Тут выяснилось, что Теренсу тоже не помешает поработать с раздражением.
Но отказаться от услуг Кэрол я не могу, хотя иногда она в своей правдивости гораздо докучливее Теренса.
– Справедливо подмечено. В самую точку. Принято.
– Мне кажется, папа не похож на жабу.
Мы не заметили, как Поппи вылезла из лягушатника, вся мокрая и трясущаяся, и подошла сзади. Я даю ей полотенце, она укутывается в него. Потом прыгает на колени к Кэрол.
– Зато он немножко похож на лягушку, – шепчет ей на ухо Кэрол.
Поппи хихикает и прижимается к ней.
– Почему вы с тетей Кэрол не поженитесь?
– Ты бы этого хотела, малыш?
– Я люблю тетю Кэрол. С ней так весело. Почему ты не живешь с ней, как раньше с мамой?
– Потому что мы просто друзья, милая. Вытри нос.
– А ты занимаешься с ней сексом?
– Поппи!
Кэрол смеется своим носовым ослиным смехом. Плечи трясутся – она пытается сдерживаться, опасаясь, что Поппи обидится, решив, что смеются над ней. Но Поппи, похоже, не обиделась.
– Нет, Поппи, я не занимаюсь с ней сексом.
– Почему? Ты не считаешь ее красивой?
– Конечно считаю.
– Ты не считаешь ее хорошей?
– Считаю.
– Она замужем?
– Нет. Уже нет.
– Тогда почему ты не занимаешься с ней сексом?
– Потому что это все испортит.
– Почему?
– Потому что… Господи, Поппи. В твоем возрасте ты про секс еще и знать ничего не должна.
Кэрол уже не смеется, она ласково хлопает девочку по попке и дает ей фунт.
– Не хочешь купить себе леденец?
– Хочу, – с готовностью отвечает Поппи.
Секунду мы с Кэрол смотрим друг на друга, потом отводим взгляды.
Кэрол едет со мной отвозить Поппи. Бет дома нет, дверь открывает Оливер, мне он вполне симпатичен теперь, когда ревность улеглась и мы оба поняли, что у Поппи есть и будет только один отец. Оливер предлагает нам выпить чаю, но у нас намечен поход в кино, а на вечер я заказал столик в ресторане.
Поппи бросается к Кэрол и крепко ее целует.
– Я люблю тебя, тетя Кэрол.
– Я тоже тебя люблю, Поппи.
Потом она вбегает в дом и исчезает из виду. Дверь закрывается. Мы с Кэрол идем к машине.
– Кэрол, ты правда любишь Поппи?
– Конечно, – отвечает она, не задумываясь. – Я вас обоих люблю.
– А я правда похож на лягушку?
– Да. Хотя я видала лягушек и похуже.
– Но все-таки лягушка…
– Это лучше, чем жаба.
Возвращаемся в Эктон, чтобы я переоделся. Мы собираемся в русский ресторан, недалеко от моего дома, в котором подают водку разных сортов, а перед рестораном – на модный японский триллер «Кинопроба». Завтра, конечно, будет похмелье, но все равно предвкушаю удовольствие от сегодняшнего вечера. В последние пару месяцев я редко виделся с Кэрол: она много работала, а ее личная жизнь была, как всегда, сплошным кошмаром. Женатый мужчина, с которым она встречалась, ушел к ней от жены на неделю, а потом вернулся в семью. Кэрол снова одна, но, кажется, она с этим смирилась. Одиночество, похоже, идет ей на пользу: она расслабилась, загорела, похудела – в общем, выглядит хорошо.
Когда мы приходим ко мне, Кэрол варит себе кофе, забирается с ногами на диван и включает телевизор. Здесь она чувствует себя как дома. Можно расслабиться. Она сняла туфли. Платье задралось.
Я автоматически вскрываю конверты утренней почты и одновременно выискиваю какой-нибудь лосьон в ванной. Наконец нахожу, но оставляю его стоять, где стоял.
Достаю письмо из конверта. Оно напечатано на дешевом листе бумаги A4. Меня сбил с толку тонкий конверт. Я ожидал чего-то вроде пергамента, исписанного каллиграфическим почерком.
Сертификат о вступлении в силу Постановления (о разводе) принятого Главным отделом регистрации семейных отношений Высокого суда Справедливости (первой инстанции) между Дэниелом Патриком Сэвиджем и Бэтани Луиз Коллинз
Я отпускаю листок, и он, покачиваясь, планирует на пол, как белое перышко из крыла ангела.
Моего брака больше нет.
Чувство боли вытесняется приступом радости, который сменяется пронизывающей до печенок тоской. Все в прошлом. Десять лет мы просыпались в одной постели и Поппи – о Господи, какое это счастье! – Поппи была рядом, мы были все вместе, с нашими мечтами и воспоминаниями, надеждами и ссорами. В прошлом наши поцелуи. Все это теперь не имеет юридической силы.
