Когда мужчина говорит о сексе с другим мужчиной, то между ними естественным образом возникает некая связь, основанная на мужской дружбе и аморальности, и она обязательно переходит и на отношения клиента к девочкам.
А я для своих клиентов все – духовник, мать, сестра. Именно я обещаю им побег от обыденности, наслаждение, удовольствие, я превозношу их мужские качества, уважаю их право на конфиденциальность, считаю любые их желания нормальными и приемлемыми. Я – это недосягаемый Эрос, бог чувственности, с которым они жаждут познакомиться и заняться любовью, но не могут, и поэтому в некотором смысле занимаются сексом со мной через моих девочек.
Разумеется, я не сразу познала эти истины. Осознание и понимание своих взаимоотношений с клиентами происходило медленно. Некоторые клиенты отвернулись от меня, поскольку я совершала ошибки, но сейчас, когда я пишу эти строки, примерно восемьдесят-девяносто процентов моих клиентов – постоянные. Это мужчины, которые звонят мне уже много лет.
Так что, должно быть, я все-таки что-то делаю правильно.
Глава десятая
Вернемся к Джесси.
Мы не разбежались по-настоящему, наш разлад был незаметен окружающим, хотя все было как в той старой песенке «поругаться, чтобы помириться». Эти слова очень точно описывают то, что происходило в наших отношениях. Какое-то время мы не виделись, иногда неделями, а потом он возвращался и вел себя как ни в чем не бывало.
Мне стоило захлопнуть дверь перед его носом.
Да и вообще, полагаю, мне много чего стоило сделать, но я не сделала. Я снова впускала Джесси в свою жизнь и никогда не спрашивала себя, почему каждый раз, когда он приходит, у меня начинает сосать под ложечкой. Я всякий раз так радовалась его появлению, хваталась за иллюзию, что между нами происходит нечто настоящее и прекрасное. И даже после того, как эта иллюзия умерла, я так в ней нуждалась, что поддерживала дыхание в ее призраке, который являлся мне ночами и мучил днем. Мне казалось, что у меня не может быть другой любви, кроме Джесси, а подобные мысли всегда являются рецептом, как приготовить катастрофу в домашних условиях.
Наша жизнь напоминала дрейф льдин. Джесси по его желанию то прибивало ко мне, то он опять уплывал прочь, а я сидела и ждала, пока он примет решение, как и когда снова появится у меня. Ждала пассивно. Беспомощно. Бессознательно.
Должна заметить, что тогда я вела уже весьма активную светскую жизнь, поэтому терпимость к выходкам Джесси кажется еще более странной. Мало-помалу началось мое превращение в Кого-то, и мне этот процесс очень нравился. Роберт брал меня с собой в клубы, и я знакомилась с нужными людьми и бывала в нужных местах, и вскоре без меня не обходилось уже ни одно важное мероприятие, меня стали приглашать везде и всюду.
С клиентами тоже все складывалось просто удивительно. Не забывайте, что я говорила с этими парнями по телефону, вечер за вечером. Разумеется, они хотели девочек, но в то же время между мной и ними тоже появлялась связь.
Мы говорили обо всем – об их работе, о моей работе, о том, что я читаю. Когда эти темы исчерпывали себя, мы всегда могли прибегнуть к верному приему и поплакаться друг дружке из-за неудач нашей бейсбольной команды и иллюзорном обещании победы, которая так нам никогда и не достается. Когда вы столько времени и так часто с кем-то общаетесь, то начинаете сближаться, пусть даже ваши отношения носят поверхностный характер.
Я лгала клиентам, а они мне, но иногда мы говорили правду, по-настоящему проявляли ранимость, и происходило нечто неожиданное и ни с чем не сравнимое, что случается только после полуночи, когда вы оба устали, нервы ни к черту, и вам просто нужен кто-то, кто угодно, кто побыл бы с вами рядом.
Некоторые клиенты были просто душками. В те дни в центре Бостона существовал один ресторан при отеле, супершикарный, очень дорогой. Он предлагал своим гостям кухню «фьюжн» и был рассчитан на избранную группу жителей пригородов. Владельцы часто звонили мне с просьбой прислать девочек, чтобы они подсаживались к клиентам в ресторане, вместе ужинали, а потом поднимались в номера отеля.
