– Я вчера был на пляже. Бог мой, ну и народу! Хорошо поплавал. Знаешь, кого я видел?
– Малачи, я спокойно могу сказать, что не имею ни малейшего понятия.
– Твоего друга… Саттона.
– Да?
– Уверенный такой субъект.
– Он не любит священников.
– Ну, он ведь северянин! Я остановился, чтобы поздороваться, спросил, не окунался ли он.
Я невольно засмеялся.
Малачи продолжил:
– Он сказал, что не умеет плавать, представляешь?
Проходившая мимо женщина сказала:
– Да благословит вас Господь, святой отец!
Он продолжил:
– Мне пора, через час служба.
– Надо же, какой у нас Господь требовательный.
Он с огорчением взглянул на меня и сказал:
– В тебе никогда не было почтения к Богу, Джек.
– Что ты, было. Просто мы с тобой относимся с почтением к разным вещам.
Он ушел. Возможно, это игра света, но мне показалось, что тень стала меньше.
???
По пути на кладбище я проходил мимо новой гостиницы. Надо же, настоящее стратегическое планирование. Меня подмывало зайти туда и проверить, но я сдержался.
Жара была удушающей. Так уж я устроен, все рвутся на пляж, я потащился на кладбище. Солнечный свет отражался от всего с такой силой, как будто мстил за что-то.
Я опустился на колени у могилы Шона и сказал:
– Я не пью… честно.
Потом пошел к Пэдригу и покаялся:
– Я не принес цветов. Я принес стихотворение. Из которого ясно, что даже если я и порядочная дрянь, то порядочная дрянь с художественными наклонностями. Ты ведь любил слова. Слушай:
СЕЛЬСКИЕ ПОХОРОНЫ
Они держат море на правой ладони,
Качаясь от легкого памятного ветра.
Поля здесь – только камни, и топь,
И мертвые деревья.
Белолицая церковь стоит на мокром солнце,
Уставившись на острова своей темной дверью.
Молитвы вздымают в низкое, холодное небо,
Теряя связь с землей.
Мотор катафалка работает с перебоями,
Черная краска облупилась, обнажив ржавчину,
Детали из хрома давно потеряли блеск.
Все возвращается на круги своя.
Мертвые возвращаются домой.
С меня ручьями лил пот. Я пошел по дорожке между могилами. Навстречу мне – Энн Хендерсон. Мы встретились у калитки. Я хотел было сделать шаг назад, но она увидела меня и помахала рукой.
Когда я поравнялся с ней, она улыбалась. Мое сердце заколотилось в безумной надежде. Я почувствовал, как соскучился по ней.
Она воскликнула:
– Джек!
Я весьма оригинально отозвался:
– Энн! – Собрался с мыслями и промямлил: – Хочешь минералки?
– С удовольствием.
Мы пошли к гостинице. Она вздохнула:
– Ну и жара! – Еще добавила, какое облегчение испытала, узнав, что Сара не покончила жизнь самоубийством.
Я говорил мало. Боялся, что испорчу тот малюсенький шанс, который мне дала судьба. В гостинице мы заказали апельсиновый напиток с грудой льда. Она никак не отреагировала на то, что я не заказал спиртного. Прежде чем я сумел сформулировать свою мольбу, она сказала:
– Джек, у меня замечательные новости.
– Да?
– Я встретила чудесного человека.
Я понимал, она продолжает говорить, но перестал слышать. Наконец мы поднялись, чтобы уйти, и она предложила:
– Я возьму такси. Подвезти тебя?
Я покачал головой. В какой-то страшный момент я испугался, что она возьмет меня за руку. Но она наклонилась и легонько поцеловала меня в щеку.
Пока я шел к Ньюкасл, солнце палило нещадно. Я поднял лицо и сказал:
– Зажарь меня, проклятущее!
