Пресса особо выделила эти ее слова. Теперь Дикий Имбирь стала настоящей героиней.
Я была очень рада за подругу, но в то же время мне было трудно поверить, что, когда ее жизнь висела на волоске, она думала о трудах Мао и вспоминала изречения вождя. А может, Дикий Имбирь и вправду руководствовалась в своих действиях словами Великого кормчего. Может, она стала истиной маоисткой.
У меня тоже взяли интервью, но, когда меня спросили, о чем я думала, когда отправилась звать полицию, я ответила, что беспокоилась о подруге.
– Ты уверена, что в тот момент не думала об учении Мао? – спросил журналист. – Ну, например: «Долг велит нам помогать своим товарищам…»?
– Да, честно говоря, нет.
– Совсем?
– Ну, я немного сбилась с пути и пыталась сориентироваться.
– Никаких мыслей о Мао?
– Мне хотелось бы…
– Какой параграф?
– Не могу вспомнить.
– Ты должна быть честной.
– Ну, тогда нет. Мне очень жаль.
– Дикий Имбирь в тот момент думала только об учении Мао. Почему бы тебе не подумать хорошенько перед тем, как отвечать на мои вопросы?
– Я была… слишком напугана, чтобы вообще о чем-либо думать.
– Ну ладно, – журналист закрыл блокнот и поднялся с места.
– Но я помогла, – мне стало обидно.
– Эта информация недостаточно важна.
В газетах появилась фотография – Дикий Имбирь со сломанной рукой и гордой улыбкой. Заголовок гласил: «Учение Мао привело нашу героиню к победе». Дикий Имбирь встретилась с генеральным секретарем Шанхайского комитета партии, он как раз собирался в Пекин и решил представить девушку самому Председателю Мао.
Новость об этой предстоящей встрече принесла славу не только нашей округе, но и всему району и даже городу, это событие стало для всех предметом гордости. В школе была устроена грандиозная церемония в честь Дикого Имбиря, на которую специально был приглашен Вечнозеленый Кустарник. Он выступил с речью о тяжелой работе, проделанной героиней в деле изучения высказываний Мао. Меня назвали «боевым товарищем героини» и попросили рассказать о ее жизни, а потом наградили большим значком с изображением Мао.
Моих родителей буквально захлестнули эмоции, когда, обсуждая все это, они вспомнили о мадам Пей. Какое счастье испытала бы она теперь, если бы была жива. А ночью мама отправилась к дому моей подруги, чтобы возжечь под фиговым деревом фимиам в память мадам Пей.
Наша бывшая учительница, мадам Ченг, не скрывала слезы счастья, когда заходила побеседовать с моей мамой.
– Дикий Имбирь унаследовала характер своей матери, – сказала она.
– Не могу с вами не согласиться, – ответила мама, – мадам Пей отличалась завидной решительностью. Она скорей отдала бы голову на отсечение, чем отреклась от своих чувств к господину Пею. Но как она могла предвидеть, что жизнь дочери сложится таким образом?
– «Настоящему золоту огонь не страшен», – процитировала мадам Ченг. – Когда Дикий Имбирь пришла в мой класс, я сразу поняла, что это талантливая девочка, которая рано или поздно себя проявит.
На сцену пригласили рыбачку Юнь, чтобы она поведала свою историю.
– Меня нисколько не удивляет, что Председатель Мао желает принять у себя Дикий Имбирь, – сказала Юнь, – потому что она лучшая из его учеников. Служить народу сердцем и душой – это как раз то, что делает Дикий Имбирь.
Протиснувшись сквозь толпу, Острый Перец попыталась пожать героине руку, но Дикий Имбирь не обратила на нее никакого внимания. Она прошла мимо предводительницы красных охранников к ожидавшим ее журналистам с радио. Ее звонкий голос, льющийся из репродукторов, был наполнен пламенной страстью.
У ворот школы ждала украшенная красными бумажными цветами машина самого генерального секретаря, что вызвало у толпы бурные эмоции.