Всякий раз, когда я приходила в этот ресторан, я чувствовала себя звездой. Со мной обходились как с особой королевских кровей. Я являлась самым желанным гостем. На самом деле это была лишь ответная услуга, как в любом другом бизнесе, но владельцы ресторана помогли мне подняться на новый уровень, познакомиться с полезными людьми и обзавестись такими связями, о которых я и мечтать не могла.
Кроме того, регулярно проходили закрытые вечеринки. Огромные апартаменты на набережных, переоборудованные из старых цехов, заполненные произведениями искусства, сигаретным дымом и приглушенными беседами. Дорожки кокаина на мраморных столиках, которые втягивали через трубочки из стодолларовых купюр, неприлично открытые платья, не оставляющие места фантазии, и костюмы от Армани. Я знакомилась с писателями, политиками, творческими людьми и сильными мира сего, и все время где-то в моем мозгу тоненький голосок пищал, как же все роскошно и какая же я крутая.
Так выглядели в то время вечеринки. А ведь были еще открытия галерей и закрытые концерты. И вдруг я очутилась – к своему удивлению, хотя могу себе представить, каким неискренним вам кажется это утверждение, – в центре самых оживленных бесед, получая все новые приглашения, предложения и подарки.
Работая в маленьком городишке на Лауру, я не понимала, насколько положительно моя профессия воспринимается в других местах. Пригороды Америки – скучища, затхлое болото, где копошатся сексисты и расисты, такие же узколобые, как любая группа религиозных фанатиков. Ну, нельзя сказать, что в мире наркотиков и пиджаков от Армани царит социализм, но, по крайней мере, он больше настроен быть непохожим, непредубежденным и необычным.
В городе меня воспринимали как состоятельную женщину, обладающую властью. Думаю, именно тогда я и сама стала так к себе относиться.
А ведь были еще приключения, бесконечные и вечные сексуальные связи и романы, о которых шептались все! Даже если не брать в расчет мою работу, казалось, что мой мир насквозь пронизан сексом.
Я тоже не могла не поддаться искушению. В прокуренных барах я встречала темноглазых незнакомцев, и все заканчивалось тем, что я просовывала руку за пояс их брюк в узких коридорах, ведущих на кухню или в туалет. Я склоняла голову на чье-то плечо и вдруг оказывалась в такси, едущем в незнакомом мне направлении, причем наполовину раздетая и целующая какого-то мужчину, чье имя не могла вспомнить ни за что на свете. А еще не один раз я просыпалась с раскалывающейся головой, с трудом фокусировала взгляд на теле, лежащем в моей постели, и недоумевала, кто это такой и как он тут очутился.
Я бывала на вечеринках, где весьма безалаберно относились к самому понятию интимности, и в итоге под утро кругом виднелись обнаженные тела и изможденные лица. Я начала читать эротическую литературу: Анаис Нин, Энн Райс, Генри Джеймс и мой любимый автор – Аноним. А еще французские писатели, творившие на рубеже веков, распивавшие абсент и курившие гашиш, обедавшие в ресторанах, спрятавшись от посторонних глаз за тяжелыми вышитыми портьерами… Я обожала эти книги. Эра, когда секс мог быть грязным, но все еще не утратил свою загадку, когда элегантность и непристойные связи шли рука об руку. Я роняла слезу над этими книгами. Правда.
Поскольку я приобрела определенную репутацию, то внезапно мне пришлось и вести себя подобающим образом. Поскольку я могла флиртовать с кем-то молодым и симпатичным, я понимала, что мнение окружающих обо мне будет зависеть и от того, с кем я сплю. Очень похоже на увещевания моей матери, только наоборот. Из ее уст это звучало «не спи ни с кем, что скажут люди?», а теперь – «спи только с правильными людьми, а не то, что скажут люди?».
Небольшое изменение в восприятии, не более того.
Но я рада сообщить, что это изменение скорее предписывало мне не спать с определенными людьми, а не расширять список своих сексуальных партнеров. Другими словами, я не выходила в свет и не решала переспать с тем или с этим только потому, что это модно. Господи, да я с трудом заставляла себя надеть вещи, которые кто-то навязывал как модные, не говоря уж о том, чтобы мода диктовала что-то еще в моей жизни. Напротив, мне нравилось думать, что я сама законодательница моды в подобных вопросах.