Двигаясь с места
Вернулся я к себе в таком состоянии, будто по мне только что прошел паровой каток. Так дико хотелось выпить, что я чувствовал вкус виски во рту. Сердце давило мертвым грузом. Я громко выкрикнул ирландскую фразу моего детства:
– An bronach mbor!
Вообще-то это значило «горе мне», а в более современном переводе: «Я в глубокой жопе».
Как водится.
Я уже прожил пятьдесят лет, так стоит ли еще надеяться на любовь?
Мечтать не вредно.
Откуда-то слева появилась мысль: «А здорово бы было уехать из Голуэя трезвым!»
Это заставило меня встать, проглотить таблетку и пробормотать:
– У меня куча дел, мне надо собраться.
Ник Хорнби сделал популярными разные списки. Я могу тоже составить список.
Уложил:
три белые сорочки
трое джинсов
один костюм
несколько книг
две видеокассеты.
Потом сказал:
– К черту костюм!
Я могу все свои вещи унести в наплечной сумке и исчезнуть отсюда навсегда. Проверил билет на самолет, еще пять дней до рейса. Спустился вниз, таблетка уже начала действовать.
Миссис Бейли спросила:
– Мистер Тейлор, с вами все в порядке?
– Конечно.
– У вас глаза какие-то… отсутствующие.
– А, ничего страшного, просто мыло попало.
На некоторое время мы остановились на этой лжи.
Потом я сказал:
– Миссис Бейли, я уеду на некоторое время.
Она вроде бы не удивилась.
– Я придержу для вас комнату.
– Но я могу задержаться надолго.
– Не волнуйтесь, комната всегда найдется.
– Спасибо.
– Я рада, что вы у нас пожили. Вы – славный человек.
– О, я в этом не так уверен.
– Разумеется, это как раз и есть одна из ваших хороших черт.
– Вы выпьете со мной на посошок?
– Молодой человек, я на этом настаиваю.
???
У гостиницы стояла желтая машина. На номерном знаке наклейка с буквами КЛФН. Я постучал по стеклу.
Саттон сказал:
– А, это ты!..
– Я думал, мы договорились, что ты перестанешь за мной следить.
– Я и не слежу. Я жду.
– Какая разница?
– Ты же детектив, должен знать. – Он вылез, потянулся и сказал: – Эта слежка просто выматывает!
Он был весь в черном. Свитер, брюки, кроссовки «Найк».
Я спросил:
– Что за маскарад?
– Я в трауре.
– Дурацкая шутка.
Он сунул руку в машину, вытащил оттуда сумку.
– Я приехал с подарками.
– С чего бы это?
– Продал еще одну картину… Пошли, куплю тебе выпивку… оп-ля… кофе и осыплю тебя дарами.
Я решил, что в последний раз можно.
Мы зашли в бар на Шоп-стрит.
Саттон сказал:
– Они делают прекрасный капуччино.
Он оказался прав.
Даже давали итальянский шоколад отдельно. Саттон надкусил шоколад.
– Ммм… вкусно.
– Ешь мой.
– Точно? А то вроде как… нехорошо. – Он сунул руку в сумку, достал оттуда два мобильных телефона и один положил передо мной. – Это тебе. – Второй положил перед собой.
Я сказал:
– Мне не нужно.
– Нужно-нужно. Я купил их по дешевке. Они уже подсоединены. Я даже осмелился вписать свой номер в твой список. – Снова полез в сумку и достал оттуда небольшую картинку в рамке. Пирс Ниммо. – Не надо мне говорить, что картинка хороша. Я и так это знаю. Что она… дорого стоит. Меня теперь покупают коллекционеры.
Я не знал, как быть, потому пошел напролом:
– Я уезжаю.
– Господи, допей хотя бы кофе!
– Да нет, я уезжаю из Голуэя.
Похоже, он искренне удивился.
– И куда?
– В Лондон.
– Эта же помойная яма. А ты даже не пьешь. Как можно ехать туда на трезвую голову?
– Много дел…
– Что ты там будешь делать?
