Только не заставляй ее слишком бурно кончать, ага?
Сид загоготал так нервно, что смех тут же перешел в один из его традиционных приступов кашля.
– Господи Иисусе! – продолжал повторять он. – Господи Иисусе!
– У Сида пунктик насчет лесбиянок, – объяснил Борис Тони. – Не может угомониться, пока не заставит их кончить.
– Господи Иисусе, господи Иисусе…
– Ничего, Сидней, даже если она не кончит, – сказал Тони, – это все равно сделает тебе крутое имя. Я хочу сказать, когда вы будете так прижиматься, твой грубый животный член и ее чудесное влагалище…
– И сиськи, – напомнил ему Борис, – все голые сиськи, какие ты только захочешь… как тебе пососать те идеальные розовые соски…
– Такой шанс только раз в жизни выпадает, – согласился Тони.
Сид опустил лицо на ладони и принялся громко стенать.
– Ох, парни… вы совсем спятили… Морти, что они со мной делают?
Морти радостно вскинул руки.
– Да это же просто прорыв, Сидней! Великая актриса, великий режиссер! Ты должен это ради одного только масштаба проделать!
– Бери выше, – сказал Тони, – он там даже сможет кусочек этого дела зацепить – врубаешься, Морт? Кусочек? Дела? Ха-ха-ха!
– Ох, парни… – Сид почти рыдал. – Вас, парни, вообще хоть что-то волнует? Я просто не знаю, чему верить.
11
Стылость летнего утра мгновенно разрушилась, когда нумератор, помеченный как «„Лики любви", сцена один – один, проба один», издал громкий стук.
– Камера, – сказал главный оператор.
– Запись, – сказал звукооператор.
– Мотор, – сказал Борис – и на голубовато-травянистом берегу серебристого озера знаменитая Арабелла и прекрасная Памела принялись лениво расстегивать блузки и выступать из юбок. Тем временем режиссер, два оператора за камерами, первый и второй помощники режиссера, главный оператор, сценарист, звукооператор, бутафор, гример, редактор сценария, парикмахер, продюсер, помощник продюсера, костюмерша, три электрика, а также рабочий, поддерживающий микрофон на журавле, старательно сохраняли на лицах выражение профессионального интереса.
Девушки должны были раздеться и, радостно пританцовывая и держась за руки, направиться к воде, пока одна камера снимала сзади, а другая сбоку. Затем то же самое действие предстояло снять с двух других углов, прежде чем они реально войдут в воду, и размажут грим.
Обе девушки были без лифчиков и сбросили одежду в следующем порядке: блузки, юбки, сандалии и трусики. И когда они. с демонстрацией девичьей игривости, дружно выступили из трусиков и направились к воде, Тони подался вперед и прошептал что-то Борису. Тот кивнул и встал.
– Стоп! – крикнул он оператору; а затем актрисам: – Минутку, девушки!
Хелен Вробель, костюмерша, немедленно подошла к девушкам с двумя махровыми халатами в руках, которые они тут же надели – Арабелла вполне небрежно, мисс Дикенсен довольно торопливо.
– Это было прекрасно, – подходя к ним, сказал Борис. – Но я думаю, Тони прав. Когда соблазнение наконец произойдет, будет гораздо эротичнее, Нам, если Арабелла очень медленно, чувственно стянет с тебя трусики. Понимаешь?
– Гм. – Памела выразила несколько неопределенное согласие, словно просто радовалась тому моменту, когда ей снова можно будет надеть трусики.
Красота ее была довольно любопытной – скорее это даже была просто миловидность. Однако миловидность характерного сорта, со вздернутым английским носиком, которая весьма высоко ценится в определенных кругах. Глаза девушки мерцали самодовольством и отчасти лукавством, губы ее были полны, но слегка изогнуты от самомнения, почти от высокомерия.
– Мне бы хотелось изменить это выражение, – сказала ранее Арабелла, – этот высокомерный вид – вначале придать ее лицу выражение экстаза, затем – униженного обожания.
И следует ли упоминать, что тело мисс Дикенсен было просто супер. Борис подумал об этом, глядя, как Памела, полуотвернувшись, надевала трусики, которые ей принесла Хелен Вробель.
– Давай посмотрим, Пам, как это выглядит.
Девушка послушно повернулась и распахнула халат с легким намеком на вздох, который, казалось, говорил: «По-моему, вы этим просто наслаждаетесь». В таком ракурсе Борис впервые толком разглядел трусики – черные с деликатными вплетениями красного – и с хмурым видом развернулся к Хелен Вробель.
