Джудит раскрыла сумочку, извлекла из нее конверт и бросила. Конверт пролетел через комнату, ударился о стену и упал на пол.
– Что это?
– Прощальная записка.
Он подошел к тому месту, где лежал конверт, и поднял его. Его имя вместе с именем его матери было аккуратно выведено на самом конверте. Николас достал листок бумаги и развернул его.
Николас и Леда,
Я знаю, то, что я сделала, непростительно, поэтому я не прошу у вас прощения. Единственное, о чем я прошу, не ненавидеть меня. Я собиралась рассказать вам правду в самую первую минуту, когда очнулась в больнице.
Сердце у него упало. Он протянул чек, радуясь, что наконец-то избавился от посетительницы. Джудит с усмешкой вырвала бумагу у него из рук.
Николас подошел к столу и сел. Он продолжал читать.
Но когда я увидела твое горе, Николас, и когда ты предложил мне уход и крышу над головой для моего сына, я не смогла заставить себя произнести необходимые слова. Я подумала, что, возможно, мне будет легче рассказать все твоей матери.
Кто угодно мог такое написать, яростно подумал Николас. Джудит сама могла написать это письмо, чтобы заработать тысячу долларов.
А потом, дорогая Леда, когда я увидела ваши слезы, то, как вы смотрели на меня и моего сына, я опять не смогла произнести ни слова. Я до сих пор не нахожу в себе силы сказать вам все лично, поэтому оставляю это письмо.
Я – не Клэр Холлидей. Я никогда не была замужем за вашим Стефаном. Я встретила его только в тот день, когда произошло крушение поезда. Он спас меня от дождя, и они с Клэр дали мне сухую одежду, пишу, разделили со мной свое купе.
Если бы они остались у себя в купе в ту ночь, возможно, они были бы живы. Поэтому, видите, я ответственна за их смерть. С этим мне придется жить всю оставшуюся жизнь.
Непохоже, чтобы Джудит могла до такого додуматься. Или могла? Судя по этим строкам… «она» винит себя за смерть Стефана и Клэр. Но если та женщина, которую он привез домой, не Клэр, то кто она?
Он поднял голову и увидел торжествующую ухмылку Джудит.
– Где ты взяла это письмо? – спросил он.
Самодовольная улыбка сползла у нее с лица.
– Н-неважно.
Интересно, его чувства – смущение, обида – написаны у него на лице? Николасу было неприятно, что эта женщина наблюдает за тем, как он читает письмо.
– Убирайся, – сквозь зубы процедил он.
Левый глаз у нее задергался в приступе нервного тика. Она задрала подбородок, развернулась на каблуках и выплыла из кабинета.
Николас немедленно вернулся к чтению письма. «С этим и со своей ложью», – читал он, представляя, как Клэр произнесла бы эти слова своим тихим голосом.
Я лгала вам и притворялась Клэр в ожидании, пока моя нога заживет и я смогу самостоятельно передвигаться.
В приложении к этому письму вы найдете перечень вещей, которые я беру с собой. Как только я устроюсь и найду работу, я верну вам деньги за одежду, пишу и проживание в вашем доме.
Николас прочел перечень предметов одежды и вещей для малыша. Мелочовка, все вместе не больше ста долларов. Именно те вещи, отсутствие которых заметила миссис Трент. Никто больше не мог этого знать.
Но почему ничего не сказано о драгоценностях, которые она взяла?
Пальцы у него дрожали.
Но я никогда не смогу расплатиться с вами ни за вашу доброту, ни за свою ложь, ни за потерю вашего сына и брата. Я могу только сказать вам, как мне стыдно и как я сожалею о случившемся.
Не знаю, найдете ли вы в своих сердцах еще немного доброты, чтобы не возненавидеть меня. За то, что я сделала, я сама себя ненавижу.
У вас нет оснований верить мне, но теперь мне нечего терять, поэтому я хочу еще раз сказать вам: Стефан был хорошим человеком. Он умел любить. Таким сыном и братом можно гордиться.
Слезы начали жечь Николасу глаза.
Я была для них чужим человеком, но они с Клэр показали мне, что такое настоящая доброта. Вы бы полюбили Клэр, я уверена. Чтите их память.
Искренне ваша, Сара Торнтон.
Сара Торнтон.
Кто такая, черт возьми, эта Сара Торнтон?
Теперь, оглядываясь на прошлое, он вспоминает ее нежелание говорить о Стефане, ее стремление посмотреть отчет агентства Пинкертона. Да, пожалуй, все так и было.
– Меня не будет остаток дня, – предупредил он секретаря.
