– Их отцу? Он кивнул.
– А Стефан всегда нарушал правила и никогда не заботился о том, что все, в том числе его отец, о нем думают.
– Значит, их отец отдавал предпочтение Николасу?
– Как раз наоборот. Конечно, он старался не показывать этого, но его любимцем был Стефан. Ему сходили с рук самые ужасные проделки. В то время как Николас…
Да?
– Николас просто еще сильнее старался заслужить уважение отца. Теперь, задним числом, мне кажется, что таким образом он пытался сгладить то разочарование, которое приносил их родителям Стефан. – Неожиданно выражение его лица изменилось. – Простите меня.
– За что?
– Я не должен был говорить этого. Вы жена Стефана.
– Ну что вы. Я благодарна, что вы искренни со мной. Я многого не знаю и не понимаю в этой семье. Чем больше я узнаю, тем легче мне будет с ними жить.
Неожиданная мысль осенила ее.
– Вас не удивило, что Николас нанял детектива, чтобы расследовать мою подноготную?
– Правда? – искренне удивился Милош.
– Вы не знали?
Нет.
– Я подумала, что, возможно, он говорил вам.
– В принципе, это совершенно здравое решение. Любой человек его положения должен быть внимательным и защищать свою собственность. Естественно, избранница Стефана подверглась проверке. Не сомневаюсь, что, когда Николас соберется жениться, прежде чем произнести клятву перед алтарем, свою жену он тоже проверит.
Похоже, он искренен и, скорее всего, от него ничего не удастся узнать о Клэр. Но благодаря его дружелюбию ей было легко с ним общаться, и Сара чувствовала себя увереннее, чем в начале вечера.
– Что он рассказывал обо мне?
– Только то, что вы приезжаете с ребенком и что вы пострадали во время происшествия. Он симпатичный мальчик. Я рад, что с вами обоими все в порядке.
Вечерело. Гости разошлись. Сара с Ледой успели открыть подарки в ярких обертках. Леда крепко обняла Сару, заверив, что та отлично потрудилась, и пошла к себе отдыхать.
Проследив за тем, чтобы слуги приступили к уборке, Сара направилась к лестнице. Нога, начавшая болеть еще несколько часов назад, теперь нестерпимо ныла. Остановившись у ступенек, она крепко ухватилась за перила и взглянула вверх, собираясь с силами для подъема.
– Почему ты ничего не сказала?
Низкий бархатный голос Николаса застал ее врасплох. Она обернулась.
– О чем? – Сердце у нее застучало. Неужели он что-то заподозрил? Может быть, кто-то узнал ее? Она не видела никого из знакомых.
– О том, что у тебя болит нога, – ответил Николас.
Она с облегчением облокотилась о блестящий дубовый поручень.
– Мне не так уж плохо, – ответила она.
– Зачем делать вид, что у тебя ничего не болит? – произнес Николас. – Это глупо, – и без предупреждения поднял ее на руки.
От него шел запах табака и еще тот аромат, который она почувствовала у него в гардеробной – его уникальный мужской запах. Какое-то время она держалась напряженно, противясь его бесцеремонности. Но когда он поднялся с ней на несколько ступенек, она поняла, как благодарна ему за его заботу.
Сара позволила себе расслабиться, наслаждаясь чувством защищенности, которое ей дарили эти крепкие объятия.
Он отнес ее в спальню и положил на край кровати. Едва он отстранился, она завизжала. Оказывается, прядь ее волос зацепилась за пуговицу его жилетки. Николас сел возле нее и начал изучать сплетение.
– Прости, – тихо произнесла она по-ребячески, но одновременно соблазнительно прикусив нижнюю губу.
– Дай я, подвинься, – предложил он.
Она с готовностью наклонилась вперед, и он дотронулся до запутавшегося локона, аккуратно снимая его с пуговицы. Волосы на ощупь оказались чистым шелком. Освободив прядь, он еще некоторое время держал ее в руке, наслаждаясь приятным ощущением.
Сара подняла голову, но не отстранилась, лишь устремила на него серьезный взгляд, в котором он прочитал немой вопрос. Он оглядел нежную кожу цвета слоновой кости, волнующий изгиб губ и роскошные волосы цвета золотистой пшеницы.
Неожиданно для самого себя он взял пальцами локон, висевший вдоль ее лица, и погладил его, завидуя его близости к ее соблазнительно красивому лицу.
В следующую минуту его пальцы коснулись ее губ, пробежали по мягкой коже. Она покраснела.