– Пошли, Спайк. Опоздаем.
– Что?
– Уже почти полседьмого. Фильм начинается через пятнадцать минут.
– Сейчас. Иду.
Несколько секунд я стою и смотрюсь в зеркало.
Старый. Старый. Потом разворачиваюсь, заставляю себя улыбнуться и иду в комнату, где меня ждет Кэрол.
На мой взгляд, фильм тошнотворный. Начинается все вполне невинно: японец, чья жена погибла при трагических обстоятельствах, хочет любви и в конце концов на кинопробах знакомится с женщиной, которая оказывается законченной психопаткой. Она пичкает его парализующими наркотиками – так, чтобы он, оставаясь в сознании, не мог пошевелиться, и всаживает иглы в самые болезненные места: глаза, грудь, пах. Нестерпимая боль жертвы вызывает у нее смех. При всей невероятной омерзительности это, как ни печально, довольно точная метафора брака.
Я выхожу из кинотеатра на грани нервного срыва: не столько из-за фильма, сколько из-за Постановления, лежащего у меня в кармане. А Кэрол, похоже, в порядке.
– На тебе лица нет, Спайк.
– Сучка психованная. У меня кишки перевернулись.
– А мне фильм показался забавным. И сексуальным.
– Знаешь почему? Знаешь, что воплощает собой эта женщина? Универсальное женское подсознание.
– Сеансы психотерапии не прошли даром.
– Не зря же я ходил.
– «Универсальное женское подсознание». Какая ерунда. Это фильм о садомазохизме. Боль и удовольствие. Господи, на ней было такое обтягивающее платье!
– Мне кажется, он особого удовольствия не испытывал.
– А меня это возбудило.
– Значит, ты тоже психованная сучка.
– От тебя ничего не скроешь, да, Спайки? – Она смеется.
Почему Кэрол сегодня такая сексуальная, ведь обычно она меня 'не возбуждает? Именно поэтому мы столько лет дружим. Я трогаю листок в кармане. Почему у меня сердце заболело, когда я увидел эту бумагу, которую так долго ждал?
Я бы рассказал Кэрол о Постановлении, но она и так считает меня жалким нытиком. Сделаю вид, что ничего не произошло. Хотя это будет трудно без поддержки моего проверенного друга – бутылки.
В меню тридцать пять сортов водки. Не думаю, что справлюсь со всеми, но, возможно, преподнесу себе сюрприз. Мы пьем водку со вкусом свеклы, вишни, капусты, хрена – а дальше не помню.
Кэрол от меня не отстает. Она всегда умела пить. Ее лицо лоснится, как будто его намазали вазелином. Почему я раньше не замечал, какая она сексуальная?
Прощай, Бет. Прощай, дорогая моя жена.
Еще одна водка.
– Интересно, а что стало с Шерон Смит? Помнишь, наша первая встреча?
Удивительно, но языку меня, насколько я могу заметить, не заплетается. Мне всегда удавалось скрывать степень своего опьянения: я отсидел на дюжине высокого уровня маркетинговых совещаний, будучи в хлам пьяным, и никто вроде ничего не заметил.
– Это была не первая наша встреча. Я ведь Брюшко-хлопушка, помнишь? В бассейне.
– Ну, тогда первый наш разговор.
– Я слышала, она эмигрировала в Южную Африку. Что-то связанное с экологией.
– Наверно, оставила не одно разбитое сердце.
– Ты был влюблен в нее, как остальные мальчишки?
– Это было чисто физическое влечение.
– Я ревновала.
– Ты ревновала? Издеваешься надо мной?
– Ты был очень симпатичный.
– Да ладно. Я же лягушка, забыла?
– Лягушки могут превращаться в принцев.
Я делаю глоток водки, со вкусом… больше всего это похоже на микстуру. Кэрол заигрывает со мной? Или пытается приободрить?
– Ты еще встретишь кого-нибудь, Спайк. Тебе просто нужно расчистить завалы после крушения твоего брака.
– Меня это преследует. Это заколдованные развалины.
– Так чем все закончилось у вас с Бет? Какой урок ты из этого вынес? Что записал в своих… Как они называются?
– «Любовные секреты Дон Жуана».
– Что ты записал в «Любовных секретах Дон Жуана»? В чем состоял урок?
– Твое здоровье!
– Твое здоровье!
Мы снова выпиваем.
– Когда речь идет о любви, люди получают то, что им нужно. Они готовы на все, лишь бы получить желаемое, – такой вот урок.
– Это касается только женщин?
