Бурцев Андрей
Сибирских улиц тихий ад
А. БУРЦЕВ
СИБИРСКИХ УЛИЦ ТИХИХ АД...
ПРОЛОГ
Они собрались в помещении бывшей церкви, ставшей теперь Храмом Зла. Но как же здесь все изменилось! Амвон, откуда прежде вел службу священник, был значительно расширен и превращен в подобие сцены, охватывавшей полукругом внутреннюю залу церкви. По краю его через равные промежутки стояли неподвижные, зловещие фигуры Черного Воинства в накинутых капюшонах. Посреди этой сцены три черные столба уходили куда-то под купол. С них свешивались тускло мерцающие в неровном свете многочисленных свечей, озарявших помещение, цепи. А в глубине сцены неясно маячила гигантская статуя некоего страшилища, при взгляде на которую почему-то невольно бросало в дрожь. Иконы со стен исчезли. Их заменили портреты и картины в тяжелых золоченых рамах. Под ними висели такие же тусклые лампадки, не дававшие различить изображения. Внизу под сценой толпились монахи в коричневых рясах. Под купол уносился невнятный гул голосов. Монахов было несколько сотен, они заполняли всю внутреннюю залу, должно быть, собрались сюда со всего города. Внезапно по Храму прошло движение. Толпа коричневых монахов всколыхнулась и затихла. В полумраке глубины сцены возникло движение и на освещенную часть к столбам вышло несколько черных Воинов Сатаны в опущенных капюшонах, ведя три белые фигуры. Когда они достигли освещенной середины, стало видно, что это две девушки и молодой парень. Совершенно нагие, со связанными руками, они, спотыкаясь, брели между черными, опустив головы. Подведя их к столбам, черные Воины завозились с цепями. Минуту спустя пленники оказались прикованными с поднятыми вверх руками и широко расставленными ногами. Тела всех троих были расчерчены багровыми рубцами, очевидно, от плеток. Парень стоял с закрытыми глазами. Девушка постарше обводила собравшуюся внизу толпу ненавидящим взглядом. Вторая, совсем молоденькая, еще с неоформившейся фигуркой и острыми, торчащими грудками, опусила голову, так что волосы скрывали ее лицо. Перед ними на сцену вышел одетый в черное человек. При его появлении собравшиеся монахи притихли. Человек резким движением откинул назад капюшон. Мерцающий свет заиграл на совершенно лысой его голове.
- Братья во Сатане! - звучный голос человека, то ли натуральный, то ли усиленный хитрой акустикой, раскатился над притихшей толпой, заставляя ее смолкнуть окончательно. - Я, Магистр Храма, данной мне властью объявляю начало нынешнего Служения. Сегодня мы собрались здесь, дабы принять в наше Братство двух заблудших сестер и брата заблудшего, кои, узрев воочию нашего Хозяина и Повелителя и войдя с ним в Священный Контакт, примут Истину и откроют сердца и думы свои помыслам и делам Его. Да будет так!
- Да будет так! - нестройно подхватила толпа.
- Кандидатуры на обращение, - продолжал, когда утихли отголоски эха под куполом, Магистр, - уже прошли предварительные испытания плетью, огнем и железом. Души их готовы...
- Будьте вы прокляты! - выкрикнула старшая девушка, рванувшись в цепях. - Сволочи, изверги, садисты!..
- Заткните ее, - повернув голову к стоящим позади черным, негромко скомандовал Магистр.
Двое Воинов тут же подскочили к прикованной к столбу девушке и что-то затолкали ей в рот. Она еще немного побилась в цепях, нечленораздельно мыча, и стихла.
- Надеюсь, многим из вас наши вновь обретаемые сестренки понравились, не так ли? - Снизив тон с возвышенного до будничного, Магистр глумливо усмехнулся собравшимся.
Сдержанный гогот коричневых монахов послужил ему ответом. Магистр выждал с полминуты, потом взметнул вверх руку.
- Да свершится предначертанное! - гулко возвестил он. Да узреем мы Истину под благостным ликом Его. Приди же к нам, Великий Князь подлунного мира сего, Хозяин нашей жизни и смерти, Владыка тел и душ наших! Мы ждем тебя! Приди!