Дикий Имбирь, облаченная в военную форму, появилась из кабинета директора школы, и ее мгновенно окружила толпа народа. Перед тем как Дикий Имбирь села в машину, директор и главы областной и районной администрации начали всеми силами выражать героине свои чувства. Они сняли свои драгоценные значки с изображением Мао и прикололи их к одежде девушки.
– Учитесь у нашей героини, Дикого Имбиря! – Выкрикнула Острый Перец, вдохновляя толпу.
– Слава нашей героине! Слава Дикому Имбирю!
– Да здравствует Председатель Мао!
Я тут же вступила в общий хор и тоже выкрикивала эти лозунги, но при этом меня ни на минуту не покидала мысль о побоях и сломанных счетах.
За встречей Дикого Имбиря с Председателем Мао последовал целый ряд событий.
Во-первых, областной комитет издал бюллетень, информировавший граждан, что произведена переоценка личности покойных господина и мадам Пей. Отныне вместо «французских шпионов» они именовались «международными коммунистами».
Во-вторых, по всей стране был опубликован отчет о встрече Дикого Имбиря с Председателем Мао, в котором говорилось следующее:
«Дикий Имбирь : Председатель Мао, к сожалению, я родилась с одним политическим изъяном. Я на четверть француженка.
Председатель Мао : Покойный доктор Норманн Бетьюн из Канады тоже не был китайцем.
Но это не помешало ему приехать в нашу страну и участвовать в Китайской революции. Это не помешало ему открыть госпиталь и помогать нашей Красной армии. Он умер, исполняя свой долг, от заражения крови, но его дух, его безграничная преданность народу и самоотречение отразились в его труде, в его добросердечии по отношению ко всем товарищам. Мы должны учиться у него полной самоотверженности. Происхождение само по себе не имеет никакого значения, важны действия, то, что делает человека тем, кто он есть. Возможности у всех разные, но само наличие морального духа уже говорит о чистоте и благородстве человека, о его честности и возвышенности интересов, а также о ценности данного человека для общества.
Дикий Имбирь : Товарищ Председатель, хочу поблагодарить Вас за то, что просветили меня.
Председатель Мао : Кроме того, революция – дело не только Китая. Карл Маркс тоже не был китайцем. Китайская революция унаследовала и традиции Великой французской революции. Ты можешь гордиться тем, что в твоих жилах течет кровь разных народов.
Дикий Имбирь : Что мне следует делать, чтобы и дальше служить Вашему учению?
Председатель Мао : Помни, что освобождение мира является долгом молодежи».
В-третьих, вся округа была вовлечена в переустройство дома героини. Как политический проект, помещение было приведено в порядок за неделю. Сам секретарь районного отдела партии пришел и, закатав рукава и штанины, красил стены дома.
В-четвертых, ей не только оплатили все оставшееся обучение, но также назначили месячное содержание. Она теперь считалась сиротой мучеников революции и получала вполне приличную компенсацию.
В-пятых, Дикий Имбирь стала самым молодым членом Коммунистической партии и была назначена главнокомандующим красными охранниками.
Возвращение героини стало грандиозным праздником, в ее честь даже устроили парад. Дорога из аэропорта была перекрыта, на обочинах стояли сотни тысяч школьников, желающих поприветствовать героиню. По всему городу было прекращено уличное движение: толпа заполонила все улицы вплоть до восточной окраины, берега реки Хуанпу.
Мне поручили самую главную роль: в качестве живой скульптуры изображать героиню. Это должно было стать апогеем парада. Я стояла на постаменте более семи метров высотой, водруженном на крыше движущегося автобуса, превращенной в сцену.
Далее следовала сотня барабанщиков, облаченных в красные одежды, с огромными барабанами и украшенными цветными лентами барабанными палочками.
