На следующем перекрестке они съедут на шоссе, где смогут значительно прибавить скорость.
Патрульная машина добралась до виа деи Серральи, как раз когда народ высыпал из кинотеатра после окончания последнего сеанса. Если на такой узкой улочке какая-нибудь машина попытается втиснуться в ревущий поток автотранспорта, она легко может заблокировать все движение вплоть до реки. Добавьте сюда автобус, заглохший на светофоре на пересечении с виа Сант-Агостино, и окажется перекрытым весь квартал. Так все и произошло. В бешенстве сигналили все водители, кроме двух карабинеров в патрульной машине, один из которых, желая хоть как-то помочь делу, вышел из автомобиля и пытался перетащить огромный мотоцикл. Они сообщили инспектору о случившемся по рации и посоветовали:
— Постарайтесь не выпускать их из виду. Через пару секунд, как только расчистим проезд, подъедем к вам.
Во всяком случае, пока не добрались до поворота, острой необходимости в патрульной машине не было. На шоссе пусто и темно, белая машина с красными задними фарами заметна издалека.
Наклонившись вперед, молодой карабинер, из национальной службы, совсем еще мальчик, спросил:
— Что происходит? Куда они едут?
Лоренцини не ответил ему.
— Ну давай же, давай, один-один-семь! Он уходит от меня.
Инспектор молчал. Он знал, что это значило. Он также знал, что, если бы они были в патрульной машине, они могли бы это остановить. Теперь же все, что они могли сделать, это постараться не упустить «мерседес» из виду, но вряд ли им удастся удержаться у него на хвосте. Единственной надеждой была патрульная машина.
— Инспектор? Куда они...
— Включи передние фары и направь на «мерседес» луч света.
— Что?.. Вы уверены? А что, если он просто даст газу? Мы никогда...
— Включить передние фары! Прибавить скорость! Один-один-семь! Один-один-семь! Где вы?
— Выезжаем на шоссе. Будем у вас...
— Догоняйте нас. Они в белом «мерседесе». Включите сирены. — Он вгляделся в темноту.
— Я думал, мы должны действовать осмотрительно... Ну, и во что ввязалась эта девчонка? — недоумевал Лоренцини.
— Лек занимается девушками Илира, пока тот в тюрьме. Если я правильно понимаю, девчонка в машине — это только что приехавшая подружка Дори. Он не стал бы есть из одного котла с ушлыми ребятами Коби... Ты что, не можешь подойти к «мерседесу» ближе? Господи, ты упустил его!
— Нет, не упустил. Просто здесь поворот. Он недалеко от нас, и он нас не видит...
— Я хочу, чтобы он тебя видел. Нам надо было брать патрульную машину. Где один-один-семь? Они, по-видимому, не успеют.
— Вы думаете, я врублю огни, надавлю на сигнал: а, вот он попался! Он впереди в нескольких милях. Он набирает скорость. Думаете, он нас видел?
Красные задние огни уплывали вдаль. Затем, когда белая машина рванула вперед, они заметили, как распахнулась левая задняя дверца. Инспектор предполагал такое развитие событий, но было уже слишком поздно. Из «мерседеса», который тут же скрылся из виду, на шоссе вывалился черный мешок. Лоренцини нажал на тормоза. Какое-то мгновение они ничего не могли понять, кроме того, что им удалось остановить машину, ничего не зацепив на дороге.
— Они выкинули что-то похожее на большой черный мешок для мусора... — Голос молодого карабинера дрожал. Слышно было, как он пытается проглотить подступивший к горлу комок. Он знал, что это не мешок для мусора, но он очень хотел, чтобы это был именно мешок.
— Выходите из машины и расставьте вокруг предупредительные знаки. Затем оставайтесь на обочине. — Включив сигнализацию, Лоренцини свернул вправо, съехал как можно дальше на обочину и остановился.
Обернувшись, они заметили, как черный мешок, повернувшись, замер и, покачиваясь, медленно встал посередине трассы на четвереньки.
— Смотрите! Там, слева!
— Давай треугольник! Сейчас нам только аварии не хватало! — Молодой карабинер побежал через дорогу с красным предупредительным треугольником. Выскочив из машины, инспектор и Лоренцини махали девушке руками.