Нет, я хочу сказать, что в прошлом объясняла свое наплевательское отношение к тому, с кем я проснусь на следующее утром, слишком частыми походами на всевозможные вечеринки. А теперь поняла, что это все равно что питаться фаст-фудом: сначала вас это вполне устраивает, пусть и не очень полезно, но если окружающие узнают, что вы едите фаст-фуд, то не станут интересоваться вашим мнением о деликатесах. И если вы хотите стать уважаемым шеф-поваром, то не будете питаться каждый день в «Макдоналдсе».
Мне хотелось стать кем-то уважаемым в своем деле, поэтому я очень старалась решить, с кем мне спать, а с кем не стоит, перед тем как прыгнуть в постель.
Не такой уж плохой принцип для любого человека, как мне кажется.
Джесси все время крутился где-то поблизости и возвращался ко мне, когда ему было удобно. Я пыталась его игнорировать, но когда не получалось, то, наоборот, начинала преследовать его. Дежурила за углом рядом с квартирой, которую он наконец-таки снял в Бэй-Виллидж. Сидела в засаде, зажигала сигареты и сразу же их тушила, наблюдая, с кем он пришел домой и с кем проснулся.
Я испытывала физическую боль при виде Джесси с другими женщинами, но одновременно это меня возбуждало. Мое сердце бешено вращалось в грудной клетке, а соски твердели, и внутри, под джинсами, разливалось тепло, которое никак иначе испытать нельзя.
Дело в том, что все в своей жизни я делала или не делала, находясь под влиянием Джесси. Я не могла ничего съесть, не подумав, а понравилось бы это ему. Я не могла наконец улечься спать под утро, не пожалев, что Джесси нет рядом, и не окунувшись в болезненные и неприятные размышления, где он может быть. Я не могла посмотреть фильм и не захотеть обсудить его с ним, и это при том, что мы никогда ничего не обсуждали, пока были вместе, ни разу. Я ничего не могла делать, говорить, думать, не вспомнив в той или иной связи Джесси.
Когда его не было рядом, я не жила по-настоящему. Я пребывала в каком-то статическом состоянии, где все делаешь чисто механически, и могла взглянуть на свою жизнь только через призму мировоззрения Джесси. Я словно топталась на месте до следующего телефонного звонка, до следующей случайной встречи, до следующего момента, когда он станет частью меня, чтобы я смогла ощутить всю полноту жизни.
К тому моменту Джесси обзавелся пейджером. Одному богу известно, почему он вообще решил, что ему нужен пейджер, хотя у меня и имелись свои предположения на этот счет, причем весьма обоснованные. Помню только безнадежное и глубокое чувство стыда, охватывавшее меня по вечерам слишком часто, даже все случаи и не упомнить, когда я снова и снова набирала номер пейджера Джесси в надежде, что он отзовется. А потом очень расстраивалась и не могла найти себе места, когда он не перезванивал. Это была своего рода игра, но она высасывала из меня массу сил.
Когда наконец Джесси появился, я превращалась в ведьму, бросающую в сердцах обвинения, мерзкую суку, с которой никто, и уж тем более Джесси, не захотел бы проводить время. Я сама себя не узнавала.
Как только он попал в поле моего зрения, я набросилась на него:
– Где ты был? Почему не отвечал на мои звонки?
– Детка, я был занят.
– Почему ты так со мной поступаешь? – причитала я.
Он посмотрел мне в глаза.
– Ты сама с собой так поступаешь.
Правда больно жалила мое самолюбие, и я так разозлилась, что утратила остатки здравого смысла.
– Ты ненавидишь меня! – заорала я. – После всего, что я для тебя сделала…
В его взгляде читалось нечто, что могло бы быть жалостью, если бы речь шла не о Джесси, а о ком-то другом.
– Посмотри, что ты с собой делаешь, – коротко сказал Джесси. – Посмотри, в кого ты превращаешься… – и закрыл за собой дверь.
Как раз в этот момент я швырнула вазу, и она разбилась вдребезги об дверь.
Когда я не думала о Джесси, то думала о себе. Я сама признаюсь в этом: в самом начале своей карьеры «мадам», я была слишком поглощена собой. Я отправляла на вызов последнюю девочку, а потом чаще всего наливала бокал «Пино Нуар» и делала парочку кокаиновых дорожек даже в те дни, когда никого не ждала в гости, и была очень довольна собой. И от этого абсурдное поведение Джесси казалось еще более необъяснимым. Я напоминала преступника, находящегося в зоне деятельности радара и делавшего нечто незаконное, волнующее и изощренное, причем весьма успешно.
