А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Что ты здесь делаешь, Чарли? – поинтересовалась она, когда он достиг ступенек.
Она уже меньше злилась, но все же вопрос прозвучал резко. Его появление поразило ее. Чарли Пруитт пожал узкими плечами.
– Да подумалось, что нам надо поговорить.
Эмили уселась, поставила на ступеньку пустой стакан и обхватила руками колени.
– Позвонить было бы дешевле.
Тонкие губы искривила полуулыбка.
– Хочешь поизмываться? А ты хорошо выглядишь. – Он уселся рядом.
Хорошо она не выглядела, но невинная ложь все равно была приятна. Чего красивого в женщине, выжатой, как лимон, от всей этой беготни с одной деловой встречи на другую. Невыспавшаяся, с тоской в сердце, она была вялой, а линялые клетчатые штаны из дешевой ткани со свободной белой безрукавкой были удобны, но отнюдь не создавали престижного имиджа.
– Ты тоже, – сказала она, и это не было ложью. Сколько Эмили его знала, он всегда выглядел как новенький, выглаженный, выбритый. Он проигрывал в умении общаться с людьми, но добирал на внешнем виде.
Чарли смахнул несуществующую пылинку с остроносой туфли, разгладил безупречно ровный желтый с синим галстук.
– Я дурно себя вел при нашей последней беседе.
– Да, – согласилась она. Возмущение опять укололо ее при напоминании, что он не захотел ее поддержать, услышав о ребенке. О его ребенке.
Чарли прочистил горло.
– Извини. Ты… э-э… немного меня удивила этой новостью.
– Я так и поняла. Ты зачем приехал, Чарли?
– Из-за тебя. И из-за маленького.
Брови Эмили взлетели кверху. Их последний разговор оставил впечатление, что ни она сама, ни ребенок его не интересует.
– Тогда тебе лучше следующим самолетом вернуться в Нью-Йорк. Мой маленький и я сама чувствуем себя превосходно, чувствительно тебе благодарны.
Чарли молчал и задумчиво глядел. Если он полагает, что сможет уговорить ее вернуться, его ожидает еще один сюрприз. Даже не в том дело, что он ее обманул и она никогда не сможет поверить ему еще раз. Проблема куда проще: она его не любит и никогда не любила. Относилась с симпатией, да, и его измена задела ее – но только ее гордость, не сердце. Как она сказала Дрю – нельзя задеть то, чего не коснулся. Честь разбить ее сердце досталась Дрю.
– Ты действительно не хочешь возвращаться? В Нью-Йорк, я имею в виду.
Эмили почувствовала облегчение. Она не хотела заниматься анализом еще одной скончавшейся связи. Из этого выходили только безнадежно проигранные сражения.
– Не хочу, Чарли. Я уже сказала тебе две недели назад, что моя жизнь теперь здесь.
– Это осложняет дело.
Эмили нахмурилась.
– Ты о чем?
– О том, как мы это устроим.
– Что значит мы? – С точки зрения Эмили, это местоимение стало к ней с Чарли неприменимо.
– Ну, с ребенком.
Она повернула голову, чтобы посмотреть, как с площадки исчезает очередная порция строительного мусора.
– Я уже сказала, мы ничего не будем устраивать.
– Хороший бы из тебя вышел адвокат, девочка. Ты так любишь бороться. – Чарли безнадежно вздохнул. – Это так неприятно, ведь я приехал решить нашу проблемку по-доброму.
– О, ради аллаха, Чарли! – Эмили закатила глаза. – Проблемку? Ты из какого вообще столетия?
– Нам не о чем, по-моему, спорить.
Чарли не повысил голоса, хотя нотку раздражения Эмили уловила. Всегда спокойный, он никогда не проявлял эмоций. Если подумать, он вышел из себя один-единственный раз – когда по телефону узнал от нее, что станет отцом. Эмоциональности ему не хватает, вот что, решила Эмили. У нее самой этого качества хватало в избытке – пусть это и порок.
– Тогда чего ты хочешь? – резко спросила она. – Чтобы я подписала документик, припрятанный у тебя в кармане, насчет того, что ни я, ни мой ребенок никогда не осквернят твоего порога?
– Нет, – ответил он, поворачиваясь к ней, – это ни к чему. Но тебе надо бы знать, что я не готов к родительской роли.
– Думаешь, я готова? – Эмили расхохоталась. – Если бы все ждали, пока будут к этому готовы, человечество давно бы вымерло.
– Ну да, но я-то этого и не хочу. – Тяжелый вздох. – Эмили, я детей боюсь.
Эта откровенность ее ошеломила, заставив замолчать.