Он взял лошадь и, как сумасшедший, поскакал домой.
Селия вместе с его матерью сидели в тени веранды.
– Николас! – воскликнула Леда. – Ты никогда не приходил домой так рано.
– Прости, мам, – произнес он и обратился к Селии: – Что вы об этом знаете? – Он помахал письмом перед ее носом.
– Что это?
– Письмо. От Сары Торнтон.
Она побелела и потянулась к стакану, но, поняв, что это лимонад, отодвинула его.
– О Боже! – Она помахала перед собой носовым платком.
– Николас, что происходит?
Он передал письмо матери.
– Я не знаю, но собираюсь узнать. Ты узнаешь почерк?
Она внимательно посмотрела на лист бумаги.
– Да. Это почерк Клэр.
Он снова повернулся к Селии.
– Когда вы обнаружили, что здесь нет вашей дочери?
– После… после того вечера, когда я споткнулась на лестнице. Она пришла ко мне в комнату и сообщила.
– Кто пришел в вашу комнату?
– Сара.
– И что она вам сказала?
– Что Клэр погибла во время крушения поезда, и что все считают ее Клэр.
– И что вы сделали?
– Ну, я заплакала, конечно.
– А после этого?
– А после этого она сказала, что она проследит, чтобы за мной ухаживали, и что я могу здесь оставаться, сколько я сама захочу, при условии, что не выдам ее секрет.
Леда читала письмо.
– Она не Клэр?
Селия покачала головой.
Его мать выглядела такой же ошеломленной, как сам Николас час назад.
– Но тогда… ребенок?.. – неуверенно произнесла она.
– Не твой внук, – закончил он за нее.
Она никогда не была замужем за Стефаном, никогда не встречалась с ним, вплоть до той ночи в поезде.
– Тогда кто отец ребенка? – спросила Леда.
Селия покачала головой.
– Какой-то парень, который сбежал от нее. Она ждала, сколько могла, прежде чем сказать об этом отцу, а он вышвырнул ее из дома. Она направлялась на Запад, когда встретила Клэр и Стефана.
– Абсурд какой-то, – произнесла Леда. – Я не могу поверить, что она лгала нам все это время.
– А вы, – обратился Николас к матери Клэр, – что вы выиграли от этой лжи? Вы – мать Клэр, и мы бы в любом случае заботились о вас.
Она покачала головой.
– Она умоляла меня. Она казалась… я не знаю. Она просто очаровала меня.
Николас отлично знал, как трудно устоять против этой женщины. Он сам был очарован ею, и она использовала это, чтобы обокрасть их и опозорить. Леда тихо плакала, вытирая глаза платочком.
Это правда, она не Клэр. Она управляла слугами, составляла меню, развлекала гостей с такой легкостью, словно привыкла к этому с детства. Он подозревал, что все это не соответствует воспитанию женщины, прошлое которой расследовал нанятый им частный детектив.
– Вы думаете, она вернулась к отцу? – поинтересовалась Леда.
Селия покачала головой.
– Он отрекся от нее и сделал так, чтобы она не смогла найти работу в Бостоне.
Вот откуда этот бостонский акцент. Она выросла в хороших условиях, воспитывалась в обществе. Ее отец наверняка не так уж плох. Без сомнения, она избалована, но на этот раз отец, видно, не уступил ее прихоти. Может быть, она хотела испугать его, чтобы получить свободу действий, и теперь вернулась домой.
– Что это за отец, который способен выгнать из дома собственного ребенка? – спросила Леда.
Николас поднял голову и уставился на мать.
– Ты что, сочувствуешь ей?
– А что ей оставалось делать? Особенно после того, как она попала в аварию и сломала ногу. Куда ей было идти? Как ей было заботиться о… о… – Слезы наполнили ее серые глаза. – Как ты думаешь, она еще будет называть его Вильямом?
Николас был в ярости. Она и так настрадалась достаточно, а теперь еще и это!
– Когда ты жалеешь ее, не забывай о том, что бедная Сара не смогла уйти без колец, ожерелья, моих запонок и часов.
Селия уставилась на него.
– Что?
– Да. Бедная девочка перед отъездом захватила наши драгоценности.
– Вы уверены, что это она? – спросила Селия.
– Может, это вы взяли?
– Николас! – одернула его мать.
Селия безразлично взмахнула руками.
– Обыщите мою комнату, если вам станет от этого легче.
– Обязательно.
– Я бы никогда не поверила, – произнесла Леда, вкладывая письмо обратно в конверт, – если бы кто-то сказал мне такое. Но это письмо не оставляет сомнений.