Магистр повернулся спиной к зрителям и опустился на одно колено, воздев руки к неясно вырисовывающейся в глубине сцены громадной статуе. Наступила полная тишина. Собравшиеся в зале, казалось, даже перестали дышать. Стоящую в глубине сцены статую окутала дрожащая пелена, словно марево в раскаленной солнцем пустыне. Пелена сгущалась на глазах, чернела, затем рывком отделилась от статуи и выдвинулась вперед, сгустившись уже до непрозрачности и формируясь в громадную, уходящую в темноту под купол черную юлу. В тишине Храма раздалось странное потрескивание, какое можно услышать, стоя под линией высоковольтной передачи. Внезапно юла треснула во всю высоту и оттуда брызнул ослепительный голубой свет. Присутствующие в зале были на мгновение ослеплены, некоторые закрыли глаза руками, а когда проморгались, трещина в юле уже задернулась, а от нее к середине сцены шло ужасное существо. Ростом оно было не выше рослого человека, но неимоверно широкое, и при каждом его шаге пол Храма явственно вздрагивал. Дрожащее марево окутывало чудовище, размывая и искажая детали. От этого дрожания начинали слезиться глаза. Оставалось впечатление чего-то невыносимо мерзкого и неимоверно чуждого, не принадлежащего этому миру. Существо было нагим, не считая широкой набедренной повязки, белая кожа влажно блестела. При появлении чудовища коричневые монахи с шумом рухнули на колени, вздевая к нему руки. Лишь черные фигуры Воинов по краю сцены остались неподвижными и бесстрастными.
- Приветствую тебя, наш Владыка и Повелитель! - дрогнувшим голосом воскликнул Магистр, когда существо миновало столбы и остановилось напротив него. - Новообращенные ожидают тебя, дабы войти с тобой в Священный Контакт и узреть Истину!
Чудовище развернулось и направилось к крайнему столбу поступью, от которой содрогался весь Храм. Прикованная к столбу молоденькая девушка подняла голову и, очевидно, встретившись взглядом с приближающейся к ней тварью, истошно закричала от ужаса.
- Войди же в грядущую нашу сестру, о Владыка! - завопил, подвывая, Магистр. - Влей священное семя свое в ее юное чрево и дух свой в душу ее, да пребудет твое благословение с нею навеки!
Подойдя вплотную, чудовище раскинуло в стороны длиннющие белые руки и сладострастно обхватило свою жертву. Скрытая его широкой спиной с кожистым гребнем вдоль позвоночника, девушка девушка истошно вскрикнула. Ее крик подхватили стоящие на коленях коричневые монахи. Существо бешено заработало тазом, насилуя жертву. Монахи впали в транс. Некоторые, вопя, извивались на полу. Другие, распахнув сутаны, схватились, не помня себя от похоти, за свои до боли напряженные фаллосы. Лишь черная стража вдоль сцены стояла неподвижно, да замер, стоя на колене и протягивая к чудовищу руки, Магистр. Оргия длилась неимоверно долго. В течение всего этого времени остальные двое пленников, прикованные к столбам, расширенными от ужаса глазами наблюдали за кошмарной сценой. Наконец, чудовище вздрогнуло в последний раз и отпрянуло от столба. Несчастная девушка висела без чувств на цепях. Развернувшись, чудовище двинулось к следующей жертве, отвратительное в своей наготе. При каждом шаге сотрясался пол и подрагивал чудовищной длины его фаллос, белесый, как выросшая без солнца поганка. Новый истошный крик прорезал гул голосов и вопли в Храме. Оргия Посвящения продолжалась.
КНИГА 1: П Р И Ш Е С Т В И Е Т Ь М Ы
Ч А С Т Ь 1. СОБЫТИЯ (Сумерки).
1
Сначала сердце стучало лениво и тягуче, словно бы нехотя: будет - не будет, будет - не будет, будет - не будет. А разум подленько взывал изнутри: не будет, не будет, все обойдется, так что не дрыгайся.
Потом сердце перешло на более учащенное и взволнованное: придут - не придут, придут - не придут... И дрожь в коленях, и липкие ладони, и жар в голове, а в груди - стужа... Потом вдруг рванулось вскачь сумасшедше: когда?.. когда?.. когда?.. И бессонница по ночам, чуткая, прислушивающаяся к каждому скрипу подъездной двери. Когда, ну когда же?! Поскорее бы!..
И через две недели - когда все уже стало ясно - ухнуло сердце в бездонную пропасть, оборвалось: никогда, не придут, ты Им не нужен, ты не представляешь для Них ни малейшей опасности.
Вот это и оказалось самым страшным: НЕ НУЖЕН. Ты мразь, слизняк, ничто. Ты - НУЛЬ! И заметался в растерянности разум, который недавно ох как не хотел, чтобы пришли. И забились в суматошестве чувства. Как же так? Почему? Ты же всегда считал себя интеллигенцией, творческой интеллигенцией, а такая всегда опасна нуворишам, кандидатам в сталины и гитлеры. Так что же случилось? Мир изменился? Или ты льстил себе, переоценивая свое значение для русской культуры? Где же правда? Где же ответ? Нет ответа...
