Нужно только, чтобы два врача подтвердили, что дальнейшее развитие беременности представляет реальную угрозу для здоровья матери или ребенка. Но обычно все сводится к тому, что врачи просто сочувствуют женщинам и поэтому поддерживают их решение прервать беременность. Эти операции еще называют «социальными абортами», и очень многие люди категорически их осуждают.
После двадцать четвертой недели прерывание беременности разрешается только в том случае, если существует очень серьезная угроза здоровью и жизни матери или если известно, что ребенок родится физически или умственно неполноценным. Просмотрев записи о состоянии Эммы, я не нашла никаких показаний к тому, чтобы вызывать искусственные роды на таком позднем сроке. Не было никаких свидетельств того, что у плода имеются какие-то серьезные дефекты, равно как и того, что существует какая-либо угроза жизни Эммы. Ее беременность была совершенно нормальной, явно нежеланной, но нормальной.
Мне стало интересно, сколько Эмма заплатила за эту нелегальную процедуру, но гораздо больше меня интересовали другие вопросы. Зачем держать ее здесь в течение целых пяти дней, откладывая провокацию родов под совершенно смехотворными предлогами, вместо того чтобы сделать ее сразу? И сколько еще отчаявшихся женщин ежегодно приезжают на Тронал, чтобы лечь на операцию, которую им не сделают ни в каком другом месте?
Я подошла к следующей двери. В этот раз я не стала отодвигать заслонку полностью, а лишь приоткрыла ее на пару сантиметров. Обитательница этой комнаты сидела на кровати и смотрела телевизор. Женщина (нет, совсем еще девочка – ей было не больше шестнадцати) тоже казалась беременной, но я не могла сказать наверняка. Если бы у меня была возможность подольше понаблюдать за ней, она бы обязательно себя выдала. Беременные женщины инстинктивно приспосабливают свою осанку и манеру двигаться к тому, чтобы максимально защитить растущий плод. Рано или поздно эта девочка положит руки на живот, встанет, стараясь не напрягать мышцы пресса, и потрет ноющую спину. Я пошла дальше и завернула за угол.
За поворотом тоже было шесть комнат, но в них никого не было. Я завернула за следующий угол. Первая комната тоже была пуста. На кровати не было простыней, на подушках – наволочек, а желтое одеяло без пододеяльника было аккуратно свернуто. Вторая комната ничем не отличалась от первой.
А вот третья, казалось, была готова принять пациентку. Я зашла в нее. Кровать была аккуратно застелена, белые полотенца сложены стопкой в кресле, а чистая, безупречно отутюженная ночная рубашка в цветочек лежала в изножье кровати. На стенах висело несколько офортов с изображением полевых цветов. Чистая, удобная и довольно уютная комната выглядела точно так, как должна выглядеть палата в первоклассной частной больнице.
Я снова вышла в коридор, аккуратно притворив за собой дверь и оставив ее чуть приоткрытой – в точно таком же положении, в каком она была до моего прихода. Я задумалась. Итак, два дня назад мне удалось обнаружить, что каждые три года на Шетландских островах ощутимо возрастает смертность среди молодых женщин. Последний такой скачок был в две тысячи четвертом году, когда якобы умерли Мелисса и Кирстен. Сейчас был май две тысячи седьмого. То есть прошло ровно три года.
Мне оставалось осмотреть еще три комнаты, и я совсем не была уверена, что хочу увидеть, что там происходит. Аккуратно нажав на ручку, я открыла следующую дверь. Лампа на прикроватной тумбочке была включена, и я смогла хорошо рассмотреть лежащую женщину.
Ей было не больше двадцати пяти. У нее были темно-каштановые волосы, густые темные ресницы, гибкое стройное тело, какое бывает только у очень молодых женщин, и изумительная белоснежная кожа. Она ровно и глубоко дышала. Могло показаться, что женщина просто спит. Но она лежала, вытянувшись на спине, плотно сдвинув прямые ноги и прижав руки к бокам. Люди редко спят в таких неестественных позах, и я поняла, что она находится под воздействием сильного снотворного. Одеяло было туго натянуто на ее совершенно плоском животе. Я подошла к изножью кровати, но там не было никаких записей, только имя – Фрейя. К кровати были прикреплены наручники, но они просто свисали вниз, почти касаясь пола. Я на цыпочках вышла из комнаты.
