– поинтересовался он.
– Я пришел за украшением, которое продала молодая женщина вчера.
– А-а, да. – Ювелир наклонился, открыл напольный сейф и извлек атласную коробочку. – Великолепная вещица.
Николас уставился на изумрудный браслет. Он видел его на запястье у Клэр, по крайней мере, раза два.
– А где остальное? Изумрудное ожерелье, несколько колец, браслет с бриллиантами…
Говард Грэмб покачал своей лысой головой.
– Запонки с бриллиантами, часы?
Он снова покачал головой.
– Это единственная вещь, которую я приобрел за весь вчерашний день.
– Но она предлагала вам остальное?
– Нет, у нее был только этот браслет.
– Я хочу знать, сколько вы дали ей за этот браслет.
– Сто двадцать пять долларов, – признался он.
– Но он стоит раза в четыре больше.
– Не для меня. Я буду счастлив, если смогу продать его за двести пятьдесят.
Николас достал из кармана пиджака кожаный бумажник и извлек из него ассигнации.
– Двести пятьдесят. – И Николас потянулся через прилавок, чтобы забрать у удивленного ювелира браслет. – Если она вернется, немедленно сообщите мне, – приказал Николас, бросив свою карточку на стеклянный прилавок.
– Да, мистер… Холлидей! Непременно. Спасибо вам.
Николас опустил браслет в карман.
– Сколько еще ювелиров в Янгстауне?
– Человек семь.
Николас вышел из магазина. Вечером за ужином он достал из кармана браслет.
Его мать уставилась на мерцающие изумруды.
– Это браслет принадлежал Клэр.
Он пожал плечами.
– Или кому-то, кого она обокрала раньше. Она продала его Грэмбу.
– А остальное?
Он покачал головой.
– Пока нет. Я телеграфировал ювелирам в пяти штатах. Я верну твои украшения.
Она кивнула. Ее не волновали украшения.
Остаток ужина прошел в молчании. Леда все время косилась в сторону пустой люльки, пока Николас не приказал миссис Пратт убрать ее. В конце концов, Леда извинилась и встала из-за стола.
– Спокойной ночи, мама. – Он подождал, пока она не выйдет из комнаты, отодвинул тарелку и, поставив локти на стол, закрыл лицо руками.
Чертова женщина! Чтоб она провалилась! Мало горя она причинила семье, выйдя замуж за Стефана? Зачем ей надо было причинять боль и его матери тоже? Ради чего?
А как же их поцелуи и объятия?
О чем он думает?
Его интуиция говорила ему, чтобы он был осторожен. Он был осторожен, но его очаровали. Ослепили. Каким же глупцом он оказался.
Она отличная обманщица. Красивая, страстная, с налетом невинности. Она летел, как бабочка на огонь.
– Вы закончили, сэр?
Николас поднял глаза – миссис Пратт убирала со стола.
– Да, спасибо.
Он встал.
Ему нужно встретиться с ее матерью.
Глава шестнадцатая
– Что вы знаете об отъезде Клэр? – спросил Николас у Селии на следующий день.
Селия медленно повернулась, словно каждое движение причиняло ей боль. Она заглянула в ящик в шкафу, потом в секретер, затем оглядела комнату.
– Отъезде куда?
– Именно это меня и интересует.
– Где моя вчерашняя бутылка? – спросила она сама себя.
– Я отвечу вам на этот вопрос, когда вы ответите на мой.
Она искоса посмотрела на него и опустилась в кресло.
– Ладно. Черт возьми, меня мучает жажда.
– Я хочу знать, куда уехала Клэр и почему.
– Уехала? – повторила Селия.
– Совершенно верно, она уехала. Продала браслет, который, говорила, вы ей подарили.
– Какой браслет?
– Изумрудный.
– Хм. – Селия откинула с лица прядь своих красных кудрей.
– Вы ей дарили браслет?
Их взгляды встретились, и он с удивлением обнаружил, что глаза у нее трезвее, чем он надеялся.
– Вам кажется, что я похожа на человека, способного раздаривать изумрудные браслеты?
– Клэр никогда не упоминала об отъезде?
– Нет, не упоминала, вы довольны? Очень опрометчиво с ее стороны, если вас интересует мое мнение.
– Интересно, что-нибудь из того, что она мне говорила, правда? – вслух размышлял он.
– Она вам когда-нибудь говорила, что любит вас?
– Что?
– Ну, это была бы правда.
– Вы сошли с ума.
– Может быть, но я знаю, о чем говорю. И еще я хочу знать, где, черт возьми, бутылки.
Он усмехнулся.
– Ну, в любом случае она была неплохой актрисой.
– Она была плохой актрисой. Ей ни на минуту не удалось меня обмануть.