– Кто ее, черт побери, в эти блядские трусы одел? – гневно вопросил он. – Пойми, Хелен, она девственница, живет в провинции – а ты ей нижнее белье девицы из кордебалета достала!
Хелен Вробель скроила гримасу, пытаясь его предупредить, но было уже слишком поздно.
– Так получилось, что это мои собственные, – ледяным тоном произнесла Памела, запахивая халат.
– Н-да… – Борис ненадолго отвернулся, обдумывая, как это классно – еще ни кадра ни снято, а он уже актрис от себя отталкивает, – Извини, Пам, – сказал он. – На самом деле я имел в виду не то, что прозвучало… на самом деле они, гм, очень привлекательные… я просто подумал, что нам требуется что-то менее, гм, изысканное. – Повернувшись к Хелен Вробель, он заговорил с преувеличенным терпением. – Найди ей какие-нибудь белые, ладно? Просто славные и простые белые трусики, как у славной и простой… гм… в общем, какие в этом случае стала бы носить очень-очень красивая пятнадцатилетняя девушка…
– Вообще-то у меня, разумеется, есть белые, – сказала Памела. – И я предпочла бы носить свои.
Арабелла, присоединившись к ним как раз вовремя, чтобы расслышать это замечание, быстро согласилась.
– Да-да, конечно, – сказала она, – я бы тоже предпочла, чтобы это были ее… вещи. Так будет более реалистично – и для меня тоже. – Одарив их лучистой улыбкой, она затем сжала руку Памелы, прежде чем отвернуться. – Извини, я пойду добуду нам кофе.
Они несколько мгновений смотрели ей вслед, а затем Борис вернулся к текущей проблеме.
– Что ж, тогда нам придется послать кого-нибудь в отель, чтобы их доставить. – И он тут же представил, как Большой Сид роется в драгоценном нижнем белье Памелы Дикенсен и даже, может статься, проделывает с ним что-то причудливое или непристойное.
– Надеюсь, в этом не будет необходимости, – холодно сказала девушка. – Если я только не ошибаюсь, они у меня в сумке, в гримерной.
– Отлично, – отозвался Борис, и они вместе пошли вдоль каравана пикапов и трейлеров, два из которых служили гримерками для актрис. Когда толпа технического персонала разделилась, чтобы их пропустить, некоторые из рабочих кивнули и улыбнулись режиссеру и кинозвезде. Ответив на несколько приветствий, Памела бросила краткий взгляд на Бориса, а затем самым что ни на есть сухим тоном заговорила:
– Мистер Адриан, я тут вот о чем подумала. Неужели так абсолютно необходимо, чтобы все эти люди присутствовали на съемочной площадке?
– Нет-нет, их не будет на площадке.
– Но они уже на площадке.
Борис изобразил недоумение.
– В смысле, сейчас? Это из-за твоей обнаженности?
– Да.
– Понимаю. Что ж… я планировал очистить площадку, когда мы перейдем к любовным сценам… но если тебя это раздражает – я хочу сказать, то, что ты просто обнажена…
– Но разве это не обычная процедура – чтобы, когда от актрисы требуется обнаженность, съемочная площадка очищалась от всего несущественного персонала? Если не ошибаюсь, это записано в уставе актерской гильдии.
Они дошли до двери трейлера и там остановились.
– Гм, – промычал Борис. – Вообще-то я просто подумал, что это может… немного все ослабить. – Он почти что не солгал. Психологическая стратегия, разработанная им вместе с Арабеллой, была проста: чем больше Памела Дикенсен проделает на глазах у толпы, тем больше они затем смогут заставить ее проделать, когда останутся одни. Впрочем, были и другие причины.
– Видите ли, – продолжила Памела, – для меня все это так ново… я хочу сказать, возможность работать с вами я расцениваю как очень большую привилегию, как великую честь… и возможность работать с Арабеллой, которой я всегда так безумно восхищалась, тоже. Я понимаю, что от меня потребуется в любовных сценах, и готова это выполнить – хотя, признаюсь, не вполне понимаю, чего вы хотите достичь, действуя так откровенно. Однако я питаю к вам очень большое доверие. Я верю в вашу честность и художественный талант и ценю то же в Арабелле. Я только не понимаю, зачем вы позволяете всем этим праздным людям стоять там, пожирая глазами обнаженных актрис. Мне просто не верится, что Арабелла на это не жаловалась.
– Даже не намекнула.
Памела покачала головой и вздохнула.