Разумеется, когда круче тебя только горы, то в этом есть и свои минусы. Все сложнее становилось просыпаться по утрам (вернее, после обеда), но я не обращала на это внимания, считая неизбежным компонентом моей увлекательной жизни. Мне кажется, я тогда несколько месяцев подряд не видела солнца в зените. Не важно, так ведь живут все крутые мира сего.
В моей спальне имелось всего одно окно, и оно постоянно было закрыто плотными бархатными шторами, очень элегантными. Из-за этого возникало ощущение, что находишься внутри кокона. В гостиной я развлекалась, проводила салонные встречи, смеялась, курила и ела, но работала именно в спальне. Обложившись книжками и журналами и включив телевизор, я сидела на двуспальной медной кровати под звуки музыки в тепле и уюте, игнорируя тот мир, в который посылала своих девочек. В моей спальне царила вечная ночь.
Глава одиннадцатая
В том сентябре мне позвонила одна женщина и попросила взять ее на работу. Она пару раз оставляла днем сообщения на автоответчике – ага, как будто я подхожу днем к телефону, – и наконец мы с ней пообщались. Судя по всему, она была образованна, кроме того, в ее голосе звучала смесь тревоги и удивления, и это показалось мне очаровательным. Она была старше большинства моих девочек. Сказала, что где-то преподает и поэтому не сможет работать каждый день, я предложила в тот же день поехать к клиенту, но она возразила, что хочет сначала встретиться со мной.
– Хорошо, договорились, – беспечно сказала я и назначила ей встречу в ресторане, о которой тут же забыла.
В ту ночь после работы я веселилась на вечеринке, и на следующую тоже, а на третий день она перезвонила мне снова:
– Я вас ждала, но вы не пришли. Я перепутала время или место?
Блин. Ну ладно.
– Нет, вы не поверите, но я вывихнула лодыжку, – бойко протараторила я. – Давайте попробуем встретиться завтра.
В ее голосе снова прозвучали нотки удивления.
– Ладно, я приду, – сказала она таким тоном, словно заранее знала, что я не покажусь и на этот раз.
– Бог троицу любит, – заверила я, когда она снова позвонила на следующий день. Похоже, мне придется с ней встретиться, а иначе она от меня не отстанет. Она определенно не собиралась сдаваться.
Мы встретились в «Лигл», но не стали обедать, а вышли поговорить на улицу. Она оказалась хорошенькой, не такой, как стандартные двадцатилетние красотки, работавшие на меня. Ее красота была утонченной, европейской. Когда она улыбалась, ее лицо светилось. Она училась за границей, говорила на нескольких языках, могла обсуждать философию Декарта. Господи, представляете, пришла на собеседование, чтобы устроиться девушкой по вызову и говорит о Декарте. Я была в диком восторге.
Что важно, у меня уже имелась ниша для нее. Она выбрала для себя псевдоним Тиа, и в тот же вечер я отправила ее к самому приятному и покладистому клиенту. Только через три года я призналась ей, как она напугала меня в тот первый день.
Честно говоря, когда я познакомилась с Джаннетт, то подумала лишь, что могла бы стать такой, как она, с учеными степенями, гордо носящей свою интеллигентность, как свитер, небрежно накинутый на плечи. Я могла бы сама проделать тот же путь и смотрела на женщину, в которую могла бы превратиться в конце этого пути. Своего рода двойник.
Джаннетт была умна, элегантна, писала романы, пыталась завязать с преподаванием и заработать достаточно денег, чтобы возместить ущерб, нанесенный каким-то подонком, с которым она встречалась. Все ее проблемы были мне очень понятны, как говорится, били не в бровь, а в глаз, хотя я не говорила об этом, и мы обсуждали совершенно другие вещи. Она стала первой из моих по-настоящему близких подруг. Почему-то она видела во мне самые мои хорошие черты. Джаннетт слушала мои стихи. Бывало, я звонила ей посреди ночи, иногда даже поднимала ее с постели, и читала ей, а она слушала, причем не так, как другие, лишь бы я поскорее закончила, а действительно слушала и слышала. В обществе Джаннетт мне отчего-то хотелось и самой стать лучше, умнее, тянуться за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
А я для своих клиентов все – духовник, мать, сестра. Именно я обещаю им побег от обыденности, наслаждение, удовольствие, я превозношу их мужские качества, уважаю их право на конфиденциальность, считаю любые их желания нормальными и приемлемыми. Я – это недосягаемый Эрос, бог чувственности, с которым они жаждут познакомиться и заняться любовью, но не могут, и поэтому в некотором смысле занимаются сексом со мной через моих девочек.