– Сниму жилье в Бейзуотере, поболтаюсь немного.
– И повесишься. Даю тебе неделю.
– Спасибо, что веришь в меня.
– А… Лондон… Господи!.. Когда?
– Через пять дней.
– Так мы выпьем на прощание или как?
– Конечно.
Я показал на мобильник и сказал:
– Я всегда могу позвонить тебе.
– Обязательно. Лучше ночью. Я плохо сплю.
– Да?
– А ты заснешь… с могилой этого парня под окном?
Я встал и сказал:
– Спасибо за подарки.
– Пожалуйста. Повесь эту картину в своей новой квартире. Господи!..
Когда я уходил, он все еще качал головой.
На Шоп-стрит было полно
мимов
жонглеров
пожирателей огня.
Какой-то парень делал фигурки из кусков проволоки. За несколько минут получались Удивительные вещи. Я спросил, не может ли он сделать кое-что особенное.
Он ответил:
– Все, кроме денег. – И через пять минут выполнил мою просьбу.
Я дал ему несколько фунтов и похвалил его:
– Вы очень талантливы.
– Скажите это художественному совету.
???
Однажды вы обретете уединение, к которому так давно стремились. Не спрашивайте меня когда, где и как. В горах или в тюрьме, в пустыне или в концентрационном лагере. Это не имеет значения. Поэтому не спрашивайте меня, я все равно не скажу. Вы не узнаете, пока не обретете его.
Томас Мертон. «Горы в семь этажей»
Я направился в больницу, и мне сняли гипс с пальцев. Посмотрел на них. Скрюченные и съежившиеся. Доктор дал мне маленький мяч и посоветовал:
– Сжимайте его почаще, постепенно функции пальцев восстановятся.
Медсестра не отводила от меня взгляда, и я спросил:
– В чем дело?
– Теперь вы сможете побриться.
Я пощупал бороду.
– Вам не нравится моя борода?
– Она вас старит.
– Я чувствую себя старым.
– Да ладно вам!..
Я подумал, что мне будет не хватать ирландских сестричек. Мы договорились с Кэти Б. встретиться в «Несторе». Она переспросила:
– Где?
Я рассказал, как туда попасть. Жара все еще держалась, солнце било в глаза.
Часовой в пивной не обратил на меня внимания, и я решил, что славе моей пришел конец. Я сел на свой жесткий стул, и Джефф тут же принес кофе. Я выложил мою уличную покупку на стол.
– Ух ты! – изумился он.
Это был миниатюрный «харлей», точная копия, до мельчайших деталей. Я сказал:
– Это я так прощаюсь.
– Уезжаешь?
– Ага.
Он не спросил,
куда
когда
или даже
почему.
Джефф кивнул.
В пивную впорхнула Кэти и спросила:
– Это что, кухня?
– С возвращением, миссис?…
– Миссис Неудачница.
– Что?
– Эверетт слинял. В Листоуэле нашел американку и сбег.
– Господи, мне очень жаль.
– А мне нет. Еще тот придурок. Подошел Джефф.
– Что прикажете?
– Белого вина с содовой.
Мне очень захотелось присоединиться к ней. Она посмотрела вслед Джеффу и заметила:
– Симпатичная задница.
– Он мотоциклами увлекается.
– Мой тип.
Он принес вино и лучезарно улыбнулся ей. Я подумал, что Джефф все еще во всеоружии. Кэти сказала:
– В вас, старичках, есть класс.
Я засмеялся, будто мне и в самом деле было смешно, и сказал:
– Я в Лондон уезжаю.
– Не теряй зря время.
– В смысле?
– Я только из Лондона, забыл? Сэкономь на поездке.
– Это уже решено. Я и билет купил.
– Говори-говори. – Она отпила глоток. – Блеск!
– Серьезно, Кэти, я отбываю.
– Этот бармен, он женат?
– Нет… Он когда-то работал в оркестре.
– Я влюбилась.