– Я выполню свой долг, в денежном смысле, – продолжал он, – но не буду настаивать на совместном воспитании, или на посещениях.
Излишним оптимизмом Эмили никогда не страдала.
– Ты серьезно?
Он торжественно кивнул.
– У меня было время подумать. Я хочу сделать так, как будет лучше для ребенка. И для тебя тоже, – добавил он.
Вот брякнул, не сразу переваришь.
– Чарли, ты соображаешь, что говоришь? – осведомилась она. – Подумал хотя бы, от чего так легко отказываешься?
Он взглянул на нее опять: брови сведены вместе в очевидном недоумении.
– Честно? Нет, – смущенно признался он. – Это тебя беспокоит?
– Удивляет. – Эмили не вполне понимала, чего же он от нее хочет. Найти для него оправдание? Освободить его?
– Давай и правда честно. – Она старалась тщательно выбирать слова. – Я вот не пойму: ребенок для тебя – неудобство, или он тебе противен, или тебе просто наплевать?
– Сам не знаю, – признался Чарли. Помолчал, пожал плечами. – Не знаю, как мне положено себя чувствовать. Может быть, если бы мы все еще жили вместе, я бы видел все это по-другому.
Для Эмили не имело значения, живут они вместе или нет. Каковы бы ни были обстоятельства, ребенок – бесценный дар и должен приветствоваться с радостью и ликованием. Похоже, Чарли этого не понимает.
Можно, конечно, дать ему пинка раз и навсегда. Но он все-таки отец, это дает ему моральные и юридические права. Надо бы попробовать решить дело полюбовно. Она не станет лишать его его ребенка, но с условием.
– Я не собираюсь препятствовать твоему участию в жизни маленького, – сказала она. – Но и не настаиваю на сильной активности. Все, чего я прошу: если ты участвуешь, то не только тогда, когда тебя это устраивает. Решай сам, но быть отцом – это полный рабочий день, и география не должна мешать.
Вот это его достало.
– Но как же я смогу? Ты здесь, я живу на другой стороне континента.
Эмили уложила скрещенные руки на коленях.
– Позже разберемся с географией. Но, – она сделала паузу, чтобы дождаться от собеседника полного внимания, – я хочу, чтобы ты ответил сейчас: будешь ты отцом этому ребенку или нет?
Кадык Чарли дернулся вверх и вниз.
– Попробую, если ты… – Слова вырвались залпом и окончились другим тяжким вздохом. – Да, – произнес он уже тверже, – буду, Эмили.
Она улыбнулась.
– Так уж это было трудно?
Смутившись окончательно, он кивнул.
– Мерзкий я тип, правда?
– Вовсе нет, – ответила Эмили, и тут до нее дошло, что она действительно не зла на него. – Ты скверно повел себя со мной, но, думаю, теперь мы оба понимаем, что не были парой. Иначе мы никогда не стали бы искать кого-то еще.
И я никогда бы не втюрилась в Дрю – сразу и по уши, грустно подумала она.
Он взял ее за руку, поднес к губам и легонько поцеловал сгибы пальцев.
– Ты удивительная женщина. Невероятная. Упрямая, но… мне кажется, ты без труда найдешь себе подходящего парня. Когда-нибудь.
Много ты знаешь. Я-то уже нашла… вот только не нужна я ему. И это очень плохо.
Тревожный сигнал прозвучал менее, чем через десять минут после того, как Дрю вошел в помещение своей части в четверг утром. В течение последующего часа тревогу давали еще три раза, так что на самый большой в истории Санта-Моники пожар отправились семь команд с насосами, две – с пожарными лестницами и одна спасательная.
Всего повело борьбу с огнем пятьдесят семь человек. Прожорливое пламя захватило четырнадцать частных домов и целые гектары территории. Близкая к морю местность ценилась высоко, и убытки уже считались миллионами.
Сгоревшие дома заменят новыми, молодые деревца и другая зелень закроют обугленную землю, но погибшему человеку жизни не возвратит никто и ничто.
Радиостанции пищали, вращающиеся маячки посылали блики во все стороны, машины продолжали подъезжать, однако место пожара как-то зловеще притихло. Каждый чувствовал утрату. Неважно, что не все постоянно работали с Айвеном Фитспатриком, «Фитсом», не все даже знали его в лицо, но когда кто-то из товарищей погибал, каждый, кто носил форму, тяжело переживал эту потерю. И невольно испытывал вину за то, что сам выжил.