– Это потому, что вы ее мать.
Она закатила глаза.
– Естественно.
– Ну ладно, я вижу, вы совершенно потрясены ее отъездом, поэтому оставляю вас наедине со своим горем. – Он направился в сторону двери.
– Да, и скажите чертовой горничной, чтобы принесла мне бутылку и газеты! – потребовала она.
Некоторое время Николас молча смотрел на нее. Клэр была чересчур снисходительна к дурному характеру этой женщины и ее отвратительным привычкам.
– У слуг есть приказ не приносить вам бутылок. За ужином вы сможете выпить белого вина. Я рассчитываю, что сегодня вечером вы оденетесь и спуститесь вниз к восьми.
Глаза у нее чуть не вылезли из орбит.
– Какого черта…
– И попридержите язык, когда будете разговаривать с моей матерью.
Он покачал головой и закрыл дверь, не обращая внимания на ее ругательства. Большое тебе спасибо, дорогой мой Стефан. Боже, помоги ему, если он связан с этой женщиной до конца жизни. Но если это так, то перемены неизбежны. Он об этом позаботится.
Форт Вейн, Индиана
Сара смотрела в темноту. Она не ожидала, что найдет в себе силы сесть в Янгстауне на поезд. Но она села. И она держала Вильяма и обе сумки при себе все пять дней.
Она была благодарна судьбе даже за переполненную людьми ночлежку.
Хозяйка предупредила ее, что если Вильям будет плакать ночью, то им придется уйти.
Она поспешила заверить, что раньше Вильям никогда не плакал по ночам и что, если потребуется, она всю ночь продержит его у своей груди. Ей нужно поспать. Нога болела от долгой ходьбы, от бесконечных подъемов и спусков по металлическим ступенькам вагонов, от пробежек, от борьбы за сидячее место после остановок. Спина ныла под тяжестью сумок.
Одиночество и стыд мучили ее сильнее, чем голод, усталость или едва сросшиеся кости.
– У малыша есть папочка? – Кто-то спросил тихим голосом из темноты рядом с ней.
– Нет, – ответила Сара.
– Жаль. У малыша должен быть папочка.
Слезы потекли по ее вискам к волосам. Ложь, ложь и еще раз ложь.
– Он умер.
– Ой, как жалко.
– Да. – Что стало с ее жизнью? Сможет ли она когда-нибудь разговаривать, не контролируя каждое свое слово?
– Нужна работа?
Да.
– На фабрику с малышом нельзя.
– Я знаю.
– Там платят поменьше, но я знаю кое-кого, кому нужна помощница.
– Правда?
– Заткнитесь! – Громкий голос вспугнул Сару, и даже Вильям вздрогнул во сне.
– Скажу утром. – На этот раз тихий голос превратился в шепот.
– Спасибо, – ответила она, благодаря Бога за то, что в мире еще есть добрые люди.
Утро настало слишком скоро. Женщины собирались на работу.
– Так вот насчет места, о котором я говорила.
Сара подняла глаза. Ее собеседница оказалась почти девочкой с большими фиолетовыми глазами и медового цвета волосами, собранными на затылке в аккуратный валик.
Да?
– Это работа на миссис Харгроув в отеле «Голд».
Кто-то сзади усмехнулся.
– Ты думаешь, хозяйка позволит ей принести ребенка?
– У одной из ее девушек есть ребенок.
– Ну, ее это не слишком радует.
– Что нужно делать? – спросила Сара, обеспокоенная, что работа может включать что-то, чего она не умеет.
– Горничные в гостинице занимаются всем. Убирают кровати, подогревают воду и все такое.
– Что ж, я готова на все. – Выбора у нее не было.
– Думаю, ты справишься.
– Огромное спасибо за помощь.
Около семи она, волнуясь, стояла в кухне отеля «Голд» в ожидании миссис Харгроув. Поварихи и другие служанки суетились вокруг, не обращая на нее никакого внимания.
В семь тридцать появилась хозяйка.
– Тебе нужна работа? – резко спросила она.
Да.
– Что ты умеешь делать?
– Все, что вы мне прикажете.
– Это твой ребенок?
– Да. Его зовут…
– Что ты собираешься с ним делать?
– Мне нужна работа, на которой я смогу оставить его при себе. Он никогда не плачет. Он совсем не доставит хлопот.
– Как тебя зовут?
Теперь у нее не было оснований скрывать свое имя, и, по крайней мере, в одном она могла быть честна.
– Сара… Сара Торнтон.
Миссис Харгроув критически оглядела ее.
– Ты вдова?
– Да, мэм.
– Давно?
– Почти четыре месяца.
– Тогда, надеюсь, мне не придется беспокоиться, что ты злоупотребишь общением с гостями?
Сара почувствовала, что краснеет.