А за окном топали по июньской улице скрипучие сапоги. А из окна несло пылью и помойкой. Не по-июньски жаркое солнце клонилось к закату. И было утро, и был вечер. День первый.
2
Так думал, стоя у окна и невидяще глядя на улицу, Ганшин, печально улыбался, чувствуя засевшую в сердце щемящую боль. Зазвонил телефон, и он вздрогнул.
Коридор казался полутемным после солнечной комнаты. Ганшин наощупь взял трубку. Трубка прохрипелась и прокашлялась, потом лениво протянула: "Да-а..."
- Алло? - сказал Ганшин, немного подождал и добавил: Я вас слушаю.
- Алексей Степанович? - Неимоверно мерзкий голос в трубке резал ухо. - Он родился, Алексей Степанович.
- Алло? - растерянно произнес Ганшин. - Кто говорит?..
- Разве это так важно, когда родился он? - проквакал мерзкий голос. - Да, это так. И звезда, подобно Вифлеемской, сопровождала его рождение.
- Что вы говорите? - уже в бешенстве закричал в трубку Ганшин. - Кто вы такой, черт побери? Что вы несете?
- Можно подумать, вы не догадываетесь, Алексей Степанович. Настало время. Родился Сын Сатаны. Обратите внимание на звезду в небе.
- Да что, черт возьми!..
Но из трубки уже неслись короткие гудки. Ганшин немного послушал их и положил трубку на место. Потом пожал плечами. Вот и поговорили. Хватает же придурков в нашем милом городе. А может, это розыгрыш? Зарка, например. От него всего можно ожидать.
Ганшин пару раз хмыкнул, снова пожал плечами и, взяв трубку, позвонил туда, куда собирался весь день.
- Эта газета "Деловой Восток"? - на всякий случай спросил Ганшин, набрав номер и услышав протяжное: "Да-а", хотя уже узнал голос ответственного редактора Симушкина.
- Слушаю вас, - сразу подобрался голос.
- Можно позвать Зину Колесникову?
- А кто ее спрашивает?
- Скажите, что Алексей Ганшин.
- Одну минуточку...
В трубке прошлепали шаги, потом пошла шуршать бесконечная бумажная змея. В коридоре было прохладно, но на лбу Ганшина уже собирались капельки пота при мысли, что ведь вытащат на жаркую, несмотря на вечер, улицу.
- Здравствуйте, Алексей, - прозвенел в ухо радостный женский голос. Зав. литературным отделом Зиночка, как всегда, была бодрая, полная радостного оптимизма. - Куда же вы пропали? Мы вам тут гонорар приготовили уже за три номера. Ждем-ждем...
- Здравствуйте, Зина. Извините, дела... да приболел тут немного. Когда вам будет удобнее, чтобы я подошел?
- Если вы не против, то прямо сейчас.
Ганшин мельком взгляну через открытую дверь комнаты на висевшие на стене часы. Четверть девятого.
- А не поздно? - осторожно спросил он.
- Что вы, Алексей, - рассмеялась Зиночка. - Мы здесь, сегодня, похоже, до утра...
- Ну и прекрасно! - Ганшин досадливо поморщился. - Значит, спуститесь ко мне без четверти девять... Мне все равно сегодня делать нечего, - зачем-то соврал он - его ждал очередной незаконченный переводной роман и прямо-таки взывала к совести полузаброшенная своя повесть. - Ждите.
- Угу.
Короткие гудки.
Сборы были недолгими. Сунул в матерчатую сумку коробку с дискетой, где давно уже была приготовлена очередная порция переводных рассказов - фантастика, мистика, ужасы! - для "Делового", провел расческой по длинным, чуть вьющимся волосам, надел полуботинки - сандалий и других легкомыслей в обуви он не признавал, несмотря на лето - и вышел на улицу. Сгустившийся жаркий воздух ударил, как молотком. Разгребая его, Ганшин обогнул дом и, пройдя пятьдесят метров, подошел к остановке. На конечной, которая была следующей и хорошо просматривалась отсюда, торчал желтый автобус.
Хоть повезло, подумал Ганшин. Может, быстренько обернусь. Народу на остановке, как всегда в это время, не было, только в чахлой тени тополя покачивались двое казаков. Конечно, в форме, с неизменными нагайками в руках. Конечно, пьяные. Один был вообще без фуражки с мотающимся при каждом движении головы чубом. Другой надвинул фуражку на самый затылок - как она только держится? - и мельком глянул на Ганшина осоловевшими глазами.