– Поразительно.
Борис улыбнулся.
– Может, нам всем следует раздеться? Как тебе такой вариант?
Она сумела ответить ему улыбкой, хотя и довольно слабой.
– Мне почему-то не кажется, что это решит проблему.
– Ладно, мы очистим съемочную площадку. Останемся только мы с Тони, операторы и звукооператор. Как, годится?
Памела, похоже, испытала колоссальное облегчение.
– Спасибо вам огромное. – Ее улыбка стала гораздо теплее. – Простите мне излишнюю скромность – но я боюсь, это может повлиять на мою игру.
– Да, конечно, это самое главное. И я знаю, что ты сыграешь прекрасно.
Она тронула его за руку.
– Еще раз спасибо – а теперь извините, я пойду посмотрю трусики.
Борис понаблюдал за тем, как Памела заходит в трейлер, удовлетворенный тем, что теперь, когда он очистит съемочную площадку, она будет чувствовать нешуточную обязанность сыграть сцену хорошо. Это, разумеется, и было главной причиной, почему он не очистил площадку с самого начала.
12
После пересъемки приближения девушек к воде, сзади и сбоку – на сей раз в трусиках (белые у Памелы, светло-голубые у Арабеллы), – обе камеры были перемещены на воду.
При первой съемке девушки вошли в воду только по бедра.
Хелен Вробель насухо вытерла им ноги, перед новой съемкой, уже с другого угла. Во время этой съемки, чтобы получить нужную перспективу, одну из камер требовалось расположить перед актрисами – по сути, почти в середине озерца. Для этого утром к озеру была доставлена трехметровая моторка. Мизансцена, однако, оказалась совершенно неудовлетворительной – покачивание моторки, пусть даже совсем слабое, заставляло изображение колебаться. Какое-то время даже казалось, что с этим ничего не поделать, если только не соорудить стационарную платформу с камерой на вбитых в дно озера сваях, – иначе говоря, проделать работу, на которую вполне могло уйти добрых полдня. Сид весь издергался.
– Блин, Б., если нам придется лишний день держать этих двух шлюх, это обойдется нам в тридцать долбаных кусков!
– Мне нужна эта съемка, Сид.
– О боже, боже, боже мой, боже…
Но затем Борис все же решил проблему – поместив камеру на другой берег озерца и снимая через шестисотмиллиметровый объектив. На сей раз девушки вошли в воду по грудь, а затем, стараясь не замочить лица и волосы, сделали первые плавательные движения, прежде чем съемка была остановлена. Таким образом, их подход и вход в озеро завершился. Дальше шли три следующие съемки: (1) плавание и игры в воде, (2) выход из воды и (3) занятие любовью. Чтобы не возиться лишний раз с их внешностью – волосами и гримом, – Борис решил снять любовную сцену перед съемкой сцены купания.
– Думаю, нам лучше это обсудить, – сказал он и велел своему первому помощнику Фреду Джонсону – больше известному как Фредди Первый – объявить перерыв на чай. Затем Борис и Тони уселись на траву вместе с двумя девушками, которые выглядели теперь так молодо, что это даже действовало на нервы. Дю Кувье, волшебник гримерного дела, преобразил их в сущих пятнадцатилетних школьниц – придав Арабелле классическую внешность парижской беспризорницы с прямыми черными волосами и челкой до бровей над темными глазами, что сияли интеллектом и озорством… а Памелу наделив золотистыми локонами, которые ниже плеч были заплетены в две роскошные косы с розовыми лентами. Чудесным образом ни то, ни другое лицо, казалось, не носило на себе никаких следов грима, а выглядело только что умытым, лучистым от вскормленного на молоке здоровья, а главное – очень-очень юным.
– Арабелла говорила тебе, – спросил Борис у Памелы, – что это подлинная история? Что это действительно произошло с ней, прямо здесь?
– Да, говорила, – ответила Памела, краснея и приходя в нервное оживление. – По-моему, это совершенно очаровательно… и в таком волшебном месте!
Арабелла потянулась и сжала ее руку.
– Знаешь, Памела, – сказала она, – ты так мне ее напоминаешь…
Памела избегала ее взгляда.
– Я очень рада, – негромко отозвалась она, не на шутку смущенная.
– …Но ты – особенная, – продолжила Арабелла, – более красивая.
Теперь Памела откровенно краснела, совсем как школьница, которой она сейчас казалась.
– Спасибо, – пробормотала она.
– Ну вот, – сказал Тони, – похоже, все должно выйти как нельзя лучше.
