Как, кстати, состояние девушки?
— Ее снова оперировали. Ринальди звонил кому-нибудь?
— Нет. К сожалению, никаких сообщений с поста прослушивания.
— Я так и думал. Из дома он выходил?
— Нет. На некоторое время вернулся в магазин, а потом снова заперся в квартире. Наш человек видел, как он открывал ставни на втором этаже. Если он куда-то пойдет, вы, инспектор, первым узнаете об этом.
— Для меня он слишком умен.
Откинувшись в кресле, капитан сурово взглянул на инспектора:
— Как я уже сказал, прокурор придерживается иного мнения.
Инспектору хотелось сказать: «Вы не должны создавать у людей неправильное представление обо мне, чтобы потом не разочаровывать их. Так нельзя». Но он так сильно уважал своего начальника, что не решился открыто ему возражать. Насупившись, инспектор уставился на носок своего левого ботинка и сказал:
— Он собирается завтра допросить этих двух грузчиков, Фаласки и Джусти. Думаю, он сможет во всем разобраться.
— Я думал, вы уже все из них вытащили. По приказу Ринальди они на улице вырвали у Хирш из рук сумочку и, заполучив ключи от квартиры, забрались к ней, чтобы испугать ее.
— О да. Именно так, да. Они говорят, Ринальди велел угрозами заставить ее выдать им код сейфа, они должны были забрать все содержимое сейфа: папку с документами с надписью «ГОТ. ДОК.», ее телефонную книжку и все видеокассеты, какие смогут найти. У меня на столе лежит протокол о вскрытии, но он, боюсь, не поможет восстановить обстоятельства ее внезапной смерти у них на руках...
Пару минут капитан ждал от инспектора продолжения, однако тот молчал, и тогда Маэстренжело сказал:
— Я не уверен, что улавливаю смысл...
— Конечно... Это нормально, — печально произнес инспектор. — Все отлично, но где же смысл? То есть, полагаю, сегодня утром эти двое рассказали мне все, что знали. Знаете, они немного туповаты, да и я, конечно, не лучше их. Поэтому будем надеяться, прокурор сможет найти во всем этом хоть какой-то смысл прежде, чем...
— Прежде, чем что?
— Прежде, чем произойдет то, что угрожала заварить Сара Хирш. Вы же понимаете, я опять опоздаю. Весь секрет в фотографиях. Боже, я бы многое отдал, чтобы увидеть фотографию Джейкоба Рота. — Оторвав свой угрюмый взгляд от носка ботинка, инспектор посмотрел на капитана. Он тщетно пытался сосредоточиться на Джейкобе Роте, но перед глазами продолжал возникать другой образ, который никакими силами он не мог вытеснить из своего сознания. Маленькая фигурка девочки, покачивающейся на краю шоссе. Увидев его, она шагнула к нему с доверчивой улыбкой, шагнула навстречу мчащейся машине. А затем этот хруст, от которого сводит внутренности. — В свое время я насмотрелся всяких ужасов, и я не против рассказать вам... — Нет, он против и не сможет ничего рассказать. — Вы взяли Лека Пиктри?
— Пока нет, но это не составит большого труда. Я даже не уверен, что хочу арестовать его сейчас. Девочке это все равно не поможет, а, если мы оставим его на свободе, у нас по крайней мере будет шанс в конце концов добраться до главарей этой банды на общегосударственном уровне.
— Правильно. Она превратилась в маленького ребенка, и рядом с ней даже матери нет...
— Вы не в силах спасти весь мир, Гварначча. Эта задача слишком грандиозная. И самое плохое, что каждый раз, когда происходит нечто подобное, расизм возрастает в сотни раз. У нас студенты юридических факультетов из Косова работают на стройках, учителя моют полы, нелегалы выполняют всю грязную работу, которую мы, итальянцы, не хотим делать, и помимо всего прочего они никогда не попадают в газетные заголовки. Они невидимы. Хотя людям известно о кражах и проституции и о случаях, когда девушек выбрасывают из машин. Будем надеяться, что рано или поздно ситуация в Косове наладится. К тому же у нас очень мало людей, желающих туда поехать. Нам приходится тратить на зарплату добровольцам огромные суммы. И это не считая полицейских сил Албании. Бог его знает, когда это закончится. Идите домой, Гварначча. Идите домой к жене, к детям. Вы просто устали.