Женщина в следующей комнате была постарше, но она лежала на узкой кровати в точно такой же неестественной позе, как и ее соседка. Ее имя было Одел, и она была закована в ножные кандалы, хотя руки оставались свободными. Одел? Фрейя? Кто эти женщины? Как они сюда попали? Есть ли у них родственники, которые сейчас оплакивают их, считая мертвыми? Я попыталась вспомнить, не видела ли их раньше. Возможно, они приходили на прием в больницу? Но нет, обе женщины были мне совершенно незнакомы. И ни у одной из них пока не было никаких явных признаков беременности. Интересно, где они были во время сегодняшнего визита Хелен? И куда их спрячут завтра, когда она вернется?
Толкнув дверь последней комнаты, я сразу заметила на кресле аккуратно сложенную пижаму. Белую льняную пижаму с вышивкой на воротнике, манжетах и отворотах штанов. Она была чистенькой, без единого пятнышка. Когда я в последний раз ее видела, белая ткань была розовой от крови. Я обернулась к кровати, и у меня перехватило дыхание. Казалось, я больше никогда не смогу нормально дышать. На кровати кто-то лежал. Я подошла поближе и взглянула на лицо женщины. Кажется, я то ли взвизгнула, то ли всхлипнула от радости. Несмотря на все трудности, которые мне пришлось преодолеть, чтобы попасть сюда, несмотря на смертельную опасность, которая мне угрожала, я была настолько счастлива, что мне хотелось издать ликующий крик и пуститься в пляс. Но я заставила себя успокоиться и засунула руку под одеяло.
Два дня назад я приехала к Дане полумертвая от страха и усталости. Я заранее убедила себя в том, что с Даной случилось нечто ужасное. Все это делало меня легкой добычей для опытного гипнотизера. Энди Данну, наверное, даже не пришлось особо напрягаться, чтобы внушить мне идеи, которые и без того уже почти оформились в моей голове. Я готова была кусать локти от злости на саму себя. Как я могла не подумать об этом раньше?
Вытянув из-под одеяла руку Даны, я увидела, что ее запястье перебинтовано. Я склонилась над кроватью и вытащила вторую руку. То же самое. Хорошо хоть, что безобразные, кровоточащие порезы мне не привиделись. Порезы действительно были, но наверняка неглубокие. Должно быть, она все же потеряла некоторое количество крови, но его можно было легко возместить путем обычного переливания сразу после ее прибытия на Тронал. Тогда, в ванной, я не могла прощупать ее пульс – какой бы препарат ей ни ввели, он сделал периферийный пульс необнаруживаемым. Но зато сейчас я прощупала его без труда – он был ровным и хорошего наполнения.
Когда я в полуобморочном состоянии сидела в машине Энди Данна, к дому Даны подъехала машина «скорой помощи». Данн сразу же отвез меня в больницу, и я, естественно, предположила, что Дану привезут следом. Но «скорая помощь» не вернулась в больницу. Вместо этого Дану доставили сюда, на Тронал. Для чего? Собирались включить ее в летнюю программу селекционного разведения детей?
Я снова склонилась над кроватью.
– Дана! Ты слышишь меня? Это Тора. Дана, ты можешь проснуться?
Погладив бледный лоб, я решила слегка потрясти ее за плечи.
Но это ни к чему не привело. Ни малейшей реакции. Это не был обычный сон.
Где-то хлопнула дверь, и по коридору стали приближаться шаги нескольких человек. Мужчины разговаривали между собой. Их голоса звучали тихо, но энергично. У меня были считаные секунды. Шкафчик в углу казался слишком узким для того, чтобы я могла в него поместиться. Ванная. Я пересекла комнату и открыла дверь.
В ванной не было окна. Окинув взглядом унитаз, умывальник и душевую кабинку, я потянула на себя дверь последней, забралась внутрь и скорчилась на полу. Но если кто-нибудь вздумает зайти в ванную, он просто не сможет не заметить меня. Мне оставалось только надеяться. Возможно, эти люди вообще направлялись в другую комнату. Возможно, мне еще раз повезет.
Шаги остановились у комнаты Даны, кто-то зашел внутрь, и от сквозняка еще больше приоткрылась неплотно прикрытая мною дверь в ванную. Несколько секунд в комнате была тишина. А потом…
– И что ты об этом думаешь? – спросил голос, удивительно похожий на голос моего свекра. Я поняла, что удача все же отвернулась от меня.
