Десять: И поскольку твоя доминиканская ряса была вам хорошим прикрытием, вы смотрелись как невинная группа, собравшаяся вместе для молитв, не так ли?
Орсо: Да, мои господа. Этот секрет лучше было хранить на людях. Наше излюбленное место встречи находилось неподалеку от этого помещения. Площадь Сан-Марко. Мы обычно ходили туда, потому что это не вызывало подозрений. Моя доминиканская ряса и дворянское происхождение одного из нас позволяли еще троим членам нашего кружка спокойно находиться в этой части верхнего города.
Десять: Тебе доставляет удовольствие издеваться над нами, рассказывая о ваших прогулках вокруг Сан-Марко, не так ли, брат Орсо?
Орсо: Нет, мои господа. Я ваш пленник, я стараюсь наилучшим образом ответить на ваши вопросы.
Десять: Нет, ясноглазый сир Орсо. Ты думаешь, что можешь водить нас за нос, и мы пока что милостиво позволяем тебе это делать, но только потому, что мы держим тебя за яйца, за твои упитанные монашьи яйца, и прекрасно знаем, что через пару дней от них останется только кровавое месиво.
Орсо: Мои господа, но ведь оттого, что вы лишите меня мужского достоинства, у вас его не прибавится.
Десять: Прекрасно, болтун. Это можно сделать прямо сейчас. Стражники, выведите его отсюда и…
Первая маска: Нет, господа. Еще не время. Пусть говорит. Он, очевидно, один из capi. Он знает слишком много. Черт с ней, с его надменностью.
Вторая маска: Этот человек – чудовище, не знающее раскаяния, господа. Вы это видите и слышите. Поэтому говорю: пусть наказание начнется сейчас же.
Первая маска: Нет, господа. Если мы пойдем этим путем, то потеряем целый день, даже больше. Это мелочная, бесполезная месть. Подумайте об этой процедуре. Он скорчится от боли в три погибели, не сможет ни слушать, ни говорить, а нам нужны факты сейчас, а не завтра. Посему призываю проголосовать.
[Примечание: Голосование о предложениях в Совете происходило тайно. Решения принимались простым большинством от десяти голосов. В случае равного голосования, пять к пяти, учитывался голос предводителя шести советников дожа, они присутствовали почти на каждом заседании]
Результат: семеро против кастрации, трое за. Предложение отклонено.
Десять: Брат Орсо, тебе следует благодарить нас за результаты этого голосования. Тебе еще рано молиться – это впереди. Наказание за твою дерзость отложено, но берегись. Заметь, что, в отличие от тебя и твоего Третьего Города, мы здесь поступаем по правилам. Но внемли предупреждению и держи свой язык под контролем. Три голоса уже отданы против тебя. Можешь быть уверен, их количество будет расти.
Признайся, что присоединился к заговорщиком из злобной зависти. Ты ненавидишь знать.
Орсо: Простите, мои господа, но я должен сказать нет. Я дал клятву Третьему Городу, потому что их благие и милосердные устремления нашли во мне сочувствие.
Десять: Принимая во внимание то, что вашей целью было кровавое уничтожение дворянства, это сомнительный ответ.
Орсо: Мои господа, полный ответ в моем письме к вам.
Вторая маска: Это письмо возмутительно!
Третья маска: О Небеса, дайте же ему говорить!
43. [Молитва Бернардо Лоредана:]
[Примечание: В краткой приписке сверху этой молитвы, найденной среди его документов, Бернардо отмечает, что исповедник призвал его сосредоточиться на одной мольбе, записать ее и повторять снова и снова]
Отец Небесный, на коленях молю Тебя, я прошу именем Твоей священной крови, да минет меня чаша сия. Сокруши мои кости, брось тело мое на колья, пусть я умру, только оставь его в живых и не допусти, чтобы я увидел его [Орсо] плоть окровавленной и сломленной. Да не услышу я, как он будет вопить от страданий.
Из милости, ниспосланной Твоими ранами на Кресте, брось меня в зловоние бесов вопиющих. Я не устрашусь их, если Ты сохранишь свет в очах его и силу в членах его.
Отец, что мне делать? Как раскрыть уста мои для дыхания? Как смогу я жить дальше в этом грязном сосуде, моем зловонном теле, и видеть, что он умирает? Возьми меня вместо него, вскрой ребра мои, исхлещи мое лицо, заставь меня расплатиться раньше, чем призовешь его. Я старше, мудрее, я куда более жесток и испорчен. Неужели так скоро забыл Ты ужасные грехи моей молодости?