На мне была подпоясанная ремнем зеленая военная форма. Две короткие косички по бокам имитировали прическу подруги. В руках я держала сделанную из картона гигантскую книгу изречений Мао. Я должна была стоять, выпятив грудь и повернув голову ровно на сорок пять градусов. Для устойчивости меня привязали за ногу к шесту. Передо мной на коленях стояли четверо мальчишек, изображавшие мошенников, на одном из них, «бухгалтере Чоу», были очки в темной оправе. Трое остальных играли роль продавца сигарет, продавца кальмаров и продавца спиртных напитков. Лица мальчишек были раскрашены синим и фиолетовым тонами, а мое – красным и розовым. Мы уже изрядно вспотели.
Бамбуковые шесты, подпиравшие мой пьедестал, качались при каждом дуновении ветра, и, хотя автобус ехал медленно, я чувствовала, что в любой момент могу полететь. По мере приближения нашей процессии толпа разражалась восторженными криками. Я старалась сохранять спокойствие, но каждый раз, когда автобус останавливался и шесты начинали опасно раскачиваться, я теряла рассудок от страха. Стоявшие у моих ног мальчишки умоляли меня не кричать и обещали в случае чего поддержать. Постепенно я даже начала свыкаться с этой качкой. Дети, мимо которых проезжал автобус, восторженно кричали: «Смотрите! Наша героиня Дикий Имбирь! Дикий Имбирь!»
Я была измучена. Мальчишки тоже устали сидеть в своих позах, пытались облокотиться друг на друга. Когда постамент качнуло в очередной раз и я, задохнувшись от ужаса, чуть не приземлилась на головы барабанщикам, мальчишки, забыв о том, что они изображают мошенников, выставили большие пальцы, подбадривая меня.
Барабанная дробь буквально сотрясала город. Когда процессия двигалась по бульвару Освобождения, на горизонте уже показалась река. За автобусами с барабанщиками следовали музыканты, игравшие на аккордеонах, демонстранты с красными флагами в руках и танцоры в костюмах подсолнухов.
– Расступитесь и отойдите в сторону! – послышался из электрического усилителя приказ генерального секретаря. – Пропустите героиню!
– Добро пожаловать домой! Добро пожаловать! – приветствовала толпа.
Мое волнение возросло еще больше, когда я наконец увидела зеленый автомобиль в сопровождении трех мотоциклов.
В открытом автомобиле стояла Дикий Имбирь и махала рукой приветствовавшей ее толпе. Рядом с ней стояли четверо вооруженных солдат. Девушка была одета в новую военную форму, а на голове – фуражка с красной звездой. Моя подруга вся сияла от счастья и казалась особенно красивой.
Видела ли она меня? Знала ли, что я изображаю ее? Я так усердно аплодировала, что у меня заболели ладони. Все происходящее казалось мне сном, а не явью.
Ремонт в доме, где жила Дикий Имбирь, было приказано завершить за день до ее возвращения. На стенах комнат лучший каллиграф страны вывел ее любимые изречения Мао. Края крыши были отделаны керамической плиткой с изображениями подсолнухов. Дом стал похож на сверкающий дворец среди серых скал.
Будет ли она скучать по матери в этом своем новом доме?
12
Дикий Имбирь стала выше меня. Мы с ней не виделись всего месяц, а она так выросла – больше, чем я. И глаза ее горели ярче, чем прежде. У нее теперь были новые зеленые армейские ботинки. Мы болтали без конца, прогуливаясь от ее дома к моему и обратно. В конце концов мы уселись под фиговым деревом и продолжили свои разговоры, которые длились до самой ночи.
– Клен, ты не поверишь, но у меня неприятности, – тон ее внезапно изменился.
– Ну да, не можешь свыкнуться со своим новым положением.
– Я серьезно, мне нужен твой совет.
– Ну, давай, поделись. Уж не мороз ли тебя беспокоит?
– Между мной и Вечнозеленым Кустарником все идет как-то не так.
– Последнее, что мне известно о ваших отношениях, это как ты показала ему свою коллекцию мыла, а он тебе свой деревянный корабль.
– Тогда-то все и произошло.
– Что? Что произошло?
– Все это… как бы сказать… как-то нездорово.