– Ну… Она умна, красива, в прекрасной физической форме, – ответил до боли знакомый голос моего мужа. – Думаю, что… не стоит уничтожать такой хороший человеческий материал, – добавил он, и я почувствовала, что еще немного, и меня стошнит.
– Согласен, – сказал голос инспектора уголовной полиции Эндрю Данна. – На кой черт нам рисковать и искать кого-то другого?
Скрючившись, я сидела в душевой кабинке, и меня бил лихорадочный озноб, настолько сильный, что у меня начало болеть все тело.
Господи, зачем… зачем я только сюда приехала?
– Непростительным риском было то, что ты притащил ее сюда. – Голос этого человека был мне смутно знаком, но я никак не могла вспомнить, где его слышала. – Тебе было сказано убить ее, а не привозить на остров.
– Прости, но тебе придется смириться с суровой реальностью, – огрызнулся Данн. – Даже я не могу загипнотизировать человека до такой степени, чтобы он вскрыл себе вены. А несчастные случаи нам никогда не удавались. Я не хотел в очередной раз облажаться.
– Она наполовину индианка, – снова произнес голос, принадлежность которого я никак не могла определить. – Не хватало еще плодить метисов.
– Ради бога! – раздраженно рявкнул Данн. – Ты, кажется, забыл, что сейчас не средневековье.
– Роберт прав, – сказал мой свекор. – Она нам не подходит.
Роберт? Есть ли у меня знакомые Роберты? Господи! Конечно, есть. Мы познакомились с ним неделю назад. Роберт Талли и его жена Сара пришли ко мне на прием. Они жаловались, что никак не могут зачать ребенка. Этот мерзавец сидел в кабинете и делал вид, что нуждается в моей помощи. А ведь он прекрасно понимал, в каком состоянии его жена, и знал, как сильно она хочет ребенка. У меня создалось впечатление, что Сара вообще на грани нервного срыва. Значит, ее тоже готовили в приемные матери для одного из младенцев троу? Через год как раз подоспеет следующий выводок.
– Ладно, – снова заговорил мой муж. – В таком случае, что мы будем делать с мисс Таллок?
– Перенесем ее на катер вместе с двумя другими, – ответил Ричард. – Когда отплывем достаточно далеко от берега, я вколю ей еще одну дозу и выкину за борт. Она даже ничего не почувствует.
– Мне нужно в туалет, – сказал Дункан. – Я быстро.
Дверь открылась, и он вошел в ванную. На нем был все тот же темно-серый деловой костюм, в котором он уезжал из дому сегодня утром. Дункан подошел к умывальнику и склонился над ним.
– А что мы скажем ее подружке? – поинтересовался Данн.
– Отошлем ей гроб, – сказал Ричард. – Будем тянуть с отправкой до последнего, до самого дня похорон. Конечно, кому-то придется сопровождать гроб на случай, если она захочет в него заглянуть. Никаких проблем. Мы уже не раз так делали.
– Ладно, с этим все ясно. А что с остальными?
Дункан открыл кран, ополоснул лицо холодной водой, вздохнул и выпрямился. Я видела его отражение в зеркале над раковиной и успела заметить, что на нем галстук, который я подарила ему на Рождество. Крохотные розовые слоники на темно-синем шелке. Через секунду наши взгляды встретились…
– Насчет пациенток в первой и второй палатах можно не волноваться, – ответил Ричард. – Обе должны родить через пару недель. Обычное усыновление. Эта полицейская дама, Роули, уже разговаривала с ними сегодня. Не думаю, что она станет делать это еще раз.
– А как насчет Эммы Леннард? Разве у нее на завтра не запланированы искусственные роды?
Дункан повернулся ко мне. Я сжалась в комок, ожидая, что он сейчас позовет остальных или, еще того хуже, рассмеется. Я думала о том, что они сделают со мной, будет ли это очень больно и быстро ли закончится. И неужели именно Дункан станет тем палачом, который…
– Мы будем действовать так, как запланировано, – сказал Ричард. – Просто после операции придется подержать ее на снотворных. Нельзя, чтобы она заговорила.
Я попыталась встать. Не хватало еще, чтобы меня застали в таком виде – съежившуюся в душевой кабинке, трясущуюся и жалкую, в мокрых брюках. Но я не смогла сдвинуться с места и продолжала сидеть на полу, молча глядя в глаза Дункану. Он тоже молчал…
– А может, Эмму тоже лучше переправить на катер?
Мужчины в комнате продолжали обсуждать свои дела, понятия не имея о том, какая драма разыгрывается по соседству.