С трудом волоча ноги обратно к галерее, инспектор слышал только звук собственного дыхания и своих тяжелых шагов по каменной лестнице. Он так и не удосужился прочитать протокол вскрытия. Ничего, завтра будет еще один день...
— Ты просто голоден, — такой вердикт вынесла Тереза. И это была истинная правда. — Приготовить тебе мясо?
— Нет, только пасту.
Приняв душ и облачившись в удобную домашнюю футболку, старые брюки защитного цвета и шлепанцы, инспектор сидел на кухне с большой тарелкой, полной пасты, и стаканом красного вина. Пока он ел, Тереза о чем-то тихо болтала. Постепенно все становилось на свои места.
Режущий предмет, предположительно домашнего применения, с односторонним лезвием срезал лоскут кожи от подбородка почти до левого уха. Небольшие порезы с левой стороны под челюстью показывают предположительный угол, под которым нападавший правой рукой сзади приставил к погибшей оружие. Нападавший крепко держал погибшую сзади. Лоскут кожи был срезан по причине того, что погибшая сползла вниз из-за случившегося у нее инфаркта миокарда, вызвавшего коллапс, после которого через короткий промежуток времени наступила смерть...
— Алло? Инспектор Гварначча слушает. Здравствуйте. Как поживаете, синьора? Нет-нет... Что вы, конечно нет. Слушаю вас... Боже мой, да уж, это слишком. Сейчас молодежь вообще ни о чем не думает... Нет, синьора, нет! Если бы с ним что-то случилось, вы бы первая об этом узнали. Он раньше где-то на всю ночь оставался или?.. Нет, но могу вас уверить, это происходит довольно часто. Наверняка выяснится, что он заночевал у своего друга. Вам лучше всего обзвонить его друзей. Он умный парень, и, я не сомневаюсь, он пригонит свой скутер домой, если вдруг решит задержаться на какой-нибудь вечеринке... Хорошо, хорошо... Блестяще сдал выпускные экзамены? О синьора! Пусть отпразднует окончание школы... Да что вы?.. Это он пришел? Я вешаю трубку... И, синьора, не говорите ему, что вы звонили мне. Мои поздравления!
После которого через короткий промежуток времени наступила смерть...
— Алло? Инспектор Гварначча, участок Питти. Доброе утро, господин прокурор. Я как раз дочитываю протокол вскрытия.
— Это можно сделать в любое время. Там нет ничего, о чем бы вы еще не знали. Я только что закончил допрос Фаласки и Джусти.
— Что там с адвокатом?
— Предоставили бесплатного. Кажется, Ринальди не стал нанимать им адвоката. Осторожничает.
— Вряд ли...
— Вы с этим не согласны?
— Я просто подумал... Ну, это значит, что он их не боится. Мне так и показалось, когда я подслушал их разговор у него в квартире. Фаласки пытался ему угрожать... Полагаю, потому что Ринальди не заплатил, сколько обещал. Это его совершенно не волновало. Боюсь, они просто не знают ничего важного. У меня такое впечатление, что они привезли ему ворованные вещи, но ему было все равно.
— Значит, не осторожничает, а просто спокоен.
— Боюсь, что да. Я разговаривал о нем со своим заместителем Лоренцини. Он сказал: «Ринальди рассмеется нам в лицо». Он был уверен, что мы не поверим ни единому его слову, и, по всей видимости, он прав...
— Конечно, так оно и есть. Проблема в том, что он не так уж много нам рассказал, чтобы мы поверили или не поверили, верно? Инспектор? Вы меня слышите, инспектор?
— Да. Я должен найти Джейкоба Рота, и я подумал...
— Алло? Инспектор?
— Адвокаты... Извините, я ищу в телефонной книге... В среде адвокатов нередки семейные династии, правильно?
— Что, простите?
— У адвоката Умберто д'Анконы мог быть сын или племянник, и Сара Хирш обращалась к нему... Есть... Вот. Конечно, эта телефонная книга немного устарела.
— Меньше, чем Земельный кадастр. Вы нашли кого-то?
— Да. Еще один Умберто, наверняка это родственник. Живет на виа Масаччо. С вашего позволения, я поеду туда прямо сейчас. Перезвоню сразу, как вернусь.
— Лоренцини! Мне нужен водитель. Присмотри тут за всем. Я уезжаю.
Пока они добрались до виа Масаччо на другом конце города, инспектор весь взмок. Он надел для поездки форменную куртку и теперь понимал, что сделал это напрасно. Было очень жарко. Припарковав машину, его шофер, молодой стройный карабинер, кстати, без пиджака, спросил:
— Вы там долго будете? Мне переставить машину? Я бы лучше встал в тени. — Никакого вразумительного ответа он не получил.