– Нездорово?
– Мы были у меня дома.
– Так.
– Больше никого не было.
– Так.
– Мне шестнадцать.
– А ему восемнадцать. Чего ты боишься?
– Ну… – Дикий Имбирь растерянно вздохнула. – Ты не понимаешь.
– Ну так объясни мне.
– Я не знаю…
– Ты меня за дурочку держишь?
– Мне так стыдно.
– Неужели… он…? – я даже не хотела думать об этом.
– Нет, что ты, конечно нет. Как можно… Мы же маоисты!
– Тогда в чем же дело?
– Дело… во мне. Я хотела… Я… Не знаю, это одновременно так отвратительно, странно и чудесно.
– Что же ты такого сделала?
– Ничего.
– И?
– Это случилось в моих мыслях, и с того момента все изменилось.
– Я, кажется, начинаю понимать.
– После того как мы посмотрели коллекцию и обсудили все, что можно обсудить, нам стало как-то не по себе. Мы вдруг почувствовали себя неловко. Вечнозеленый Кустарник сказал, что ему надо идти, но не сдвинулся с места. Я попрощалась, но в душе молила, чтоб он попросил разрешения остаться.
– Почему вы не завели разговор о Председателе Мао? Ты же любишь о нем говорить.
– Я была не в себе. Стала не той, кем была всегда.
– Понятно.
– Я пожирала его глазами. Словно… была зачарована. Я чувствовала, что что-то не так, старалась опуститься с небес на землю.
– А что он?
– Он уставился на меня как преступник, услышавший свой смертный приговор.
– В котором часу это было?
– Не помню. Уже смеркалось. Я вроде как боялась самой себя. Мне показалось, что я схожу с ума, потому что я хотела…
– Чего?
– Я хотела его… Хотела ощутить его поцелуй на своих губах.
Я уставилась на подругу.
– Ты поражена, да? – спросила Дикий Имбирь, видя, что я не могу или не хочу отвечать. – Это было ужасно. Я почти не могла себя контролировать, не могла остановиться, хотя и понимала, что это неправильно. Я маоист и должна подавать пример молодежи. Я обещала партии и самой себе сохранить невинность. И что же теперь, я забыла о своей чести, поддалась искушению.
– Я тебе завидую.
– Клен, что за вздор ты несешь?
– Желания тела естественны.
Дикий Имбирь изменилась в лице.
– Прошу тебя, прекрати. Ты говоришь, как реакционер.
– Да будет тебе, Дикий Имбирь, со мной нет нужды играть свою роль. Я же знаю тебя такой, какая ты есть.
– На самом деле не знаешь.
– Да ладно.
– Правда.
Я замолчала и отвернулась.
– Прошу тебя, Клен.
– Я не могу сказать того, что ты хочешь услышать.
– Тогда не говори.
– Но я с тобой не согласна.
– Все должны руководствоваться теми принципами, которые изложены в учении Председателя Мао.
– А как же личная жизнь? Как же близкие отношения, когда ты вверяешь себя другому человеку, который в свою очередь обещает заботиться о тебе и любить тебя.
– В мире истинных пролетариев таких отношений не существует. Есть одно правило: мы живем ради одной цели – служить Председателю Мао и жертвовать собой ради него.
– Значит, любви для тебя не существует.
– Это буржуазное слово. Его надо исключить из своего словарного запаса.
Мы стояли на мусорной свалке, где Дикий Имбирь когда-то проткнула себе руку карандашом. Это место казалось самым безопасным для нашего разговора, здесь нас никто не смог бы подслушать.