– Было бы лучше, если бы мы были уверены, что завтра полицейские приедут сюда в последний раз. Мы больше не можем тянуть с операцией Эммы. С каждым днем она становится все более нервной. Лучше поскорее покончить с этим и отправить ее восвояси.
– А женщина из шестой палаты?
– Я думаю, с ней не будет никаких проблем. В любом случае, у нее срок всего двадцать шесть недель. Кроме того, она использует любую возможность, чтобы заверить всех и каждого, что результаты УЗИ неправильные и она всего на двадцатой неделе. Я уже даже внес изменения в ее карточку.
– Это рискованно.
– А разве мы не все время рискуем?
Немая сцена затянулась. Кто-то из нас двоих должен был первым сдвинуться с места, или что-то сказать, или закричать, наконец. Ну что ж, если он не хочет, то это сделаю я. Все, что угодно, только не это невыносимое напряжение. И тут Дункан приложил палец к губам, выразительно посмотрел на меня и вышел из ванной, плотно притворив за собой дверь.
– Значит, на катер погружаем троих. Ричард, ты уверен, что справишься в одиночку? Не хочешь отложить это до рассвета?
– Нет. Я хочу оказаться как можно дальше от острова к тому времени, когда сюда вернется полиция. Ладно. Я спускаюсь вниз. Надо им сказать, чтобы выключили телевизор. Пора заняться делом.
Шаги начали удаляться по коридору. Но все ли они ушли? Можно ли уже выходить? И какого черта собирается делать Дункан? Я уже начала подниматься, когда…
– Прости, дружище, – сказал Дункан. Таким голосом обычно выражают сочувствие по поводу проигранной партии в теннис. – Но ты же понимаешь, что сюда нельзя приплетать личные симпатии.
– Кто бы говорил, – парировал Данн, и в его тоне чувствовалась настоящая горечь. – А как же твоя Тора?
Неужели Дана действительно была ему небезразлична? Неужели именно поэтому, вопреки полученным указаниям, он не убил ее, а потом еще и спорил с Робертом, пытаясь продлить ей жизнь хотя бы на несколько месяцев?
– Ты кошмарно выглядишь. Ты был здесь целый день?
– В подвале, – ответил Данн. – С тремя спящими красавицами. Мне казалось, что я нахожусь в комнате ужасов в музее восковых фигур. В какой-то момент полицейские чуть не нашли дверь. Вполне возможно, что завтра это им все-таки удастся.
– Мы там все подготовим. К утру подвал будет выглядеть как пыльная старая кладовая. Кстати, нам понадобится каталка. Ты не мог бы спуститься вниз и…
Неистовый, исполненный ужаса вопль разорвал ночную тишину как раз тогда, когда дверь в ванную начала открываться.
– Это рядом, – вздохнул Данн.
Я услышала, как он быстро вышел из комнаты, и почти сразу за стеной раздался грохот и глухие удары. Но эти звуки борьбы быстро сменились другими – тихими, жалобными стонами. Если бы я не знала, кого именно держат взаперти в соседней комнате, то могла бы подумать, что там скулит насмерть перепуганное животное. Дверь открылась, и в ванную снова зашел Дункан.
– Какого черта ты здесь делаешь? – свистящим шепотом заговорил он. – Идиотка! Господи, какая же ты идиотка! – Открыв дверь душевой кабинки, он вытащил меня и встряхнул за плечи. – Как ты сюда добралась?
Я не могла произнести ни слова. Я вообще не могла ничего делать. Безвольно обмякнув в руках Дункана, я лишь продолжала смотреть на него немигающим взглядом. Не дождавшись ответа, он снова встряхнул меня.
– На лодке? Ты приплыла сюда на лодке?
Я все же смогла заставить себя кивнуть.
– Где она?
– На пляже, – с трудом произнесла я.
Господи, какая теперь разница, найдут они лодку или нет? Мне все равно отсюда никогда не выбраться.
– Тебе необходимо вернуться туда. Немедленно.
Дункан схватил меня за руку и потащил к двери, но я нашла в себе силы сопротивляться. Ну нет, милый! Я так просто не сдамся. Он развернул меня, крепко прижал к себе и зажал мне рот рукой.