– Нет. Я встречался с Элис, хотя она была девушкой моего лучшего друга. Я знал, на что иду. Я предал Мартина. Потому что мне это было нужно. Потом Мартин пошел на все, чтобы вернуть ее, – потому что ему это было нужно. Элис вернулась к нему – потому что ей было нужно прежде всего это. Вот три примера непреложного закона. Нравственность не стоит ничего, когда речь идет о любви. Ставки слишком высоки.
Кэрол кивает. В кои-то веки я не слышу в ответ язвительного комментария.
– Эта твоя теория о трех замечательных женщинах… Бет принадлежит к их числу?
– Отчасти.
– Как это?
– Долгое время нашей совместной жизни я думал, что она – третья замечательная женщина. Но когда ты так долго живешь с кем-то, начинаешь счищать верхние слои. И видишь, что там внутри. Я считал Бет одной из замечательных женщин, но теперь изменил мнение. Возможно, Келли и Наташа тоже не остались бы замечательными, если бы я на них женился. Жизнь разъедает все. Ты не знаешь, что собой представляет человек, до тех пор, пока жизнь не подвергнет тебя испытанию. Это проявляется в испытаниях. И тогда в мгновение ока все, что ты думал о ком-то, перестает существовать. Это может быть необходимость принять решение, или проявить смелость, или повести себя достойно, или даже необходимость самопожертвования. Бет не та, за кого я ее принимал. И дело не в ее непригодности для совместной жизни – она негодна для развода.
– Мне Бет нравилась.
– Кэрол, я хочу тебе сказать кое-что. Это важно.
– Что, Спайк?
– Мне очень хреново.
– Я думала, ты скажешь что-нибудь существенное в продолжение разговора.
– Да. Конечно. О чем я говорил? Да. Когда я начал встречаться с женщинами… я считал, что они хорошие. Что они лучше меня. Чуть ли не существа высшего порядка.
– Женщины изменились. «Хорошие» означало просто «находящиеся в подчиненном положении».
– Может, они изменились. Может, выбрались из чулана. В любом случае, что мы имеем? Мы все вместе, все равны.
Кэрол от души смеется. Она вертит в руках рюмку с водкой.
– Дэнни, а я принадлежу к числу трех замечательных женщин?
Я качаю головой, подбираю сметану, стекающую с моего блина.
– Чтобы определить, надо переспать. Это становится понятно, когда снята оболочка, понимаешь?
– Значит, за все годы, что мы знакомы, ты разглядел только мою оболочку?
– Но это оболочка наивысшего качества. А кстати, чем все закончилось у вас с тем женатым придурком? Как его, Ховардом?
– Он оказался лживым, двуличным интриганом.
– Что-то мне твои слова напоминают. Держу пари, за это ты его и любишь.
Кэрол задумалась.
– Да нет, пожалуй. По-моему, я начинаю понимать, что дурные мужчины – это просто дурные мужчины. Не больше и не меньше. Они не ждут женщину, которая придет и спасет их, изменит, перекроит и исправит. Они просто идиоты. По жизни. Неоперабельные. Ховард меня больше не интересует. Ни этот, ни любой, подобный ему. Пусть они все застрелятся.
– Вот и молодец, Брюшко-хлопушка.
– Я найду хорошего мужчину. Как ты, Дэнни.
Она смотрит на меня. Заигрывает? После стольких лет знакомства? Когда наши отношения настолько устоялись и сформировались?
– Не бывает хороших мужчин и хороших женщин. Просто люди ведут себя так, как им на роду написано.
– Но они способны удивить тебя.
– Конечно.
Когда мы возвращаемся в квартиру, сомнений у меня не остается. В водочном меню я дошел до шелковичной, поэтому, возможно, мысли у меня путаются. И уж точно заплетаются ноги. Но уверенности мне придает Кэрол. То, как она держит меня под руку, то, как близко ее лицо к моему. Что-то случилось. За тридцать с лишним лет она устала сопротивляться моим чарам.
Я все еще переживаю по поводу постановления, но водка и Кэрол смягчили удар. Она смеется, толкая меня вверх по лестнице. Господи, какая женщина! Что мешает нам переспать? Это было бы совершенно естественно. Странно, что этого раньше не случилось. Я ревновала. Лягушки могут превращаться в принцев. Она меня хочет. А что в этом странного? Мы оба одиноки, мы нравимся друг другу, любим друг друга. Это самое естественное продолжение.
Она, конечно, очень осторожна. Ей нужно помочь, слегка подбодрить. Нужно, чтобы я показал ей, чего она хочет. Люди часто говорят «нет», хотя на самом деле имеют в виду «да». Все эти годы мы оба говорили «нет». А имели в виду «да».
Господи, как мне одиноко. Одиноко и погано. Десять лет совместной жизни, и все пошло прахом.
– Давай, Спайк. Еще один пролет. Чертов лентяй.
– Хочешь кофе?