Выйдя из машины, инспектор, прибегнув к спасительной защите темных очков, принялся рассматривать типичный для этой части города особняк. За металлической оградой во дворе росли лавр и олеандр, но садом это не назовешь. Возможно, внутри обнаружится что-то более внушительное. У входа на толстой латунной доске выгравировано имя У. Д'АНКОНА. Инспектор нажал на звонок. Дверь открыла молодая женщина, по всей видимости, с Филиппин, осведомилась об имени посетителя и впустила инспектора в дом. В темной прихожей, выложенной причудливым орнаментом из красной, черной и белой плитки, невысокий смуглый мужчина, без сомнения, муж горничной, выглянул из коридора справа, посмотрел на инспектора и исчез. Инспектор остался ждать приглашения возле азиатского ландыша в огромном майоликовом вазоне. Затем его проводили в комнату, где, казалось, было книг больше, чем мебели, но на самом деле, если приглядеться, было много и того и другого. Из приоткрытой застекленной двери на террасу чувствовалось слабое дуновение прохладного свежего воздуха. Темно-зеленые внешние ставни были плотно прикрыты. На столе горела лампа. За массивным столом в большом кресле сидел маленький старик. Это был не сын и не племянник. Это был не кто иной, как сам Умберто д'Анкона. Возраст сделал его лицо похожим на череп. Натянутая на висках и переносице бледная в голубизну кожа казалась почти прозрачной за исключением мягких бледно коричневых пятен на лбу.
— Простите, что не приветствую вас стоя, — произнес старик, указывая на кресло. — Я ждал вас. Честно говоря, думал, что вы придете гораздо раньше.
— Спасибо, — поблагодарил инспектор, устраиваясь в большом прохладном кожаном кресле. — Я бы пришел раньше, но мне сказали, что вы скончались.
— Пока нет, — с улыбкой ответил адвокат. — Пока еще не совсем. — Улыбка сошла с его лица. — Бедная Сара. Умерла, так и не начав жить. Вы же пришли по поводу Сары, так?
— Да, по поводу Сары, — ответил инспектор. — У меня создалось такое же впечатление от общения с ней, хотя я совсем ее не знал.
— Не знали? Признаться, вы удивили меня. Я понял, что вы были близким и доверенным другом нашей несчастной Сары. Вы действительно очень удивили меня.
— Нет-нет... — Инспектор был несколько смущен. Он бы воспринял это как комплимент, если бы в свое время не забыл сходить к ней домой и если бы она не погибла. — Я видел ее лишь однажды. Незадолго до смерти она пришла ко мне и рассказала, что она... Ну... В опасности. Увы, она очень мало мне сообщила об обстоятельствах своей жизни, точнее, не сообщила ничего вразумительного. Порой, когда становится поздно, понимаешь, что, если бы поверил человеку, все могло бы сложиться иначе. Тем не менее она сказала, что у нее есть адвокат, я посоветовал ей проконсультироваться с ним... С вами. Я думал, вы знаете о ней больше, сможете оценить ситуацию...
— Боже мой... — Минуту д'Анкона сидел молча, подперев голову правой рукой. Вздохнув, он поднял глаза на инспектора. Д'Анкона внимательно его разглядывал, пронизывая взглядом насквозь, словно пытался понять, почему Сара Хирш полностью доверяла этому незнакомцу. В полной тишине инспектор с беспокойством смотрел на адвоката. Наконец тот произнес: — Мы с вами, инспектор, должны были встретиться раньше. Вместе... Да, ну что ж...Пустые рассуждения.
— Да. Я много думал об этом. Как я уже сказал, я видел ее лишь однажды. Судя по вашим словам, она очень рассчитывала на меня. Возможно, вы ошибаетесь, говоря, что она мне доверяла, особенно если мы оценим все произошедшее. Такое бывает. Когда уже слишком поздно, мы готовы на все, знаем, что надо было сделать, что надо было сказать, кому надо было поверить. В разговоре с вами, может быть, она поняла, что могла мне тогда довериться, но сегодня я здесь потому, что она мне не поверила и ничего не рассказала. Я ничего о ней не знаю. Я не знаю даже, почему она умерла именно при таких обстоятельствах, несмотря на то что я нашел людей, виновных в ее гибели. Я только знаю, что написано в заключении двух психиатров, которым она не могла или не хотела довериться, и то, что я нашел или, правильнее сказать, не нашел у нее в квартире.