Я перестала дергаться и сразу же услышала звон и тихое жужжание. Это открылись двери лифта. Они возвращались. Но на этот раз кроме шагов я услышала слабое поскрипывание и шуршание. Такие звуки обычно производят колесики каталок, на которых перевозят больных. Я начала отчаянно вырываться, но Дункан прижался губами к моему уху и прошептал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
После двадцать четвертой недели прерывание беременности разрешается только в том случае, если существует очень серьезная угроза здоровью и жизни матери или если известно, что ребенок родится физически или умственно неполноценным. Просмотрев записи о состоянии Эммы, я не нашла никаких показаний к тому, чтобы вызывать искусственные роды на таком позднем сроке. Не было никаких свидетельств того, что у плода имеются какие-то серьезные дефекты, равно как и того, что существует какая-либо угроза жизни Эммы. Ее беременность была совершенно нормальной, явно нежеланной, но нормальной.
Мне стало интересно, сколько Эмма заплатила за эту нелегальную процедуру, но гораздо больше меня интересовали другие вопросы. Зачем держать ее здесь в течение целых пяти дней, откладывая провокацию родов под совершенно смехотворными предлогами, вместо того чтобы сделать ее сразу? И сколько еще отчаявшихся женщин ежегодно приезжают на Тронал, чтобы лечь на операцию, которую им не сделают ни в каком другом месте?
Я подошла к следующей двери. В этот раз я не стала отодвигать заслонку полностью, а лишь приоткрыла ее на пару сантиметров. Обитательница этой комнаты сидела на кровати и смотрела телевизор. Женщина (нет, совсем еще девочка – ей было не больше шестнадцати) тоже казалась беременной, но я не могла сказать наверняка. Если бы у меня была возможность подольше понаблюдать за ней, она бы обязательно себя выдала. Беременные женщины инстинктивно приспосабливают свою осанку и манеру двигаться к тому, чтобы максимально защитить растущий плод. Рано или поздно эта девочка положит руки на живот, встанет, стараясь не напрягать мышцы пресса, и потрет ноющую спину. Я пошла дальше и завернула за угол.
За поворотом тоже было шесть комнат, но в них никого не было. Я завернула за следующий угол. Первая комната тоже была пуста. На кровати не было простыней, на подушках – наволочек, а желтое одеяло без пододеяльника было аккуратно свернуто. Вторая комната ничем не отличалась от первой.
А вот третья, казалось, была готова принять пациентку. Я зашла в нее. Кровать была аккуратно застелена, белые полотенца сложены стопкой в кресле, а чистая, безупречно отутюженная ночная рубашка в цветочек лежала в изножье кровати. На стенах висело несколько офортов с изображением полевых цветов. Чистая, удобная и довольно уютная комната выглядела точно так, как должна выглядеть палата в первоклассной частной больнице.
Я снова вышла в коридор, аккуратно притворив за собой дверь и оставив ее чуть приоткрытой – в точно таком же положении, в каком она была до моего прихода. Я задумалась. Итак, два дня назад мне удалось обнаружить, что каждые три года на Шетландских островах ощутимо возрастает смертность среди молодых женщин. Последний такой скачок был в две тысячи четвертом году, когда якобы умерли Мелисса и Кирстен. Сейчас был май две тысячи седьмого. То есть прошло ровно три года.
Мне оставалось осмотреть еще три комнаты, и я совсем не была уверена, что хочу увидеть, что там происходит. Аккуратно нажав на ручку, я открыла следующую дверь. Лампа на прикроватной тумбочке была включена, и я смогла хорошо рассмотреть лежащую женщину.
Ей было не больше двадцати пяти. У нее были темно-каштановые волосы, густые темные ресницы, гибкое стройное тело, какое бывает только у очень молодых женщин, и изумительная белоснежная кожа. Она ровно и глубоко дышала. Могло показаться, что женщина просто спит. Но она лежала, вытянувшись на спине, плотно сдвинув прямые ноги и прижав руки к бокам. Люди редко спят в таких неестественных позах, и я поняла, что она находится под воздействием сильного снотворного. Одеяло было туго натянуто на ее совершенно плоском животе. Я подошла к изножью кровати, но там не было никаких записей, только имя – Фрейя. К кровати были прикреплены наручники, но они просто свисали вниз, почти касаясь пола. Я на цыпочках вышла из комнаты.