Памела смущенно хихикнула.
Второй помощник прибыл с чаем в пластиковых чашках.
– Хороший чай, – заметил Борис, отхлебнув.
Тони тоже попробовал.
– Заебись фантастика, – сморщился он и вылил чай на землю. Затем достал из кармана пол-литровую фляжку с шотландским виски и налил половину чашки.
– Скажи мне, – нежно продолжил Борис, обращаясь к Памеле, – был у тебя когда-нибудь… подобный опыт? В смысле, с женщиной?
Она помотала головой, и косы с розовыми лентами заболтались совсем по-детски.
– Нет… на самом деле нет. Определенно ничего такого, как в сценарии. То есть, чтобы меня так целовали и все такое.
– А не лучше ли тебе притвориться, – спросил Борис, – что все это проделывает мужчина?
Арабелла вдруг встала на дыбы.
– Это совершенно ни к чему, – отрезала она. – Просто позволь ей вести себя естественно. Все будет в порядке, я тебе обещаю.
– Честно говоря, я не знаю, – сказала Памела. – Я бы хотела проделать это как-то, знаете ли, методично, если смогу. В любом случае я уверена, что теперь, когда все те люди ушли, я смогу с этим справиться. Спасибо вам, Борис.
Арабелла снова потянулась к ее руке.
– Все будет замечательно, вот увидишь.
Памела сумела ответить ей улыбкой – слабой, но отважной, – овечка, ведомая на заклание.
– Ладно, – подытожил Борис, – давайте попытаемся.
По сценарию девушки должны были выйти из воды, держась за руки и смеясь. Обе они восхищались грудями Памелы и рассуждали о том, как они выросли с прошлого года.
– Вернитесь на минутку в воду, – сказал Борис, прежде чем начать съемку. – Только до талии – об остальном мы позаботимся.
Когда девушки вышли, он указал им место на земле.
– Итак, вот здесь мы сыграем эту сцену, – Борис положил листок на траву. – Вот это, Пам, твоя отметка. Ты будешь стоять здесь вот так, на три четверти профиля к камере, когда Арабелла начнет, гм, тебя ласкать. Порядок? А ты, Арабелла, будешь стоять вот так, на три четверти в сторону, и исхитрись немного податься влево, чтобы мы могли видеть, что происходит, гм, между твоими руками и ее грудями – ну, и все такое прочее. – Не дожидаясь ответа, он повернулся к помощнику дю Кувье, чудаковатому на вид молодому человеку, который стоял неподалеку с большим гримерным саквояжем. – Ну вот, сделай их верхние половины влажными и обработай соски. Аккуратней с лицом Арабеллы.
Молодой человек подошел со своим саквояжем, достал оттуда пульверизатор и распылил на обращенные вверх лица девушек раствор глицерина, который оставался на коже точь-в-точь как капельки воды, но с более положительным преломлением света, а также не оказывал никакого влияния на грим. Затем он повторил то же самое с их торсами, спереди и сзади.
– Как ноги? – спросил Борис.
Помощник пожал плечами.
– Моя смесь всегда лучше, – сказал он с сильным французским акцентом и язвительно добавил: – Если конечно, вам нужен настоящий реализм.
– Ладно, – согласился Борис, – давай.
Помощник взял полотенце и принялся энергично вытирать девушкам ноги, готовя их для глицеринового спрея.
Сидящий поблизости Тони усмехнулся, отхлебнул из своей пластиковой чашки и пробормотал:
– Заебись безумие!
Дальше шли соски. Помощник применил традиционную методику Фоли Берже (а также Сида Крассмана) – ледяной кубик с дыркой посередине, который вертят вокруг соска – с немедленным последующим применением «суперкайналя», аэрозольного обезболивателя, содержащего сверхмощный «замораживающий агент».
Памела Дикенсен, знакомая с этой методикой только по самым что ни на есть отдаленным слухам, возмущенно отпрянула, когда помощник одной рукой ухватил ее превосходную левую грудь, а другой принялся крутить ледяной кубик.
– Думаю, я сама смогу с этим справиться, – сказала она, вскинув голову в манере, которая куда больше подходила для напудренной прически, чем для ее нынешних косичек.
Помощник пожал плечами, выражая откровенное презрение, и вручил ей ледяной кубик.
– Avec plaisir, mon chou .
Пока Памела изящно обрабатывала свои соски ледяным кубиком, Арабелла, бдительно надзирая, позволила сделать это помощнику – выпячивая свои гордые груди вперед, а также властно и быстро говоря на французском:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Сид загоготал так нервно, что смех тут же перешел в один из его традиционных приступов кашля.