Был конец осени, ветер срывал с деревьев листву и кружил ее в воздухе. Мои босые ноги в летних сандалиях начинали мерзнуть. Чтобы немного согреться, я перебирала ногами листья и время от времени слегка подпрыгивала. Наш разговор ни к чему не приводил. Мы вели свою перепалку, стараясь при этом не повышать голоса. Я была просто поражена, когда узнала, что, будучи в Пекине, подруга в подтверждение своей преданности Председателю Мао написала особое письмо, идея которого была предложена главным секретарем Национальной коммунистической молодежной лиги. В письме говорилось, что Дикий Имбирь готова отказаться от личной жизни, в том числе и от брака, ради того, чтобы служить народу и быть маоистом. Она заключила контракт с Народной палатой по печати и литературе на издание в течение последующих десяти лет своих дневников, тексты из которых будут впоследствии включаться в школьные учебники и цитироваться учениками.
– Это такая честь, меня не забудут после смерти! – воскликнула она.
Я поинтересовалась, уверена ли она, что поступила правильно.
– Несомненно, да, – заверила Дикий Имбирь.
– А как же Вечнозеленый Кустарник?
– Я избавлюсь от своих чувств к нему.
– То есть ты не станешь…
– Нас связывает революция.
– Нет, я имею в виду, неужели вы никогда не будете близки?
– Близки как…
– Близки как… любовники.
– Никогда.
– И ты хочешь, чтобы я тебе поверила?
– Председатель Мао учит нас, что «истинный коммунист – это тот, кто держит свое слово».
– И что я должна сказать?
– Что ты гордишься мной.
– Горжусь. Но мне одновременно и жаль тебя.
– Почему?
– Не могу представить себе, чтобы ты всю жизнь провела в одиночестве.
– Маоист не бывает одинок. Разве ты не видишь, что со мной народ Китая? Миллиард человек, которые любят меня и берут с меня пример.
– Ты меня не поняла.
– Повзрослей же наконец, Клен.
– Ты… ты не хочешь быть с Вечнозеленым Кустарником, так?
– Не так.
– Тогда я не понимаю.
– Я буду с ним. Мы будем проводить вместе уйму времени, возможно даже всю жизнь, но между нами не будет физической близости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Я была очень рада за подругу, но в то же время мне было трудно поверить, что, когда ее жизнь висела на волоске, она думала о трудах Мао и вспоминала изречения вождя. А может, Дикий Имбирь и вправду руководствовалась в своих действиях словами Великого кормчего. Может, она стала истиной маоисткой.
У меня тоже взяли интервью, но, когда меня спросили, о чем я думала, когда отправилась звать полицию, я ответила, что беспокоилась о подруге.
– Ты уверена, что в тот момент не думала об учении Мао? – спросил журналист. – Ну, например: «Долг велит нам помогать своим товарищам…»?
– Да, честно говоря, нет.
– Совсем?
– Ну, я немного сбилась с пути и пыталась сориентироваться.
– Никаких мыслей о Мао?
– Мне хотелось бы…
– Какой параграф?
– Не могу вспомнить.
– Ты должна быть честной.
– Ну, тогда нет. Мне очень жаль.
– Дикий Имбирь в тот момент думала только об учении Мао. Почему бы тебе не подумать хорошенько перед тем, как отвечать на мои вопросы?
– Я была… слишком напугана, чтобы вообще о чем-либо думать.
– Ну ладно, – журналист закрыл блокнот и поднялся с места.
– Но я помогла, – мне стало обидно.
– Эта информация недостаточно важна.
В газетах появилась фотография – Дикий Имбирь со сломанной рукой и гордой улыбкой. Заголовок гласил: «Учение Мао привело нашу героиню к победе». Дикий Имбирь встретилась с генеральным секретарем Шанхайского комитета партии, он как раз собирался в Пекин и решил представить девушку самому Председателю Мао.
Новость об этой предстоящей встрече принесла славу не только нашей округе, но и всему району и даже городу, это событие стало для всех предметом гордости. В школе была устроена грандиозная церемония в честь Дикого Имбиря, на которую специально был приглашен Вечнозеленый Кустарник. Он выступил с речью о тяжелой работе, проделанной героиней в деле изучения высказываний Мао. Меня назвали «боевым товарищем героини» и попросили рассказать о ее жизни, а потом наградили большим значком с изображением Мао.