Женщина в следующей комнате была постарше, но она лежала на узкой кровати в точно такой же неестественной позе, как и ее соседка. Ее имя было Одел, и она была закована в ножные кандалы, хотя руки оставались свободными. Одел? Фрейя? Кто эти женщины? Как они сюда попали? Есть ли у них родственники, которые сейчас оплакивают их, считая мертвыми? Я попыталась вспомнить, не видела ли их раньше. Возможно, они приходили на прием в больницу? Но нет, обе женщины были мне совершенно незнакомы. И ни у одной из них пока не было никаких явных признаков беременности. Интересно, где они были во время сегодняшнего визита Хелен? И куда их спрячут завтра, когда она вернется?
Толкнув дверь последней комнаты, я сразу заметила на кресле аккуратно сложенную пижаму. Белую льняную пижаму с вышивкой на воротнике, манжетах и отворотах штанов. Она была чистенькой, без единого пятнышка. Когда я в последний раз ее видела, белая ткань была розовой от крови. Я обернулась к кровати, и у меня перехватило дыхание. Казалось, я больше никогда не смогу нормально дышать. На кровати кто-то лежал. Я подошла поближе и взглянула на лицо женщины. Кажется, я то ли взвизгнула, то ли всхлипнула от радости. Несмотря на все трудности, которые мне пришлось преодолеть, чтобы попасть сюда, несмотря на смертельную опасность, которая мне угрожала, я была настолько счастлива, что мне хотелось издать ликующий крик и пуститься в пляс. Но я заставила себя успокоиться и засунула руку под одеяло.
Два дня назад я приехала к Дане полумертвая от страха и усталости. Я заранее убедила себя в том, что с Даной случилось нечто ужасное. Все это делало меня легкой добычей для опытного гипнотизера. Энди Данну, наверное, даже не пришлось особо напрягаться, чтобы внушить мне идеи, которые и без того уже почти оформились в моей голове. Я готова была кусать локти от злости на саму себя. Как я могла не подумать об этом раньше?
Вытянув из-под одеяла руку Даны, я увидела, что ее запястье перебинтовано. Я склонилась над кроватью и вытащила вторую руку. То же самое. Хорошо хоть, что безобразные, кровоточащие порезы мне не привиделись. Порезы действительно были, но наверняка неглубокие. Должно быть, она все же потеряла некоторое количество крови, но его можно было легко возместить путем обычного переливания сразу после ее прибытия на Тронал. Тогда, в ванной, я не могла прощупать ее пульс – какой бы препарат ей ни ввели, он сделал периферийный пульс необнаруживаемым. Но зато сейчас я прощупала его без труда – он был ровным и хорошего наполнения.
Когда я в полуобморочном состоянии сидела в машине Энди Данна, к дому Даны подъехала машина «скорой помощи». Данн сразу же отвез меня в больницу, и я, естественно, предположила, что Дану привезут следом. Но «скорая помощь» не вернулась в больницу. Вместо этого Дану доставили сюда, на Тронал. Для чего? Собирались включить ее в летнюю программу селекционного разведения детей?
Я снова склонилась над кроватью.
– Дана! Ты слышишь меня? Это Тора. Дана, ты можешь проснуться?
Погладив бледный лоб, я решила слегка потрясти ее за плечи.
Но это ни к чему не привело. Ни малейшей реакции. Это не был обычный сон.
Где-то хлопнула дверь, и по коридору стали приближаться шаги нескольких человек. Мужчины разговаривали между собой. Их голоса звучали тихо, но энергично. У меня были считаные секунды. Шкафчик в углу казался слишком узким для того, чтобы я могла в него поместиться. Ванная. Я пересекла комнату и открыла дверь.
В ванной не было окна. Окинув взглядом унитаз, умывальник и душевую кабинку, я потянула на себя дверь последней, забралась внутрь и скорчилась на полу. Но если кто-нибудь вздумает зайти в ванную, он просто не сможет не заметить меня. Мне оставалось только надеяться. Возможно, эти люди вообще направлялись в другую комнату. Возможно, мне еще раз повезет.
Шаги остановились у комнаты Даны, кто-то зашел внутрь, и от сквозняка еще больше приоткрылась неплотно прикрытая мною дверь в ванную. Несколько секунд в комнате была тишина. А потом…
– И что ты об этом думаешь? – спросил голос, удивительно похожий на голос моего свекра. Я поняла, что удача все же отвернулась от меня.
– Ну… Она умна, красива, в прекрасной физической форме, – ответил до боли знакомый голос моего мужа. – Думаю, что… не стоит уничтожать такой хороший человеческий материал, – добавил он, и я почувствовала, что еще немного, и меня стошнит.