– Не придется, мэм.
– Если ты не подойдешь, то никакой оплаты, и тебе придется уйти. Если будешь хорошо работать, то получишь две униформы, которые будешь сама стирать и гладить, одноразовое питание и стартовое жалованье. Тебя устраивают эти условия?
Да.
– График на столе. В нем сказано, какие комнаты заняты и в какое время гости предпочитают, чтобы убирали их комнаты.
– Да, мэм.
– Я проверю комнаты, которые ты уберешь. Кувшины должны быть вымыты, лампы протерты, а на крючки повешены свежие полотенца.
– Да, мэм.
– Теперь идем со мной. Если ты не сможешь прочитать график, то тебе придется…
– Я умею читать.
Миссис Харгроув вскинула брови и объяснила, как пользоваться графиком. Затем она развернулась и ушла.
С помощью двух одеялец Вильяма Сара привязала его себе к груди. За день она убрала семнадцать комнат.
Она никогда в жизни не вытирала пыль, не мыла пол, не делала тех вещей, которые сделала в этот день, но они приносили ей удовлетворение. Это честная работа. Она сможет зарабатывать.
Когда миссис Харгроув нашла ее за ужином с другими служанками, она обратилась скорее к Мэтти, чем к Саре.
– Мэтти, Сара убралась хорошо. Выдай ей униформу. – И ушла так же неожиданно, как и появилась.
– Это значит, что ты прошла проверку, – объяснила другая горничная, по имени Ханна. – Как видишь, униформы черные. Я уже так долго ношу черный, что, мне кажется, других цветов просто не существует. Словно траур по мужу, который погиб во время аварии на рудниках еще до рождения нашего ребенка.
Ханна казалась такой молоденькой, что в се вдовство было трудно поверить.
– Я сожалею, – произнесла Сара, размышляя, где сейчас ее ребенок.
Ханна кивнула.
– Да, это трудно. Моих стариков уже нет, остались только сестры. Иногда мне хочется все бросить, взять ребенка и сбежать, но я не знаю, где будет лучше, чем здесь.
– Первые дни самые трудные, – сказала Мэтти Саре. – А потом ты привыкнешь.
– Не волнуйтесь за меня, – заверила Сара больше себя, чем девушек. Все что угодно будет лучше, чем день и ночь ехать на поезде и сидя спать.
– Где ты работала раньше? – поинтересовалась Мэтти.
– Ну, я… – Сначала она хотела сказать правду, но потом решила, что они вряд ли примут ее, если она признается им, что ни дня в своей жизни не работала. – В одной семье в Огайо. Я смотрела за их домом. – По крайней мере, частично это правда. Она вела хозяйство Холлидеев последние несколько месяцев.
– Если ты будешь носить ребенка на спине, тебе будет легче, – посоветовала Ханна.
– Да? – обрадовалась перемене темы Сара.
– Я покажу тебе. У меня маленькая девочка.
– А где она?
– Сейчас она с моей сестрой. Сестра живет на соседней ферме, поэтому я могу навещать ее в выходные.
А что она будет делать, когда Вильяма станет тяжело носить? Ей не хотелось думать об этом сейчас.
– Вообще в отеле постоянно не хватает рабочих рук. Девушки либо выходят замуж, либо устраиваются работать на фабрику. Девушки с фабрики тоже уходят. Я бы с удовольствием ушла с этого жалкого места, если бы меня позвал замуж какой-нибудь фермер или хуторянин.
Мэтти рассмеялась.
– Я бы тоже.
– Тебе тоже надо выйти замуж снова, Сара, – произнесла Ханна. – Ты самая хорошенькая из тех, кого мне доводилось здесь видеть за последнее время.
– Ну, я не знаю, – начала Сара, но запнулась. В данный момент мысль о замужестве заботила ее меньше всего.
– Мы свободны с четверти десятого, – сообщила Мэтти. – И либо субботний, либо воскресный вечер у нас выходной.
– Мне все равно, – предложила Сара. – Я могу брать воскресенья, чтобы у других были свободны субботы.
Мэтти и Ханна поблагодарили ее.
Сара устраивала Вильяма на ночь рядом с собой на кровати. Тело болело еще сильнее, чем в предыдущую ночь, но все-таки это была работа. И снова она задумалась о том, сколько времени сможет держать ребенка при себе весь рабочий день.
Перед закрытыми глазами возник образ Николаса. Он предстал перед ней таким, каким она увидела его в самый первый раз. Она вспомнила силу его рук, когда он поднимал ее, запах его волос и одежды.
Таких мужчин больше нет.
В изнеможении Сара провалилась в дрему. Ей снился мужчина с черными волосами и глазами, темными, как крепкий кофе. Через час она проснулась от криков ужаса и удушающего запаха дыма.