Разумеется, я не сразу познала эти истины. Осознание и понимание своих взаимоотношений с клиентами происходило медленно. Некоторые клиенты отвернулись от меня, поскольку я совершала ошибки, но сейчас, когда я пишу эти строки, примерно восемьдесят-девяносто процентов моих клиентов – постоянные. Это мужчины, которые звонят мне уже много лет.
Так что, должно быть, я все-таки что-то делаю правильно.
Глава десятая
Вернемся к Джесси.
Мы не разбежались по-настоящему, наш разлад был незаметен окружающим, хотя все было как в той старой песенке «поругаться, чтобы помириться». Эти слова очень точно описывают то, что происходило в наших отношениях. Какое-то время мы не виделись, иногда неделями, а потом он возвращался и вел себя как ни в чем не бывало.
Мне стоило захлопнуть дверь перед его носом.
Да и вообще, полагаю, мне много чего стоило сделать, но я не сделала. Я снова впускала Джесси в свою жизнь и никогда не спрашивала себя, почему каждый раз, когда он приходит, у меня начинает сосать под ложечкой. Я всякий раз так радовалась его появлению, хваталась за иллюзию, что между нами происходит нечто настоящее и прекрасное. И даже после того, как эта иллюзия умерла, я так в ней нуждалась, что поддерживала дыхание в ее призраке, который являлся мне ночами и мучил днем. Мне казалось, что у меня не может быть другой любви, кроме Джесси, а подобные мысли всегда являются рецептом, как приготовить катастрофу в домашних условиях.
Наша жизнь напоминала дрейф льдин. Джесси по его желанию то прибивало ко мне, то он опять уплывал прочь, а я сидела и ждала, пока он примет решение, как и когда снова появится у меня. Ждала пассивно. Беспомощно. Бессознательно.
Должна заметить, что тогда я вела уже весьма активную светскую жизнь, поэтому терпимость к выходкам Джесси кажется еще более странной. Мало-помалу началось мое превращение в Кого-то, и мне этот процесс очень нравился. Роберт брал меня с собой в клубы, и я знакомилась с нужными людьми и бывала в нужных местах, и вскоре без меня не обходилось уже ни одно важное мероприятие, меня стали приглашать везде и всюду.
С клиентами тоже все складывалось просто удивительно. Не забывайте, что я говорила с этими парнями по телефону, вечер за вечером. Разумеется, они хотели девочек, но в то же время между мной и ними тоже появлялась связь.
Мы говорили обо всем – об их работе, о моей работе, о том, что я читаю. Когда эти темы исчерпывали себя, мы всегда могли прибегнуть к верному приему и поплакаться друг дружке из-за неудач нашей бейсбольной команды и иллюзорном обещании победы, которая так нам никогда и не достается. Когда вы столько времени и так часто с кем-то общаетесь, то начинаете сближаться, пусть даже ваши отношения носят поверхностный характер.
Я лгала клиентам, а они мне, но иногда мы говорили правду, по-настоящему проявляли ранимость, и происходило нечто неожиданное и ни с чем не сравнимое, что случается только после полуночи, когда вы оба устали, нервы ни к черту, и вам просто нужен кто-то, кто угодно, кто побыл бы с вами рядом.
Некоторые клиенты были просто душками. В те дни в центре Бостона существовал один ресторан при отеле, супершикарный, очень дорогой. Он предлагал своим гостям кухню «фьюжн» и был рассчитан на избранную группу жителей пригородов. Владельцы часто звонили мне с просьбой прислать девочек, чтобы они подсаживались к клиентам в ресторане, вместе ужинали, а потом поднимались в номера отеля.