– Согласен, – сказал голос инспектора уголовной полиции Эндрю Данна. – На кой черт нам рисковать и искать кого-то другого?
Скрючившись, я сидела в душевой кабинке, и меня бил лихорадочный озноб, настолько сильный, что у меня начало болеть все тело.
Господи, зачем… зачем я только сюда приехала?
– Непростительным риском было то, что ты притащил ее сюда. – Голос этого человека был мне смутно знаком, но я никак не могла вспомнить, где его слышала. – Тебе было сказано убить ее, а не привозить на остров.
– Прости, но тебе придется смириться с суровой реальностью, – огрызнулся Данн. – Даже я не могу загипнотизировать человека до такой степени, чтобы он вскрыл себе вены. А несчастные случаи нам никогда не удавались. Я не хотел в очередной раз облажаться.
– Она наполовину индианка, – снова произнес голос, принадлежность которого я никак не могла определить. – Не хватало еще плодить метисов.
– Ради бога! – раздраженно рявкнул Данн. – Ты, кажется, забыл, что сейчас не средневековье.
– Роберт прав, – сказал мой свекор. – Она нам не подходит.
Роберт? Есть ли у меня знакомые Роберты? Господи! Конечно, есть. Мы познакомились с ним неделю назад. Роберт Талли и его жена Сара пришли ко мне на прием. Они жаловались, что никак не могут зачать ребенка. Этот мерзавец сидел в кабинете и делал вид, что нуждается в моей помощи. А ведь он прекрасно понимал, в каком состоянии его жена, и знал, как сильно она хочет ребенка. У меня создалось впечатление, что Сара вообще на грани нервного срыва. Значит, ее тоже готовили в приемные матери для одного из младенцев троу? Через год как раз подоспеет следующий выводок.
– Ладно, – снова заговорил мой муж. – В таком случае, что мы будем делать с мисс Таллок?
– Перенесем ее на катер вместе с двумя другими, – ответил Ричард. – Когда отплывем достаточно далеко от берега, я вколю ей еще одну дозу и выкину за борт. Она даже ничего не почувствует.
– Мне нужно в туалет, – сказал Дункан. – Я быстро.
Дверь открылась, и он вошел в ванную. На нем был все тот же темно-серый деловой костюм, в котором он уезжал из дому сегодня утром. Дункан подошел к умывальнику и склонился над ним.
– А что мы скажем ее подружке? – поинтересовался Данн.
– Отошлем ей гроб, – сказал Ричард. – Будем тянуть с отправкой до последнего, до самого дня похорон. Конечно, кому-то придется сопровождать гроб на случай, если она захочет в него заглянуть. Никаких проблем. Мы уже не раз так делали.
– Ладно, с этим все ясно. А что с остальными?
Дункан открыл кран, ополоснул лицо холодной водой, вздохнул и выпрямился. Я видела его отражение в зеркале над раковиной и успела заметить, что на нем галстук, который я подарила ему на Рождество. Крохотные розовые слоники на темно-синем шелке. Через секунду наши взгляды встретились…
– Насчет пациенток в первой и второй палатах можно не волноваться, – ответил Ричард. – Обе должны родить через пару недель. Обычное усыновление. Эта полицейская дама, Роули, уже разговаривала с ними сегодня. Не думаю, что она станет делать это еще раз.
– А как насчет Эммы Леннард? Разве у нее на завтра не запланированы искусственные роды?
Дункан повернулся ко мне. Я сжалась в комок, ожидая, что он сейчас позовет остальных или, еще того хуже, рассмеется. Я думала о том, что они сделают со мной, будет ли это очень больно и быстро ли закончится. И неужели именно Дункан станет тем палачом, который…
– Мы будем действовать так, как запланировано, – сказал Ричард. – Просто после операции придется подержать ее на снотворных. Нельзя, чтобы она заговорила.
Я попыталась встать. Не хватало еще, чтобы меня застали в таком виде – съежившуюся в душевой кабинке, трясущуюся и жалкую, в мокрых брюках. Но я не смогла сдвинуться с места и продолжала сидеть на полу, молча глядя в глаза Дункану. Он тоже молчал…
– А может, Эмму тоже лучше переправить на катер?
Мужчины в комнате продолжали обсуждать свои дела, понятия не имея о том, какая драма разыгрывается по соседству.