Глава семнадцатая
Сара, завернутая в простыню, стояла на улице вместе с остальными обитателями ночлежки. Летняя ночь была отвратительно жаркой, и хлопчатобумажная рубашка липла к влажному телу. А у нее на плече покоилась влажная от пота головка Вильяма.
– Похоже, это будет длинная ночь, – ворчала одна из женщин.
– Ладно, девочки, поднимайтесь к себе. Огонь был в жилом отсеке по соседству, за обувным магазином. Его уже потушили.
Сара последовала за причитающими постоялицами по скрипящей наружной лестнице обратно в душную комнату наверху. В спертом воздухе до сих пор чувствовался запах дыма.
Свернув свое одеяло и сделав из него подушку, она постаралась устроиться на койке, оставив место и Вильяму. Она не позволяла себе думать о Мэхонинг Вэлли, о доме Холлидеев, о Николасе. Какой бы жалкой ни была ее новая жизнь, теперь это ее жизнь.
Нашел ли детектив, которого она наняла, информацию о Клэр?
Одиночество и стыд еще долго будут ее самыми близкими приятелями. Она должна привыкнуть к ним.
Секретарь Николаса постучался в дверь его офиса и вошел.
– Здесь снова мисс Марчелино, мистер Холлидей. Она хочет видеть вас.
– Ты сказал ей, что я занят?
– Сказал, сэр. Но ее не так легко выставить.
– И не говори. И это третий раз за месяц.
Скажи ей…
– Сами скажите мне, – раздался голос с порога.
Секретарь ошарашено посмотрел на Николаса.
– Все в порядке, я сам разберусь, – произнес Николас, вставая.
Не дожидаясь приглашения, Джудит уселась на стул напротив стола Николаса.
– Если все это из-за денег, которые вам должна миссис Холлидей, – произнес он, – то почему бы вам не позволить мне отдать ее долг?
Она вздернула подбородок.
– Вы знаете, что вы глупы?
Он окинул взглядом ее рассерженное лицо и позу.
– Я не так глуп, как вам кажется. Например, еще во время вашего первого визита я догадался, что вы решили завлечь меня в свои сети. Но я, мягко говоря, не заинтересован в отношениях с вами.
Шея и щеки у нее покрылись пятнами. Интересно, что ему сейчас предстоит услышать от этой фурии?
– Ты, сукин сын, считаешь, что слишком хорош для такой, как я? Считаешь меня театральным мусором!
Некрасивая жилка проступила у нее на виске.
– Что ж, жена Стефана тоже была театральным мусором, и ничем не лучше меня.
Этот поток слов удивил его.
– Да?
– А как насчет твоей драгоценной «Клэр», которой ты настолько гордился, что брал ее в театр, ресторан, показывал людям? – спросила она, сделав ударение на имени. – Ты считаешь, она лучше меня? Ты считаешь, она лучше настоящей Клэр?
Он крепко держал ее за запястье.
– Подожди-ка минутку. Настоящей Клэр? Как это понимать?
– Твоя маленькая блондиночка – обманщица. – Она рассмеялась, вырвав у него руку. – Я знала Клэр Патрик, мы виделись в Нью-Йорке. И твоя сладкая штучка – не она.
– О чем ты говоришь?
– У Клэр были медного оттенка рыжие волосы и веснушки, длинные ноги и крепкая маленькая задница. Эта маленькая пышечка – не Клэр. Вот, мистер Всемогущий Холлидей, насколько вы оказались глупы. – Для усиления впечатления она ткнула его пальцем в грудь и развернулась, чтобы уйти.
Он поймал ее за руку и повернул к себе лицом.
– Нет, ты не можешь просто уйти.
– Хорошо, я разжую это для тебя. Эта маленькая штучка, которая тебя так возбуждала, не Клэр Патрик. Я знала Клэр. И Стефана тоже. Он не был таким напыщенным ничтожеством, как ты, – тут она демонстративно понизила голос, – он умел наслаждаться жизнью.
Николас некоторое время молча смотрел на нее, словно разглядывал морщинки вокруг глаз.
– Почему я должен тебе верить?
– Можешь не верить. Мне все равно.
Она освободилась от его цепкой хватки и сделала несколько шагов к двери, но потом остановилась.
– Хотя… сколько ты готов заплатить за доказательство? – спросила она через плечо.
– Я заплачу тебе столько, сколько была должна Клэр.
Она повернулась.
– Тысяча долларов.
Он выдвинул ящик стола, достал ручку и выписал чек.
Она потянулась к листу бумаги, но он успел отодвинуть его. Глаза у нее сузились, а лицо превратилось в ненавидящий оскал.
Он подул на чернила и медленно встал.