Я хотел нового города, но не такой ценой: не в агонии и нечистотах, не под зрелище и звук сокрушаемых зубов и вырванных языков, не ценой выдранных волос, криков и паленой плоти, не ценой потока крови, не под горны гнева, не в сточной канаве унижения и стыда.
Боже милостивый, мой Боже, за все свои дни никогда не молился я из таких глубин страдания и надежды, из такой горящей истины и нужды. Забери деньги Лореданов: золото, фермы, леса, корабли и дома – и отдай их нижнему городу, все до последнего гроша. Но пошли мне одну милость: отведи от него весь этот ужас и ниспошли его на меня, только сохрани ему жизнь. Пусть участь его станет участью моей плоти, пусть мне достанется расплата. Я заслуживаю этого – не он.
Простершись ниц, взываю к Тебе. Сокруши меня. Я ввел этого молодого монаха в заблуждение. Боже всемогущий, Ты все видел. Прости мне, умоляю Тебя, наказав меня с высочайшей и последней жестокостью. И прости ему, передав мне всю боль его. Аминь.
44. [Совет Десяти. Протокол заседания 3 октября:]
[Опущено]
Десять: Послушай нас, нечестивый священник. Ты говоришь и говоришь, но слова для тебя – лишь искусство лжи. Неужели все члены вашей тайной церкви любят такую болтовню? Чем вы были тогда, сборищем болтливых баб? Конечно нет. Вы были и остаетесь подлыми злоумышленниками и врагами Венецианской Республики. И у тебя хватает наглости прийти сюда и прикидываться человеком, который не хочет ничего, кроме света и тепла Божьего для нижнего города, когда на самом деле ты был готов убить всех наших лучших людей, завладеть нашей собственностью, надругаться над нашими женщинами и ввести толпу своих оборванцев в наш город, поправ законы Венеции и свои святые обеты.
Орсо: Нет, мои господа.
Десять: Да, сир манерный монах, ты держишься столь высокомерно, как будто ты слишком тонок и умен для почтенных людей, собравшихся в этом покое. Что ж, посмотрим. Давай перейдем к сути. До сих пор мы играли с тобой, но в то же время не забывали подсчитывать все твои обманы. Теперь мы хотим, чтобы ты описал структуру Третьего Города. Кто в него входит, как их зовут и как много вас? Это единственные вопросы, которые нас интересуют. Отвечай!
Орсо: Мои господа, имея все основания опасаться Совета Десяти, мы были вынуждены защищаться от предательств любого рода. Потому мы воздвигли границы внутри самого Третьего Города, чтобы наилучшим образом уберечь capi и группу в целом. Но я сам никогда не видел наших предводителей и не знаю их в лицо. Братство Третьего Города было разбито на объединения по пять человек. Только один человек в каждой пятерке знал еще одного члена, не входящего в его группу. Указания поступали и исходили только от этого человека. Я допускаю, что где-то, на определенном уровне, эта структура прерывалась и все сосредоточивалось в руках тех, кто нами управлял.
Вторая маска: Невозможно, господа. Невозможно таким образом организовать серьезный заговор и придать ему хоть какое-то единство. Если мы поверим заключенному, нам придется допустить, что у наших врагов не было надежного способа передавать приказы. Это первая нелепость. Во-вторых, если большинство заговорщиков никогда не видели своих предводителей, как они могли им доверять? Они же все рисковали своей жизнью. Вспомните о яде. Монах снова лжет.
Третья маска: Одну минуту, господа. Заключенный, возможно, говорит правду. Я очень ясно себе это представляю, я имею в виду порядки и организацию Третьего Города. Я мог бы набросать ее для вас. Слушайте внимательно. Представьте себе пятиконечную звезду. Это их пятерка. Теперь представьте себе пять, десять, сколько угодно звезд, расположенных на одной плоскости. Продлите теперь вверх, на другой уровень, один из лучей каждой звезды. Этот вертикальный луч – ключевой человек, обладающий связями вне группы. Далее, все вертикальные лучи сходятся в одной верхней точке, это высший глава, или же каждый вертикальный луч соединяется с другими такими же на высшем уровне, и это правящий совет Третьего Города. Подумайте об этом, такая структура возможна.
[Опущено. Прошли негромкие переговоры]
Десять: Очень хорошо, давайте предположим, что теперь мы представляем себе эту дьявольскую организацию. В таком случае получается, что со всей своей деятельностью, а также доминиканскими связями брат Орсо был главой своей пятерки. Итак, либо он входит в правящий совет Третьего Города, либо знает главенствующее лицо.