Она медленно встала и посмотрела на Николаса с такой болью в глазах, что ему отчаянно захотелось найти эту женщину и придушить ее.
– Понимаешь, – сказала Леда, – даже зная то, что я знаю сейчас, я по-прежнему очень жалею, что она ушла. А теперь я пойду отдохну.
– Не думаю, что она обокрала вас, – грустно произнесла Селия, покачав головой.
Николас сел, вспоминая все, что произошло в доме за последнее время. Он должен все понять. Она взяла письма Стефана, чтобы узнать что-нибудь о нем. Каждый раз, когда он задавал вопрос, она увиливала или лгала. Ведь именно так он о ней и думал. Она обманывала его, и это его злило. Но она причинила боль его матери. И за это она заплатит.
Он найдет Сару Торнтон.
На следующее утро Николас съездил на станцию и узнал, что записи о покупке билета ни Сарой Торнтон, ни Клэр Холлидей у них нет. Николас еще раз обошел все ювелирные лавки. В одной из них за стойкой он встретил женщину, с которой еще не разговаривал.
– Я Николас Холлидей, – представился он.
– Приятно познакомиться. Чем я могу вам помочь?
– Я не видел вас здесь раньше.
– Я замещаю своего мужа, когда у него другие дела.
– Понятно. Я оставлял ему свою карточку и просил его сообщить, если кто-нибудь появится с этими вещами. – Он показал ей перечень, который предварительно составил.
– Я не знала о вашей просьбе, но эти вещи приносили позавчера.
– Кто их продал?
– Женщина.
– Вы не могли бы ее описать?
– Ну, она была в трауре. Я не смогла рассмотреть ее лица, потому что на ней была вуаль. У нее была детская коляска. Ребенок спал.
– Я бы хотел купить драгоценности.
– Сейчас я принесу их.
Было все, кроме одного кольца.
– Вы уже продали кольцо?
– Нет, это все.
Он закрыл атласную коробочку и положил ее в карман пиджака.
Его мать приняла украшения без эмоций. Это испугало Николаса. Она справилась со смертью его отца, со смертью Стефана, но это оказалось, похоже, последней каплей. Ее страдания убивали Николаса.
Сара продала побрякушки всего два дня назад. Это означало, что она все еще может быть в Янгстауне. Он проверил отели. Безрезультатно. Возможно, она вернулась к отцу…
Он одевался, шел на фабрику, ходил по цехам, разговаривал с каждым бригадиром, сидел за столом… но его мысли были далеко.
Он сидел за столом, сложив руки под подбородком, когда Милош постучал по краю стола.
Николас поднял на него глаза.
– Ты в порядке?
Милош бросил стопку писем в корзину, а один конверт протянул Николасу.
– Ты, наверное, захочешь посмотреть это.
– Что такое?
– Я только что из «Вестерн юнион». Сэм Пирс держал это для… – он замялся, – для Клэр. Сары.
Николас взял конверт и открыл его. Он развернул телеграмму.
– Обнаружено местонахождение тела, очевидно Клэр Холлидей. Она была похоронена на бостонском кладбище. Под именем Сары Торнтон.
Глава восемнадцатая
Бостон, Массачусетс
Николас стоял перед трехэтажным особняком из коричневого камня. Он постучал латунным молоточком, украшавшим одну из двойных, покрытых черным лаком дверей.
Дверь распахнулась.
– Мистер Холлидей?
Да.
– Мистер Торнтон ждет вас. Сюда, пожалуйста.
Николас последовал за слугой в библиотеку. Тучный мужчина со стального цвета волосами встал и протянул Николасу руку.
– Вы не указали в письме причину своего визита, – начал мистер Торнтон, сразу переходя к делу.
– Это деликатное дело, поэтому я решил, что лучше обсудить его лично.
– Это связано с вашей фабрикой?
Николаса не удивило, что о нем навели справки.
– Нет, это связано с вашей дочерью.
Мужчина напрягся.
– У меня нет дочери.
– Есть, – поправил Николас. – У вас есть дочь.
Выражение лица Мориса Торнтона ожесточилось, и он поднял голову.
– Если вы здесь не из-за инвестиций, то мне не о чем с вами говорить.
– У меня шокирующие новости, – без вступления объявил он. – Сара жива.
Мужчина сел, даже не предложив сесть Николасу, открыл коробочку и извлек сигару.
– Вы похоронили мою невестку и ребенка моего брата. Вы ведь не опознавали тело?
Отец Сары оглядел комнату и только потом поднял глаза на Николаса.
– Нет. После крушения поезда прошло несколько недель, прежде чем меня известили, прислали тело и ее багаж. Глупая девчонка. Я похоронил ее рядом с ее матерью.