– Сначала доказательство. Потом деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
– Я пришел за украшением, которое продала молодая женщина вчера.
– А-а, да. – Ювелир наклонился, открыл напольный сейф и извлек атласную коробочку. – Великолепная вещица.
Николас уставился на изумрудный браслет. Он видел его на запястье у Клэр, по крайней мере, раза два.
– А где остальное? Изумрудное ожерелье, несколько колец, браслет с бриллиантами…
Говард Грэмб покачал своей лысой головой.
– Запонки с бриллиантами, часы?
Он снова покачал головой.
– Это единственная вещь, которую я приобрел за весь вчерашний день.
– Но она предлагала вам остальное?
– Нет, у нее был только этот браслет.
– Я хочу знать, сколько вы дали ей за этот браслет.
– Сто двадцать пять долларов, – признался он.
– Но он стоит раза в четыре больше.
– Не для меня. Я буду счастлив, если смогу продать его за двести пятьдесят.
Николас достал из кармана пиджака кожаный бумажник и извлек из него ассигнации.
– Двести пятьдесят. – И Николас потянулся через прилавок, чтобы забрать у удивленного ювелира браслет. – Если она вернется, немедленно сообщите мне, – приказал Николас, бросив свою карточку на стеклянный прилавок.
– Да, мистер… Холлидей! Непременно. Спасибо вам.
Николас опустил браслет в карман.
– Сколько еще ювелиров в Янгстауне?
– Человек семь.
Николас вышел из магазина. Вечером за ужином он достал из кармана браслет.
Его мать уставилась на мерцающие изумруды.
– Это браслет принадлежал Клэр.
Он пожал плечами.
– Или кому-то, кого она обокрала раньше. Она продала его Грэмбу.
– А остальное?
Он покачал головой.
– Пока нет. Я телеграфировал ювелирам в пяти штатах. Я верну твои украшения.
Она кивнула. Ее не волновали украшения.
Остаток ужина прошел в молчании. Леда все время косилась в сторону пустой люльки, пока Николас не приказал миссис Пратт убрать ее. В конце концов, Леда извинилась и встала из-за стола.
– Спокойной ночи, мама. – Он подождал, пока она не выйдет из комнаты, отодвинул тарелку и, поставив локти на стол, закрыл лицо руками.
Чертова женщина! Чтоб она провалилась! Мало горя она причинила семье, выйдя замуж за Стефана? Зачем ей надо было причинять боль и его матери тоже? Ради чего?
А как же их поцелуи и объятия?
О чем он думает?
Его интуиция говорила ему, чтобы он был осторожен. Он был осторожен, но его очаровали. Ослепили. Каким же глупцом он оказался.
Она отличная обманщица. Красивая, страстная, с налетом невинности. Она летел, как бабочка на огонь.
– Вы закончили, сэр?
Николас поднял глаза – миссис Пратт убирала со стола.
– Да, спасибо.
Он встал.
Ему нужно встретиться с ее матерью.
Глава шестнадцатая
– Что вы знаете об отъезде Клэр? – спросил Николас у Селии на следующий день.
Селия медленно повернулась, словно каждое движение причиняло ей боль. Она заглянула в ящик в шкафу, потом в секретер, затем оглядела комнату.
– Отъезде куда?
– Именно это меня и интересует.
– Где моя вчерашняя бутылка? – спросила она сама себя.
– Я отвечу вам на этот вопрос, когда вы ответите на мой.
Она искоса посмотрела на него и опустилась в кресло.
– Ладно. Черт возьми, меня мучает жажда.
– Я хочу знать, куда уехала Клэр и почему.
– Уехала? – повторила Селия.
– Совершенно верно, она уехала. Продала браслет, который, говорила, вы ей подарили.
– Какой браслет?
– Изумрудный.
– Хм. – Селия откинула с лица прядь своих красных кудрей.
– Вы ей дарили браслет?
Их взгляды встретились, и он с удивлением обнаружил, что глаза у нее трезвее, чем он надеялся.
– Вам кажется, что я похожа на человека, способного раздаривать изумрудные браслеты?
– Клэр никогда не упоминала об отъезде?
– Нет, не упоминала, вы довольны? Очень опрометчиво с ее стороны, если вас интересует мое мнение.
– Интересно, что-нибудь из того, что она мне говорила, правда? – вслух размышлял он.
– Она вам когда-нибудь говорила, что любит вас?
– Что?
– Ну, это была бы правда.
– Вы сошли с ума.
– Может быть, но я знаю, о чем говорю. И еще я хочу знать, где, черт возьми, бутылки.
Он усмехнулся.
– Ну, в любом случае она была неплохой актрисой.
– Она была плохой актрисой. Ей ни на минуту не удалось меня обмануть.
– Это потому, что вы ее мать.