— Понятно. — Адвокат замолчал, обдумывая услышанное и глядя на свои руки, лежащие на столе. Бледные, с деформированными артритом суставами, покрытые большими бледными возрастными пятнами на тыльных сторонах.
Неужели эта беседа будет повторением разговора с Сарой Хирш, только без слез? Ладно, больше он не задаст ни одного вопроса. Если старик захочет, сам расскажет, а инспектор уже и так потратил на это достаточно времени.
— Могу представить, — наконец произнес адвокат, — с какими трудностями пришлось столкнуться Саре. Она была напугана и нуждалась в вашей помощи. Так же, как тогда, когда она перестала ориентироваться в жизни, она была напугана и нуждалась в психиатрической помощи. Однако у нее были более серьезные и более долгосрочные обязательства, поэтому она ни тогда ни сейчас так и не открылась, не стала откровенничать.
— А вы? В конце концов, сейчас она мертва.
— То есть вы считаете, какими бы ни были ее обязательства, я могу вам все рассказать? Да. Да... Могу, насколько это возможно, и, безусловно, я могу для вас открыть некоторые загадки жизни Сары.
— Лишь некоторые?
— У меня тоже есть обязательства, инспектор, и более серьезные, более масштабные, чем обязательства Сары; ко всему прочему, они кое в чем совпадают.
Он будет себя вести так же скрытно, как и Сара. Выдаст пару фактов без каких-либо объяснений, и все дела, не сомневался инспектор.
— Не думайте, что вас в чем-то незаслуженно ущемляют — произнес адвокат, но инспектор вовсе этого не думал.
— Вы сказали, вы ждали, что я приду раньше, а я вам объяснил, что думал, будто вы умерли. Простите, но я не совсем понимаю. Ведь вы же знали, что вы живы. И вы также знали, что Сара Хирш погибла. Вам было известно, что она приходила ко мне. В газетах ее смерть расписали как убийство. Почему же вы не пришли поговорить со мной?
— Разумный вопрос. Я ждал, наблюдал...
— В расследовании убийства нельзя ждать. Первые сорок восемь часов решающие.
— Но это не было, насколько я понимаю, убийством. Правильно?
— С юридической точки зрения нет. Но в нравственном отношении...
— А, в нравственном отношении... В нравственном отношении... Мы более склонны искать добра, правды, чем юридической логики. Я вижу, вы возмущены и даже осуждаете меня. У вас своя работа, а у меня своя, и, когда вы узнаете, в чем она заключается, а я вам обязательно расскажу, вы поймете меня. Сперва мы должны подумать о вас. Как сказала мне Сара, вы сразу поняли, что угрозы, направленные против нее, связаны с ее квартирой. Вы были правы. Эти визиты и анонимки были нацелены на то, чтобы испугать ее и заставить съехать. У нее так же, как у ее матери, был узуфрукт на эту квартиру и на квартиру этажом ниже. Узуфрукт действует, пока она проживает в этой квартире.
— То есть, если бы она съехала, она потеряла бы право на жилье?
— Совершенно верно. Она также потеряла бы право на доход от квартиры на четвертом этаже, съемщик которой, к слову сказать, выплатил всю требуемую сумму еще до того, как началась эта травля. Без этих выплат Сара оказалась в затруднительном финансовом положении, но у нее не было возможности непосредственно влиять на ситуацию. Здание принадлежит попечительскому фонду.
— У нее в сейфе был договор, в котором оговаривались эти условия?
— Да, конечно.
Адвокат замешкался, но инспектор был полон решимости ни в коем случае не останавливаться на достигнутом.
— Джейкоб Рот был отцом Сары?
— Да.
— Но он никогда не был женат на ее матери.
— Нет. Он никогда не был женат на Руфи. Джейкоб как раз уехал в Англию по делам, когда немцы захватили Флоренцию в сорок третьем году. Его отец, Сэмюэл, естественно, испугавшись за будущее своего сына, посоветовал ему остаться там. Джейкоб уехал, когда мать Сары, Руфь, чьи родители отправили ее во Флоренцию к Ротам ради ее безопасности, уже была беременна. Она никому ничего не сказала. А кому она могла рассказать? Джейкоб уехал. Ее родители были далеко в Праге. Ее жизнь зависела от семьи Рот, а сами они теперь подвергались смертельной опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Ее снова оперировали. Ринальди звонил кому-нибудь?