– Лучше я тебе кофе сварю.
Она идет ко мне, чтобы выпить кофе. Все сходится. Я не хочу сегодня оставаться один. А что будет с нашей дружбой? Я зашел слишком далеко, чтобы думать о нашей дружбе.
Кэрол выгружает меня на диван. Я плюхаюсь на подушки. Комната кружится. Кэрол пытается привести меня в вертикальное положение, чтобы напоить кофе. Я собираюсь с силами, приподнимаюсь. Она обхватила меня за шею, положение у нее не очень устойчивое. Она удерживала мой взгляд в лягушатнике. Платье у нее задиралось. Она любит Поппи. Она любит меня. Лягушка может превратиться в принца.
Неожиданно я обхватываю ее за голову и тяну на себя. Прежде чем она успевает оказать сопротивление, я целую ее в губы, язык ищет проход внутрь. Моему пьяному опустошенному сознанию все кажется абсолютно логичным и ясным.
Кэрол хочет высвободиться. Пытается превратить все в шутку.
– Хватит, Спайки. Что ты делаешь, пьянь несчастная?
Я тяну ее вниз. На этот раз она теряет равновесие и падает на меня. Я чувствую ее вес. Чувствую, как ее грудь прижимается ко мне. Обнимаю ее, начинаю целовать в шею.
Кэрол уже не смеется.
– Спайк! Что ты… Нет!
Им надо показать, чего они хотят. Надо позволить им снять с себя ответственность. Я просовываю руку между ее ног, пытаясь найти то, что нашел у Шерон Смит. Найти эти врата. Очень быстро нащупываю трусики. Она отталкивает меня, но я крепко держу ее другой рукой. Вдруг я чувствую, как рука Кэрол протягивает руку к моей голове, прикасается к волосам, и понимаю, что она сдается, она начала понимать, чего хотела, возможно даже не осознавая этого.
А потом горячая жидкость льется по моей рубашке, лицу, брюкам. Я весь в кофе – в горячем кофе. Я ору:
– Какого черта ты это сделала?
Воспользовавшись ситуацией, Кэрол спрыгивает с дивана, а я встаю весь мокрый. Она бледная и дрожит.
– Ты – ИДИОТ, Дэнни. Ты тупой, жалкий… Что ты…
Я уставился на нее, меня трясет. В голове прояснилось, и я понял весь ужас того, что натворил.
– Кэрол. Прости. Я не хотел… ты знаешь. Я думал, ты… не сердись.
Она заплакала и стала собирать вещи.
– Кэрол, я вызову такси. Прости меня. Это было глупо… Попытайся меня простить.
Но я разговариваю с ее спиной. Кэрол идет к двери.
Она ушла. Присоединилась к Бет, и Элис, и Мартину, ушла в никуда.
11
Люди способны удивить тебя. И не тогда, когда их скрутила боль, или задавила нужда, или они вцепились бульдожьей хваткой – все это нормальные человеческие инстинкты. Не тогда, когда ими движут неудача и ярость, гордость и месть. В подобных случаях я даже сам себя не способен удивить. Мой идиотский поступок был абсолютно предсказуем. Почему? Да потому, что я кретин, то же происходит и с остальными.
Я все разрушил. Этим закончились все мои попытки наладить жизнь. Я потерял свою семью, Мартина, Элис, а теперь еще и Кэрол. Есть ли во вселенной более разрушительная сила, чем жажда любви? Вокруг меня выжженная земля.
Прошла неделя с тех пор, как я предпринял свою нелепую, обреченную попытку с Кэрол. Одно-единственное свидание с попыткой изнасилования, с облапыванием, единственная за более чем тридцать лет знакомства похотливая выходка с моей стороны, и этого оказалось достаточно, чтобы не оставить камня на камне от нашей дружбы.
Я звонил ей неоднократно. Каждый раз автоответчик. Сегодня пасмурно, и от этого моя маленькая квартирка кажется еще меньше и неопрятней. Бесплатный гном из «Макдоналдса» застрял между диванными подушками. Я скребу бритвой лицо, оставляя порезы в трех местах, потом варю кофе, настраиваю приемник на «Четвертый канал» и смотрю в окно. Сегодня мне нужно доделать проект по «хрум-Батончику». Нужно перечислить алименты, мою расплату за многочисленные и тяжкие грехи.
Я смотрю в окно, слышу, что принесли почту. Я люблю смотреть в окно. Ни на что – просто на изгородь, на птиц, на кусок неба, – голова при этом пустая и ясная. Иногда до меня доходит, что это бесцельно, бессмысленно, и я срочно занимаю себя чем-нибудь, чтобы скрыть правду. Но сегодня я не чувствую ничего, кроме меланхоличного покоя.