Она закатила глаза.
– Естественно.
– Ну ладно, я вижу, вы совершенно потрясены ее отъездом, поэтому оставляю вас наедине со своим горем. – Он направился в сторону двери.
– Да, и скажите чертовой горничной, чтобы принесла мне бутылку и газеты! – потребовала она.
Некоторое время Николас молча смотрел на нее. Клэр была чересчур снисходительна к дурному характеру этой женщины и ее отвратительным привычкам.
– У слуг есть приказ не приносить вам бутылок. За ужином вы сможете выпить белого вина. Я рассчитываю, что сегодня вечером вы оденетесь и спуститесь вниз к восьми.
Глаза у нее чуть не вылезли из орбит.
– Какого черта…
– И попридержите язык, когда будете разговаривать с моей матерью.
Он покачал головой и закрыл дверь, не обращая внимания на ее ругательства. Большое тебе спасибо, дорогой мой Стефан. Боже, помоги ему, если он связан с этой женщиной до конца жизни. Но если это так, то перемены неизбежны. Он об этом позаботится.
Форт Вейн, Индиана
Сара смотрела в темноту. Она не ожидала, что найдет в себе силы сесть в Янгстауне на поезд. Но она села. И она держала Вильяма и обе сумки при себе все пять дней.
Она была благодарна судьбе даже за переполненную людьми ночлежку.
Хозяйка предупредила ее, что если Вильям будет плакать ночью, то им придется уйти.
Она поспешила заверить, что раньше Вильям никогда не плакал по ночам и что, если потребуется, она всю ночь продержит его у своей груди. Ей нужно поспать. Нога болела от долгой ходьбы, от бесконечных подъемов и спусков по металлическим ступенькам вагонов, от пробежек, от борьбы за сидячее место после остановок. Спина ныла под тяжестью сумок.
Одиночество и стыд мучили ее сильнее, чем голод, усталость или едва сросшиеся кости.
– У малыша есть папочка? – Кто-то спросил тихим голосом из темноты рядом с ней.
– Нет, – ответила Сара.
– Жаль. У малыша должен быть папочка.
Слезы потекли по ее вискам к волосам. Ложь, ложь и еще раз ложь.
– Он умер.
– Ой, как жалко.
– Да. – Что стало с ее жизнью? Сможет ли она когда-нибудь разговаривать, не контролируя каждое свое слово?
– Нужна работа?
Да.
– На фабрику с малышом нельзя.
– Я знаю.
– Там платят поменьше, но я знаю кое-кого, кому нужна помощница.
– Правда?
– Заткнитесь! – Громкий голос вспугнул Сару, и даже Вильям вздрогнул во сне.
– Скажу утром. – На этот раз тихий голос превратился в шепот.
– Спасибо, – ответила она, благодаря Бога за то, что в мире еще есть добрые люди.
Утро настало слишком скоро. Женщины собирались на работу.
– Так вот насчет места, о котором я говорила.
Сара подняла глаза. Ее собеседница оказалась почти девочкой с большими фиолетовыми глазами и медового цвета волосами, собранными на затылке в аккуратный валик.
Да?
– Это работа на миссис Харгроув в отеле «Голд».
Кто-то сзади усмехнулся.
– Ты думаешь, хозяйка позволит ей принести ребенка?
– У одной из ее девушек есть ребенок.
– Ну, ее это не слишком радует.
– Что нужно делать? – спросила Сара, обеспокоенная, что работа может включать что-то, чего она не умеет.
– Горничные в гостинице занимаются всем. Убирают кровати, подогревают воду и все такое.
– Что ж, я готова на все. – Выбора у нее не было.
– Думаю, ты справишься.
– Огромное спасибо за помощь.
Около семи она, волнуясь, стояла в кухне отеля «Голд» в ожидании миссис Харгроув. Поварихи и другие служанки суетились вокруг, не обращая на нее никакого внимания.
В семь тридцать появилась хозяйка.
– Тебе нужна работа? – резко спросила она.
Да.
– Что ты умеешь делать?
– Все, что вы мне прикажете.
– Это твой ребенок?
– Да. Его зовут…
– Что ты собираешься с ним делать?
– Мне нужна работа, на которой я смогу оставить его при себе. Он никогда не плачет. Он совсем не доставит хлопот.
– Как тебя зовут?
Теперь у нее не было оснований скрывать свое имя, и, по крайней мере, в одном она могла быть честна.
– Сара… Сара Торнтон.
Миссис Харгроув критически оглядела ее.
– Ты вдова?
– Да, мэм.
– Давно?
– Почти четыре месяца.
– Тогда, надеюсь, мне не придется беспокоиться, что ты злоупотребишь общением с гостями?
Сара почувствовала, что краснеет.