— Нет. К сожалению, никаких сообщений с поста прослушивания.
— Я так и думал. Из дома он выходил?
— Нет. На некоторое время вернулся в магазин, а потом снова заперся в квартире. Наш человек видел, как он открывал ставни на втором этаже. Если он куда-то пойдет, вы, инспектор, первым узнаете об этом.
— Для меня он слишком умен.
Откинувшись в кресле, капитан сурово взглянул на инспектора:
— Как я уже сказал, прокурор придерживается иного мнения.
Инспектору хотелось сказать: «Вы не должны создавать у людей неправильное представление обо мне, чтобы потом не разочаровывать их. Так нельзя». Но он так сильно уважал своего начальника, что не решился открыто ему возражать. Насупившись, инспектор уставился на носок своего левого ботинка и сказал:
— Он собирается завтра допросить этих двух грузчиков, Фаласки и Джусти. Думаю, он сможет во всем разобраться.
— Я думал, вы уже все из них вытащили. По приказу Ринальди они на улице вырвали у Хирш из рук сумочку и, заполучив ключи от квартиры, забрались к ней, чтобы испугать ее.
— О да. Именно так, да. Они говорят, Ринальди велел угрозами заставить ее выдать им код сейфа, они должны были забрать все содержимое сейфа: папку с документами с надписью «ГОТ. ДОК.», ее телефонную книжку и все видеокассеты, какие смогут найти. У меня на столе лежит протокол о вскрытии, но он, боюсь, не поможет восстановить обстоятельства ее внезапной смерти у них на руках...
Пару минут капитан ждал от инспектора продолжения, однако тот молчал, и тогда Маэстренжело сказал:
— Я не уверен, что улавливаю смысл...
— Конечно... Это нормально, — печально произнес инспектор. — Все отлично, но где же смысл? То есть, полагаю, сегодня утром эти двое рассказали мне все, что знали. Знаете, они немного туповаты, да и я, конечно, не лучше их. Поэтому будем надеяться, прокурор сможет найти во всем этом хоть какой-то смысл прежде, чем...
— Прежде, чем что?
— Прежде, чем произойдет то, что угрожала заварить Сара Хирш. Вы же понимаете, я опять опоздаю. Весь секрет в фотографиях. Боже, я бы многое отдал, чтобы увидеть фотографию Джейкоба Рота. — Оторвав свой угрюмый взгляд от носка ботинка, инспектор посмотрел на капитана. Он тщетно пытался сосредоточиться на Джейкобе Роте, но перед глазами продолжал возникать другой образ, который никакими силами он не мог вытеснить из своего сознания. Маленькая фигурка девочки, покачивающейся на краю шоссе. Увидев его, она шагнула к нему с доверчивой улыбкой, шагнула навстречу мчащейся машине. А затем этот хруст, от которого сводит внутренности. — В свое время я насмотрелся всяких ужасов, и я не против рассказать вам... — Нет, он против и не сможет ничего рассказать. — Вы взяли Лека Пиктри?
— Пока нет, но это не составит большого труда. Я даже не уверен, что хочу арестовать его сейчас. Девочке это все равно не поможет, а, если мы оставим его на свободе, у нас по крайней мере будет шанс в конце концов добраться до главарей этой банды на общегосударственном уровне.
— Правильно. Она превратилась в маленького ребенка, и рядом с ней даже матери нет...
— Вы не в силах спасти весь мир, Гварначча. Эта задача слишком грандиозная. И самое плохое, что каждый раз, когда происходит нечто подобное, расизм возрастает в сотни раз. У нас студенты юридических факультетов из Косова работают на стройках, учителя моют полы, нелегалы выполняют всю грязную работу, которую мы, итальянцы, не хотим делать, и помимо всего прочего они никогда не попадают в газетные заголовки. Они невидимы. Хотя людям известно о кражах и проституции и о случаях, когда девушек выбрасывают из машин. Будем надеяться, что рано или поздно ситуация в Косове наладится. К тому же у нас очень мало людей, желающих туда поехать. Нам приходится тратить на зарплату добровольцам огромные суммы. И это не считая полицейских сил Албании. Бог его знает, когда это закончится. Идите домой, Гварначча. Идите домой к жене, к детям. Вы просто устали.
С трудом волоча ноги обратно к галерее, инспектор слышал только звук собственного дыхания и своих тяжелых шагов по каменной лестнице. Он так и не удосужился прочитать протокол вскрытия. Ничего, завтра будет еще один день...