— Оставайся на месте! — закричал Лоренцини. — Невероятно, кажется, она совсем не пострадала. Она встает на ноги... — Он шагнул на дорогу и крикнул: — Не двигайся!
Должно быть, ее одежда была черной или очень темной. Они видели только ее лицо, маленькое и бледное. Девушка покачнулась и шагнула к ним навстречу.
— Нет! Лоренцини, беги туда! Останови ее! О нет, нет...
Лоренцини кинулся через дорогу и тут же остановился. Справа его осветили фары стремительно приближавшейся машины, слева, пронзительно завывая, подъезжала другая машина с вращающимся синим прожектором.
Силуэт Лоренцини с поднятыми вверх руками вырисовывался в ярком свете фар приближавшейся на огромной скорости машины справа. Инспектор не сводил глаз с лица девушки. Он молил Бога, чтобы она оглянулась и посмотрела на приближавшуюся машину, но он знал, что она этого не сделает, она контужена. Инспектор понял, что сейчас случится. Девушка пошатнулась в его сторону, инспектор смог разглядеть ее лицо, она совсем еще девочка. Она что-то говорила, но приближающаяся слева сирена заглушила ее голос. За секунду до того, как подлетевшая справа машина сбила ее, она встретилась с инспектором взглядом, протянула в его сторону руку и улыбнулась.
Девочка взлетела в воздух словно кукла в боевике, затем плюхнулась на дорогу. Пронзительно взвизгнули тормоза, с громким хрустом машина проехала по ее телу и остановилась.
После любой катастрофы наступает момент, который кажется бесконечным, момент, когда мир вокруг тебя замирает, затаив дыхание. От оглушительного удара мир разламывается на части, одни погибают в разверзшейся пучине, другие должны смириться с этим. Но сначала наступает жуткая пауза. Затем, если это автомобильная авария, невыносимая тишина наполняется криками, призывами к действию, стонами боли, паническими воплями. Распахиваются настежь окна, собирается толпа зевак, приезжают по вызову врачи, полицейские, пожарные. Раздается шум, который и должен раздаваться в подобных ситуациях, вой сирен, визг тормозов, громыхание носилок, спускаемых из задних дверей автомобилей «скорой помощи»... Потом снова наступает тишина, теперь уже наполненная праздным интересом, когда грузят в машины погибших или раненых. Затем все начинает происходить еще медленнее, и зрелище становится более скучным: начинают записывать цифры, снимать мерки. Все очевидцы, кроме совсем уж неутомимых, отправляются обратно, кто домой, кто на работу, продолжать прерванные разговоры. Равнодушные автомобилисты, проезжавшие мимо и не знавшие о случившемся, спешат втиснуться в медленно продвигающийся поток машин, раздраженно жмут на сигнал, не понимая, отчего возникла такая досадная задержка. Последняя сцена совсем скучная и длится совсем недолго. Рабочие раскидывают песок или размывают мыльной водой кровяные подтеки, буксируют разбитые автомобили, и движение транспорта возвращается в свое нормальное русло. Произошедшее стало историей, жизнь продолжается дальше.
Ночное шоссе — это пустынное, безлюдное место. Ничейная земля, подумал инспектор. Они ждали приезда «скорой помощи» в душной темноте, которую освещали лишь две пары передних фар и голубой прожектор на крыше патрульной машины один-один-семь. В тишине фонарь вращался по кругу и выхватывал из темноты деревья, столб, человека, которого тошнило в траву на обочине, предупреждающий знак, установленный неподалеку на темной дороге, деревья, машину с погнутым бампером, стоявшую на обочине поперек двух тропинок, деревья, столб, человека, которого тошнило, предупреждающий знак...
Под машиной с погнутым бампером фонарь высветил пятно крови, растекающееся из белого участка на голове девушки. Кто-то прощупал у нее на шее слабый пульс. Никто не рискнул перенести ее или сдвинуть с места машину. Девушка истекала кровью.