– Не придется, мэм.
– Если ты не подойдешь, то никакой оплаты, и тебе придется уйти. Если будешь хорошо работать, то получишь две униформы, которые будешь сама стирать и гладить, одноразовое питание и стартовое жалованье. Тебя устраивают эти условия?
Да.
– График на столе. В нем сказано, какие комнаты заняты и в какое время гости предпочитают, чтобы убирали их комнаты.
– Да, мэм.
– Я проверю комнаты, которые ты уберешь. Кувшины должны быть вымыты, лампы протерты, а на крючки повешены свежие полотенца.
– Да, мэм.
– Теперь идем со мной. Если ты не сможешь прочитать график, то тебе придется…
– Я умею читать.
Миссис Харгроув вскинула брови и объяснила, как пользоваться графиком. Затем она развернулась и ушла.
С помощью двух одеялец Вильяма Сара привязала его себе к груди. За день она убрала семнадцать комнат.
Она никогда в жизни не вытирала пыль, не мыла пол, не делала тех вещей, которые сделала в этот день, но они приносили ей удовлетворение. Это честная работа. Она сможет зарабатывать.
Когда миссис Харгроув нашла ее за ужином с другими служанками, она обратилась скорее к Мэтти, чем к Саре.
– Мэтти, Сара убралась хорошо. Выдай ей униформу. – И ушла так же неожиданно, как и появилась.
– Это значит, что ты прошла проверку, – объяснила другая горничная, по имени Ханна. – Как видишь, униформы черные. Я уже так долго ношу черный, что, мне кажется, других цветов просто не существует. Словно траур по мужу, который погиб во время аварии на рудниках еще до рождения нашего ребенка.
Ханна казалась такой молоденькой, что в се вдовство было трудно поверить.
– Я сожалею, – произнесла Сара, размышляя, где сейчас ее ребенок.
Ханна кивнула.
– Да, это трудно. Моих стариков уже нет, остались только сестры. Иногда мне хочется все бросить, взять ребенка и сбежать, но я не знаю, где будет лучше, чем здесь.
– Первые дни самые трудные, – сказала Мэтти Саре. – А потом ты привыкнешь.
– Не волнуйтесь за меня, – заверила Сара больше себя, чем девушек. Все что угодно будет лучше, чем день и ночь ехать на поезде и сидя спать.
– Где ты работала раньше? – поинтересовалась Мэтти.
– Ну, я… – Сначала она хотела сказать правду, но потом решила, что они вряд ли примут ее, если она признается им, что ни дня в своей жизни не работала. – В одной семье в Огайо. Я смотрела за их домом. – По крайней мере, частично это правда. Она вела хозяйство Холлидеев последние несколько месяцев.
– Если ты будешь носить ребенка на спине, тебе будет легче, – посоветовала Ханна.
– Да? – обрадовалась перемене темы Сара.
– Я покажу тебе. У меня маленькая девочка.
– А где она?
– Сейчас она с моей сестрой. Сестра живет на соседней ферме, поэтому я могу навещать ее в выходные.
А что она будет делать, когда Вильяма станет тяжело носить? Ей не хотелось думать об этом сейчас.
– Вообще в отеле постоянно не хватает рабочих рук. Девушки либо выходят замуж, либо устраиваются работать на фабрику. Девушки с фабрики тоже уходят. Я бы с удовольствием ушла с этого жалкого места, если бы меня позвал замуж какой-нибудь фермер или хуторянин.
Мэтти рассмеялась.
– Я бы тоже.
– Тебе тоже надо выйти замуж снова, Сара, – произнесла Ханна. – Ты самая хорошенькая из тех, кого мне доводилось здесь видеть за последнее время.
– Ну, я не знаю, – начала Сара, но запнулась. В данный момент мысль о замужестве заботила ее меньше всего.
– Мы свободны с четверти десятого, – сообщила Мэтти. – И либо субботний, либо воскресный вечер у нас выходной.
– Мне все равно, – предложила Сара. – Я могу брать воскресенья, чтобы у других были свободны субботы.
Мэтти и Ханна поблагодарили ее.
Сара устраивала Вильяма на ночь рядом с собой на кровати. Тело болело еще сильнее, чем в предыдущую ночь, но все-таки это была работа. И снова она задумалась о том, сколько времени сможет держать ребенка при себе весь рабочий день.
Перед закрытыми глазами возник образ Николаса. Он предстал перед ней таким, каким она увидела его в самый первый раз. Она вспомнила силу его рук, когда он поднимал ее, запах его волос и одежды.
Таких мужчин больше нет.
В изнеможении Сара провалилась в дрему. Ей снился мужчина с черными волосами и глазами, темными, как крепкий кофе. Через час она проснулась от криков ужаса и удушающего запаха дыма.