Моих родителей буквально захлестнули эмоции, когда, обсуждая все это, они вспомнили о мадам Пей. Какое счастье испытала бы она теперь, если бы была жива. А ночью мама отправилась к дому моей подруги, чтобы возжечь под фиговым деревом фимиам в память мадам Пей.
Наша бывшая учительница, мадам Ченг, не скрывала слезы счастья, когда заходила побеседовать с моей мамой.
– Дикий Имбирь унаследовала характер своей матери, – сказала она.
– Не могу с вами не согласиться, – ответила мама, – мадам Пей отличалась завидной решительностью. Она скорей отдала бы голову на отсечение, чем отреклась от своих чувств к господину Пею. Но как она могла предвидеть, что жизнь дочери сложится таким образом?
– «Настоящему золоту огонь не страшен», – процитировала мадам Ченг. – Когда Дикий Имбирь пришла в мой класс, я сразу поняла, что это талантливая девочка, которая рано или поздно себя проявит.
На сцену пригласили рыбачку Юнь, чтобы она поведала свою историю.
– Меня нисколько не удивляет, что Председатель Мао желает принять у себя Дикий Имбирь, – сказала Юнь, – потому что она лучшая из его учеников. Служить народу сердцем и душой – это как раз то, что делает Дикий Имбирь.
Протиснувшись сквозь толпу, Острый Перец попыталась пожать героине руку, но Дикий Имбирь не обратила на нее никакого внимания. Она прошла мимо предводительницы красных охранников к ожидавшим ее журналистам с радио. Ее звонкий голос, льющийся из репродукторов, был наполнен пламенной страстью.
У ворот школы ждала украшенная красными бумажными цветами машина самого генерального секретаря, что вызвало у толпы бурные эмоции.
Дикий Имбирь, облаченная в военную форму, появилась из кабинета директора школы, и ее мгновенно окружила толпа народа. Перед тем как Дикий Имбирь села в машину, директор и главы областной и районной администрации начали всеми силами выражать героине свои чувства. Они сняли свои драгоценные значки с изображением Мао и прикололи их к одежде девушки.
– Учитесь у нашей героини, Дикого Имбиря! – Выкрикнула Острый Перец, вдохновляя толпу.
– Слава нашей героине! Слава Дикому Имбирю!
– Да здравствует Председатель Мао!
Я тут же вступила в общий хор и тоже выкрикивала эти лозунги, но при этом меня ни на минуту не покидала мысль о побоях и сломанных счетах.
За встречей Дикого Имбиря с Председателем Мао последовал целый ряд событий.
Во-первых, областной комитет издал бюллетень, информировавший граждан, что произведена переоценка личности покойных господина и мадам Пей. Отныне вместо «французских шпионов» они именовались «международными коммунистами».
Во-вторых, по всей стране был опубликован отчет о встрече Дикого Имбиря с Председателем Мао, в котором говорилось следующее:
«Дикий Имбирь : Председатель Мао, к сожалению, я родилась с одним политическим изъяном. Я на четверть француженка.
Председатель Мао : Покойный доктор Норманн Бетьюн из Канады тоже не был китайцем.
Но это не помешало ему приехать в нашу страну и участвовать в Китайской революции. Это не помешало ему открыть госпиталь и помогать нашей Красной армии. Он умер, исполняя свой долг, от заражения крови, но его дух, его безграничная преданность народу и самоотречение отразились в его труде, в его добросердечии по отношению ко всем товарищам. Мы должны учиться у него полной самоотверженности. Происхождение само по себе не имеет никакого значения, важны действия, то, что делает человека тем, кто он есть. Возможности у всех разные, но само наличие морального духа уже говорит о чистоте и благородстве человека, о его честности и возвышенности интересов, а также о ценности данного человека для общества.
Дикий Имбирь : Товарищ Председатель, хочу поблагодарить Вас за то, что просветили меня.
Председатель Мао : Кроме того, революция – дело не только Китая. Карл Маркс тоже не был китайцем. Китайская революция унаследовала и традиции Великой французской революции. Ты можешь гордиться тем, что в твоих жилах течет кровь разных народов.