Инспектор молчал. Ему стало легче дышать, когда приехали машины «скорой помощи» и пожарной бригады и вокруг засверкали яркие огни, появилось движение, послышались голоса. Выяснилось, что девушку не зажало колесами и машину можно отогнать. Сказали, что она жива, врач ввел ей в вену иглу и держал над ней бутылку с бесцветной жидкостью. Девушку положили на носилки, ее тело казалось слишком безвольным и бесформенным, чтобы быть живым. Тем не менее они сказали, что она жива. Обмякшие маленькие конечности вызвали в памяти инспектора образ отца, который с шумом бросил для свежевания перед матерью на кухонный стол безжизненную, все еще теплую тушку кролика. Когда санитары переносили девушку в машину «скорой помощи», инспектор мельком увидел маленькое бледное лицо. В темноте оголенный череп казался таким же белым, как ее лицо. Она выглядела слишком юной, чтобы гулять ночью одной. Если бы она, поднявшись на ноги, оглушенная, но, очевидно, не сильно поранившаяся, сделала два шага в противоположную сторону, она была бы в траве на обочине дороги, когда появилась эта машина. Но она не отступила в сторону. Возможно, ее привлекли огни их оперативной машины, быть может, фигура инспектора, протянувшего руку в ее направлении. Она шагнула к нему, сказав то, чего он не расслышал, и улыбнулась.
Глава шестая
— Пока ее личность не установлена, вам действительно нет смысла оставаться здесь. — Как и следовало ожидать, они не нашли у девушки никаких документов.
— Сейчас я не могу установить личность, но уверен, позже я все выясню. — Когда девушку перекладывали с носилок на больничную каталку, инспектор хотел спросить о ее конечностях, обессиленных и обмякших, словно у трупа... у тушки маленького убитого кролика, но замялся, не зная, с чего начать. — Мы подождем, что нам скажет врач, а потом уедем.
— Ну, если вы не собираетесь ждать, когда она придет в себя и расскажет о том, что случилось.
— Нет-нет... Боюсь, мы знаем, что случилось. Мы преследовали эту машину.
У медсестры не было времени на разговоры. Санитары в сопровождении двух полицейских доставили еще нескольких пострадавших. Только что зафиксировали смерть от сердечного приступа недавно поступившего мужчины. Его жена, рыдая, в отчаянии била кулаками молодого доктора в грудь. У стены в ряд на пластмассовых стульях сидели трое или четверо мужчин с легкими повреждениями. Серые лица говорили о том, что силы их покидают в ожидании, пока у них на глазах занимаются более сложными травмами.
Лоренцини сказал:
— Я принесу кофе из кофейной машины. — И они тоже расселись на жестких красных стульях и принялись мелкими глотками потягивать горячий кофе, обжигая пальцы о маленькие пластиковые чашки.
— Вы свяжетесь с Дори?
— Попытаюсь. Надеюсь, к этому времени она уже вышла замуж. Если нет, то этот случай был последней каплей. Не важно, ее это подружка или нет.
— Вы так думаете? Мне всегда казалось, что она может о себе позаботиться.
— Они всегда кажутся более стойкими, чем есть на самом деле. В действительности с ними обходятся грубо и жестоко, и они таким образом защищаются и прячутся за твердой скорлупой.
— Возможно, вы правы. Вон там, в конце коридора, есть мусорное ведро. — Лоренцини выбросил чашки и зевнул. — Господи, какой же сегодня длинный день. Как прошел ваш визит на виллу?
— Никак. Во всяком случае, я съездил туда, но сэр Кристофер плохо себя чувствовал. Он недавно перенес микроинсульт, и теперь ему нельзя ни напрягаться, ни волноваться. Он рассказывал, что в детстве страдал ревматизмом.
— А, как моя мама. У нее было два или три микроинсульта, и от последнего она умерла. Сердечные клапаны разрушаются, их частицы свободно циркулируют, блокируя кровообращение. Это значит, вам опять придется туда тащиться? Три посещения из-за украденной расчески или что там было? Богачам закон не писан.
— Хм... но оказывается, богачи тоже страдают ревматизмом...
В этот раз с сэром Кристофером инспектор не встретился. Однако этот визит в некоторой степени удовлетворил его любопытство в отношении повседневной жизни богатого человека. В каком-то смысле это заставило его ворчать пуще прежнего, особенно что касается отсутствия соответствующего персонала в таком большом поместье. У ворот его встретил молодой иностранец, садовник, высокий блондин, и сказал, что ему велено отвезти инспектора к экономке на машине. Инспектор предложил пройтись пешком. По переносной рации уоки-токи юноша сообщил шоферу о том, что тот свободен, и они отправились к вилле.
— Ваш водитель может зайти во флигель, — сказал молодой садовник.