Дрю уже допросил нескольких свидетелей, сделал заметки и, подняв глаза от бумаг, взглянул на старшего брата. Грязь и сажа покрывали его лицо и экипировку. Боль Бена была сильнее, чем у остальных. Ведь это он, командовавший на месте происшествия, вынужден был послать Фитса внутрь дома. На втором этаже огнем оказались отрезаны двое маленьких детей и их мать. Детей спасатель передал в целости из окна сотрудникам, затем вернулся за женщиной.
Дрю, исполняя свои обязанности, расспрашивал свидетелей возгорания, когда заметил рвущееся сквозь крышу мощное пламя. Он немедленно сообщил об этом Бену, тот приказал дать серию коротких гудков, означающую: «Выходи сейчас же!», но Фитсу не повезло. Строение потеряло прочность, и крыша рухнула. Последнее, что они слышали, была оборвавшаяся просьба о помощи по радио. У оказавшегося в ловушке пожарного кончился воздух.
Угрюмый Бен сдернул с себя шлем.
– Я сказал капитану, что к Кристе пойдем мы. Подумал, ты не будешь против.
– Конечно.
Дрю начинал работать в одно время с Фитсом. Всех пожарных связывали дружеские отношения, возникавшие среди тех, кто постоянно ставит свою жизнь на карту, но то, что они пришли на «Тринити стэйшен» вместе, их особенно сдружило. Когда Дрю приняли в группу расследователей, Фитс устроил гулянку, чтобы отпраздновать это событие. Дрю вдруг припомнил, что вечеринка состоялась всего в нескольких кварталах от владений одной знакомой ему бабушки.
Совесть в очередной раз чувствительно напомнила о себе. Его решение относительно Эмили не изменилось. Что не мешало ему думать… о ней…
Желать ее.
Любить ее, черт побери все на свете.
– Ты долго еще будешь этим заниматься? – Бен кивнул на бумаги, лежавшие перед Дрю.
– С полчаса. Встретимся в заднем помещении. Бен кивнул и повернулся, чтобы идти.
– Эй! – окликнул брата Дрю.
Тот остановился и оглянулся через плечо.
– Ты не виноват, – сказал Дрю, – это несчастная случайность.
Бен отвернулся и молча зашагал к машине. Ему и не нужно было ничего говорить: Дрю увидел его глаза, ощутил его тоску и понял, что Бен не принял его слов.
Глава четырнадцатая
По дороге к дому Фитспатрика они молчали. Каждый был занят своими мыслями. Разумеется, жена каждого пожарного, каждого полицейского или летчика знает, что работа мужа опасна; Дрю, правда, от этого было не легче.
Капитан при их отъезде сказал: Криста Фитспатрик – сильная женщина, она выдержит эту потерю. Ей просто некуда деваться, у нее два сына, и сейчас они зависят от нее больше, чем когда-либо.
Уж кто-кто, а Дрю знал, что дети могут ничего не значить в подобном случае, знал по собственному горькому опыту. Эмили наехала на него тогда, потому что ей… не понравились его доводы. Правда ей не понравилась, захотелось, чтобы он смотрел на вещи ее глазами.
Чушь. Он не изменит своих взглядов по той простой причине, что прошлого изменить нельзя. Что было, то было. Свершившееся нельзя переиграть вновь.
И цель их нынешней поездки только подтверждает: он прав, разрывая ставшие слишком близкими отношения. И ее выдумки тут ни при чем. А остаться один он не боится.
Бен подрулил к обочине рядом со скромным домиком, каких много на подъездных шоссе к большому городу. Припарковался, заглушил двигатель и вынул ключи из зажигания. Дурные предчувствия Дрю усилились. Он никогда еще не приезжал с подобной миссией, но представлял, чего ждать. Многие воспоминания со временем меркнут, но он никогда не забудет той ночи. Как старший брат пытался утешить безутешного отца, как он сам испугался, когда отец вышел из себя. И как Перри-старший со злостью накинулся на детей, обвиняя их в том, что их мать не хочет больше жить.
Джоанна Перри не умирала три долгих дня. Она не хотела умирать, пока не сможет с ними попрощаться.
– Подождешь здесь? – спросил Бен.
– Нет, – ответил Дрю, – я должен выполнить перед Фитсом последний долг.
Он понял, что Бен имел в виду. Брат от природы был склонен защищать других. С той самой ужасной ночи Бен изо всех сил старался оградить его и Кэйла от суровой прозы жизни, старался все эти долгие годы. А жизнь редко ставит более суровые задачи, чем необходимость сказать жене, что ее муж погиб при исполнении.
Они вместе вылезли из пикапа Бена и, не разговаривая, прошли бетонной дорожкой к передней двери дома. Дрю держался позади и ждал, пока Бен позвонит.
