Но вот ведь какой коварный: мне приказал к твоему приходу спустить с цепей самых злых собак – Балтыка, Галзана и Цохора. – И Манджи запричитал – Боже мой, боже мой, как же я могу это сделать, ведь эти звери насмерть тебя загрызут. И ослушаться хозяина не могу. Пойми меня, Хара. – Бедняк чуть не плакал.
– Что поделаешь, Манджи. Мы оба должны выполнить свое дело. Если мне не пойти, Цедя скажет, что я хвастун и трус. Так что ты выполняй его приказ, спускай аобак с цепей, а я с ними попытаюсь договориться. С собаками легче найти общий язык, чем с богачом… Ну а пока зайди к нам, попьем чайку.
– Нет, отара осталась без присмотра, там только Коти бегает – маленькая собачонка, но сторож хороший, – заспешил Манджи и поднял свою длинную суковатую палку.
– Тогда иди. Я обязательно приду завтра ночью. Собак спускай и за меня не беспокойся, – и Хара подбадривающе похлопал чабана по плечу.
Манджи пошел к своей отаре напрямик, по степи. А Хара сел на верблюдицу и отправился домой. По дороге он вслух твердил клички собак:
– Балтык, Галзан, Цохор.
* * *
Поздно вечером, когда все уже спали, Хара с Мергеном вышли из хотона и направились к загону, где ночевала отара Цеди. Хара передал Мергену аркан из верблюжьей шерсти, который всегда брал с собой на охоту, и приказал молча идти за ним.
Вечер был тихий, вокруг ни звука. Чем дальше в степь, тем темнее. Лишь изредка ночную тишину нарушали вспархивавшие почти из-под ног вспугнутые птицы. Мерген каждый раз от неожиданностн вздрагивал, но молчал, чтоб отец не думал, что он боится.
«Балтык, Галзан, Цохор, – твердил про себя Хара. – Скоро должен послышаться их лай. А вдруг Манджи пожалеет меня и не спустит их с цепей. Нет, побоится ослушаться хозяина. Если он не исполнит приказ зайсанга, тот его вгонит в гроб». С такими мыслями Хара подходил к отаре. Мерген молча следовал за ним.
Вдруг они услышали звонкий заливистый голос маленькой собачки по кличке Коти. Она бросилась к ним, а за нею – спущенные с цепи Балтык, Галзан и Цохор. Чабан Манджи, испугавшись за Хару, схватил длинный шест и побежал за собаками, чтобы остановить их. Но споткнулся и упал. А пока поднимался, убежавшие за Коти псы перестали лаять. А раз молчат, значит никого постороннего возле отары нет. Манджи прислушался, осмотрелся и, никого не увидев, возвратился к отаре и прилег на кучке сена.
А Хара, как только услышал лай приближающихся собак, прилег на землю и подал знак Мергену тоже лечь. Отец взял у сына аркан из верблюжьей шерсти и, держа один конец в руке, с силой бросил другой его конец. Дальний конец аркана упал на землю шагах в тридцати, и в это время из-за холмика показались бегущие собаки. Три из них были огромные, ростом с годовалого бычка. Первые две, заметив на земле аркан, остановились, недоумевая. Прибежала третья, похожая на матерого волка. Все перестали лаять и начали обнюхивать аркан. Но когда Хара потянул за его конец, они испуганно шарахнулись и, озадаченные, остановились возле кустиков полыни. Хара и Мерген молча наблюдали за собаками. Потом прибежала маленькая Коти.
Хара приподнялся на локтях и начал тихо звать собак:
– Балтык, Балтык! Цохор, Цохор! Галзан, Галзан!
Потом охотник присел и стал звать маленькую:
– Коти, Коти!
Услышав свою кличку, собачка подняла уши и завиляла хвостиком.
Время от времени Хара потягивал аркан, на другом конце которого был привязан кусок мяса. Наконец, собачка бросилась на мясо. Хара дернул сильнее, собачка наступила лапками, но не успела оторвать кусочек – аркан отдернулся. Так Коти подошла совсем близко к Харе. Тот погладил ее по головке и отдал мясо. Потом почесал за ухом. После этого собачка и сама потерлась о ногу доброго человека.
Большие псы, увидев, что их дозорная беспечно играет с неизвестными людьми, тоже стали приближаться к ним.
– Эй, Балтык, Галзан, Цохор! Ступайте домой! – с напускной строгостью прикрикнул на собак Хара, поднимаясь с места.
Собаки покорно повернули назад. Хара с Мергеном подошли к отаре. Вслед за ними, ласкаясь то к одному, то к другому, бежала Коти. Хара обошел отару. Овцы спокойно спали. Вдруг он заметил лежавшую с краю овцу с талисманом на шее. Рядом с талисманом висел маленький колокольчик. Хара осторожно снял колокольчик, чтобы овца с испугу не подняла трезвон. Потом он приласкал овцу, поднял ее и взвалил на плечи. Держа овцу за ноги, Хара пошел к своему хотону. Мерген молча нес за отцом аркан из верблюжьей шерсти, который теперь казался ему волшебным.