— Нет-нет. Он очень хорошо припарковался здесь в тени. — Пешая прогулка дает возможность задать пару импровизированных вопросов. — Это ваша основная работа?
— В саду — да, то есть... В данный момент я работаю здесь, потому что у меня каникулы. Я приехал из Англии, изучаю там садоводство в колледже.
— Вы из Англии? Вы хорошо говорите по-итальянски.
— Для иностранца, вы имеете в виду. Конечно, я ведь научился флорентийскому акценту у других садовников. Поверьте, это лучше, чем тот ужасный английский акцент, который вырабатывается, когда учишь язык, вместо того чтобы просто разговаривать на нем. По-любому, работа здесь лишь украшает мое резюме, а я приезжаю сюда уже четвертый раз. Я бы хотел, когда получу диплом, остаться здесь навсегда. — Он замедлил шаг, повернулся к инспектору и, понизив голос, хотя вокруг не было ни души, сказал: — На самом деле я вроде бедного родственника.
— Родственника?
— Дальнего. Очень дальнего и очень бедного, — засмеялся он. В темно-голубых глазах юноши засверкали веселые искорки, но говорить он продолжал шепотом. — Моя мать приходится ему дальней родственницей. Внучка троюродного брата или что-то вроде этого, кого-то, кто женат на ком-то из семьи матери сэра Кристофера. Она написала обо мне сэру Кристоферу, потом мы получили вежливый ответ, и вот я здесь.
— И как вы с ним ладите?
— О, он очень любезный. Каждое утро он приходит поговорить с нами, в основном, конечно, со старшим садовником. Тот родился здесь и по завещанию отца сэра Кристофера унаследовал коттедж. Вон там, видите? Между двумя виноградниками.
— На том холме? Там живет садовник? — в изумлении воскликнул инспектор.
— Нет! — Шепот юноши стал настолько тихим, что инспектору пришлось остановиться и наклониться к нему ближе. — Коттедж садовника намного ближе и ниже по склону, вы можете только крышу разглядеть. А тот дом наверху, вместительная вилла для гостей сэра Кристофера, для высочайших особ, писателей, артистов и миллионеров. Экономка может вам кое-что об этом рассказать. Она говорит, хобби его отца было коллекционирование антиквариата, а хобби сэра Кристофера — это встречи со знаменитостями. Она этого не одобряет. А мне это кажется достаточно безобидным времяпрепровождением. К тому же оно принесло ему звание рыцаря.
— Я думал, его хобби — живопись.
— Боже мой, нет! К этому он относится серьезно. На мой взгляд, это менее безобидное занятие. Комплекс социальной защиты... Понимаете, что я имею в виду?
— Я... Нет-нет, я вас не понимаю.
— Некоторые появляются на свет с серебряной ложкой во рту... Или, как бы вы сказали, в шелковой сорочке... Они думают, что могут быть кем им только вздумается, даже выдающимися художниками, не обладая ни каплей таланта. Поскольку богатые люди тратят всю свою жизнь на то, что у них не получается, особенно в области искусства, это выглядит по-настоящему жалко. Они должны знать об этом. Как бы они ни старались, они все равно ничтожны и смешны. Вы согласны? Хуже всего, что в некоторых профессиональных областях это срабатывает. Например, в ландшафтном дизайне, чем я хочу заниматься. Если удача отвернется от меня и мне не удастся остаться здесь, у меня нет никаких шансов. А я вижу много людей, которые занимаются именно тем, что им по душе, и не потому, что у них талант, а потому, что им в наследство достался хороший дом и земля или повезло заключить выгодный брак. Я бы поменялся с сэром Кристофером жизненными устремлениями. То есть я могу себе позволить коробку с красками и холст, но мне приходится работать со всем этим. — Жестом он указал на окружающие растения.
Инспектор посмотрел вокруг на «все это» и понял мысль молодого человека.
— По мне так очень досадно, что к нам больше не приезжают знаменитые гости. Мои потенциальные клиенты, вы понимаете. Теперь на вилле для гостей никого нет. А что представляет собой главная вилла? Вы были внутри?
— Всего минуту. Вы хотите сказать, что вы там не были? — удивился инспектор.