Всякий раз, когда я приходила в этот ресторан, я чувствовала себя звездой. Со мной обходились как с особой королевских кровей. Я являлась самым желанным гостем. На самом деле это была лишь ответная услуга, как в любом другом бизнесе, но владельцы ресторана помогли мне подняться на новый уровень, познакомиться с полезными людьми и обзавестись такими связями, о которых я и мечтать не могла.
Кроме того, регулярно проходили закрытые вечеринки. Огромные апартаменты на набережных, переоборудованные из старых цехов, заполненные произведениями искусства, сигаретным дымом и приглушенными беседами. Дорожки кокаина на мраморных столиках, которые втягивали через трубочки из стодолларовых купюр, неприлично открытые платья, не оставляющие места фантазии, и костюмы от Армани. Я знакомилась с писателями, политиками, творческими людьми и сильными мира сего, и все время где-то в моем мозгу тоненький голосок пищал, как же все роскошно и какая же я крутая.
Так выглядели в то время вечеринки. А ведь были еще открытия галерей и закрытые концерты. И вдруг я очутилась – к своему удивлению, хотя могу себе представить, каким неискренним вам кажется это утверждение, – в центре самых оживленных бесед, получая все новые приглашения, предложения и подарки.
Работая в маленьком городишке на Лауру, я не понимала, насколько положительно моя профессия воспринимается в других местах. Пригороды Америки – скучища, затхлое болото, где копошатся сексисты и расисты, такие же узколобые, как любая группа религиозных фанатиков. Ну, нельзя сказать, что в мире наркотиков и пиджаков от Армани царит социализм, но, по крайней мере, он больше настроен быть непохожим, непредубежденным и необычным.
В городе меня воспринимали как состоятельную женщину, обладающую властью. Думаю, именно тогда я и сама стала так к себе относиться.
А ведь были еще приключения, бесконечные и вечные сексуальные связи и романы, о которых шептались все! Даже если не брать в расчет мою работу, казалось, что мой мир насквозь пронизан сексом.
Я тоже не могла не поддаться искушению. В прокуренных барах я встречала темноглазых незнакомцев, и все заканчивалось тем, что я просовывала руку за пояс их брюк в узких коридорах, ведущих на кухню или в туалет. Я склоняла голову на чье-то плечо и вдруг оказывалась в такси, едущем в незнакомом мне направлении, причем наполовину раздетая и целующая какого-то мужчину, чье имя не могла вспомнить ни за что на свете. А еще не один раз я просыпалась с раскалывающейся головой, с трудом фокусировала взгляд на теле, лежащем в моей постели, и недоумевала, кто это такой и как он тут очутился.
Я бывала на вечеринках, где весьма безалаберно относились к самому понятию интимности, и в итоге под утро кругом виднелись обнаженные тела и изможденные лица. Я начала читать эротическую литературу: Анаис Нин, Энн Райс, Генри Джеймс и мой любимый автор – Аноним. А еще французские писатели, творившие на рубеже веков, распивавшие абсент и курившие гашиш, обедавшие в ресторанах, спрятавшись от посторонних глаз за тяжелыми вышитыми портьерами… Я обожала эти книги. Эра, когда секс мог быть грязным, но все еще не утратил свою загадку, когда элегантность и непристойные связи шли рука об руку. Я роняла слезу над этими книгами. Правда.
Поскольку я приобрела определенную репутацию, то внезапно мне пришлось и вести себя подобающим образом. Поскольку я могла флиртовать с кем-то молодым и симпатичным, я понимала, что мнение окружающих обо мне будет зависеть и от того, с кем я сплю. Очень похоже на увещевания моей матери, только наоборот. Из ее уст это звучало «не спи ни с кем, что скажут люди?», а теперь – «спи только с правильными людьми, а не то, что скажут люди?».
Небольшое изменение в восприятии, не более того.
Но я рада сообщить, что это изменение скорее предписывало мне не спать с определенными людьми, а не расширять список своих сексуальных партнеров. Другими словами, я не выходила в свет и не решала переспать с тем или с этим только потому, что это модно. Господи, да я с трудом заставляла себя надеть вещи, которые кто-то навязывал как модные, не говоря уж о том, чтобы мода диктовала что-то еще в моей жизни. Напротив, мне нравилось думать, что я сама законодательница моды в подобных вопросах.