Встаю и иду в халате к двери. Это письмо. По крайней мере, на счет не похоже. Поднимаю его и начинаю изучать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Но отказаться от услуг Кэрол я не могу, хотя иногда она в своей правдивости гораздо докучливее Теренса.
– Справедливо подмечено. В самую точку. Принято.
– Мне кажется, папа не похож на жабу.
Мы не заметили, как Поппи вылезла из лягушатника, вся мокрая и трясущаяся, и подошла сзади. Я даю ей полотенце, она укутывается в него. Потом прыгает на колени к Кэрол.
– Зато он немножко похож на лягушку, – шепчет ей на ухо Кэрол.
Поппи хихикает и прижимается к ней.
– Почему вы с тетей Кэрол не поженитесь?
– Ты бы этого хотела, малыш?
– Я люблю тетю Кэрол. С ней так весело. Почему ты не живешь с ней, как раньше с мамой?
– Потому что мы просто друзья, милая. Вытри нос.
– А ты занимаешься с ней сексом?
– Поппи!
Кэрол смеется своим носовым ослиным смехом. Плечи трясутся – она пытается сдерживаться, опасаясь, что Поппи обидится, решив, что смеются над ней. Но Поппи, похоже, не обиделась.
– Нет, Поппи, я не занимаюсь с ней сексом.
– Почему? Ты не считаешь ее красивой?
– Конечно считаю.
– Ты не считаешь ее хорошей?
– Считаю.
– Она замужем?
– Нет. Уже нет.
– Тогда почему ты не занимаешься с ней сексом?
– Потому что это все испортит.
– Почему?
– Потому что… Господи, Поппи. В твоем возрасте ты про секс еще и знать ничего не должна.
Кэрол уже не смеется, она ласково хлопает девочку по попке и дает ей фунт.
– Не хочешь купить себе леденец?
– Хочу, – с готовностью отвечает Поппи.
Секунду мы с Кэрол смотрим друг на друга, потом отводим взгляды.
Кэрол едет со мной отвозить Поппи. Бет дома нет, дверь открывает Оливер, мне он вполне симпатичен теперь, когда ревность улеглась и мы оба поняли, что у Поппи есть и будет только один отец. Оливер предлагает нам выпить чаю, но у нас намечен поход в кино, а на вечер я заказал столик в ресторане.
Поппи бросается к Кэрол и крепко ее целует.
– Я люблю тебя, тетя Кэрол.
– Я тоже тебя люблю, Поппи.
Потом она вбегает в дом и исчезает из виду. Дверь закрывается. Мы с Кэрол идем к машине.
– Кэрол, ты правда любишь Поппи?
– Конечно, – отвечает она, не задумываясь. – Я вас обоих люблю.
– А я правда похож на лягушку?
– Да. Хотя я видала лягушек и похуже.
– Но все-таки лягушка…
– Это лучше, чем жаба.
Возвращаемся в Эктон, чтобы я переоделся. Мы собираемся в русский ресторан, недалеко от моего дома, в котором подают водку разных сортов, а перед рестораном – на модный японский триллер «Кинопроба». Завтра, конечно, будет похмелье, но все равно предвкушаю удовольствие от сегодняшнего вечера. В последние пару месяцев я редко виделся с Кэрол: она много работала, а ее личная жизнь была, как всегда, сплошным кошмаром. Женатый мужчина, с которым она встречалась, ушел к ней от жены на неделю, а потом вернулся в семью. Кэрол снова одна, но, кажется, она с этим смирилась. Одиночество, похоже, идет ей на пользу: она расслабилась, загорела, похудела – в общем, выглядит хорошо.
Когда мы приходим ко мне, Кэрол варит себе кофе, забирается с ногами на диван и включает телевизор. Здесь она чувствует себя как дома. Можно расслабиться. Она сняла туфли. Платье задралось.
Я автоматически вскрываю конверты утренней почты и одновременно выискиваю какой-нибудь лосьон в ванной. Наконец нахожу, но оставляю его стоять, где стоял.
Достаю письмо из конверта. Оно напечатано на дешевом листе бумаги A4. Меня сбил с толку тонкий конверт. Я ожидал чего-то вроде пергамента, исписанного каллиграфическим почерком.
Сертификат о вступлении в силу Постановления (о разводе) принятого Главным отделом регистрации семейных отношений Высокого суда Справедливости (первой инстанции) между Дэниелом Патриком Сэвиджем и Бэтани Луиз Коллинз
Я отпускаю листок, и он, покачиваясь, планирует на пол, как белое перышко из крыла ангела.
Моего брака больше нет.
Чувство боли вытесняется приступом радости, который сменяется пронизывающей до печенок тоской. Все в прошлом. Десять лет мы просыпались в одной постели и Поппи – о Господи, какое это счастье! – Поппи была рядом, мы были все вместе, с нашими мечтами и воспоминаниями, надеждами и ссорами. В прошлом наши поцелуи. Все это теперь не имеет юридической силы.