— Никогда, даже не заглядывал. О моем приезде сэру Кристоферу сообщил старший садовник, и, если бы он вдруг пришел сюда и увидел меня, я сомневаюсь, что он бы меня узнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
Патрульная машина добралась до виа деи Серральи, как раз когда народ высыпал из кинотеатра после окончания последнего сеанса. Если на такой узкой улочке какая-нибудь машина попытается втиснуться в ревущий поток автотранспорта, она легко может заблокировать все движение вплоть до реки. Добавьте сюда автобус, заглохший на светофоре на пересечении с виа Сант-Агостино, и окажется перекрытым весь квартал. Так все и произошло. В бешенстве сигналили все водители, кроме двух карабинеров в патрульной машине, один из которых, желая хоть как-то помочь делу, вышел из автомобиля и пытался перетащить огромный мотоцикл. Они сообщили инспектору о случившемся по рации и посоветовали:
— Постарайтесь не выпускать их из виду. Через пару секунд, как только расчистим проезд, подъедем к вам.
Во всяком случае, пока не добрались до поворота, острой необходимости в патрульной машине не было. На шоссе пусто и темно, белая машина с красными задними фарами заметна издалека.
Наклонившись вперед, молодой карабинер, из национальной службы, совсем еще мальчик, спросил:
— Что происходит? Куда они едут?
Лоренцини не ответил ему.
— Ну давай же, давай, один-один-семь! Он уходит от меня.
Инспектор молчал. Он знал, что это значило. Он также знал, что, если бы они были в патрульной машине, они могли бы это остановить. Теперь же все, что они могли сделать, это постараться не упустить «мерседес» из виду, но вряд ли им удастся удержаться у него на хвосте. Единственной надеждой была патрульная машина.
— Инспектор? Куда они...
— Включи передние фары и направь на «мерседес» луч света.
— Что?.. Вы уверены? А что, если он просто даст газу? Мы никогда...
— Включить передние фары! Прибавить скорость! Один-один-семь! Один-один-семь! Где вы?
— Выезжаем на шоссе. Будем у вас...
— Догоняйте нас. Они в белом «мерседесе». Включите сирены. — Он вгляделся в темноту.
— Я думал, мы должны действовать осмотрительно... Ну, и во что ввязалась эта девчонка? — недоумевал Лоренцини.
— Лек занимается девушками Илира, пока тот в тюрьме. Если я правильно понимаю, девчонка в машине — это только что приехавшая подружка Дори. Он не стал бы есть из одного котла с ушлыми ребятами Коби... Ты что, не можешь подойти к «мерседесу» ближе? Господи, ты упустил его!
— Нет, не упустил. Просто здесь поворот. Он недалеко от нас, и он нас не видит...
— Я хочу, чтобы он тебя видел. Нам надо было брать патрульную машину. Где один-один-семь? Они, по-видимому, не успеют.
— Вы думаете, я врублю огни, надавлю на сигнал: а, вот он попался! Он впереди в нескольких милях. Он набирает скорость. Думаете, он нас видел?
Красные задние огни уплывали вдаль. Затем, когда белая машина рванула вперед, они заметили, как распахнулась левая задняя дверца. Инспектор предполагал такое развитие событий, но было уже слишком поздно. Из «мерседеса», который тут же скрылся из виду, на шоссе вывалился черный мешок. Лоренцини нажал на тормоза. Какое-то мгновение они ничего не могли понять, кроме того, что им удалось остановить машину, ничего не зацепив на дороге.
— Они выкинули что-то похожее на большой черный мешок для мусора... — Голос молодого карабинера дрожал. Слышно было, как он пытается проглотить подступивший к горлу комок. Он знал, что это не мешок для мусора, но он очень хотел, чтобы это был именно мешок.
— Выходите из машины и расставьте вокруг предупредительные знаки. Затем оставайтесь на обочине. — Включив сигнализацию, Лоренцини свернул вправо, съехал как можно дальше на обочину и остановился.
Обернувшись, они заметили, как черный мешок, повернувшись, замер и, покачиваясь, медленно встал посередине трассы на четвереньки.
— Смотрите! Там, слева!
— Давай треугольник! Сейчас нам только аварии не хватало! — Молодой карабинер побежал через дорогу с красным предупредительным треугольником. Выскочив из машины, инспектор и Лоренцини махали девушке руками.
— Оставайся на месте! — закричал Лоренцини. — Невероятно, кажется, она совсем не пострадала. Она встает на ноги... — Он шагнул на дорогу и крикнул: — Не двигайся!