– Было бы лучше, если бы мы были уверены, что завтра полицейские приедут сюда в последний раз. Мы больше не можем тянуть с операцией Эммы. С каждым днем она становится все более нервной. Лучше поскорее покончить с этим и отправить ее восвояси.
– А женщина из шестой палаты?
– Я думаю, с ней не будет никаких проблем. В любом случае, у нее срок всего двадцать шесть недель. Кроме того, она использует любую возможность, чтобы заверить всех и каждого, что результаты УЗИ неправильные и она всего на двадцатой неделе. Я уже даже внес изменения в ее карточку.
– Это рискованно.
– А разве мы не все время рискуем?
Немая сцена затянулась. Кто-то из нас двоих должен был первым сдвинуться с места, или что-то сказать, или закричать, наконец. Ну что ж, если он не хочет, то это сделаю я. Все, что угодно, только не это невыносимое напряжение. И тут Дункан приложил палец к губам, выразительно посмотрел на меня и вышел из ванной, плотно притворив за собой дверь.
– Значит, на катер погружаем троих. Ричард, ты уверен, что справишься в одиночку? Не хочешь отложить это до рассвета?
– Нет. Я хочу оказаться как можно дальше от острова к тому времени, когда сюда вернется полиция. Ладно. Я спускаюсь вниз. Надо им сказать, чтобы выключили телевизор. Пора заняться делом.
Шаги начали удаляться по коридору. Но все ли они ушли? Можно ли уже выходить? И какого черта собирается делать Дункан? Я уже начала подниматься, когда…
– Прости, дружище, – сказал Дункан. Таким голосом обычно выражают сочувствие по поводу проигранной партии в теннис. – Но ты же понимаешь, что сюда нельзя приплетать личные симпатии.
– Кто бы говорил, – парировал Данн, и в его тоне чувствовалась настоящая горечь. – А как же твоя Тора?
Неужели Дана действительно была ему небезразлична? Неужели именно поэтому, вопреки полученным указаниям, он не убил ее, а потом еще и спорил с Робертом, пытаясь продлить ей жизнь хотя бы на несколько месяцев?
– Ты кошмарно выглядишь. Ты был здесь целый день?
– В подвале, – ответил Данн. – С тремя спящими красавицами. Мне казалось, что я нахожусь в комнате ужасов в музее восковых фигур. В какой-то момент полицейские чуть не нашли дверь. Вполне возможно, что завтра это им все-таки удастся.
– Мы там все подготовим. К утру подвал будет выглядеть как пыльная старая кладовая. Кстати, нам понадобится каталка. Ты не мог бы спуститься вниз и…
Неистовый, исполненный ужаса вопль разорвал ночную тишину как раз тогда, когда дверь в ванную начала открываться.
– Это рядом, – вздохнул Данн.
Я услышала, как он быстро вышел из комнаты, и почти сразу за стеной раздался грохот и глухие удары. Но эти звуки борьбы быстро сменились другими – тихими, жалобными стонами. Если бы я не знала, кого именно держат взаперти в соседней комнате, то могла бы подумать, что там скулит насмерть перепуганное животное. Дверь открылась, и в ванную снова зашел Дункан.
– Какого черта ты здесь делаешь? – свистящим шепотом заговорил он. – Идиотка! Господи, какая же ты идиотка! – Открыв дверь душевой кабинки, он вытащил меня и встряхнул за плечи. – Как ты сюда добралась?
Я не могла произнести ни слова. Я вообще не могла ничего делать. Безвольно обмякнув в руках Дункана, я лишь продолжала смотреть на него немигающим взглядом. Не дождавшись ответа, он снова встряхнул меня.
– На лодке? Ты приплыла сюда на лодке?
Я все же смогла заставить себя кивнуть.
– Где она?
– На пляже, – с трудом произнесла я.
Господи, какая теперь разница, найдут они лодку или нет? Мне все равно отсюда никогда не выбраться.
– Тебе необходимо вернуться туда. Немедленно.
Дункан схватил меня за руку и потащил к двери, но я нашла в себе силы сопротивляться. Ну нет, милый! Я так просто не сдамся. Он развернул меня, крепко прижал к себе и зажал мне рот рукой.
Я перестала дергаться и сразу же услышала звон и тихое жужжание. Это открылись двери лифта. Они возвращались. Но на этот раз кроме шагов я услышала слабое поскрипывание и шуршание. Такие звуки обычно производят колесики каталок, на которых перевозят больных. Я начала отчаянно вырываться, но Дункан прижался губами к моему уху и прошептал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51