Стражники, дайте заключенному несколько минут постоять.
Брат Орсо, получается, что эта ваша тайная секта добралась аж до Болоньи, чтобы сделать тебя своим членом? Другими словами, они избрали тебя для особой роли в заговоре. И принимая во внимание то, что ты говорил о пятерках, мы думаем, что ты был на особом положении. Ты знаешь, как был устроен Третий Город. Ты это понимаешь. Твои начитанность и красноречие, будь они неладны, также указывают на то, что ты принадлежал к верхушке заговора. Это значит, что ты знаком и с другими, со всеми. Ты слышал, как мы обсуждали устройство ваших звездочек, – это раскрыло нам все.
Орсо: Нет, мои господа, я никогда не видел людей, которые руководят Третьим Городом. А если и видел, то не знаю об этом. Я клянусь вам – руководителем может оказаться и кто-то из вас.
Десять: Монах, пожалуйста, не надо этих клятв. Для тебя они не дороже мусора. И опять же, придержи язык. Разве ты не ездил за границу по делам Третьего Города?
Орсо: Я ездил в Виченцу, Падую и в другие города, но отнюдь не по поручению тайного общества.
Десять: Ты только что выдал себя, брат Орсо, потому что на сей раз мы точно знаем, что ты снова лжешь. Через несколько минут мы представим тебе доказательства и напомним, зачем, черт тебя побери, ты ездил в соседние города. Но сперва скажи нам, когда ты познакомился с монахами Пьетро Дзиани и Лоренцо Тьеполо.
Орсо: Я знаком только с одним из них, мои господа. Брат Алессандро Баседжио однажды упомянул их имена. Он сказал, что у них у первых родилась мысль о Третьем Городе, но сообщил только общие сведения. Он не рассказывал подробностей. Я принял как должное, что два человека, наши основатели, были глубоко огорчены состоянием нижнего города. Доминиканца Тьеполо убили в Святой Земле, я думаю, это произошло довольно давно. Я тогда еще жил в Болонье. Другой человек, францисканец брат Пьетро, был очень стар и умер два года назад. Я встречался с ним один раз, но встреча была недолгой. Конечно, я очень хотел узнать об этих людях, но нашим главным правилом было не соваться в дела, которые должны оставаться тайной.
Десять: Что ты можешь рассказать нам о брате Дольфине Фальере?
Орсо: Дольфине Фальере? Ничего, господа. Я не знаком с этим человеком.
Десять: Это очень странно, потому что он, должно быть, был знаком с тобой. Он знал о тебе все.
Орсо: Тогда по вашей логике, мои господа, он и должен быть тем человеком в своей пятерке, который осведомлен о внутренней организации Третьего Города.
Десять: Был осведомлен, брат Орсо, был осведомлен. Но не сейчас.
[Пропуски. Позже в тот же день]
Орсо: Как вы говорите, мои господа, я запятнал душу свою всяческими грехами. И вы спрашиваете, как могу я надеяться на спасение? Только силой раскаяния. Ранняя Церковь признавала только публичные покаяния, они разжигали жгучий стыд и унижение. Но у нас приняты частные исповеди. Для нас, следовательно, подлинным раскаянием может быть только боль. Оно должно совмещаться с яростным избиением грязной плоти, или в нем нет проку.
Четвертая маска: Единственная вещь, в которой тебе придется раскаиваться, – так это в своем высокомерии по отношению к нам.
Десять: Пусть монах продолжает.
Орсо: Но раскаяться нелегко, без труда это, пожалуй, удается только беднякам, ведь им не дано вкусить прелестей сладкой жизни и развить в себе изящную и утонченную порочность богатых и сильных.
Вторая маска: Господа, умоляю, заставьте его замолчать. Как долго мы будем терпеть эту дерзкую проповедь? И кроме того, что за глупое утверждение! Разве монах никогда не слышал о закоренелых преступниках, которые вышли из его любимой бедноты в нижнем городе?
[Опущено]
Десять: Доминиканец! Да все твои речи – сплошная ересь. Когда ты говоришь, что Бог так же близок тебе, как твои собственные жилы, и утверждаешь, что Он и в самом деле в тебе – не только в духе, но и чуть ли не в теле, знаешь ли ты, что ты проповедуешь? Что каждый человек – сам себе Бог. Язычник! Философ и магистр теологии! Тебе бы следовало знать, что за такое учение ты заслуживаешь сожжения живьем, так что радуйся, что мы обещаем тебе мгновенную смерть на кольях.