Губами он чувствовал ее неровное дыхание, казавшееся сладким на вкус, приглашающим, гипнотизирующим. Соблазнительный аромат ее волос и кожи будоражили его чувства. Выдох вырвался сквозь ее провоцирующие губы, и страстное желание почувствовать их вкус растопило его сознание, словно горячий нож масло.
Его пальцы утонули в массе локонов у ее виска. Его губы приблизились к ее губам. Она коротко вздохнула от удивления или удовольствия – он не был уверен, – но он накрыл ей рот, прежде чем она сумела возразить или отстраниться.
Несколько минут Николас пребывал в растерянности от желания, вызванного поцелуем, прежде чем понял, что она положила ему ладонь на грудь в деликатном протесте.
Это движение привело его в чувство. Он отстранился, убрал руку и встал. Сердце у него стучало.
Она сидела, опустив глаза, опираясь на одну руку, а другой пытаясь уложить непослушный локон.
– Прости, – прошептала она, и он увидел, как серебристая капелька заблестела у нее на ресницах.
– Это я виноват, – пробормотал он. – Набросился на тебя, как…
Капелька превратилась в каплю и уже катилась по ее щеке цвета слоновой кости. Она смахнула ее.
– Прости меня, Клэр, – заставил он себя произнести. – Ты слишком уязвима сейчас. Это было нечестно с моей стороны.
Она медленно покачала головой и одними губами проговорила: «Нет».
– Больше это не повторится.
Она продолжала сидеть без слов и движения.
– Ради Бога, посмотри на меня, это же был просто поцелуй.
Она посмотрела. Но лучше бы она этого не делала. Лучше бы он не просил ее. Потому что когда она подняла на него свои блестящие глаза, он прочитал в них такое замешательство и боль, что понял правду.
Это был не просто поцелуй.
Сара готовилась к вечернему выходу в театр. Она бы с удовольствием осталась дома с Ледой: тогда у нее было бы несколько лишних часов, чтобы вернуть на место письма Стефана и прочитать оставшиеся. Те, что она уже успела прочесть, мало помогли ей.
Сара выбрала одно из своих новых платьев, из черной парчи с оборками из французского кружева и жемчужными бусинами на талии.
Она изучила свое отражение в зеркале. Сара до сих пор не привыкла к своим ставшим более женственными очертаниям фигуры. Груди стали полнее, а бедра более округлыми, пропала подростковая угловатость.
Тут она вспомнила вечер, когда Николас отнес ее в комнату. И поцеловал. Интересно, что Николас думает о ней?
Какое это имеет значение? Он даже не знает, кто она на самом деле, напомнила она себе.
Всякий раз, как она задавалась этим вопросом, ей приходило на ум самое вероятное объяснение: это был еще один тест. Тест, чтобы проверить, что за женщину выбрал себе в жены его брат, проверить моральные качества матери единственного на сегодняшний день наследника Холлидеев. И как каждый раз после его проверок, она не была уверена, что прошла тест.
Поцелуй Николаса все еще не давал ей заснуть по ночам – ее никогда так не целовали.
Никогда не целовали с такой нежностью, с такой глубокой чувственностью, с благоговением.
Но это было глупо.
Она провалила тест. Вдова его брата должна была дать ему пощечину и громким криком сообщить всем о нанесенном оскорблении. Она этого не сделала.
Не сделала.
Она положила руку ему на грудь, почувствовала учащенное сердцебиение и жар его мускулистого тела. Она помнила захватывающую дух красоту его обнаженной спины и собственное смятение, слышала внутренний голос, напоминавший о ее обязательствах перед сыном, и она оттолкнула мужчину, которого желала прижать еще ближе.
Она не хотела попасть в ловушку, поскольку еще была свежа память о предательстве.
Эта мысль немного отрезвила ее. У Николаса есть цель, и эта цель лично ей не сулила ничего хорошего.
Сара отвернулась от зеркала, чтобы не видеть краску унижения и желания, которая до сих окрашивала ее кожу при воспоминании о том вечере.
Вильям тихо лежал в своей кроватке, но еще не спал. Она только что покормила его перед тем, как надеть платье. Она взяла его на руки и подошла к окну.
– Мамочка уходит ненадолго, – пообещала она, целуя его в лобик. – И я буду очень по тебе скучать.
В ответ он одарил ее своей беззубой улыбкой, которая заставила Сару улыбнуться.
– Ты мой самый любимый мальчик.