– Кэти… послушай, можешь ты на минутку сосредоточиться? Тебе нужны деньги?
– Не-а, я сейчас много выступаю.
Я встал.
– Хочешь, погуляем, покормим лебедей?
– Я тут побуду, попробую запустить коготки в этого парня.
Я ожидал, что она обнимет меня или по крайней мере пошлет воздушный поцелуй, но не дождался.
– Ладно, когда-нибудь увидимся.
– Ну да, думаю, скоро.
Я сжал мячик в левой руке. Если это и помогло чему-то, я этого не заметил.
Бури
Мне приснился чертовски поганый сон. Похоже, как у того парня в фильме, который просыпается весь в поту и орет: «Вьетнам… они идут!»
Вроде того.
Мне снились Пэдриг, Шон, Плантер, Форд и Сара Хендерсон. Они выстроились передо мной, мертвые глаза ввалились, и они все тянули ко мне руки. Как я ни бежал, они всегда оказывались передо мной.
Я закричал: «Оставьте меня, иначе я запью!»
Проснулся от собственного крика. Солнце палило в окна, и я ощутил такую смертную тоску, какой никогда не испытывал. Вылез из постели и быстро проглотил таблетку Джеффа. Если бы я еще помнил хоть одну молитву, я бы помолился. Сказал:
– Se do bheatha, a Mhuire. – Первая строчка молитвы Пресвятой Богородицы по-ирландски.
Немного полегчало. В младших классах школы я учился только по-ирландски. В старших классах мы заново принялись учить молитвы по-английски. На какое-то время я оказался обезмолитвенным.
Верил, что, если умру, попаду прямиком в ад. Это были первые ночные кошмары. Когда я освоил новые молитвы, кошмары стали сниться реже. Но почему-то укоренилась мысль, что я был в большей безопасности, молясь по-ирландски.
Я принял душ, с трудом выпил жидкий кофе и оделся. Надел выцветшую почти добела хлопчатобумажную рубашку, бежевые брюки и мокасины. Меня можно было принять за мужика с рекламы «Американ экспресс», только не в фокусе.
Стук в дверь. Я чертовски сильно понадеялся, что это не Саттон.
Джанет.
Она сказала:
– Извините, что врываюсь.
– Ничего.
– Миссис Бейли сказала, что вы уезжаете.
– Верно.
– Я хочу отдать вам вот это. – Она протянула руку. Черные четки. Казалось, они сверкают. Когда их взял, на фоне моей рубашки они показались наручниками. Она добавила: – Они освящены.
– Я очень тронут, Джанет. Я всегда буду носить их при себе.
Она засмущалась, и я добавил:
– Мне будет вас не хватать.
Ее лицо залилось румянцем. Такое уже не часто увидишь. Чтобы больше не смущать ее, я спросил:
– Вы любите шоколад?
– О Господи, обожаю!
– Ну, тогда я подарю вам безобразно огромную коробку самых лучших конфет.
– С собакой на крышке?
– Точно.
Она ушла в неоновом сиянии.
Я положил четки под подушку. Я не отказывался ни от какой помощи.
???
Когда я переходил через площадь, ко мне подошел полицейский.
«Только этого мне не хватало», – подумал я. Он спросил:
– Мистер Тейлор?
Если они называют вас мистером, бегите к адвокату.
Я сказал:
– Да.
– Старший инспектор Кленси хотел бы поговорить с вами. Пройдите сюда.
Он подвел меня к черному «даймлеру». Открылась задняя дверца, и послышался голос:
– Залезай, Джек.
Я послушался.
Кленси был при полном параде. Эполеты, нашивки – все на показ. С нашей последней встречи он еще больше поправился.
Я спросил:
– Не слишком ли часто ездишь за город?
– Что?
– Поиграть в гольф. Я слышал, ты играешь с разными шишками.
Лицо его стало пурпурным, глаза вылезли из орбит. Когда-то этот парень был тоще крысы.