Ты говорил о пустыне. Чего ты ждешь? Продолжай!
Орсо: Мои господа, я не могу продолжать.
Десять: Именем Христовым, монах, хоть ты и попрал это имя, мы прощаем тебя, извиняем тебя. И слушаем твою ерунду. Так что продолжай.
Орсо:…Мои господа, пустыня была последним пристанищем старых языческих богов и демонов. Теперь демоны в нас самих. Меня послали в пустыню, чтобы от них очиститься. Теперь мне больше нечего страшиться. Есть только Крест.
Десять: Да, Крест и Совет Десяти.
Орсо: Я страшусь Христа, но не Совета Десяти.
Десять: Но ты ведь знаешь, что мы можем подвергнуть тебя адской пытке.
Орсо: Можете, мои господа… Но даже членам Совета Десяти в какой-то момент приходится писать завещания и выражать последнюю волю. [Писцы отмечают «перешептывания» в зале]
Десять: Слушай, брат Орсо, пусть эти слова прозвучат как приговор. Перед тем как обнять колья, ты дорого заплатишь за свой нечестивый язык.
Орсо: Господа, прошу, снимите свои маски и дайте мне взглянуть на ваши храбрые лица.
[Писцы отмечают «ропот» и «возмущение» в зале]
Десять: Стражники, заберите отсюда заключенного, и пусть доктор Бартоло ослепит его. Мы хотим, чтобы ему выкололи глаза. Постойте… Один из наших коллег, конечно, потребует голосования, так что давайте проведем его. Мы предлагаем немедленное ослепление.
Результат: пятеро за, пятеро против.
Решение: советники дожа проголосовали против ослепления Орсо.
Пятая маска: Во имя Господа, с чего мы столько времени возимся с этим кровожадным священником? Он всем нам желает смерти. Он стремится разрушить город. Он заслуживает пыток и адского пламени, и немедленно!
Десять: Молчание, советник! Вы слышали результаты голосования. Давайте придерживаться правил.
Первая маска: Господа, прошу вас. Пожалуйста, дайте мне пару минут. До того, как мы возобновим допрос, позвольте мне обратиться к заключенному с несколькими словами. Безусловно, я не стану задавать ваших вопросов и ничем не выдам линии следствия…
Брат Орсо, послушайте меня. Забудьте о моем облике. Слушайте мой голос, слушайте его. Вы задыхаетесь в тисках гордыни и безумия. Успокойтесь. Соберитесь. Ради вашего собственного блага – если только вы знаете, в чем ваше благо! – прислушайтесь к моему совету. Оставьте свои фокусы. Сейчас речь идет не только о вашей жизни и достоинстве. Вы ведь полагаете, что каждый сидящий в этом зале порочен. Не следует ли из этого, что вы – единственный здесь праведник? Разве вы безгрешны? Мы выполняем свои обязанности, и некоторые из нас – хотя, без сомнения, вы этого не заслуживаете, – некоторые из нас пытаются слегка облегчить ваше положение. Разве только что мы не спасли вас от ослепления, а за весь день уже трижды от молотков и щипцов? Но это не может продолжаться вечно. Будьте осторожны. Вы, похоже, специально добиваетесь, чтобы с вас содрали кожу перед смертью. Чего вы хотите, славы мученика и вознаграждения за страдания?
Будьте благоразумны. В вашем лице, да, в вашем, мы видим смертельного врага. Вы знаете это, и знаете это хорошо. Вы знаете, что ваш заговор отрицает нашу власть и подрывает самые основы того, чем являемся мы, венецианские дворяне. А вот чего вы не знаете… вы не знаете, что здесь есть люди, которых так же, как и вас, ужасает состояние нижней Венеции и которые хотели бы видеть…
Вторая маска: Господа, нет, нет и нет! Так дело не пойдет. Это позор. Наш уважаемый коллега – да как он смеет! – публично предлагает утешение человеку, который должен вызывать у нас лишь отвращение и ненависть и который заслуживает адского пламени не завтра, а сегодня, сейчас, в этот самый миг. Не в традициях нашего Совета – позвольте мне всем это напомнить – выставлять напоказ наши несогласия, особенно, милостивый Боже, когда речь идет о наших заклятых врагах…
Десять: Этот господин абсолютно прав. Стражники, выведите заключенного, но держите его поблизости.
[Когда брата Орсо увели, Десять сняли маски и продолжили обсуждение]
Первая маска. Андреа Дандоло: Господа, поскольку священнику все равно предстоит смертная казнь, ничто из того, что я произнес в его присутствии, не будет иметь последствий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28