Услышав их шаги, собаки вновь прибежали к ним. Но Хара строгим голосом вновь повторил свой приказ:
– Балтык, Галзан, Цохор! Молчать! Домой!
И те снова повиновались.
Отойдя от отары на полверсты, Хара снял с плеч овцу, взял у Мергена аркан, привязал один конец за ее шею и повел на поводу. Мерген подгонял овцу сзади. Когда они отошли от отары на достаточное расстояние, овца уже сама бежала за ними без понукания.
Было далеко за полночь, когда охотники возвратились домой. Хара привязал овцу к телеге и пошел с сыном отсыпаться после необычной охоты. Заходя в кибитку, отец спросил:
– Ну что, охотник, понял, как разговаривать со злыми собаками?..
– Если бы сам не был рядом с вами, никогда бы не поверил, – ответил Мерген.
В хотоне раньше всех встают женщины. Они рано начинают утреннюю дойку. Поэтому они первыми и увидели овцу, привязанную к телеге возле жилища Хары. Овца жалобно блеяла, рвалась к своему стаду. Вскоре поднялись мужчины. Удивленные, соседи стали собираться возле приблудной овцы.
– Ой, да это священная овца. Смотрите – на шее талисман. Не трогайте ее, будет грех. Надо найти хозяина, – громче всех говорил старик Церен.
От этого шума проснулся Хара и вышел к людям.
– Вчера вечером услышал: жалобно блеет чья-то овца, Взял аркан и привязал, а то, думаю, собаки угонят в степь. На шее рядом с талисманом висел вот этот колокольчик. – Хара достал из кармана серебристый колокольчик и повесил его на шею овцы.
Церен подошел к овце и твердо сказал:
– Говорил же я вам, что это священная овца. Раз есть талисман да еще колокольчик – это точно священная. – Потом, повернувшись к охотнику, добавил –. Хара, счастье само к тебе пришло. Недаром говорят: «К лежащему верблюду прикатывает перекати-поле и само попадает в рот». Особенно хорошо то, что она белая. Священное животное белой масти принадлежит богу. Человек богобоязненный непременно отдал бы эту овцу в жертву бурханам. Но ты у нас безбожник.
Все утро в хотоне только и было разговору, что о священной овце, приблудившейся к жилищу Бурулова. Все старики и старухи, мужчины и женщины, даже дети по-своему толковали эту новость. Вскоре необычайная весть разнеслась и за пределы селения.
А в соседнем хотоне, где жил чабан Манджи, все утро люди толковали о пропаже священной овцы зайсанга Цеди. Она была избалована и привыкла каждое утро пить молоко из подойника. Доярки считали это счастьем для себя. И вот овца пропала.
Больше всех переживал сам чабан Манджи. Он, как огня, боялся гнева зайсанга и всех встречных спрашивал, не видел ли кто священную овцу? Но никто ничего не знал. Манджи в отчаянье пошел по балкам: может, туда утащили ее волки. Но ни в одной из ближних балок не было никаких признаков растерзанной овцы. В другие места отправилась жена чабана с детьми. Им помогали однохотонцы, но нигде не находили пропажи.
– Словно в преисподнюю провалилась! – со слезами говорил Манджи. – Теперь мне житья не будет от зайсанга.
У каждого встречного он просил совета, что делать.
Некоторые говорили:
– Это неспроста! Из-за этого может случиться большая беда.
Другие советовали срочно сообщить хозяину.
– Нет, лучше пусть сам еще поищет. Уж если не будет надежды, тогда сообщи хозяину, – возражали третьи.
Нашлись и такие, что советовали идти в хурул, чтобы зурхачи с помощью священной книги по ходу небесных светил предсказал, куда делась овца.
А богомольные старики нашептывали:
– Место, где исчезла священная овца, проклято, оно принесет нам несчастье, надо немедленно отсюда откочевать. К утру эту низинку займут дьяволы…
Наконец о пропаже священной овцы узнал сам хозяин. Он рассвирепел и вызвал Бадаша.
– Немедленно запряги в тачанку пару чалых! Нашу священную овцу съели Хара Бурулов и чабан Манджи! Слышишь? Сожрали! – орал он так, будто бы во всем был виноват Бадаш, – Пропало мое счастье. Манджи сегодня не приходил к тебе?
– Нет, не приходил! – испуганно сказал Бадаш и побежал исполнять приказ Цеди.
В мгновение ока он запряг пару чалых в тачанку и подкатил к дому хозяина. Тот вскочил в тачанку и крикнул:
– Гони!