Она снова улыбнулась, и ее сердце, наполненное любовью, запело.
– Вильям еще не спит? – спросила миссис Трент, подходя к ней.
– Да, он все больше времени может проводить без сна. – Сара передала ребенка няне. Достав свой ридикюль, она переложила содержимое вместе со свежим носовым платком в одну из вечерних сумочек Клэр. Проверив объемную льняную подкладку, за которую зашила браслет, Сара, несколько раз дернув за нитку, высвободила свою последнюю ценную собственность.
Из своей серебряной оправы изумруды подмигивали ей, словно знали ее секрет. Она сжала в руке драгоценность и почувствовала, как камни приятно холодят кожу. Какой была бы ее жизнь, если бы ее мать была еще жива? Возможно, женское воспитание и опека уберегли бы ее от ошибки с Гайленом Карлайлом. А если бы она все-таки совершила эту ошибку, то, быть может, мать смогла бы остановить отца и не позволила бы выгнать ее – их единственного ребенка – из дому.
Она этого никогда не узнает. Сара застегнула браслет на запястье. У нее есть только две вещи, которые принадлежат ей по праву: Вильям и изумрудный браслет. Она должна в полной мере насладиться этим драгоценным украшением, прежде чем расстанется с ним.
Николас ждал ее в фойе. Официальный черный вечерний костюм и безупречно белая рубашка подчеркивали его демоническую привлекательность.
Его ничего не выражающий взгляд пробежал сначала по ее волосам, потом по платью и остановился на лице.
– Готова? – спросил он.
– А где твоя мама?
– Сегодня она ужинает с друзьями. Разве она не говорила?
Они идут в свет вдвоем? Одни? На краткий миг она позволила себе представить, как он целует ее. У нее перехватило дыхание, застучало сердце, но, приструнив крамольные мысли, она задвинула их в дальний уголок сознания.
– Нет, – ответила Сара, – мне она ничего не говорила.
– Разве это имеет для тебя значение, пойдет она с нами или нет?
Сара уже не помнила, когда в последний раз была в театре, и сегодня она была намерена насладиться вечером. И плевать ей на Николаса Холлидея со всеми его тестами и поцелуями. Она подобрала юбки и сделала шаг в его сторону.
– Конечно, нет.
Пьесу, которую они смотрели, Саре доводилось видеть и в лучшем исполнении, но это не испортило ей удовольствия.
Элизабет, вторая жена Эдварда Каулина, была всего на несколько лет старше Сары. Это была миниатюрная, живая брюнетка с мелодичным смехом, державшая в ежовых рукавицах своего мужа-банкира. Когда во время антракта их сопровождающие удалились, Элизабет устроилась подле Сары и стала развлекать ее разговорами. У Каулинов было два маленьких ребенка, а Элизабет состояла во множестве женских организаций.
– На следующей неделе я даю благотворительный завтрак для «Женской помощи». Ты должна прийти, Клэр.
– Спасибо, – ответила Сара. Должно быть, Николас хотел проверить ее реакцию на необходимость выполнять социальные функции. – С удовольствием.
Вернулись мужчины. От их одежды пахло дорогими иностранными сигарами. В зале снова погас свет.
Через несколько минут после начала действия Сара взглянула на Элизабет и заметила, что та обнимает мужа, а он, в свою очередь, любовно держит ее за руку. Эта тайная сцена озадачила ее. Не потому, что она была шокирована, – она уже успела заметить, как трогательно относятся они друг к другу, несмотря на разницу в возрасте – а потому, что вдруг остро ощутила тоску. И одиночество. Она почувствовала себя еще более одинокой.
Она надеялась, что когда-нибудь у нее будет любящий муж. Ее мечты непременно включали обожающего мужа и детей, которых они будут растить вместе.
Что станет с ней и Вильямом, когда они покинут дом Холлидеев?
Ей придется притворяться вдовой, чтобы их не презирали. Новая ложь. Но она не сможет создать своему сыну нормальной атмосферы, дать хорошее образование, если не солжет. Иначе никто не сдаст им комнаты и не возьмет ее на работу.
Вильям будет ее семьей. А она обязана дать ему все лучшее.
Глядя на сцену невидящим взором, Сара почувствовала взгляд Николаса. Она обернулась и увидела, что он действительно смотрит на нее. Она мгновенно перестала жалеть себя.
– Я должен был раньше подумать о том, что это будет болезненным напоминанием о Стефане, – мягко произнес он и, к ее изумлению, взял ее холодную руку и согрел между ладонями.