— Ты просто голоден, — такой вердикт вынесла Тереза. И это была истинная правда. — Приготовить тебе мясо?
— Нет, только пасту.
Приняв душ и облачившись в удобную домашнюю футболку, старые брюки защитного цвета и шлепанцы, инспектор сидел на кухне с большой тарелкой, полной пасты, и стаканом красного вина. Пока он ел, Тереза о чем-то тихо болтала. Постепенно все становилось на свои места.
Режущий предмет, предположительно домашнего применения, с односторонним лезвием срезал лоскут кожи от подбородка почти до левого уха. Небольшие порезы с левой стороны под челюстью показывают предположительный угол, под которым нападавший правой рукой сзади приставил к погибшей оружие. Нападавший крепко держал погибшую сзади. Лоскут кожи был срезан по причине того, что погибшая сползла вниз из-за случившегося у нее инфаркта миокарда, вызвавшего коллапс, после которого через короткий промежуток времени наступила смерть...
— Алло? Инспектор Гварначча слушает. Здравствуйте. Как поживаете, синьора? Нет-нет... Что вы, конечно нет. Слушаю вас... Боже мой, да уж, это слишком. Сейчас молодежь вообще ни о чем не думает... Нет, синьора, нет! Если бы с ним что-то случилось, вы бы первая об этом узнали. Он раньше где-то на всю ночь оставался или?.. Нет, но могу вас уверить, это происходит довольно часто. Наверняка выяснится, что он заночевал у своего друга. Вам лучше всего обзвонить его друзей. Он умный парень, и, я не сомневаюсь, он пригонит свой скутер домой, если вдруг решит задержаться на какой-нибудь вечеринке... Хорошо, хорошо... Блестяще сдал выпускные экзамены? О синьора! Пусть отпразднует окончание школы... Да что вы?.. Это он пришел? Я вешаю трубку... И, синьора, не говорите ему, что вы звонили мне. Мои поздравления!
После которого через короткий промежуток времени наступила смерть...
— Алло? Инспектор Гварначча, участок Питти. Доброе утро, господин прокурор. Я как раз дочитываю протокол вскрытия.
— Это можно сделать в любое время. Там нет ничего, о чем бы вы еще не знали. Я только что закончил допрос Фаласки и Джусти.
— Что там с адвокатом?
— Предоставили бесплатного. Кажется, Ринальди не стал нанимать им адвоката. Осторожничает.
— Вряд ли...
— Вы с этим не согласны?
— Я просто подумал... Ну, это значит, что он их не боится. Мне так и показалось, когда я подслушал их разговор у него в квартире. Фаласки пытался ему угрожать... Полагаю, потому что Ринальди не заплатил, сколько обещал. Это его совершенно не волновало. Боюсь, они просто не знают ничего важного. У меня такое впечатление, что они привезли ему ворованные вещи, но ему было все равно.
— Значит, не осторожничает, а просто спокоен.
— Боюсь, что да. Я разговаривал о нем со своим заместителем Лоренцини. Он сказал: «Ринальди рассмеется нам в лицо». Он был уверен, что мы не поверим ни единому его слову, и, по всей видимости, он прав...
— Конечно, так оно и есть. Проблема в том, что он не так уж много нам рассказал, чтобы мы поверили или не поверили, верно? Инспектор? Вы меня слышите, инспектор?
— Да. Я должен найти Джейкоба Рота, и я подумал...
— Алло? Инспектор?
— Адвокаты... Извините, я ищу в телефонной книге... В среде адвокатов нередки семейные династии, правильно?
— Что, простите?
— У адвоката Умберто д'Анконы мог быть сын или племянник, и Сара Хирш обращалась к нему... Есть... Вот. Конечно, эта телефонная книга немного устарела.
— Меньше, чем Земельный кадастр. Вы нашли кого-то?
— Да. Еще один Умберто, наверняка это родственник. Живет на виа Масаччо. С вашего позволения, я поеду туда прямо сейчас. Перезвоню сразу, как вернусь.
— Лоренцини! Мне нужен водитель. Присмотри тут за всем. Я уезжаю.
Пока они добрались до виа Масаччо на другом конце города, инспектор весь взмок. Он надел для поездки форменную куртку и теперь понимал, что сделал это напрасно. Было очень жарко. Припарковав машину, его шофер, молодой стройный карабинер, кстати, без пиджака, спросил:
— Вы там долго будете? Мне переставить машину? Я бы лучше встал в тени. — Никакого вразумительного ответа он не получил.