Чалые рванулись с места. Голосисто зазвенели колокольчики под дугой. И вскоре они подкатили к кошаре чабана Манджи. Два быстроногих мальчугана помчались в степь, где Манджи пас отару. Но тот, заметив возле загона тачанку хозяина, уже бежал со всех ног к дому. Подойдя к хозяину, чабан снял шапку и подобострастно поздоровался. Все собравшиеся сочувственно смотрели на провинившегося чабана.
– Что ты пресмыкаешься? Жир священной овцы распирает твое брюхо! Подойди поближе! – закричал Цедя.
Манджи побледнел еще пуще.
– Хара Бурулов приходил ночью?
– Нет, не приходил! – едва слышно промямлил чабан.
– Ты спускал собак с цепей?
– Я передал Харе ваше указание. А вчера поздно вечером спустил с цепей Балтыка, Галзана и Цохора. Если бы он приходил ночыо, его разорвали бы ваши собаки. Но в эту ночь собаки почти совсем не лаяли, – сообщил Манджи, отирая вспотевший от ужаса лоб.
– Теперь понятно, как ты выполнял мой приказ. Собак ты и не отвязывал. А священную овцу сам отдал тому безбожнику! – закричал Цедя и железной тростью ударил Манджи по спине.
– Ваше степенство! Клянусь тремя своими детьми, я вашей овцы не отдавал! – взмолился Манджи.
Многие из присутствующих отворачивались, видя, как глумится богач над своим работником. А кузнец, человек прямой и неробкий, громко заявил:
– Цедя, забываешься! Бить не имеешь права!
Но Цедя от лютости никого, кроме чабана, не замечал и продолжал наседать:
– Мои собаки никого к отаре не допустят, если их спустить с цепей. Куда же делась овца?
– Пусть разразит меня гром, пусть лягнет меня верблюд! Хара действительно не приходил, – униженно клялся Манджи, размазывая по щекам слезы.
Вместе с ним ревмя ревели его жена и дети.
– Где моя овца? Говори, паршивая собака! Я свою священную овцу не променяю на целую отару. Говори, почему ты не спустил на ночь собак!
– Видит бог, собаки были отпущены! – твердил Манджи.
– Ступай к тачанке! – крикнул Цедя и снова замахнулся тростью.
Но кузнец схватил его за руку и так посмотрел в глаза, что Цедя скрипнул зубами, но трость опустил.
Манджи глазами дал знать жене, чтоб она до его возвращения пасла отару, а сам направился к тачанке. Когда хозяин сел на свое место, Манджи примостился на облучке рядом с Бадашем, который, крепко натянув вожжи, еле сдерживал лошадей.
– Гони к Харе Бурулову! – приказал хозяин.
Пара чалых рванула с места и помчалась, словно пожар по летней ковыльной степи.
Хара кормил овцу, когда заметил мчащуюся тачанку. Он вошел в кибитку и спокойно сказал:
– Едет Цедя, приберите немного в доме!
А сам взял берданку, вышел из кибитки и, присев на телегу, начал чистить оружие. Рядом блеяла священная овца.
– Мерген, принеси шомпол! – окликнул Хара сына.
А когда Мерген вернулся с шомполом, Хара сказал:
– Видишь, сам Цедя катит к нам. Он думает, что его собаки искусали меня, и хочет посмотреть, как я корчусь от укусов. Ты не уходи никуда, сиди здесь, послушаешь, что он скажет.
Пара чалых неслась по хотону во весь опор. Но, подъезжая к жилищу Хары, кони замедлили бег и остановились возле старой телеги, к которой была привязана овца.
– Смотри, Манджи как из гроба вышел, видно, досталось ему из-за этой овцы, – вздохнул Хара сочувственно.
Манджи соскочил на землю и хотел помочь хозяину сойти с тачанки. Но тот толкнул его в грудь тростью и слез сам. Хара и Мерген с достоинством поздоровались.
– В такой жаркий день собрался на охоту? – спросил Цедя у Хары как ни в чем не бывало.
– Нет. Я уже перестрелял всех волков на много верст вокруг своего хотона, – спокойно заглядывая в ствол ружья, отвечал Хара. – Это мой сын ходил на барсуков и забыл почистить берданку. А сегодня ночью, как вы хотели, я охотился «на белых волков», – и Хара кивнул на священную овцу, которая пугливо забилась под телегу.
Цедя густо покраснел, лицо его исказилось.
– Эй, иди сюда, паршивая собака! – позвал он чабана.
Но Манджи, увидев овцу, сразу бросился к ней.
– Не подходи к священной овце! Она и без тебя уже осквернена, – остановил его хозяин.
Манджи только руками развел и остановился возле телеги.