Должно быть, ее одежда была черной или очень темной. Они видели только ее лицо, маленькое и бледное. Девушка покачнулась и шагнула к ним навстречу.
— Нет! Лоренцини, беги туда! Останови ее! О нет, нет...
Лоренцини кинулся через дорогу и тут же остановился. Справа его осветили фары стремительно приближавшейся машины, слева, пронзительно завывая, подъезжала другая машина с вращающимся синим прожектором.
Силуэт Лоренцини с поднятыми вверх руками вырисовывался в ярком свете фар приближавшейся на огромной скорости машины справа. Инспектор не сводил глаз с лица девушки. Он молил Бога, чтобы она оглянулась и посмотрела на приближавшуюся машину, но он знал, что она этого не сделает, она контужена. Инспектор понял, что сейчас случится. Девушка пошатнулась в его сторону, инспектор смог разглядеть ее лицо, она совсем еще девочка. Она что-то говорила, но приближающаяся слева сирена заглушила ее голос. За секунду до того, как подлетевшая справа машина сбила ее, она встретилась с инспектором взглядом, протянула в его сторону руку и улыбнулась.
Девочка взлетела в воздух словно кукла в боевике, затем плюхнулась на дорогу. Пронзительно взвизгнули тормоза, с громким хрустом машина проехала по ее телу и остановилась.
После любой катастрофы наступает момент, который кажется бесконечным, момент, когда мир вокруг тебя замирает, затаив дыхание. От оглушительного удара мир разламывается на части, одни погибают в разверзшейся пучине, другие должны смириться с этим. Но сначала наступает жуткая пауза. Затем, если это автомобильная авария, невыносимая тишина наполняется криками, призывами к действию, стонами боли, паническими воплями. Распахиваются настежь окна, собирается толпа зевак, приезжают по вызову врачи, полицейские, пожарные. Раздается шум, который и должен раздаваться в подобных ситуациях, вой сирен, визг тормозов, громыхание носилок, спускаемых из задних дверей автомобилей «скорой помощи»... Потом снова наступает тишина, теперь уже наполненная праздным интересом, когда грузят в машины погибших или раненых. Затем все начинает происходить еще медленнее, и зрелище становится более скучным: начинают записывать цифры, снимать мерки. Все очевидцы, кроме совсем уж неутомимых, отправляются обратно, кто домой, кто на работу, продолжать прерванные разговоры. Равнодушные автомобилисты, проезжавшие мимо и не знавшие о случившемся, спешат втиснуться в медленно продвигающийся поток машин, раздраженно жмут на сигнал, не понимая, отчего возникла такая досадная задержка. Последняя сцена совсем скучная и длится совсем недолго. Рабочие раскидывают песок или размывают мыльной водой кровяные подтеки, буксируют разбитые автомобили, и движение транспорта возвращается в свое нормальное русло. Произошедшее стало историей, жизнь продолжается дальше.
Ночное шоссе — это пустынное, безлюдное место. Ничейная земля, подумал инспектор. Они ждали приезда «скорой помощи» в душной темноте, которую освещали лишь две пары передних фар и голубой прожектор на крыше патрульной машины один-один-семь. В тишине фонарь вращался по кругу и выхватывал из темноты деревья, столб, человека, которого тошнило в траву на обочине, предупреждающий знак, установленный неподалеку на темной дороге, деревья, машину с погнутым бампером, стоявшую на обочине поперек двух тропинок, деревья, столб, человека, которого тошнило, предупреждающий знак...
Под машиной с погнутым бампером фонарь высветил пятно крови, растекающееся из белого участка на голове девушки. Кто-то прощупал у нее на шее слабый пульс. Никто не рискнул перенести ее или сдвинуть с места машину. Девушка истекала кровью.