– Теперь понятно, почему вы не опознали ее.
Он все подробно рассказал Морису.
– Так что, вы видите, ваша дочь очень даже жива.
Мужчина откинулся в кресле и некоторое время так и сидел, потом поднялся и встал.
– У меня нет дочери. Для меня, для этого города Сара Торнтон умерла.
В эту самую секунду Николас понял, в какого человека он сам может превратиться.
И он понял еще кое-что. Он понял, почему молодая женщина была вынуждена уйти из дома и сесть в тот злосчастный поезд.
– Вы правы, – тихо произнес Николас, контролируя себя. – У вас нет дочери. Такой человек, как вы, не заслуживает дочери.
Жесткое выражение лица Мориса Торнтона не изменилось.
– Вы можете забрать тело, но сделайте это тихо.
– Я обязательно позабочусь об этом перед отъездом из города.
Через несколько дней Николас разговаривал с Милошем в своем кабинете.
– Я встречался с Морисом Торнтоном, – сказал Николас, устраиваясь в кресле и зажигая сигару.
Милош отрезал кончик своей сигары и взял у Николаса горящую спичку.
– Ты привез сюда тело Клэр?
Николас кивнул.
– Все эти месяцы Морис Торнтон считал свою дочь погибшей при крушении поезда. Тут прихожу я, сообщаю, что его дочь жива, а он недоволен, потому что правда ему неудобна. Он предпочел продолжать считать свою дочь умершей.
– Ты считал, что она сбежала из-за денег. Теперь тебе будет труднее разобраться в ее поступках.
– Мне кажется странным, что она в первую очередь продала браслет своей матери, – проговорил Николас. – Он так много значил для нее, а она продала его до наших драгоценностей.
– Действительно, это нелогично, – согласился Милош. – Ты уверен, что их не взяла Селия?
– Абсолютно. Кроме того, жена ювелира описала Сару.
Николас повторил описание.
– Ты когда-нибудь видел на ней вуаль, кроме панихиды? – спросил Милош.
– Нет.
Они курили и думали.
– Возможно, это была маскировка, – первым произнес Николас.
– Что такое?
– Джудит! – вскричал Николас, резко вскакивая с кресла.
– Актриса? Когда она могла украсть их?
– В тот день, когда была в доме и ждала Сару.
– Что ты теперь будешь делать?
– Я по-прежнему намерен найти ее. И Вильяма. Для матери.
Милош скептически на него посмотрел.
– Конечно, – понимающе произнес он. – Для матери.
– Мне приходили какие-нибудь сообщения? – разгоряченный и уставший, Николас ждал ответа.
Клерк за стойкой отеля «Голд» терпеливо проверил.
– Нет, сэр.
– Если мне придет телеграмма, неважно, в котором часу, будите меня.
– Хорошо, сэр.
Николас пересек элегантный холл и стал подниматься по лестнице.
Детектив из агентства Пинкертона сообщил ему, что следы Сары ведут в Форт Вейн, и если она не поехала дальше на запад, то они обнаружат ее местопребывание в течение дня или двух.
В комнате он снял пиджак и галстук и широко распахнул оба окна. Потом достал из кожаной папки несколько бумаг. Среди них было письмо Сары. Он бережно развернул его, словно это была любовная записка, и снова прочитал слова, которые знал почти наизусть.
Должно быть, сбегая из дома, отцу она тоже оставила письмо. Может быть, даже писала ему и после этого. Николас хорошо представлял, как Морис Торнтон выбрасывает эти письма, даже не распечатав.
Он не мог заснуть, думая о том, есть ли ей где переночевать.
Он сложил письмо и положил на прикроватную тумбочку. Потушив свет, он лег и уставился в темноту.
Где она сегодня? Какие мысли мучают ее и мешают заснуть? Сожаление? Стыд? Страх?
Она хотела сказать ему, писала она в письме. Это было недоразумение, она хотела прояснить его. Почему она этого не сделала?
Он приехал в больницу, уладив формальности и распорядившись относительно тела брата и их вещей. Впервые он увидел ее спящей. Она была такой маленькой и одинокой, с уже посветлевшими синяками на коже, такой бледной и нежной, как лепестки белой розы.
А когда он вернулся на следующий день, она ждала его. Она сидела в кресле на колесиках, которое он купил ей, одной рукой держала шляпку, а другой пыталась приколоть ее шпилькой к своим светлым волосам.
Дал ли он ей возможность рассказать?
Ее глаза, такие же огромные и такие же голубые, как летнее небо в Огайо, смотрели на него, когда он вошел и заметил крошечного младенца, которого считал сыном своего брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Что это?