– Пошли, Спайк. Опоздаем.
– Что?
– Уже почти полседьмого. Фильм начинается через пятнадцать минут.
– Сейчас. Иду.
Несколько секунд я стою и смотрюсь в зеркало.
Старый. Старый. Потом разворачиваюсь, заставляю себя улыбнуться и иду в комнату, где меня ждет Кэрол.
На мой взгляд, фильм тошнотворный. Начинается все вполне невинно: японец, чья жена погибла при трагических обстоятельствах, хочет любви и в конце концов на кинопробах знакомится с женщиной, которая оказывается законченной психопаткой. Она пичкает его парализующими наркотиками – так, чтобы он, оставаясь в сознании, не мог пошевелиться, и всаживает иглы в самые болезненные места: глаза, грудь, пах. Нестерпимая боль жертвы вызывает у нее смех. При всей невероятной омерзительности это, как ни печально, довольно точная метафора брака.
Я выхожу из кинотеатра на грани нервного срыва: не столько из-за фильма, сколько из-за Постановления, лежащего у меня в кармане. А Кэрол, похоже, в порядке.
– На тебе лица нет, Спайк.
– Сучка психованная. У меня кишки перевернулись.
– А мне фильм показался забавным. И сексуальным.
– Знаешь почему? Знаешь, что воплощает собой эта женщина? Универсальное женское подсознание.
– Сеансы психотерапии не прошли даром.
– Не зря же я ходил.
– «Универсальное женское подсознание». Какая ерунда. Это фильм о садомазохизме. Боль и удовольствие. Господи, на ней было такое обтягивающее платье!
– Мне кажется, он особого удовольствия не испытывал.
– А меня это возбудило.
– Значит, ты тоже психованная сучка.
– От тебя ничего не скроешь, да, Спайки? – Она смеется.
Почему Кэрол сегодня такая сексуальная, ведь обычно она меня 'не возбуждает? Именно поэтому мы столько лет дружим. Я трогаю листок в кармане. Почему у меня сердце заболело, когда я увидел эту бумагу, которую так долго ждал?
Я бы рассказал Кэрол о Постановлении, но она и так считает меня жалким нытиком. Сделаю вид, что ничего не произошло. Хотя это будет трудно без поддержки моего проверенного друга – бутылки.
В меню тридцать пять сортов водки. Не думаю, что справлюсь со всеми, но, возможно, преподнесу себе сюрприз. Мы пьем водку со вкусом свеклы, вишни, капусты, хрена – а дальше не помню.
Кэрол от меня не отстает. Она всегда умела пить. Ее лицо лоснится, как будто его намазали вазелином. Почему я раньше не замечал, какая она сексуальная?
Прощай, Бет. Прощай, дорогая моя жена.
Еще одна водка.
– Интересно, а что стало с Шерон Смит? Помнишь, наша первая встреча?
Удивительно, но языку меня, насколько я могу заметить, не заплетается. Мне всегда удавалось скрывать степень своего опьянения: я отсидел на дюжине высокого уровня маркетинговых совещаний, будучи в хлам пьяным, и никто вроде ничего не заметил.
– Это была не первая наша встреча. Я ведь Брюшко-хлопушка, помнишь? В бассейне.
– Ну, тогда первый наш разговор.
– Я слышала, она эмигрировала в Южную Африку. Что-то связанное с экологией.
– Наверно, оставила не одно разбитое сердце.
– Ты был влюблен в нее, как остальные мальчишки?
– Это было чисто физическое влечение.
– Я ревновала.
– Ты ревновала? Издеваешься надо мной?
– Ты был очень симпатичный.
– Да ладно. Я же лягушка, забыла?
– Лягушки могут превращаться в принцев.
Я делаю глоток водки, со вкусом… больше всего это похоже на микстуру. Кэрол заигрывает со мной? Или пытается приободрить?
– Ты еще встретишь кого-нибудь, Спайк. Тебе просто нужно расчистить завалы после крушения твоего брака.
– Меня это преследует. Это заколдованные развалины.
– Так чем все закончилось у вас с Бет? Какой урок ты из этого вынес? Что записал в своих… Как они называются?
– «Любовные секреты Дон Жуана».
– Что ты записал в «Любовных секретах Дон Жуана»? В чем состоял урок?
– Твое здоровье!
– Твое здоровье!
Мы снова выпиваем.
– Когда речь идет о любви, люди получают то, что им нужно. Они готовы на все, лишь бы получить желаемое, – такой вот урок.
– Это касается только женщин?