Дикий Имбирь : Что мне следует делать, чтобы и дальше служить Вашему учению?
Председатель Мао : Помни, что освобождение мира является долгом молодежи».
В-третьих, вся округа была вовлечена в переустройство дома героини. Как политический проект, помещение было приведено в порядок за неделю. Сам секретарь районного отдела партии пришел и, закатав рукава и штанины, красил стены дома.
В-четвертых, ей не только оплатили все оставшееся обучение, но также назначили месячное содержание. Она теперь считалась сиротой мучеников революции и получала вполне приличную компенсацию.
В-пятых, Дикий Имбирь стала самым молодым членом Коммунистической партии и была назначена главнокомандующим красными охранниками.
Возвращение героини стало грандиозным праздником, в ее честь даже устроили парад. Дорога из аэропорта была перекрыта, на обочинах стояли сотни тысяч школьников, желающих поприветствовать героиню. По всему городу было прекращено уличное движение: толпа заполонила все улицы вплоть до восточной окраины, берега реки Хуанпу.
Мне поручили самую главную роль: в качестве живой скульптуры изображать героиню. Это должно было стать апогеем парада. Я стояла на постаменте более семи метров высотой, водруженном на крыше движущегося автобуса, превращенной в сцену.
Далее следовала сотня барабанщиков, облаченных в красные одежды, с огромными барабанами и украшенными цветными лентами барабанными палочками.
На мне была подпоясанная ремнем зеленая военная форма. Две короткие косички по бокам имитировали прическу подруги. В руках я держала сделанную из картона гигантскую книгу изречений Мао. Я должна была стоять, выпятив грудь и повернув голову ровно на сорок пять градусов. Для устойчивости меня привязали за ногу к шесту. Передо мной на коленях стояли четверо мальчишек, изображавшие мошенников, на одном из них, «бухгалтере Чоу», были очки в темной оправе. Трое остальных играли роль продавца сигарет, продавца кальмаров и продавца спиртных напитков. Лица мальчишек были раскрашены синим и фиолетовым тонами, а мое – красным и розовым. Мы уже изрядно вспотели.
Бамбуковые шесты, подпиравшие мой пьедестал, качались при каждом дуновении ветра, и, хотя автобус ехал медленно, я чувствовала, что в любой момент могу полететь. По мере приближения нашей процессии толпа разражалась восторженными криками. Я старалась сохранять спокойствие, но каждый раз, когда автобус останавливался и шесты начинали опасно раскачиваться, я теряла рассудок от страха. Стоявшие у моих ног мальчишки умоляли меня не кричать и обещали в случае чего поддержать. Постепенно я даже начала свыкаться с этой качкой. Дети, мимо которых проезжал автобус, восторженно кричали: «Смотрите! Наша героиня Дикий Имбирь! Дикий Имбирь!»
Я была измучена. Мальчишки тоже устали сидеть в своих позах, пытались облокотиться друг на друга. Когда постамент качнуло в очередной раз и я, задохнувшись от ужаса, чуть не приземлилась на головы барабанщикам, мальчишки, забыв о том, что они изображают мошенников, выставили большие пальцы, подбадривая меня.
Барабанная дробь буквально сотрясала город. Когда процессия двигалась по бульвару Освобождения, на горизонте уже показалась река. За автобусами с барабанщиками следовали музыканты, игравшие на аккордеонах, демонстранты с красными флагами в руках и танцоры в костюмах подсолнухов.
– Расступитесь и отойдите в сторону! – послышался из электрического усилителя приказ генерального секретаря. – Пропустите героиню!
– Добро пожаловать домой! Добро пожаловать! – приветствовала толпа.
Мое волнение возросло еще больше, когда я наконец увидела зеленый автомобиль в сопровождении трех мотоциклов.
В открытом автомобиле стояла Дикий Имбирь и махала рукой приветствовавшей ее толпе. Рядом с ней стояли четверо вооруженных солдат. Девушка была одета в новую военную форму, а на голове – фуражка с красной звездой. Моя подруга вся сияла от счастья и казалась особенно красивой.