– Ты же клялся, что не отдавал овцу Харе, а как же она очутилась здесь? Тебе охотник Хара Бурулов, выходит, ближе, чем знатный зайсанг Цедя, который ведет свой корень от самого бога? Бесстыжий обманщик! – и ударом кулака Цедя свалил Манджи.
Чабан схватился рукой за скулу и с трудом приподнялся.
– Цедя, постойте! Хотя и говорят, что ни на дикого кабана, ни на хана не наденешь узды, но все же я прошу вас разобраться, Хара отложил ружье и, глядя на жалко согнувшегося чабана, сказал: – Нельзя же поднимать кинжал на тушканчика! Срывайте свой гнев не на чабане, а на мне. Но прежде вспомните наш спор. – И он в точности повторил слова зайсанга, когда тот бросил ему вызов. – Помните, как вы тогда смеялись надо мной? А потом послали ко мне Манджи передать вашу волю. Манджи так и сказал мне: «Сказано – сделано, пусть Хара придет за обещанной овцой!» Я сдержал свое слово, и вот ваша священная овца теперь у меня. Надеюсь, узнали ее? Тут вины чабана Манджи совсем нет. А что касается ваших злых собак, то они были спущены с цепей и прибежали ко мне. Но я заговорил с ними, и они послушались меня. Настоящего охотника собаки не тронут. Я вас об этом предупреждал. Чего же вы теперь хотите? Спор выиграл я. Вот свидетели, – и Хара повел рукой в сторону однохотонцев, собравшихся по случаю приезда такого редкого гостя.
– Неправда! Ты сговорился с этим брехуном. Он не спускал собак с цепей, поэтому тебе удалось увести мою священную овцу! – закричал Цедя.
– Почтенный Цедя! Все три пса были спущены. А впереди бежала еще и Коти. Если не верите, могу побожиться перед бурханами, поцеловать дуло заряженного ружья. Вы ведь тоже охотник, должны знать, что такое клятва охотника на ружье, – твердо заявил Хара.
– Мой отец говорит правду: все собаки были спущены с цепей. Я был рядом с отцом. Собаки сначала залаяли. Но отец крикнул: «Замолчите!» – и они все притихли, как ягнята, стали нюхать землю да махать хвостами. Как ручные бегали за нами! – гордо заявил Мерген, проходя между собравшимися.
– Замолчи, щенок! – закричал на него Цедя и снова набросился на чабана – Ты что, залил свинцом уши моих собак? Почему они не услышали прихода посторонних? Или ты кляпами забил им рты? Почему они не разорвали чужого, когда тот уносил овцу? Я знаю своих собак, я им верю. Если бы коснулось это твоей единственной однорогой пестрой коровы, ты ее прятал бы в своей постели! Если ты сейчас же не расскажешь мне, как мою священную овцу выдал Харе, я сдеру с твоей спины три ремня, выгоню из аймака, а след твоей кибитки засыплю пеплом и залью водой!
– Эй, зайсанг, не трогайте Манджи! Вы же поспорили. Спор выиграл отец. Вы должны быть хозяином своих слов! – выкрикнул Мерген.
Цедя покраснел от злости, но смолчал. Наконец стукнул о землю тростью и сказал:
– Я забираю священную овцу. Надо повезти ее в хурул, очистить от ваших осквернений и снова освятить. А ты, Хара, за это время попробуй повторить свой фокус – попытайся увести из-под носа Манджи его корову. Посмотрим, как он отдаст тебе свою единственную скотину. Ну, а коли ты считаешь, что я проспорил… – Цедя окинул собравшихся хитрым взглядом, – что ж, слово есть слово: приходи, бери у меня любую овцу на выбор. Манджи, слышишь? Завтра пусть он придет днем за овцой. А сейчас ступай домой, надо пасти отару, – с этими словами Цедя направился к тачанке.
Хара с помощью Манджи связал ноги священной овцы, положил ее на тачанку у ног хозяина и на прощанье сказал чабану:
– Не забывай, Манджи, что ради своей потехи богач может лишить бедняка жизни. Хорошенько береги свою корову. Я ведь должен доказать Цеде, что не боюсь его лютых собак. Я обязан это сделать, чтобы в землю втоптать его спесь! Жди! Приду за твоей коровой…
Возвращаясь к отаре, Манджи потирал плечо, ушибленное хозяином. «Эта боль пройдет, – думал он опечаленно, – хуже будет, если Цедя прогонит с работы. Тогда совсем пропаду». И вдруг он горько ухмыльнулся. В его голове мелькнуло: «Хоть и получил тростью по плечу, зато прокатился на тачанке… Если бы мне удалось стать кучером, как Бадашу, согласился бы каждый день терпеть такие побои!»
Уж таким был Манджи с детства, потому что не видел никаких радостей в своей бесправной жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20