысли про эти длинные объяснения на душе у него становилось тошно и пакостно. А если б он решил пригласить ее в кино, сослуживцы наверняка назвали бы его совратителем малолетних. Он представил себе, с какой радостью подхватит эту пикантную тему горластый Ваарт, и содрогнулся. Короче, ему пришлось околачиваться весь день-па работе, и он бесцельно слонялся из угла в угол, бессмысленно позвякивал мелочью в карманах да прятал глаза от рабочих, которые хоть и двигались, будто сонные мухи, но занимались все-таки делом.
А в довершение ко всему Грант-Пейнтон навалил нанего абсолютно бессмысленное задание. Бизли, твердо объявив, что после обеда он уйдет, передал всученнуюему Сидзом почту Грант-Пейнтону, и тот обязал Грайса рассортировать ее, чтоб не томиться, как он сказал, от безделья. И вот Грайс, присев на корточки, вскрывал огрызком карандаша конверты и раскладывал вокруг себя стопки бумажонок, заполненных в основном злобными жалобами на нехватку канцпринадлежностей. Работа эта была заранее обречена, потому что, когда Грайс рассортировал почту, ему не оставалось ничего другого, как вывалить ее беспорядочной грудой в проволочную корзину для бумаг, где Тельма хранила чашки.
Около четырех часов смотался Грант-Пейнтон, и Грайс, оставшись наедине с Тельмой, вдруг вспомнил про эту корзину. Верней, сначала он решил, что настало подходящее время поискать отдельскую мебель, но сразу же и прогнал из головы эту мысль, А потом вдруг подумал о корзине.
– Послушай, Тельма, а где ты обычно хранишь наши чашкн?
– Чего-чего? Да в архивном шкафу, мистер Грайс, Мистер Копланд сказал, что можно.
– Я понимаю, Тельма. Но ведь шкафы-то у нас исчезли. Как же ты их нашла? По феиному веленью?
– Чего-чего, мистер Грайс?
– Я говорю, что, мол, как же ты нашла архивные шкафы?
– А-а, вот вы о чем. Да я, понимаете, иногда очень рано прихожу на работу. У меня, понимаете, папа-то водитель грузовика, ну и он иногда едет утром в Бирмингем, и если я успею собраться, он, понимаете, меня подбрасывает…
– Хорошо, Тельма; хорошо, свою биографию ты расскажешь мне как-нибудь потом, а сейчас просто просвети меня, где ты нашла архивные шкафы.
– Чего-чего? А-а, понятно. В главной прихожей, мистер Грайс,
– В какой такой главной прихожей?
– Ну, в главной прихожей, на первом этаже, где стоят все эти пальмы в кадках, знаете? Там и нашла. А узнала я свой шкапик по красной шерстяной тряпочке, она привязана…
– Ладно, бог с ней, с тряпочкой. А ты вот скажи-ка мне, что твой шкапик делал в главном вестибюле?
– Не знаю, мистер Грайс.
Не знал, конечно, и Грайс.
– Но ведь сейчас-то архивных шкафов там нет?
– Нету, мистер Грайс.
Стало быть, ночные уборщики не донесли мебель до подвала № 3. Хотя непонятно, почему они не спустили ее на лифте прямо в подвал. А впрочем, не будет он ломать себе над этим голову, к черту! И если зазвонит, как опасался Грант-Пейнтон, телефон Копланда, покрывать он тоже никого не будет, пусть выкручиваются сами. И корзину, в которой лежит почта, оставит на полу, пусть уборщики делают с ней что хотят, не его это забота.
Вскоре после Грант-Пейнтона ушли и рабочие – им, по-видимому, нужно было не меньше часа, чтобы переодеться и отбить карточку ухода. А когда опустели два смежных отдела и Грайс остался наедине с Тельмой, его охватило боязливое беспокойство. Он понимал, что многие мужчины на его месте обязательно принялись бы подкатываться к пухленькой Тельме. Но ему не хотелось об этом и думать. Это был не его стиль. Бродя из угла в угол по отделу, он тщательно следил, чтобы Тельма не подходила к нему ближе, чем на шесть футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32