– Господи Иисусе! – продолжал повторять он. – Господи Иисусе!
– У Сида пунктик насчет лесбиянок, – объяснил Борис Тони. – Не может угомониться, пока не заставит их кончить.
– Господи Иисусе, господи Иисусе…
– Ничего, Сидней, даже если она не кончит, – сказал Тони, – это все равно сделает тебе крутое имя. Я хочу сказать, когда вы будете так прижиматься, твой грубый животный член и ее чудесное влагалище…
– И сиськи, – напомнил ему Борис, – все голые сиськи, какие ты только захочешь… как тебе пососать те идеальные розовые соски…
– Такой шанс только раз в жизни выпадает, – согласился Тони.
Сид опустил лицо на ладони и принялся громко стенать.
– Ох, парни… вы совсем спятили… Морти, что они со мной делают?
Морти радостно вскинул руки.
– Да это же просто прорыв, Сидней! Великая актриса, великий режиссер! Ты должен это ради одного только масштаба проделать!
– Бери выше, – сказал Тони, – он там даже сможет кусочек этого дела зацепить – врубаешься, Морт? Кусочек? Дела? Ха-ха-ха!
– Ох, парни… – Сид почти рыдал. – Вас, парни, вообще хоть что-то волнует? Я просто не знаю, чему верить.
11
Стылость летнего утра мгновенно разрушилась, когда нумератор, помеченный как «„Лики любви", сцена один – один, проба один», издал громкий стук.
– Камера, – сказал главный оператор.
– Запись, – сказал звукооператор.
– Мотор, – сказал Борис – и на голубовато-травянистом берегу серебристого озера знаменитая Арабелла и прекрасная Памела принялись лениво расстегивать блузки и выступать из юбок. Тем временем режиссер, два оператора за камерами, первый и второй помощники режиссера, главный оператор, сценарист, звукооператор, бутафор, гример, редактор сценария, парикмахер, продюсер, помощник продюсера, костюмерша, три электрика, а также рабочий, поддерживающий микрофон на журавле, старательно сохраняли на лицах выражение профессионального интереса.
Девушки должны были раздеться и, радостно пританцовывая и держась за руки, направиться к воде, пока одна камера снимала сзади, а другая сбоку. Затем то же самое действие предстояло снять с двух других углов, прежде чем они реально войдут в воду, и размажут грим.
Обе девушки были без лифчиков и сбросили одежду в следующем порядке: блузки, юбки, сандалии и трусики. И когда они. с демонстрацией девичьей игривости, дружно выступили из трусиков и направились к воде, Тони подался вперед и прошептал что-то Борису. Тот кивнул и встал.
– Стоп! – крикнул он оператору; а затем актрисам: – Минутку, девушки!
Хелен Вробель, костюмерша, немедленно подошла к девушкам с двумя махровыми халатами в руках, которые они тут же надели – Арабелла вполне небрежно, мисс Дикенсен довольно торопливо.
– Это было прекрасно, – подходя к ним, сказал Борис. – Но я думаю, Тони прав. Когда соблазнение наконец произойдет, будет гораздо эротичнее, Нам, если Арабелла очень медленно, чувственно стянет с тебя трусики. Понимаешь?
– Гм. – Памела выразила несколько неопределенное согласие, словно просто радовалась тому моменту, когда ей снова можно будет надеть трусики.
Красота ее была довольно любопытной – скорее это даже была просто миловидность. Однако миловидность характерного сорта, со вздернутым английским носиком, которая весьма высоко ценится в определенных кругах. Глаза девушки мерцали самодовольством и отчасти лукавством, губы ее были полны, но слегка изогнуты от самомнения, почти от высокомерия.
– Мне бы хотелось изменить это выражение, – сказала ранее Арабелла, – этот высокомерный вид – вначале придать ее лицу выражение экстаза, затем – униженного обожания.
И следует ли упоминать, что тело мисс Дикенсен было просто супер. Борис подумал об этом, глядя, как Памела, полуотвернувшись, надевала трусики, которые ей принесла Хелен Вробель.
– Давай посмотрим, Пам, как это выглядит.
Девушка послушно повернулась и распахнула халат с легким намеком на вздох, который, казалось, говорил: «По-моему, вы этим просто наслаждаетесь». В таком ракурсе Борис впервые толком разглядел трусики – черные с деликатными вплетениями красного – и с хмурым видом развернулся к Хелен Вробель.