Нет, я хочу сказать, что в прошлом объясняла свое наплевательское отношение к тому, с кем я проснусь на следующее утром, слишком частыми походами на всевозможные вечеринки. А теперь поняла, что это все равно что питаться фаст-фудом: сначала вас это вполне устраивает, пусть и не очень полезно, но если окружающие узнают, что вы едите фаст-фуд, то не станут интересоваться вашим мнением о деликатесах. И если вы хотите стать уважаемым шеф-поваром, то не будете питаться каждый день в «Макдоналдсе».
Мне хотелось стать кем-то уважаемым в своем деле, поэтому я очень старалась решить, с кем мне спать, а с кем не стоит, перед тем как прыгнуть в постель.
Не такой уж плохой принцип для любого человека, как мне кажется.
Джесси все время крутился где-то поблизости и возвращался ко мне, когда ему было удобно. Я пыталась его игнорировать, но когда не получалось, то, наоборот, начинала преследовать его. Дежурила за углом рядом с квартирой, которую он наконец-таки снял в Бэй-Виллидж. Сидела в засаде, зажигала сигареты и сразу же их тушила, наблюдая, с кем он пришел домой и с кем проснулся.
Я испытывала физическую боль при виде Джесси с другими женщинами, но одновременно это меня возбуждало. Мое сердце бешено вращалось в грудной клетке, а соски твердели, и внутри, под джинсами, разливалось тепло, которое никак иначе испытать нельзя.
Дело в том, что все в своей жизни я делала или не делала, находясь под влиянием Джесси. Я не могла ничего съесть, не подумав, а понравилось бы это ему. Я не могла наконец улечься спать под утро, не пожалев, что Джесси нет рядом, и не окунувшись в болезненные и неприятные размышления, где он может быть. Я не могла посмотреть фильм и не захотеть обсудить его с ним, и это при том, что мы никогда ничего не обсуждали, пока были вместе, ни разу. Я ничего не могла делать, говорить, думать, не вспомнив в той или иной связи Джесси.
Когда его не было рядом, я не жила по-настоящему. Я пребывала в каком-то статическом состоянии, где все делаешь чисто механически, и могла взглянуть на свою жизнь только через призму мировоззрения Джесси. Я словно топталась на месте до следующего телефонного звонка, до следующей случайной встречи, до следующего момента, когда он станет частью меня, чтобы я смогла ощутить всю полноту жизни.
К тому моменту Джесси обзавелся пейджером. Одному богу известно, почему он вообще решил, что ему нужен пейджер, хотя у меня и имелись свои предположения на этот счет, причем весьма обоснованные. Помню только безнадежное и глубокое чувство стыда, охватывавшее меня по вечерам слишком часто, даже все случаи и не упомнить, когда я снова и снова набирала номер пейджера Джесси в надежде, что он отзовется. А потом очень расстраивалась и не могла найти себе места, когда он не перезванивал. Это была своего рода игра, но она высасывала из меня массу сил.
Когда наконец Джесси появился, я превращалась в ведьму, бросающую в сердцах обвинения, мерзкую суку, с которой никто, и уж тем более Джесси, не захотел бы проводить время. Я сама себя не узнавала.
Как только он попал в поле моего зрения, я набросилась на него:
– Где ты был? Почему не отвечал на мои звонки?
– Детка, я был занят.
– Почему ты так со мной поступаешь? – причитала я.
Он посмотрел мне в глаза.
– Ты сама с собой так поступаешь.
Правда больно жалила мое самолюбие, и я так разозлилась, что утратила остатки здравого смысла.
– Ты ненавидишь меня! – заорала я. – После всего, что я для тебя сделала…
В его взгляде читалось нечто, что могло бы быть жалостью, если бы речь шла не о Джесси, а о ком-то другом.
– Посмотри, что ты с собой делаешь, – коротко сказал Джесси. – Посмотри, в кого ты превращаешься… – и закрыл за собой дверь.
Как раз в этот момент я швырнула вазу, и она разбилась вдребезги об дверь.
Когда я не думала о Джесси, то думала о себе. Я сама признаюсь в этом: в самом начале своей карьеры «мадам», я была слишком поглощена собой. Я отправляла на вызов последнюю девочку, а потом чаще всего наливала бокал «Пино Нуар» и делала парочку кокаиновых дорожек даже в те дни, когда никого не ждала в гости, и была очень довольна собой. И от этого абсурдное поведение Джесси казалось еще более необъяснимым. Я напоминала преступника, находящегося в зоне деятельности радара и делавшего нечто незаконное, волнующее и изощренное, причем весьма успешно.