– Прощальная записка.
Он подошел к тому месту, где лежал конверт, и поднял его. Его имя вместе с именем его матери было аккуратно выведено на самом конверте. Николас достал листок бумаги и развернул его.
Николас и Леда,
Я знаю, то, что я сделала, непростительно, поэтому я не прошу у вас прощения. Единственное, о чем я прошу, не ненавидеть меня. Я собиралась рассказать вам правду в самую первую минуту, когда очнулась в больнице.
Сердце у него упало. Он протянул чек, радуясь, что наконец-то избавился от посетительницы. Джудит с усмешкой вырвала бумагу у него из рук.
Николас подошел к столу и сел. Он продолжал читать.
Но когда я увидела твое горе, Николас, и когда ты предложил мне уход и крышу над головой для моего сына, я не смогла заставить себя произнести необходимые слова. Я подумала, что, возможно, мне будет легче рассказать все твоей матери.
Кто угодно мог такое написать, яростно подумал Николас. Джудит сама могла написать это письмо, чтобы заработать тысячу долларов.
А потом, дорогая Леда, когда я увидела ваши слезы, то, как вы смотрели на меня и моего сына, я опять не смогла произнести ни слова. Я до сих пор не нахожу в себе силы сказать вам все лично, поэтому оставляю это письмо.
Я – не Клэр Холлидей. Я никогда не была замужем за вашим Стефаном. Я встретила его только в тот день, когда произошло крушение поезда. Он спас меня от дождя, и они с Клэр дали мне сухую одежду, пишу, разделили со мной свое купе.
Если бы они остались у себя в купе в ту ночь, возможно, они были бы живы. Поэтому, видите, я ответственна за их смерть. С этим мне придется жить всю оставшуюся жизнь.
Непохоже, чтобы Джудит могла до такого додуматься. Или могла? Судя по этим строкам… «она» винит себя за смерть Стефана и Клэр. Но если та женщина, которую он привез домой, не Клэр, то кто она?
Он поднял голову и увидел торжествующую ухмылку Джудит.
– Где ты взяла это письмо? – спросил он.
Самодовольная улыбка сползла у нее с лица.
– Н-неважно.
Интересно, его чувства – смущение, обида – написаны у него на лице? Николасу было неприятно, что эта женщина наблюдает за тем, как он читает письмо.
– Убирайся, – сквозь зубы процедил он.
Левый глаз у нее задергался в приступе нервного тика. Она задрала подбородок, развернулась на каблуках и выплыла из кабинета.
Николас немедленно вернулся к чтению письма. «С этим и со своей ложью», – читал он, представляя, как Клэр произнесла бы эти слова своим тихим голосом.
Я лгала вам и притворялась Клэр в ожидании, пока моя нога заживет и я смогу самостоятельно передвигаться.
В приложении к этому письму вы найдете перечень вещей, которые я беру с собой. Как только я устроюсь и найду работу, я верну вам деньги за одежду, пишу и проживание в вашем доме.
Николас прочел перечень предметов одежды и вещей для малыша. Мелочовка, все вместе не больше ста долларов. Именно те вещи, отсутствие которых заметила миссис Трент. Никто больше не мог этого знать.
Но почему ничего не сказано о драгоценностях, которые она взяла?
Пальцы у него дрожали.
Но я никогда не смогу расплатиться с вами ни за вашу доброту, ни за свою ложь, ни за потерю вашего сына и брата. Я могу только сказать вам, как мне стыдно и как я сожалею о случившемся.
Не знаю, найдете ли вы в своих сердцах еще немного доброты, чтобы не возненавидеть меня. За то, что я сделала, я сама себя ненавижу.
У вас нет оснований верить мне, но теперь мне нечего терять, поэтому я хочу еще раз сказать вам: Стефан был хорошим человеком. Он умел любить. Таким сыном и братом можно гордиться.
Слезы начали жечь Николасу глаза.
Я была для них чужим человеком, но они с Клэр показали мне, что такое настоящая доброта. Вы бы полюбили Клэр, я уверена. Чтите их память.
Искренне ваша, Сара Торнтон.
Сара Торнтон.
Кто такая, черт возьми, эта Сара Торнтон?
Теперь, оглядываясь на прошлое, он вспоминает ее нежелание говорить о Стефане, ее стремление посмотреть отчет агентства Пинкертона. Да, пожалуй, все так и было.
– Меня не будет остаток дня, – предупредил он секретаря.
Он взял лошадь и, как сумасшедший, поскакал домой.
Селия вместе с его матерью сидели в тени веранды.