– Кто ее, черт побери, в эти блядские трусы одел? – гневно вопросил он. – Пойми, Хелен, она девственница, живет в провинции – а ты ей нижнее белье девицы из кордебалета достала!
Хелен Вробель скроила гримасу, пытаясь его предупредить, но было уже слишком поздно.
– Так получилось, что это мои собственные, – ледяным тоном произнесла Памела, запахивая халат.
– Н-да… – Борис ненадолго отвернулся, обдумывая, как это классно – еще ни кадра ни снято, а он уже актрис от себя отталкивает, – Извини, Пам, – сказал он. – На самом деле я имел в виду не то, что прозвучало… на самом деле они, гм, очень привлекательные… я просто подумал, что нам требуется что-то менее, гм, изысканное. – Повернувшись к Хелен Вробель, он заговорил с преувеличенным терпением. – Найди ей какие-нибудь белые, ладно? Просто славные и простые белые трусики, как у славной и простой… гм… в общем, какие в этом случае стала бы носить очень-очень красивая пятнадцатилетняя девушка…
– Вообще-то у меня, разумеется, есть белые, – сказала Памела. – И я предпочла бы носить свои.
Арабелла, присоединившись к ним как раз вовремя, чтобы расслышать это замечание, быстро согласилась.
– Да-да, конечно, – сказала она, – я бы тоже предпочла, чтобы это были ее… вещи. Так будет более реалистично – и для меня тоже. – Одарив их лучистой улыбкой, она затем сжала руку Памелы, прежде чем отвернуться. – Извини, я пойду добуду нам кофе.
Они несколько мгновений смотрели ей вслед, а затем Борис вернулся к текущей проблеме.
– Что ж, тогда нам придется послать кого-нибудь в отель, чтобы их доставить. – И он тут же представил, как Большой Сид роется в драгоценном нижнем белье Памелы Дикенсен и даже, может статься, проделывает с ним что-то причудливое или непристойное.
– Надеюсь, в этом не будет необходимости, – холодно сказала девушка. – Если я только не ошибаюсь, они у меня в сумке, в гримерной.
– Отлично, – отозвался Борис, и они вместе пошли вдоль каравана пикапов и трейлеров, два из которых служили гримерками для актрис. Когда толпа технического персонала разделилась, чтобы их пропустить, некоторые из рабочих кивнули и улыбнулись режиссеру и кинозвезде. Ответив на несколько приветствий, Памела бросила краткий взгляд на Бориса, а затем самым что ни на есть сухим тоном заговорила:
– Мистер Адриан, я тут вот о чем подумала. Неужели так абсолютно необходимо, чтобы все эти люди присутствовали на съемочной площадке?
– Нет-нет, их не будет на площадке.
– Но они уже на площадке.
Борис изобразил недоумение.
– В смысле, сейчас? Это из-за твоей обнаженности?
– Да.
– Понимаю. Что ж… я планировал очистить площадку, когда мы перейдем к любовным сценам… но если тебя это раздражает – я хочу сказать, то, что ты просто обнажена…
– Но разве это не обычная процедура – чтобы, когда от актрисы требуется обнаженность, съемочная площадка очищалась от всего несущественного персонала? Если не ошибаюсь, это записано в уставе актерской гильдии.
Они дошли до двери трейлера и там остановились.
– Гм, – промычал Борис. – Вообще-то я просто подумал, что это может… немного все ослабить. – Он почти что не солгал. Психологическая стратегия, разработанная им вместе с Арабеллой, была проста: чем больше Памела Дикенсен проделает на глазах у толпы, тем больше они затем смогут заставить ее проделать, когда останутся одни. Впрочем, были и другие причины.
– Видите ли, – продолжила Памела, – для меня все это так ново… я хочу сказать, возможность работать с вами я расцениваю как очень большую привилегию, как великую честь… и возможность работать с Арабеллой, которой я всегда так безумно восхищалась, тоже. Я понимаю, что от меня потребуется в любовных сценах, и готова это выполнить – хотя, признаюсь, не вполне понимаю, чего вы хотите достичь, действуя так откровенно. Однако я питаю к вам очень большое доверие. Я верю в вашу честность и художественный талант и ценю то же в Арабелле. Я только не понимаю, зачем вы позволяете всем этим праздным людям стоять там, пожирая глазами обнаженных актрис. Мне просто не верится, что Арабелла на это не жаловалась.
– Даже не намекнула.
Памела покачала головой и вздохнула.
– Поразительно.