Инспектор молчал. Ему стало легче дышать, когда приехали машины «скорой помощи» и пожарной бригады и вокруг засверкали яркие огни, появилось движение, послышались голоса. Выяснилось, что девушку не зажало колесами и машину можно отогнать. Сказали, что она жива, врач ввел ей в вену иглу и держал над ней бутылку с бесцветной жидкостью. Девушку положили на носилки, ее тело казалось слишком безвольным и бесформенным, чтобы быть живым. Тем не менее они сказали, что она жива. Обмякшие маленькие конечности вызвали в памяти инспектора образ отца, который с шумом бросил для свежевания перед матерью на кухонный стол безжизненную, все еще теплую тушку кролика. Когда санитары переносили девушку в машину «скорой помощи», инспектор мельком увидел маленькое бледное лицо. В темноте оголенный череп казался таким же белым, как ее лицо. Она выглядела слишком юной, чтобы гулять ночью одной. Если бы она, поднявшись на ноги, оглушенная, но, очевидно, не сильно поранившаяся, сделала два шага в противоположную сторону, она была бы в траве на обочине дороги, когда появилась эта машина. Но она не отступила в сторону. Возможно, ее привлекли огни их оперативной машины, быть может, фигура инспектора, протянувшего руку в ее направлении. Она шагнула к нему, сказав то, чего он не расслышал, и улыбнулась.
Глава шестая
— Пока ее личность не установлена, вам действительно нет смысла оставаться здесь. — Как и следовало ожидать, они не нашли у девушки никаких документов.
— Сейчас я не могу установить личность, но уверен, позже я все выясню. — Когда девушку перекладывали с носилок на больничную каталку, инспектор хотел спросить о ее конечностях, обессиленных и обмякших, словно у трупа... у тушки маленького убитого кролика, но замялся, не зная, с чего начать. — Мы подождем, что нам скажет врач, а потом уедем.
— Ну, если вы не собираетесь ждать, когда она придет в себя и расскажет о том, что случилось.
— Нет-нет... Боюсь, мы знаем, что случилось. Мы преследовали эту машину.
У медсестры не было времени на разговоры. Санитары в сопровождении двух полицейских доставили еще нескольких пострадавших. Только что зафиксировали смерть от сердечного приступа недавно поступившего мужчины. Его жена, рыдая, в отчаянии била кулаками молодого доктора в грудь. У стены в ряд на пластмассовых стульях сидели трое или четверо мужчин с легкими повреждениями. Серые лица говорили о том, что силы их покидают в ожидании, пока у них на глазах занимаются более сложными травмами.
Лоренцини сказал:
— Я принесу кофе из кофейной машины. — И они тоже расселись на жестких красных стульях и принялись мелкими глотками потягивать горячий кофе, обжигая пальцы о маленькие пластиковые чашки.
— Вы свяжетесь с Дори?
— Попытаюсь. Надеюсь, к этому времени она уже вышла замуж. Если нет, то этот случай был последней каплей. Не важно, ее это подружка или нет.
— Вы так думаете? Мне всегда казалось, что она может о себе позаботиться.
— Они всегда кажутся более стойкими, чем есть на самом деле. В действительности с ними обходятся грубо и жестоко, и они таким образом защищаются и прячутся за твердой скорлупой.
— Возможно, вы правы. Вон там, в конце коридора, есть мусорное ведро. — Лоренцини выбросил чашки и зевнул. — Господи, какой же сегодня длинный день. Как прошел ваш визит на виллу?
— Никак. Во всяком случае, я съездил туда, но сэр Кристофер плохо себя чувствовал. Он недавно перенес микроинсульт, и теперь ему нельзя ни напрягаться, ни волноваться. Он рассказывал, что в детстве страдал ревматизмом.
— А, как моя мама. У нее было два или три микроинсульта, и от последнего она умерла. Сердечные клапаны разрушаются, их частицы свободно циркулируют, блокируя кровообращение. Это значит, вам опять придется туда тащиться? Три посещения из-за украденной расчески или что там было? Богачам закон не писан.
— Хм... но оказывается, богачи тоже страдают ревматизмом...
В этот раз с сэром Кристофером инспектор не встретился. Однако этот визит в некоторой степени удовлетворил его любопытство в отношении повседневной жизни богатого человека. В каком-то смысле это заставило его ворчать пуще прежнего, особенно что касается отсутствия соответствующего персонала в таком большом поместье. У ворот его встретил молодой иностранец, садовник, высокий блондин, и сказал, что ему велено отвезти инспектора к экономке на машине. Инспектор предложил пройтись пешком. По переносной рации уоки-токи юноша сообщил шоферу о том, что тот свободен, и они отправились к вилле.
— Ваш водитель может зайти во флигель, — сказал молодой садовник.