– Николас! – воскликнула Леда. – Ты никогда не приходил домой так рано.
– Прости, мам, – произнес он и обратился к Селии: – Что вы об этом знаете? – Он помахал письмом перед ее носом.
– Что это?
– Письмо. От Сары Торнтон.
Она побелела и потянулась к стакану, но, поняв, что это лимонад, отодвинула его.
– О Боже! – Она помахала перед собой носовым платком.
– Николас, что происходит?
Он передал письмо матери.
– Я не знаю, но собираюсь узнать. Ты узнаешь почерк?
Она внимательно посмотрела на лист бумаги.
– Да. Это почерк Клэр.
Он снова повернулся к Селии.
– Когда вы обнаружили, что здесь нет вашей дочери?
– После… после того вечера, когда я споткнулась на лестнице. Она пришла ко мне в комнату и сообщила.
– Кто пришел в вашу комнату?
– Сара.
– И что она вам сказала?
– Что Клэр погибла во время крушения поезда, и что все считают ее Клэр.
– И что вы сделали?
– Ну, я заплакала, конечно.
– А после этого?
– А после этого она сказала, что она проследит, чтобы за мной ухаживали, и что я могу здесь оставаться, сколько я сама захочу, при условии, что не выдам ее секрет.
Леда читала письмо.
– Она не Клэр?
Селия покачала головой.
Его мать выглядела такой же ошеломленной, как сам Николас час назад.
– Но тогда… ребенок?.. – неуверенно произнесла она.
– Не твой внук, – закончил он за нее.
Она никогда не была замужем за Стефаном, никогда не встречалась с ним, вплоть до той ночи в поезде.
– Тогда кто отец ребенка? – спросила Леда.
Селия покачала головой.
– Какой-то парень, который сбежал от нее. Она ждала, сколько могла, прежде чем сказать об этом отцу, а он вышвырнул ее из дома. Она направлялась на Запад, когда встретила Клэр и Стефана.
– Абсурд какой-то, – произнесла Леда. – Я не могу поверить, что она лгала нам все это время.
– А вы, – обратился Николас к матери Клэр, – что вы выиграли от этой лжи? Вы – мать Клэр, и мы бы в любом случае заботились о вас.
Она покачала головой.
– Она умоляла меня. Она казалась… я не знаю. Она просто очаровала меня.
Николас отлично знал, как трудно устоять против этой женщины. Он сам был очарован ею, и она использовала это, чтобы обокрасть их и опозорить. Леда тихо плакала, вытирая глаза платочком.
Это правда, она не Клэр. Она управляла слугами, составляла меню, развлекала гостей с такой легкостью, словно привыкла к этому с детства. Он подозревал, что все это не соответствует воспитанию женщины, прошлое которой расследовал нанятый им частный детектив.
– Вы думаете, она вернулась к отцу? – поинтересовалась Леда.
Селия покачала головой.
– Он отрекся от нее и сделал так, чтобы она не смогла найти работу в Бостоне.
Вот откуда этот бостонский акцент. Она выросла в хороших условиях, воспитывалась в обществе. Ее отец наверняка не так уж плох. Без сомнения, она избалована, но на этот раз отец, видно, не уступил ее прихоти. Может быть, она хотела испугать его, чтобы получить свободу действий, и теперь вернулась домой.
– Что это за отец, который способен выгнать из дома собственного ребенка? – спросила Леда.
Николас поднял голову и уставился на мать.
– Ты что, сочувствуешь ей?
– А что ей оставалось делать? Особенно после того, как она попала в аварию и сломала ногу. Куда ей было идти? Как ей было заботиться о… о… – Слезы наполнили ее серые глаза. – Как ты думаешь, она еще будет называть его Вильямом?
Николас был в ярости. Она и так настрадалась достаточно, а теперь еще и это!
– Когда ты жалеешь ее, не забывай о том, что бедная Сара не смогла уйти без колец, ожерелья, моих запонок и часов.
Селия уставилась на него.
– Что?
– Да. Бедная девочка перед отъездом захватила наши драгоценности.
– Вы уверены, что это она? – спросила Селия.
– Может, это вы взяли?
– Николас! – одернула его мать.
Селия безразлично взмахнула руками.
– Обыщите мою комнату, если вам станет от этого легче.
– Обязательно.
– Я бы никогда не поверила, – произнесла Леда, вкладывая письмо обратно в конверт, – если бы кто-то сказал мне такое. Но это письмо не оставляет сомнений.
Она медленно встала и посмотрела на Николаса с такой болью в глазах, что ему отчаянно захотелось найти эту женщину и придушить ее.