Борис улыбнулся.
– Может, нам всем следует раздеться? Как тебе такой вариант?
Она сумела ответить ему улыбкой, хотя и довольно слабой.
– Мне почему-то не кажется, что это решит проблему.
– Ладно, мы очистим съемочную площадку. Останемся только мы с Тони, операторы и звукооператор. Как, годится?
Памела, похоже, испытала колоссальное облегчение.
– Спасибо вам огромное. – Ее улыбка стала гораздо теплее. – Простите мне излишнюю скромность – но я боюсь, это может повлиять на мою игру.
– Да, конечно, это самое главное. И я знаю, что ты сыграешь прекрасно.
Она тронула его за руку.
– Еще раз спасибо – а теперь извините, я пойду посмотрю трусики.
Борис понаблюдал за тем, как Памела заходит в трейлер, удовлетворенный тем, что теперь, когда он очистит съемочную площадку, она будет чувствовать нешуточную обязанность сыграть сцену хорошо. Это, разумеется, и было главной причиной, почему он не очистил площадку с самого начала.
12
После пересъемки приближения девушек к воде, сзади и сбоку – на сей раз в трусиках (белые у Памелы, светло-голубые у Арабеллы), – обе камеры были перемещены на воду.
При первой съемке девушки вошли в воду только по бедра.
Хелен Вробель насухо вытерла им ноги, перед новой съемкой, уже с другого угла. Во время этой съемки, чтобы получить нужную перспективу, одну из камер требовалось расположить перед актрисами – по сути, почти в середине озерца. Для этого утром к озеру была доставлена трехметровая моторка. Мизансцена, однако, оказалась совершенно неудовлетворительной – покачивание моторки, пусть даже совсем слабое, заставляло изображение колебаться. Какое-то время даже казалось, что с этим ничего не поделать, если только не соорудить стационарную платформу с камерой на вбитых в дно озера сваях, – иначе говоря, проделать работу, на которую вполне могло уйти добрых полдня. Сид весь издергался.
– Блин, Б., если нам придется лишний день держать этих двух шлюх, это обойдется нам в тридцать долбаных кусков!
– Мне нужна эта съемка, Сид.
– О боже, боже, боже мой, боже…
Но затем Борис все же решил проблему – поместив камеру на другой берег озерца и снимая через шестисотмиллиметровый объектив. На сей раз девушки вошли в воду по грудь, а затем, стараясь не замочить лица и волосы, сделали первые плавательные движения, прежде чем съемка была остановлена. Таким образом, их подход и вход в озеро завершился. Дальше шли три следующие съемки: (1) плавание и игры в воде, (2) выход из воды и (3) занятие любовью. Чтобы не возиться лишний раз с их внешностью – волосами и гримом, – Борис решил снять любовную сцену перед съемкой сцены купания.
– Думаю, нам лучше это обсудить, – сказал он и велел своему первому помощнику Фреду Джонсону – больше известному как Фредди Первый – объявить перерыв на чай. Затем Борис и Тони уселись на траву вместе с двумя девушками, которые выглядели теперь так молодо, что это даже действовало на нервы. Дю Кувье, волшебник гримерного дела, преобразил их в сущих пятнадцатилетних школьниц – придав Арабелле классическую внешность парижской беспризорницы с прямыми черными волосами и челкой до бровей над темными глазами, что сияли интеллектом и озорством… а Памелу наделив золотистыми локонами, которые ниже плеч были заплетены в две роскошные косы с розовыми лентами. Чудесным образом ни то, ни другое лицо, казалось, не носило на себе никаких следов грима, а выглядело только что умытым, лучистым от вскормленного на молоке здоровья, а главное – очень-очень юным.
– Арабелла говорила тебе, – спросил Борис у Памелы, – что это подлинная история? Что это действительно произошло с ней, прямо здесь?
– Да, говорила, – ответила Памела, краснея и приходя в нервное оживление. – По-моему, это совершенно очаровательно… и в таком волшебном месте!
Арабелла потянулась и сжала ее руку.
– Знаешь, Памела, – сказала она, – ты так мне ее напоминаешь…
Памела избегала ее взгляда.
– Я очень рада, – негромко отозвалась она, не на шутку смущенная.
– …Но ты – особенная, – продолжила Арабелла, – более красивая.
Теперь Памела откровенно краснела, совсем как школьница, которой она сейчас казалась.
– Спасибо, – пробормотала она.
– Ну вот, – сказал Тони, – похоже, все должно выйти как нельзя лучше.
Памела смущенно хихикнула.