Бен потянулся к звонку второй раз, когда дверь, наконец, отворилась. Криста Фитспатрик сразу поняла, чем вызван их приход, и ее светло-карие глаза наполнились слезами. Кровь отлила от лица, пышные черные волосы по контрасту делали ее бледность еще более пугающей.
– Боже, – прошептала она, качая головой из стороны в сторону. – Нет. Нет!
У нее подогнулись колени, и Бен подхватил ее. Бережно прижал к себе и повел в дом, в гостиную, к дивану.
Дрю охватило ощущение беспомощности. Он смотрел, как Криста всхлипывает, сотрясаясь всем своим маленьким телом, и не знал, что ему делать. Ну что можно сказать, чтобы смягчить чудовищный удар, облегчить невыносимую боль. Только бессмысленные общие фразы.
Телевизор орал: местная станция передавала новости. Внизу экрана красная полоса сообщала о двоих погибших. Вокруг выгоревшего места кружил вертолет, передавая подробности катастрофы. Речь шла о вытекшем газе. По-видимому, незамеченная утечка произошла в трубе, ведущей к сушилке для одежды. Хозяйка дома зажгла сушилку, и взрыв снял с дома крышу. Когда приехала первая машина, огонь уже распространился на соседние здания.
Дрю выключил телевизор, прошел в ванную и вернулся с коробкой бумажных салфеток.
– Мне очень жаль, – тихо произнес он, садясь напротив Кристы и Бена.
Криста смотрела на свои руки, поворачивая на пальце бриллиантовое обручальное кольцо. Наконец она подняла глаза.
– Как это произошло? – спросила она, беря салфетку.
Бен рассказал, стараясь по возможности смягчить детали.
– На него упала крыша, – закончил он, – ничего нельзя было сделать.
– Все каналы передавали о пожаре в новостях, – сказала она. – Что случилось две смерти, один человек в критическом состоянии. Кто в больнице… они сказали и про ту женщину, а… Я поняла, что погиб пожарный. Я молилась Богу, чтобы… – Из глаз снова полились слезы. – Я молилась, чтобы это не оказался тот, кого я знаю. Я помнила, что имя погибшего не называют, пока не известят родственников, но все равно ждешь, пусть скажут, кто, что это не тебя…
– Криста, что мы можем для тебя сделать? – спросил Дрю. – Ты только скажи.
Криста слабо улыбнулась.
– Приведите Фитса домой, – шепнула она, стараясь сдержать очередной прилив слез.
Комок в горле не давал Дрю говорить. Криста судорожно вздохнула.
– Стараешься не думать о том, что может случиться. Каждое утро просыпаешься, целуешь мужа на прощанье и пугаешься только, когда он выходит из дверей. И все, больше ничего нельзя себе позволить, потому что нельзя все время жить в страхе. Это будет уже не жизнь. И морочишь сама себе голову, уверяешь себя, что тебе-то таких новостей не принесут. И знаешь, что это ложь, но ложь, позволяющая жить, потому что по-другому жить невозможно. – Она грустно улыбнулась. – Но теперь, когда невозможное случилось, я не перестаю думать, что Фитс хотел бы уйти из жизни именно так. В борьбе с огнем, спасая жизни. Он так это любил. Был настоящим пожарником, и даже сейчас, в эту минуту, я не хотела бы для него другого пути.
– Мы знаем, как это тяжело, – напряженным голосом заверил ее Бен. – Ты не одна, не забывай этого.
Дрю прокашлялся.
– Ему не было больно, – сказал он, потому что это следовало сказать. – Надеюсь, тебя это немного утешит.
– Мне нужно время, чтобы утешиться хоть чем-нибудь, но все равно спасибо. Хорошо, что ты мне это сказал. Когда-нибудь мне это поможет.
– Позвать к тебе кого-нибудь? – спросил Бен.
Она покачала головой.
– Нет. Я позвоню его родителям позже. Им придется как-то устроиться, чтобы прилететь на… – Ее голос угас, и она прижала руку ко рту, боясь произнести последнее, беспощадное слово.
Дрю протянул еще салфетку.
– Не стоит тебе оставаться одной. Может, попросить твоих родителей или сестру, чтобы приехали ночевать?
– Нет, – твердо ответила она, – со мной все будет в порядке. Мне нужно быть сильной, из-за мальчиков. Я им нужна сейчас больше, чем когда бы то ни было. Фитс никогда бы мне не простил, – добавила она, – если бы я расклеилась и оставила их без поддержки.
Дрю с трудом удалось сделать следующий вздох. Душевная сила Кристы, ее решимость держаться ради детей, как бы тяжело ни приходилось, пошатнули его убеждения. Он берег их, давая им заслонить от него реальный мир.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13