– Понимаешь, – сказала Леда, – даже зная то, что я знаю сейчас, я по-прежнему очень жалею, что она ушла. А теперь я пойду отдохну.
– Не думаю, что она обокрала вас, – грустно произнесла Селия, покачав головой.
Николас сел, вспоминая все, что произошло в доме за последнее время. Он должен все понять. Она взяла письма Стефана, чтобы узнать что-нибудь о нем. Каждый раз, когда он задавал вопрос, она увиливала или лгала. Ведь именно так он о ней и думал. Она обманывала его, и это его злило. Но она причинила боль его матери. И за это она заплатит.
Он найдет Сару Торнтон.
На следующее утро Николас съездил на станцию и узнал, что записи о покупке билета ни Сарой Торнтон, ни Клэр Холлидей у них нет. Николас еще раз обошел все ювелирные лавки. В одной из них за стойкой он встретил женщину, с которой еще не разговаривал.
– Я Николас Холлидей, – представился он.
– Приятно познакомиться. Чем я могу вам помочь?
– Я не видел вас здесь раньше.
– Я замещаю своего мужа, когда у него другие дела.
– Понятно. Я оставлял ему свою карточку и просил его сообщить, если кто-нибудь появится с этими вещами. – Он показал ей перечень, который предварительно составил.
– Я не знала о вашей просьбе, но эти вещи приносили позавчера.
– Кто их продал?
– Женщина.
– Вы не могли бы ее описать?
– Ну, она была в трауре. Я не смогла рассмотреть ее лица, потому что на ней была вуаль. У нее была детская коляска. Ребенок спал.
– Я бы хотел купить драгоценности.
– Сейчас я принесу их.
Было все, кроме одного кольца.
– Вы уже продали кольцо?
– Нет, это все.
Он закрыл атласную коробочку и положил ее в карман пиджака.
Его мать приняла украшения без эмоций. Это испугало Николаса. Она справилась со смертью его отца, со смертью Стефана, но это оказалось, похоже, последней каплей. Ее страдания убивали Николаса.
Сара продала побрякушки всего два дня назад. Это означало, что она все еще может быть в Янгстауне. Он проверил отели. Безрезультатно. Возможно, она вернулась к отцу…
Он одевался, шел на фабрику, ходил по цехам, разговаривал с каждым бригадиром, сидел за столом… но его мысли были далеко.
Он сидел за столом, сложив руки под подбородком, когда Милош постучал по краю стола.
Николас поднял на него глаза.
– Ты в порядке?
Милош бросил стопку писем в корзину, а один конверт протянул Николасу.
– Ты, наверное, захочешь посмотреть это.
– Что такое?
– Я только что из «Вестерн юнион». Сэм Пирс держал это для… – он замялся, – для Клэр. Сары.
Николас взял конверт и открыл его. Он развернул телеграмму.
– Обнаружено местонахождение тела, очевидно Клэр Холлидей. Она была похоронена на бостонском кладбище. Под именем Сары Торнтон.
Глава восемнадцатая
Бостон, Массачусетс
Николас стоял перед трехэтажным особняком из коричневого камня. Он постучал латунным молоточком, украшавшим одну из двойных, покрытых черным лаком дверей.
Дверь распахнулась.
– Мистер Холлидей?
Да.
– Мистер Торнтон ждет вас. Сюда, пожалуйста.
Николас последовал за слугой в библиотеку. Тучный мужчина со стального цвета волосами встал и протянул Николасу руку.
– Вы не указали в письме причину своего визита, – начал мистер Торнтон, сразу переходя к делу.
– Это деликатное дело, поэтому я решил, что лучше обсудить его лично.
– Это связано с вашей фабрикой?
Николаса не удивило, что о нем навели справки.
– Нет, это связано с вашей дочерью.
Мужчина напрягся.
– У меня нет дочери.
– Есть, – поправил Николас. – У вас есть дочь.
Выражение лица Мориса Торнтона ожесточилось, и он поднял голову.
– Если вы здесь не из-за инвестиций, то мне не о чем с вами говорить.
– У меня шокирующие новости, – без вступления объявил он. – Сара жива.
Мужчина сел, даже не предложив сесть Николасу, открыл коробочку и извлек сигару.
– Вы похоронили мою невестку и ребенка моего брата. Вы ведь не опознавали тело?
Отец Сары оглядел комнату и только потом поднял глаза на Николаса.
– Нет. После крушения поезда прошло несколько недель, прежде чем меня известили, прислали тело и ее багаж. Глупая девчонка. Я похоронил ее рядом с ее матерью.