От его прикосновения рука и плечи у нее быстро покрылись гусиной кожей. Ей хотелось прижаться к нему всем телом. Но это будет глупо, если она примет утешение этого жестокосердного человека. Неужели она так истосковалась по любви, что готова принять внимание любого?
Пусть он думает, что она тоскует по Стефану. Это ей очень кстати.
Посередине действия, когда он так и не выпустил ее руки, Сару осенила неожиданная мысль. А может быть, это он ищет ее утешения и поддержки?
Она украдкой взглянула на его профиль. Нет, только не великий Николас Холлидей, человек из стали. Но потом она вспомнила, как он нежен с матерью. Да, пожалуй, этот человек таит в себе много секретов.
Она отвела взгляд от его лица, убрала руку. Нет. Каждое его действие, каждый шаг, каждое слово – все имеет смысл. Он постоянно проверяет ее. Делай то, что делала бы Клэр, строго напомнила себе Сара.
Это было бы гораздо проще, если бы она имела представление о том, какой была Клэр.
У них был забронирован столик, и после спектакля Грувер отвез их на ужин в элегантно обставленный ресторан неподалеку, который выбрали Каулины. Сара отказалась от вина, отдав предпочтение белому виноградному соку, который она весь вечер потягивала через соломинку. Ее полные груди начали ощущать дискомфорт, и единственное, о чем она сейчас мечтала, так это о возможности удалиться, не привлекая внимания.
Элизабет развлекала их рассказами о путешествии в Европу. Ее лицо озарилось улыбкой, когда она увидела проходивших мимо их столика актеров, участвовавших в только что просмотренном спектакле.
– О, мне так понравилась ваша игра сегодня вечером! – воскликнула она, махнув рукой.
Стройная женщина с огненно-рыжими волосами ответила с улыбкой.
– Спасибо. – Без грима она была не так сногсшибательна, как на сцене.
Рыжая, Патрис Бомонт, представила им своих коллег, а Элизабет представила их маленькую компанию.
– Холлидей? – спросила щедро одаренная природой брюнетка по имени Джудит Марчелино. – Вы имеете какое-то отношение к Стефану Холлидею?
Николасу определенно не понравился ее вопрос.
– Да, – ответил он, вставая и нерешительно пожимая протянутую руку. – Я его брат.
– Я играла в одном из спектаклей Стефана в Нью-Йорке прошлой зимой, – сказала она. – Мы были так опечалены, когда узнали о его смерти. Пожалуйста, примите мои соболезнования.
– И Клэр, конечно, – добавила она, подходя ближе и наклоняясь, чтобы коснуться своей напудренной щекой щеки Сары. – Милая Клэр. Ты, должно быть, очень одинока без нашего дорогого, дорогого Стефана. Скажи, что я могу для тебя сделать?
– Ну, я… я… – пробормотала Сара, мечтая лишь о том, чтобы удрать из ресторана. – Ничего. Брат Стефана заботится о нас.
Нас?
– У Клэр есть ребенок, – ответила Элизабет. Светло-зеленые глаза Джудит изучили лицо Сары, ее волосы, критически осмотрели платье. Она протянула руку и коснулась большим пальцем изумрудного браслета.
– Какая великолепная вещица, – прокомментировала она, переводя оценивающий взгляд на Николаса.
Сара отдернула руку, неожиданно почувствовав тошноту.
– Спасибо.
– Ты откуда?
Сара покраснела. Она пыталась избавиться от своего бостонского акцепта, но речь волей-неволей выдавала ее.
– Из Нью-Йорка, – ответила она.
– Ах, я так люблю Нью-Йорк. Там можно встретить самых интересных людей.
– Спасибо, что пришли на спектакль, – помахала рукой Патрис, и они удалились.
Сара так и не подняла глаз, пока не убедилась, что они ушли. И первое, что она увидела, это жесткий взгляд Николаса.
– Этот браслет тебе подарил Стефан? – спросил он достаточно тихо, чтобы другие не могли услышать.
Она покачала головой и с трудом сглотнула, справляясь с напряженными нервами.
– Он принадлежал моей матери.
Его брови взметнулись в изумлении, и Сара прикусила язык. Не надо было этого говорить.
– Слишком экстравагантный подарок, чтобы простой рабочий мог подарить такое своей жене, – ответил он. – Или швея могла сама себе купить.
– Он… он был в семье многие годы, – быстро ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20