– Тебе тоже стоит этим заняться, полезно для здоровья.
– Тут не поспоришь – ты тому живое доказательство.
Он покачал головой.
– Вечно ты гадость скажешь, Джек.
Водитель был скроен на манер сортира из поговорки. На шее выпирали мускулы.
Кленси сказал:
– Наверное, мне надо перед тобой извиниться.
– Наверное?
– Насчет самоубийств. Похоже, ты был на верном пути.
– А, здорово: «на верном пути»… Например, насчет местопребывания мистера Плантера?
Кленси вздохнул.
– Его уже давно нет. За деньги можно все купить.
Я не хотел заходить слишком далеко в этом вопросе, поэтому сменил тему:
– Я уезжаю из Голуэя.
– В самом деле. Надеюсь, твой приятель Саттон едет с тобой?
– Нет. Его муза здесь.
Кленси помолчал, потом сказал:
– А ты знаешь, что он однажды пытался поступить в полицию?
– Саттон?
– Ну да. Ему отказали, все-таки у нас свои стандарты.
– Ты уверен? Нас же они взяли.
Он слегка улыбнулся.
– Ты мог бы далеко пойти.
– Да ну?! Может, даже стать таким, как ты?
Он протянул руку. Меня заворожили его ботинки. Черные, тяжелые, надраенные так, что в них можно смотреться, как в зеркало. Я пожал ему руку.
Он спросил:
– Ты уезжаешь из-за Коффи?
– Что… кого?
– Ты его помнишь, ростовщик из Корка. Я отпустил его руку, оторвал взор от его ботинок и сказал:
– Ах да, большой толстый козел. Но в хоккей играть умеет.
– Он под моим началом работает, так послушать его, Энн Хендерсон трахает его, как последняя шлюха.
Слова повисли в воздухе. Я видел, как водитель неловко шевельнулся на сиденье. Мой лоб покрылся потом. Я физически чувствовал, как Кленси ухмыляется мне в спину. Мир качнулся, и я испугался, что упаду. Наверное, на солнце перегрелся. Еще секунда, и я наклонился к машине и со всей силой плюнул на его сверкающие форменные ботинки.
???
Я зашел в супермаркет на площади. Нужно было выпить чего-нибудь очень холодного. Взял большой стакан кока-колы, насыпал доверху льда и сел у окна. Глаза жгло, и я сжимал мячик в левой руке до тех пор, пока пальцы не заболели. Отпил большой глоток колы, почувствовал, как лед стукнул о зубы. Казалось, глаза мне закрывает красное облако. Выпил еще колы, чтобы подбросить сахару в кровь.
Помогло.
Я стал видеть четче и прекратил непрерывно сжимать мячик. К столику подошел мужчина.
– Джек!
Я поднял глаза. Знакомое лицо, но имени не мог вспомнить.
Он сказал:
– Я Брендон Флод.
– А… Божий человек.
– Можно сесть?
– По мне – лучше не надо, приятель. Мне сейчас легавые не по нутру.
– Так я там не служу больше.
– Все равно.
– Мне нужно вам кое-что сказать.
– Снова о Боге?
– Все в мире о Боге.
Он сел, а я отвернулся к окну. Несмотря на солнце, на горизонте собрались черные тучи. Флод сказал:
– Гроза надвигается.
– Это из Библии или просто информация?
– Я в новостях слышал.
Я не прореагировал, решил, он что-нибудь еще в этом роде скажет и уйдет. Сколько на это уйдет времени?
Он сказал:
– Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего друга Шона Грогана.
– Спасибо.
– У меня есть кое-какая информация.
– Какая?
– По поводу машины.
– Говори.
– Желтая машина.
– Ну и что?
– Свидетель говорит, машина намеренно сбила Шона.
– Намеренно?
– Полиция опрашивала свидетелей, но одного они упустили. Мальчика одиннадцати лет, он собирает номерные знаки. Он не разглядел цифры, но наклейку заметил. – Он помолчал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15