Выйдя из машины, инспектор, прибегнув к спасительной защите темных очков, принялся рассматривать типичный для этой части города особняк. За металлической оградой во дворе росли лавр и олеандр, но садом это не назовешь. Возможно, внутри обнаружится что-то более внушительное. У входа на толстой латунной доске выгравировано имя У. Д'АНКОНА. Инспектор нажал на звонок. Дверь открыла молодая женщина, по всей видимости, с Филиппин, осведомилась об имени посетителя и впустила инспектора в дом. В темной прихожей, выложенной причудливым орнаментом из красной, черной и белой плитки, невысокий смуглый мужчина, без сомнения, муж горничной, выглянул из коридора справа, посмотрел на инспектора и исчез. Инспектор остался ждать приглашения возле азиатского ландыша в огромном майоликовом вазоне. Затем его проводили в комнату, где, казалось, было книг больше, чем мебели, но на самом деле, если приглядеться, было много и того и другого. Из приоткрытой застекленной двери на террасу чувствовалось слабое дуновение прохладного свежего воздуха. Темно-зеленые внешние ставни были плотно прикрыты. На столе горела лампа. За массивным столом в большом кресле сидел маленький старик. Это был не сын и не племянник. Это был не кто иной, как сам Умберто д'Анкона. Возраст сделал его лицо похожим на череп. Натянутая на висках и переносице бледная в голубизну кожа казалась почти прозрачной за исключением мягких бледно коричневых пятен на лбу.
— Простите, что не приветствую вас стоя, — произнес старик, указывая на кресло. — Я ждал вас. Честно говоря, думал, что вы придете гораздо раньше.
— Спасибо, — поблагодарил инспектор, устраиваясь в большом прохладном кожаном кресле. — Я бы пришел раньше, но мне сказали, что вы скончались.
— Пока нет, — с улыбкой ответил адвокат. — Пока еще не совсем. — Улыбка сошла с его лица. — Бедная Сара. Умерла, так и не начав жить. Вы же пришли по поводу Сары, так?
— Да, по поводу Сары, — ответил инспектор. — У меня создалось такое же впечатление от общения с ней, хотя я совсем ее не знал.
— Не знали? Признаться, вы удивили меня. Я понял, что вы были близким и доверенным другом нашей несчастной Сары. Вы действительно очень удивили меня.
— Нет-нет... — Инспектор был несколько смущен. Он бы воспринял это как комплимент, если бы в свое время не забыл сходить к ней домой и если бы она не погибла. — Я видел ее лишь однажды. Незадолго до смерти она пришла ко мне и рассказала, что она... Ну... В опасности. Увы, она очень мало мне сообщила об обстоятельствах своей жизни, точнее, не сообщила ничего вразумительного. Порой, когда становится поздно, понимаешь, что, если бы поверил человеку, все могло бы сложиться иначе. Тем не менее она сказала, что у нее есть адвокат, я посоветовал ей проконсультироваться с ним... С вами. Я думал, вы знаете о ней больше, сможете оценить ситуацию...
— Боже мой... — Минуту д'Анкона сидел молча, подперев голову правой рукой. Вздохнув, он поднял глаза на инспектора. Д'Анкона внимательно его разглядывал, пронизывая взглядом насквозь, словно пытался понять, почему Сара Хирш полностью доверяла этому незнакомцу. В полной тишине инспектор с беспокойством смотрел на адвоката. Наконец тот произнес: — Мы с вами, инспектор, должны были встретиться раньше. Вместе... Да, ну что ж...Пустые рассуждения.
— Да. Я много думал об этом. Как я уже сказал, я видел ее лишь однажды. Судя по вашим словам, она очень рассчитывала на меня. Возможно, вы ошибаетесь, говоря, что она мне доверяла, особенно если мы оценим все произошедшее. Такое бывает. Когда уже слишком поздно, мы готовы на все, знаем, что надо было сделать, что надо было сказать, кому надо было поверить. В разговоре с вами, может быть, она поняла, что могла мне тогда довериться, но сегодня я здесь потому, что она мне не поверила и ничего не рассказала. Я ничего о ней не знаю. Я не знаю даже, почему она умерла именно при таких обстоятельствах, несмотря на то что я нашел людей, виновных в ее гибели. Я только знаю, что написано в заключении двух психиатров, которым она не могла или не хотела довериться, и то, что я нашел или, правильнее сказать, не нашел у нее в квартире.