— Нет-нет. Он очень хорошо припарковался здесь в тени. — Пешая прогулка дает возможность задать пару импровизированных вопросов. — Это ваша основная работа?
— В саду — да, то есть... В данный момент я работаю здесь, потому что у меня каникулы. Я приехал из Англии, изучаю там садоводство в колледже.
— Вы из Англии? Вы хорошо говорите по-итальянски.
— Для иностранца, вы имеете в виду. Конечно, я ведь научился флорентийскому акценту у других садовников. Поверьте, это лучше, чем тот ужасный английский акцент, который вырабатывается, когда учишь язык, вместо того чтобы просто разговаривать на нем. По-любому, работа здесь лишь украшает мое резюме, а я приезжаю сюда уже четвертый раз. Я бы хотел, когда получу диплом, остаться здесь навсегда. — Он замедлил шаг, повернулся к инспектору и, понизив голос, хотя вокруг не было ни души, сказал: — На самом деле я вроде бедного родственника.
— Родственника?
— Дальнего. Очень дальнего и очень бедного, — засмеялся он. В темно-голубых глазах юноши засверкали веселые искорки, но говорить он продолжал шепотом. — Моя мать приходится ему дальней родственницей. Внучка троюродного брата или что-то вроде этого, кого-то, кто женат на ком-то из семьи матери сэра Кристофера. Она написала обо мне сэру Кристоферу, потом мы получили вежливый ответ, и вот я здесь.
— И как вы с ним ладите?
— О, он очень любезный. Каждое утро он приходит поговорить с нами, в основном, конечно, со старшим садовником. Тот родился здесь и по завещанию отца сэра Кристофера унаследовал коттедж. Вон там, видите? Между двумя виноградниками.
— На том холме? Там живет садовник? — в изумлении воскликнул инспектор.
— Нет! — Шепот юноши стал настолько тихим, что инспектору пришлось остановиться и наклониться к нему ближе. — Коттедж садовника намного ближе и ниже по склону, вы можете только крышу разглядеть. А тот дом наверху, вместительная вилла для гостей сэра Кристофера, для высочайших особ, писателей, артистов и миллионеров. Экономка может вам кое-что об этом рассказать. Она говорит, хобби его отца было коллекционирование антиквариата, а хобби сэра Кристофера — это встречи со знаменитостями. Она этого не одобряет. А мне это кажется достаточно безобидным времяпрепровождением. К тому же оно принесло ему звание рыцаря.
— Я думал, его хобби — живопись.
— Боже мой, нет! К этому он относится серьезно. На мой взгляд, это менее безобидное занятие. Комплекс социальной защиты... Понимаете, что я имею в виду?
— Я... Нет-нет, я вас не понимаю.
— Некоторые появляются на свет с серебряной ложкой во рту... Или, как бы вы сказали, в шелковой сорочке... Они думают, что могут быть кем им только вздумается, даже выдающимися художниками, не обладая ни каплей таланта. Поскольку богатые люди тратят всю свою жизнь на то, что у них не получается, особенно в области искусства, это выглядит по-настоящему жалко. Они должны знать об этом. Как бы они ни старались, они все равно ничтожны и смешны. Вы согласны? Хуже всего, что в некоторых профессиональных областях это срабатывает. Например, в ландшафтном дизайне, чем я хочу заниматься. Если удача отвернется от меня и мне не удастся остаться здесь, у меня нет никаких шансов. А я вижу много людей, которые занимаются именно тем, что им по душе, и не потому, что у них талант, а потому, что им в наследство достался хороший дом и земля или повезло заключить выгодный брак. Я бы поменялся с сэром Кристофером жизненными устремлениями. То есть я могу себе позволить коробку с красками и холст, но мне приходится работать со всем этим. — Жестом он указал на окружающие растения.
Инспектор посмотрел вокруг на «все это» и понял мысль молодого человека.
— По мне так очень досадно, что к нам больше не приезжают знаменитые гости. Мои потенциальные клиенты, вы понимаете. Теперь на вилле для гостей никого нет. А что представляет собой главная вилла? Вы были внутри?
— Всего минуту. Вы хотите сказать, что вы там не были? — удивился инспектор.
— Никогда, даже не заглядывал. О моем приезде сэру Кристоферу сообщил старший садовник, и, если бы он вдруг пришел сюда и увидел меня, я сомневаюсь, что он бы меня узнал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26