Разумеется, когда круче тебя только горы, то в этом есть и свои минусы. Все сложнее становилось просыпаться по утрам (вернее, после обеда), но я не обращала на это внимания, считая неизбежным компонентом моей увлекательной жизни. Мне кажется, я тогда несколько месяцев подряд не видела солнца в зените. Не важно, так ведь живут все крутые мира сего.
В моей спальне имелось всего одно окно, и оно постоянно было закрыто плотными бархатными шторами, очень элегантными. Из-за этого возникало ощущение, что находишься внутри кокона. В гостиной я развлекалась, проводила салонные встречи, смеялась, курила и ела, но работала именно в спальне. Обложившись книжками и журналами и включив телевизор, я сидела на двуспальной медной кровати под звуки музыки в тепле и уюте, игнорируя тот мир, в который посылала своих девочек. В моей спальне царила вечная ночь.
Глава одиннадцатая
В том сентябре мне позвонила одна женщина и попросила взять ее на работу. Она пару раз оставляла днем сообщения на автоответчике – ага, как будто я подхожу днем к телефону, – и наконец мы с ней пообщались. Судя по всему, она была образованна, кроме того, в ее голосе звучала смесь тревоги и удивления, и это показалось мне очаровательным. Она была старше большинства моих девочек. Сказала, что где-то преподает и поэтому не сможет работать каждый день, я предложила в тот же день поехать к клиенту, но она возразила, что хочет сначала встретиться со мной.
– Хорошо, договорились, – беспечно сказала я и назначила ей встречу в ресторане, о которой тут же забыла.
В ту ночь после работы я веселилась на вечеринке, и на следующую тоже, а на третий день она перезвонила мне снова:
– Я вас ждала, но вы не пришли. Я перепутала время или место?
Блин. Ну ладно.
– Нет, вы не поверите, но я вывихнула лодыжку, – бойко протараторила я. – Давайте попробуем встретиться завтра.
В ее голосе снова прозвучали нотки удивления.
– Ладно, я приду, – сказала она таким тоном, словно заранее знала, что я не покажусь и на этот раз.
– Бог троицу любит, – заверила я, когда она снова позвонила на следующий день. Похоже, мне придется с ней встретиться, а иначе она от меня не отстанет. Она определенно не собиралась сдаваться.
Мы встретились в «Лигл», но не стали обедать, а вышли поговорить на улицу. Она оказалась хорошенькой, не такой, как стандартные двадцатилетние красотки, работавшие на меня. Ее красота была утонченной, европейской. Когда она улыбалась, ее лицо светилось. Она училась за границей, говорила на нескольких языках, могла обсуждать философию Декарта. Господи, представляете, пришла на собеседование, чтобы устроиться девушкой по вызову и говорит о Декарте. Я была в диком восторге.
Что важно, у меня уже имелась ниша для нее. Она выбрала для себя псевдоним Тиа, и в тот же вечер я отправила ее к самому приятному и покладистому клиенту. Только через три года я призналась ей, как она напугала меня в тот первый день.
Честно говоря, когда я познакомилась с Джаннетт, то подумала лишь, что могла бы стать такой, как она, с учеными степенями, гордо носящей свою интеллигентность, как свитер, небрежно накинутый на плечи. Я могла бы сама проделать тот же путь и смотрела на женщину, в которую могла бы превратиться в конце этого пути. Своего рода двойник.
Джаннетт была умна, элегантна, писала романы, пыталась завязать с преподаванием и заработать достаточно денег, чтобы возместить ущерб, нанесенный каким-то подонком, с которым она встречалась. Все ее проблемы были мне очень понятны, как говорится, били не в бровь, а в глаз, хотя я не говорила об этом, и мы обсуждали совершенно другие вещи. Она стала первой из моих по-настоящему близких подруг. Почему-то она видела во мне самые мои хорошие черты. Джаннетт слушала мои стихи. Бывало, я звонила ей посреди ночи, иногда даже поднимала ее с постели, и читала ей, а она слушала, причем не так, как другие, лишь бы я поскорее закончила, а действительно слушала и слышала. В обществе Джаннетт мне отчего-то хотелось и самой стать лучше, умнее, тянуться за ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22