— Понятно. — Адвокат замолчал, обдумывая услышанное и глядя на свои руки, лежащие на столе. Бледные, с деформированными артритом суставами, покрытые большими бледными возрастными пятнами на тыльных сторонах.
Неужели эта беседа будет повторением разговора с Сарой Хирш, только без слез? Ладно, больше он не задаст ни одного вопроса. Если старик захочет, сам расскажет, а инспектор уже и так потратил на это достаточно времени.
— Могу представить, — наконец произнес адвокат, — с какими трудностями пришлось столкнуться Саре. Она была напугана и нуждалась в вашей помощи. Так же, как тогда, когда она перестала ориентироваться в жизни, она была напугана и нуждалась в психиатрической помощи. Однако у нее были более серьезные и более долгосрочные обязательства, поэтому она ни тогда ни сейчас так и не открылась, не стала откровенничать.
— А вы? В конце концов, сейчас она мертва.
— То есть вы считаете, какими бы ни были ее обязательства, я могу вам все рассказать? Да. Да... Могу, насколько это возможно, и, безусловно, я могу для вас открыть некоторые загадки жизни Сары.
— Лишь некоторые?
— У меня тоже есть обязательства, инспектор, и более серьезные, более масштабные, чем обязательства Сары; ко всему прочему, они кое в чем совпадают.
Он будет себя вести так же скрытно, как и Сара. Выдаст пару фактов без каких-либо объяснений, и все дела, не сомневался инспектор.
— Не думайте, что вас в чем-то незаслуженно ущемляют — произнес адвокат, но инспектор вовсе этого не думал.
— Вы сказали, вы ждали, что я приду раньше, а я вам объяснил, что думал, будто вы умерли. Простите, но я не совсем понимаю. Ведь вы же знали, что вы живы. И вы также знали, что Сара Хирш погибла. Вам было известно, что она приходила ко мне. В газетах ее смерть расписали как убийство. Почему же вы не пришли поговорить со мной?
— Разумный вопрос. Я ждал, наблюдал...
— В расследовании убийства нельзя ждать. Первые сорок восемь часов решающие.
— Но это не было, насколько я понимаю, убийством. Правильно?
— С юридической точки зрения нет. Но в нравственном отношении...
— А, в нравственном отношении... В нравственном отношении... Мы более склонны искать добра, правды, чем юридической логики. Я вижу, вы возмущены и даже осуждаете меня. У вас своя работа, а у меня своя, и, когда вы узнаете, в чем она заключается, а я вам обязательно расскажу, вы поймете меня. Сперва мы должны подумать о вас. Как сказала мне Сара, вы сразу поняли, что угрозы, направленные против нее, связаны с ее квартирой. Вы были правы. Эти визиты и анонимки были нацелены на то, чтобы испугать ее и заставить съехать. У нее так же, как у ее матери, был узуфрукт на эту квартиру и на квартиру этажом ниже. Узуфрукт действует, пока она проживает в этой квартире.
— То есть, если бы она съехала, она потеряла бы право на жилье?
— Совершенно верно. Она также потеряла бы право на доход от квартиры на четвертом этаже, съемщик которой, к слову сказать, выплатил всю требуемую сумму еще до того, как началась эта травля. Без этих выплат Сара оказалась в затруднительном финансовом положении, но у нее не было возможности непосредственно влиять на ситуацию. Здание принадлежит попечительскому фонду.
— У нее в сейфе был договор, в котором оговаривались эти условия?
— Да, конечно.
Адвокат замешкался, но инспектор был полон решимости ни в коем случае не останавливаться на достигнутом.
— Джейкоб Рот был отцом Сары?
— Да.
— Но он никогда не был женат на ее матери.
— Нет. Он никогда не был женат на Руфи. Джейкоб как раз уехал в Англию по делам, когда немцы захватили Флоренцию в сорок третьем году. Его отец, Сэмюэл, естественно, испугавшись за будущее своего сына, посоветовал ему остаться там. Джейкоб уехал, когда мать Сары, Руфь, чьи родители отправили ее во Флоренцию к Ротам ради ее безопасности, уже была беременна. Она никому ничего не сказала. А кому она могла рассказать? Джейкоб уехал. Ее родители были далеко в Праге. Ее жизнь зависела от семьи Рот, а сами они теперь подвергались смертельной опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26