Глава семнадцатая
Сара, завернутая в простыню, стояла на улице вместе с остальными обитателями ночлежки. Летняя ночь была отвратительно жаркой, и хлопчатобумажная рубашка липла к влажному телу. А у нее на плече покоилась влажная от пота головка Вильяма.
– Похоже, это будет длинная ночь, – ворчала одна из женщин.
– Ладно, девочки, поднимайтесь к себе. Огонь был в жилом отсеке по соседству, за обувным магазином. Его уже потушили.
Сара последовала за причитающими постоялицами по скрипящей наружной лестнице обратно в душную комнату наверху. В спертом воздухе до сих пор чувствовался запах дыма.
Свернув свое одеяло и сделав из него подушку, она постаралась устроиться на койке, оставив место и Вильяму. Она не позволяла себе думать о Мэхонинг Вэлли, о доме Холлидеев, о Николасе. Какой бы жалкой ни была ее новая жизнь, теперь это ее жизнь.
Нашел ли детектив, которого она наняла, информацию о Клэр?
Одиночество и стыд еще долго будут ее самыми близкими приятелями. Она должна привыкнуть к ним.
Секретарь Николаса постучался в дверь его офиса и вошел.
– Здесь снова мисс Марчелино, мистер Холлидей. Она хочет видеть вас.
– Ты сказал ей, что я занят?
– Сказал, сэр. Но ее не так легко выставить.
– И не говори. И это третий раз за месяц.
Скажи ей…
– Сами скажите мне, – раздался голос с порога.
Секретарь ошарашено посмотрел на Николаса.
– Все в порядке, я сам разберусь, – произнес Николас, вставая.
Не дожидаясь приглашения, Джудит уселась на стул напротив стола Николаса.
– Если все это из-за денег, которые вам должна миссис Холлидей, – произнес он, – то почему бы вам не позволить мне отдать ее долг?
Она вздернула подбородок.
– Вы знаете, что вы глупы?
Он окинул взглядом ее рассерженное лицо и позу.
– Я не так глуп, как вам кажется. Например, еще во время вашего первого визита я догадался, что вы решили завлечь меня в свои сети. Но я, мягко говоря, не заинтересован в отношениях с вами.
Шея и щеки у нее покрылись пятнами. Интересно, что ему сейчас предстоит услышать от этой фурии?
– Ты, сукин сын, считаешь, что слишком хорош для такой, как я? Считаешь меня театральным мусором!
Некрасивая жилка проступила у нее на виске.
– Что ж, жена Стефана тоже была театральным мусором, и ничем не лучше меня.
Этот поток слов удивил его.
– Да?
– А как насчет твоей драгоценной «Клэр», которой ты настолько гордился, что брал ее в театр, ресторан, показывал людям? – спросила она, сделав ударение на имени. – Ты считаешь, она лучше меня? Ты считаешь, она лучше настоящей Клэр?
Он крепко держал ее за запястье.
– Подожди-ка минутку. Настоящей Клэр? Как это понимать?
– Твоя маленькая блондиночка – обманщица. – Она рассмеялась, вырвав у него руку. – Я знала Клэр Патрик, мы виделись в Нью-Йорке. И твоя сладкая штучка – не она.
– О чем ты говоришь?
– У Клэр были медного оттенка рыжие волосы и веснушки, длинные ноги и крепкая маленькая задница. Эта маленькая пышечка – не Клэр. Вот, мистер Всемогущий Холлидей, насколько вы оказались глупы. – Для усиления впечатления она ткнула его пальцем в грудь и развернулась, чтобы уйти.
Он поймал ее за руку и повернул к себе лицом.
– Нет, ты не можешь просто уйти.
– Хорошо, я разжую это для тебя. Эта маленькая штучка, которая тебя так возбуждала, не Клэр Патрик. Я знала Клэр. И Стефана тоже. Он не был таким напыщенным ничтожеством, как ты, – тут она демонстративно понизила голос, – он умел наслаждаться жизнью.
Николас некоторое время молча смотрел на нее, словно разглядывал морщинки вокруг глаз.
– Почему я должен тебе верить?
– Можешь не верить. Мне все равно.
Она освободилась от его цепкой хватки и сделала несколько шагов к двери, но потом остановилась.
– Хотя… сколько ты готов заплатить за доказательство? – спросила она через плечо.
– Я заплачу тебе столько, сколько была должна Клэр.
Она повернулась.
– Тысяча долларов.
Он выдвинул ящик стола, достал ручку и выписал чек.
Она потянулась к листу бумаги, но он успел отодвинуть его. Глаза у нее сузились, а лицо превратилось в ненавидящий оскал.
Он подул на чернила и медленно встал.
– Сначала доказательство. Потом деньги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20