- Еще один патлатый, - громко сообщил он приятелю. Весь город заполонили - рыгнуть некуда... Так бы и дал ему в морду!
Казаку этому было лет двадцать. Громадный веснусчатый кулак стискивал витую ручку нагайки. Весь он, казалось, состоял из кулаков, скрипящих новеньких сапог и длинного гордого чуба. Ганшин стоял поодаль и на таком расстоянии нельзя было уловить, но все равно ему казалось, что от казака несет псиной.
- Ниче, Сема, ниче, - сказал второй оплот власти и страж порядка, смачно икнув. - Скоро мы их всех - во как! Он сделал рукой скручивающее движение. - Всех!..
Ганшин отвернулся от них. Внутри, как обычно, что-то сжалось и мешало вздохнуть. Нет, не страх, он их не боялся. Ненависть. Причем ненависть не к ним, молодым пьяным подонкам, которые вчера еще забрасывали камнями кошек и, собравшись толпой, травили матерные анекдоты, а нынче объявили себя защитниками государства и отечества. Нет, ненависть к себе, за то, что стоит и молчит в тряпочку, и ничего не делает. И ненависть к ситуации, в которой ничего и нельзя сделать. Ведь не буянят они, не хулиганят, стоят себе и беседуют. А уж что говорят... На чужой роток не накинешь платок.
К счастью, подпылил автобус, обрывая мрачные мысли, прошипел дверцами. В автобусе было пусто и пыльно, Ганшин сел подальше от казаков, и стал глядеть в окно. Он всегда глядел в окно, хотя ездил по этому маршруту тридцать с лишним лет. Но глядел он не на знакомые дома и груды мусора у тротуаров. Он любил глядеть на людей, особенно на девушек. Они ведь всегда разные, хотя лежит на всех какой-то налет одинаковости и обреченности. Он лежит вообще на всех людях этого города, на девушках, кстати, даже меньше, чем на других.
3
Человек, кряхтя, поднялся по скрипучей лестнице на чердак. Здесь был уютный, чистенький, хотя и душноватый сумрак. Заходящее солнце било в открытое окно и стелило по полу чердака длинные полосы. Надо бы коврик постелить, подумал человек, как часто думал, поднимаясь сюда, за последние десять лет.
Минуя открыое окно, он прошел вглубь чердака к другому, выходящему на противопоожную сторону, где стоял, устремив изящную, обтекаемую трубу в светлое еще небо, небольшой телескоп на треноге - гордость и мечта всей жизни хозяина. Выйдя десять лет назад на пенсию, он потратил скопленные за долгую трудовую жизнь деньги на покупку этого маленького домика на тихой улочке окраины города и телескоп, о котором мечтал с детства, с того далекого, подернутого голубой дымкой воспоминаний времени, когда пристрастился читать фантастику.
Подойдя, он любовно провел рукой по теплому металлическому корпусу, потянулся и снял с широкого раструба защитную крышку, потом сел на табурет. Можно было, конечно, купить кресло с регулируемым сидением, - доходы позволяли, - но табурет был профессиональнее. Везде, где он читал об астрономах в фантастике, они сидели перед телескопами именно на табуретах.
Он поудобнее устроился на твердом сидении и прильнул глазом к окуляру. Секунду ничего не было видно, и его охватил страх, что ему все привиделось в старческих грезах. Но через секунду он испустил облегченый вздох. Она была здесь, она никуда не делась, просто была почти невидима на ярком, непотемневшем еще летнем небе. И она была по-прежнему прекрасна, большая, бледно-зеленоватая, немигающая. Его звезда, его Настоящее Открытие, которое он впервые увидел прошлой ночью.
Днем он потратил много времени, изучая каталоги и листая астрономические справочники, которые собирал много лет. И не нашел там ничего подобного. Звезда действительно появилась прошлой ночью, родилась из ничего в черной космической пустоте.
- Эх, жаль, нет ни фотоаппаратуры, ни даже спектроскопа, - прошептал он со смесью досады и восхищения.
Это было его открытие, но он не мог поделиться им с научным миром. Он не мог сделать фотографии, не мог даже определить класс звезды. Но все же это было Его Открытие, и оно останется таковым, пока он не прочтет о звезде в "Астрономическом вестнике", который регулярно выписывал и прочитывал, где будут и фотографии и - наверняка - многочисленные гипотезы о происхождении этой звезды.
У него не было даже гипотез. Он был не ученым, а всего лишь наблюдателем-любителем. Он лишь знал, что звезда появилась прошлой ночью, самая большая из всех звезд северного полушария, что она висит на одном месте градусах в сорока над горизонтом и трижды за ночь меняла свой цвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17