– Нет. Я встречался с Элис, хотя она была девушкой моего лучшего друга. Я знал, на что иду. Я предал Мартина. Потому что мне это было нужно. Потом Мартин пошел на все, чтобы вернуть ее, – потому что ему это было нужно. Элис вернулась к нему – потому что ей было нужно прежде всего это. Вот три примера непреложного закона. Нравственность не стоит ничего, когда речь идет о любви. Ставки слишком высоки.
Кэрол кивает. В кои-то веки я не слышу в ответ язвительного комментария.
– Эта твоя теория о трех замечательных женщинах… Бет принадлежит к их числу?
– Отчасти.
– Как это?
– Долгое время нашей совместной жизни я думал, что она – третья замечательная женщина. Но когда ты так долго живешь с кем-то, начинаешь счищать верхние слои. И видишь, что там внутри. Я считал Бет одной из замечательных женщин, но теперь изменил мнение. Возможно, Келли и Наташа тоже не остались бы замечательными, если бы я на них женился. Жизнь разъедает все. Ты не знаешь, что собой представляет человек, до тех пор, пока жизнь не подвергнет тебя испытанию. Это проявляется в испытаниях. И тогда в мгновение ока все, что ты думал о ком-то, перестает существовать. Это может быть необходимость принять решение, или проявить смелость, или повести себя достойно, или даже необходимость самопожертвования. Бет не та, за кого я ее принимал. И дело не в ее непригодности для совместной жизни – она негодна для развода.
– Мне Бет нравилась.
– Кэрол, я хочу тебе сказать кое-что. Это важно.
– Что, Спайк?
– Мне очень хреново.
– Я думала, ты скажешь что-нибудь существенное в продолжение разговора.
– Да. Конечно. О чем я говорил? Да. Когда я начал встречаться с женщинами… я считал, что они хорошие. Что они лучше меня. Чуть ли не существа высшего порядка.
– Женщины изменились. «Хорошие» означало просто «находящиеся в подчиненном положении».
– Может, они изменились. Может, выбрались из чулана. В любом случае, что мы имеем? Мы все вместе, все равны.
Кэрол от души смеется. Она вертит в руках рюмку с водкой.
– Дэнни, а я принадлежу к числу трех замечательных женщин?
Я качаю головой, подбираю сметану, стекающую с моего блина.
– Чтобы определить, надо переспать. Это становится понятно, когда снята оболочка, понимаешь?
– Значит, за все годы, что мы знакомы, ты разглядел только мою оболочку?
– Но это оболочка наивысшего качества. А кстати, чем все закончилось у вас с тем женатым придурком? Как его, Ховардом?
– Он оказался лживым, двуличным интриганом.
– Что-то мне твои слова напоминают. Держу пари, за это ты его и любишь.
Кэрол задумалась.
– Да нет, пожалуй. По-моему, я начинаю понимать, что дурные мужчины – это просто дурные мужчины. Не больше и не меньше. Они не ждут женщину, которая придет и спасет их, изменит, перекроит и исправит. Они просто идиоты. По жизни. Неоперабельные. Ховард меня больше не интересует. Ни этот, ни любой, подобный ему. Пусть они все застрелятся.
– Вот и молодец, Брюшко-хлопушка.
– Я найду хорошего мужчину. Как ты, Дэнни.
Она смотрит на меня. Заигрывает? После стольких лет знакомства? Когда наши отношения настолько устоялись и сформировались?
– Не бывает хороших мужчин и хороших женщин. Просто люди ведут себя так, как им на роду написано.
– Но они способны удивить тебя.
– Конечно.
Когда мы возвращаемся в квартиру, сомнений у меня не остается. В водочном меню я дошел до шелковичной, поэтому, возможно, мысли у меня путаются. И уж точно заплетаются ноги. Но уверенности мне придает Кэрол. То, как она держит меня под руку, то, как близко ее лицо к моему. Что-то случилось. За тридцать с лишним лет она устала сопротивляться моим чарам.
Я все еще переживаю по поводу постановления, но водка и Кэрол смягчили удар. Она смеется, толкая меня вверх по лестнице. Господи, какая женщина! Что мешает нам переспать? Это было бы совершенно естественно. Странно, что этого раньше не случилось. Я ревновала. Лягушки могут превращаться в принцев. Она меня хочет. А что в этом странного? Мы оба одиноки, мы нравимся друг другу, любим друг друга. Это самое естественное продолжение.
Она, конечно, очень осторожна. Ей нужно помочь, слегка подбодрить. Нужно, чтобы я показал ей, чего она хочет. Люди часто говорят «нет», хотя на самом деле имеют в виду «да». Все эти годы мы оба говорили «нет». А имели в виду «да».
Господи, как мне одиноко. Одиноко и погано. Десять лет совместной жизни, и все пошло прахом.
– Давай, Спайк. Еще один пролет. Чертов лентяй.
– Хочешь кофе?
– Лучше я тебе кофе сварю.