Второй помощник прибыл с чаем в пластиковых чашках.
– Хороший чай, – заметил Борис, отхлебнув.
Тони тоже попробовал.
– Заебись фантастика, – сморщился он и вылил чай на землю. Затем достал из кармана пол-литровую фляжку с шотландским виски и налил половину чашки.
– Скажи мне, – нежно продолжил Борис, обращаясь к Памеле, – был у тебя когда-нибудь… подобный опыт? В смысле, с женщиной?
Она помотала головой, и косы с розовыми лентами заболтались совсем по-детски.
– Нет… на самом деле нет. Определенно ничего такого, как в сценарии. То есть, чтобы меня так целовали и все такое.
– А не лучше ли тебе притвориться, – спросил Борис, – что все это проделывает мужчина?
Арабелла вдруг встала на дыбы.
– Это совершенно ни к чему, – отрезала она. – Просто позволь ей вести себя естественно. Все будет в порядке, я тебе обещаю.
– Честно говоря, я не знаю, – сказала Памела. – Я бы хотела проделать это как-то, знаете ли, методично, если смогу. В любом случае я уверена, что теперь, когда все те люди ушли, я смогу с этим справиться. Спасибо вам, Борис.
Арабелла снова потянулась к ее руке.
– Все будет замечательно, вот увидишь.
Памела сумела ответить ей улыбкой – слабой, но отважной, – овечка, ведомая на заклание.
– Ладно, – подытожил Борис, – давайте попытаемся.
По сценарию девушки должны были выйти из воды, держась за руки и смеясь. Обе они восхищались грудями Памелы и рассуждали о том, как они выросли с прошлого года.
– Вернитесь на минутку в воду, – сказал Борис, прежде чем начать съемку. – Только до талии – об остальном мы позаботимся.
Когда девушки вышли, он указал им место на земле.
– Итак, вот здесь мы сыграем эту сцену, – Борис положил листок на траву. – Вот это, Пам, твоя отметка. Ты будешь стоять здесь вот так, на три четверти профиля к камере, когда Арабелла начнет, гм, тебя ласкать. Порядок? А ты, Арабелла, будешь стоять вот так, на три четверти в сторону, и исхитрись немного податься влево, чтобы мы могли видеть, что происходит, гм, между твоими руками и ее грудями – ну, и все такое прочее. – Не дожидаясь ответа, он повернулся к помощнику дю Кувье, чудаковатому на вид молодому человеку, который стоял неподалеку с большим гримерным саквояжем. – Ну вот, сделай их верхние половины влажными и обработай соски. Аккуратней с лицом Арабеллы.
Молодой человек подошел со своим саквояжем, достал оттуда пульверизатор и распылил на обращенные вверх лица девушек раствор глицерина, который оставался на коже точь-в-точь как капельки воды, но с более положительным преломлением света, а также не оказывал никакого влияния на грим. Затем он повторил то же самое с их торсами, спереди и сзади.
– Как ноги? – спросил Борис.
Помощник пожал плечами.
– Моя смесь всегда лучше, – сказал он с сильным французским акцентом и язвительно добавил: – Если конечно, вам нужен настоящий реализм.
– Ладно, – согласился Борис, – давай.
Помощник взял полотенце и принялся энергично вытирать девушкам ноги, готовя их для глицеринового спрея.
Сидящий поблизости Тони усмехнулся, отхлебнул из своей пластиковой чашки и пробормотал:
– Заебись безумие!
Дальше шли соски. Помощник применил традиционную методику Фоли Берже (а также Сида Крассмана) – ледяной кубик с дыркой посередине, который вертят вокруг соска – с немедленным последующим применением «суперкайналя», аэрозольного обезболивателя, содержащего сверхмощный «замораживающий агент».
Памела Дикенсен, знакомая с этой методикой только по самым что ни на есть отдаленным слухам, возмущенно отпрянула, когда помощник одной рукой ухватил ее превосходную левую грудь, а другой принялся крутить ледяной кубик.
– Думаю, я сама смогу с этим справиться, – сказала она, вскинув голову в манере, которая куда больше подходила для напудренной прически, чем для ее нынешних косичек.
Помощник пожал плечами, выражая откровенное презрение, и вручил ей ледяной кубик.
– Avec plaisir, mon chou .
Пока Памела изящно обрабатывала свои соски ледяным кубиком, Арабелла, бдительно надзирая, позволила сделать это помощнику – выпячивая свои гордые груди вперед, а также властно и быстро говоря на французском:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28