– Теперь понятно, почему вы не опознали ее.
Он все подробно рассказал Морису.
– Так что, вы видите, ваша дочь очень даже жива.
Мужчина откинулся в кресле и некоторое время так и сидел, потом поднялся и встал.
– У меня нет дочери. Для меня, для этого города Сара Торнтон умерла.
В эту самую секунду Николас понял, в какого человека он сам может превратиться.
И он понял еще кое-что. Он понял, почему молодая женщина была вынуждена уйти из дома и сесть в тот злосчастный поезд.
– Вы правы, – тихо произнес Николас, контролируя себя. – У вас нет дочери. Такой человек, как вы, не заслуживает дочери.
Жесткое выражение лица Мориса Торнтона не изменилось.
– Вы можете забрать тело, но сделайте это тихо.
– Я обязательно позабочусь об этом перед отъездом из города.
Через несколько дней Николас разговаривал с Милошем в своем кабинете.
– Я встречался с Морисом Торнтоном, – сказал Николас, устраиваясь в кресле и зажигая сигару.
Милош отрезал кончик своей сигары и взял у Николаса горящую спичку.
– Ты привез сюда тело Клэр?
Николас кивнул.
– Все эти месяцы Морис Торнтон считал свою дочь погибшей при крушении поезда. Тут прихожу я, сообщаю, что его дочь жива, а он недоволен, потому что правда ему неудобна. Он предпочел продолжать считать свою дочь умершей.
– Ты считал, что она сбежала из-за денег. Теперь тебе будет труднее разобраться в ее поступках.
– Мне кажется странным, что она в первую очередь продала браслет своей матери, – проговорил Николас. – Он так много значил для нее, а она продала его до наших драгоценностей.
– Действительно, это нелогично, – согласился Милош. – Ты уверен, что их не взяла Селия?
– Абсолютно. Кроме того, жена ювелира описала Сару.
Николас повторил описание.
– Ты когда-нибудь видел на ней вуаль, кроме панихиды? – спросил Милош.
– Нет.
Они курили и думали.
– Возможно, это была маскировка, – первым произнес Николас.
– Что такое?
– Джудит! – вскричал Николас, резко вскакивая с кресла.
– Актриса? Когда она могла украсть их?
– В тот день, когда была в доме и ждала Сару.
– Что ты теперь будешь делать?
– Я по-прежнему намерен найти ее. И Вильяма. Для матери.
Милош скептически на него посмотрел.
– Конечно, – понимающе произнес он. – Для матери.
– Мне приходили какие-нибудь сообщения? – разгоряченный и уставший, Николас ждал ответа.
Клерк за стойкой отеля «Голд» терпеливо проверил.
– Нет, сэр.
– Если мне придет телеграмма, неважно, в котором часу, будите меня.
– Хорошо, сэр.
Николас пересек элегантный холл и стал подниматься по лестнице.
Детектив из агентства Пинкертона сообщил ему, что следы Сары ведут в Форт Вейн, и если она не поехала дальше на запад, то они обнаружат ее местопребывание в течение дня или двух.
В комнате он снял пиджак и галстук и широко распахнул оба окна. Потом достал из кожаной папки несколько бумаг. Среди них было письмо Сары. Он бережно развернул его, словно это была любовная записка, и снова прочитал слова, которые знал почти наизусть.
Должно быть, сбегая из дома, отцу она тоже оставила письмо. Может быть, даже писала ему и после этого. Николас хорошо представлял, как Морис Торнтон выбрасывает эти письма, даже не распечатав.
Он не мог заснуть, думая о том, есть ли ей где переночевать.
Он сложил письмо и положил на прикроватную тумбочку. Потушив свет, он лег и уставился в темноту.
Где она сегодня? Какие мысли мучают ее и мешают заснуть? Сожаление? Стыд? Страх?
Она хотела сказать ему, писала она в письме. Это было недоразумение, она хотела прояснить его. Почему она этого не сделала?
Он приехал в больницу, уладив формальности и распорядившись относительно тела брата и их вещей. Впервые он увидел ее спящей. Она была такой маленькой и одинокой, с уже посветлевшими синяками на коже, такой бледной и нежной, как лепестки белой розы.
А когда он вернулся на следующий день, она ждала его. Она сидела в кресле на колесиках, которое он купил ей, одной рукой держала шляпку, а другой пыталась приколоть ее шпилькой к своим светлым волосам.
Дал ли он ей возможность рассказать?
Ее глаза, такие же огромные и такие же голубые, как летнее небо в Огайо, смотрели на него, когда он вошел и заметил крошечного младенца, которого считал сыном своего брата.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20