Она идет ко мне, чтобы выпить кофе. Все сходится. Я не хочу сегодня оставаться один. А что будет с нашей дружбой? Я зашел слишком далеко, чтобы думать о нашей дружбе.
Кэрол выгружает меня на диван. Я плюхаюсь на подушки. Комната кружится. Кэрол пытается привести меня в вертикальное положение, чтобы напоить кофе. Я собираюсь с силами, приподнимаюсь. Она обхватила меня за шею, положение у нее не очень устойчивое. Она удерживала мой взгляд в лягушатнике. Платье у нее задиралось. Она любит Поппи. Она любит меня. Лягушка может превратиться в принца.
Неожиданно я обхватываю ее за голову и тяну на себя. Прежде чем она успевает оказать сопротивление, я целую ее в губы, язык ищет проход внутрь. Моему пьяному опустошенному сознанию все кажется абсолютно логичным и ясным.
Кэрол хочет высвободиться. Пытается превратить все в шутку.
– Хватит, Спайки. Что ты делаешь, пьянь несчастная?
Я тяну ее вниз. На этот раз она теряет равновесие и падает на меня. Я чувствую ее вес. Чувствую, как ее грудь прижимается ко мне. Обнимаю ее, начинаю целовать в шею.
Кэрол уже не смеется.
– Спайк! Что ты… Нет!
Им надо показать, чего они хотят. Надо позволить им снять с себя ответственность. Я просовываю руку между ее ног, пытаясь найти то, что нашел у Шерон Смит. Найти эти врата. Очень быстро нащупываю трусики. Она отталкивает меня, но я крепко держу ее другой рукой. Вдруг я чувствую, как рука Кэрол протягивает руку к моей голове, прикасается к волосам, и понимаю, что она сдается, она начала понимать, чего хотела, возможно даже не осознавая этого.
А потом горячая жидкость льется по моей рубашке, лицу, брюкам. Я весь в кофе – в горячем кофе. Я ору:
– Какого черта ты это сделала?
Воспользовавшись ситуацией, Кэрол спрыгивает с дивана, а я встаю весь мокрый. Она бледная и дрожит.
– Ты – ИДИОТ, Дэнни. Ты тупой, жалкий… Что ты…
Я уставился на нее, меня трясет. В голове прояснилось, и я понял весь ужас того, что натворил.
– Кэрол. Прости. Я не хотел… ты знаешь. Я думал, ты… не сердись.
Она заплакала и стала собирать вещи.
– Кэрол, я вызову такси. Прости меня. Это было глупо… Попытайся меня простить.
Но я разговариваю с ее спиной. Кэрол идет к двери.
Она ушла. Присоединилась к Бет, и Элис, и Мартину, ушла в никуда.
11
Люди способны удивить тебя. И не тогда, когда их скрутила боль, или задавила нужда, или они вцепились бульдожьей хваткой – все это нормальные человеческие инстинкты. Не тогда, когда ими движут неудача и ярость, гордость и месть. В подобных случаях я даже сам себя не способен удивить. Мой идиотский поступок был абсолютно предсказуем. Почему? Да потому, что я кретин, то же происходит и с остальными.
Я все разрушил. Этим закончились все мои попытки наладить жизнь. Я потерял свою семью, Мартина, Элис, а теперь еще и Кэрол. Есть ли во вселенной более разрушительная сила, чем жажда любви? Вокруг меня выжженная земля.
Прошла неделя с тех пор, как я предпринял свою нелепую, обреченную попытку с Кэрол. Одно-единственное свидание с попыткой изнасилования, с облапыванием, единственная за более чем тридцать лет знакомства похотливая выходка с моей стороны, и этого оказалось достаточно, чтобы не оставить камня на камне от нашей дружбы.
Я звонил ей неоднократно. Каждый раз автоответчик. Сегодня пасмурно, и от этого моя маленькая квартирка кажется еще меньше и неопрятней. Бесплатный гном из «Макдоналдса» застрял между диванными подушками. Я скребу бритвой лицо, оставляя порезы в трех местах, потом варю кофе, настраиваю приемник на «Четвертый канал» и смотрю в окно. Сегодня мне нужно доделать проект по «хрум-Батончику». Нужно перечислить алименты, мою расплату за многочисленные и тяжкие грехи.
Я смотрю в окно, слышу, что принесли почту. Я люблю смотреть в окно. Ни на что – просто на изгородь, на птиц, на кусок неба, – голова при этом пустая и ясная. Иногда до меня доходит, что это бесцельно, бессмысленно, и я срочно занимаю себя чем-нибудь, чтобы скрыть правду. Но сегодня я не чувствую ничего, кроме меланхоличного покоя.
Встаю и иду в халате к двери. Это письмо. По крайней мере, на счет не похоже. Поднимаю его и начинаю изучать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27