Видела ли она меня? Знала ли, что я изображаю ее? Я так усердно аплодировала, что у меня заболели ладони. Все происходящее казалось мне сном, а не явью.
Ремонт в доме, где жила Дикий Имбирь, было приказано завершить за день до ее возвращения. На стенах комнат лучший каллиграф страны вывел ее любимые изречения Мао. Края крыши были отделаны керамической плиткой с изображениями подсолнухов. Дом стал похож на сверкающий дворец среди серых скал.
Будет ли она скучать по матери в этом своем новом доме?
12
Дикий Имбирь стала выше меня. Мы с ней не виделись всего месяц, а она так выросла – больше, чем я. И глаза ее горели ярче, чем прежде. У нее теперь были новые зеленые армейские ботинки. Мы болтали без конца, прогуливаясь от ее дома к моему и обратно. В конце концов мы уселись под фиговым деревом и продолжили свои разговоры, которые длились до самой ночи.
– Клен, ты не поверишь, но у меня неприятности, – тон ее внезапно изменился.
– Ну да, не можешь свыкнуться со своим новым положением.
– Я серьезно, мне нужен твой совет.
– Ну, давай, поделись. Уж не мороз ли тебя беспокоит?
– Между мной и Вечнозеленым Кустарником все идет как-то не так.
– Последнее, что мне известно о ваших отношениях, это как ты показала ему свою коллекцию мыла, а он тебе свой деревянный корабль.
– Тогда-то все и произошло.
– Что? Что произошло?
– Все это… как бы сказать… как-то нездорово.
– Нездорово?
– Мы были у меня дома.
– Так.
– Больше никого не было.
– Так.
– Мне шестнадцать.
– А ему восемнадцать. Чего ты боишься?
– Ну… – Дикий Имбирь растерянно вздохнула. – Ты не понимаешь.
– Ну так объясни мне.
– Я не знаю…
– Ты меня за дурочку держишь?
– Мне так стыдно.
– Неужели… он…? – я даже не хотела думать об этом.
– Нет, что ты, конечно нет. Как можно… Мы же маоисты!
– Тогда в чем же дело?
– Дело… во мне. Я хотела… Я… Не знаю, это одновременно так отвратительно, странно и чудесно.
– Что же ты такого сделала?
– Ничего.
– И?
– Это случилось в моих мыслях, и с того момента все изменилось.
– Я, кажется, начинаю понимать.
– После того как мы посмотрели коллекцию и обсудили все, что можно обсудить, нам стало как-то не по себе. Мы вдруг почувствовали себя неловко. Вечнозеленый Кустарник сказал, что ему надо идти, но не сдвинулся с места. Я попрощалась, но в душе молила, чтоб он попросил разрешения остаться.
– Почему вы не завели разговор о Председателе Мао? Ты же любишь о нем говорить.
– Я была не в себе. Стала не той, кем была всегда.
– Понятно.
– Я пожирала его глазами. Словно… была зачарована. Я чувствовала, что что-то не так, старалась опуститься с небес на землю.
– А что он?
– Он уставился на меня как преступник, услышавший свой смертный приговор.
– В котором часу это было?
– Не помню. Уже смеркалось. Я вроде как боялась самой себя. Мне показалось, что я схожу с ума, потому что я хотела…
– Чего?
– Я хотела его… Хотела ощутить его поцелуй на своих губах.
Я уставилась на подругу.
– Ты поражена, да? – спросила Дикий Имбирь, видя, что я не могу или не хочу отвечать. – Это было ужасно. Я почти не могла себя контролировать, не могла остановиться, хотя и понимала, что это неправильно. Я маоист и должна подавать пример молодежи. Я обещала партии и самой себе сохранить невинность. И что же теперь, я забыла о своей чести, поддалась искушению.
– Я тебе завидую.
– Клен, что за вздор ты несешь?
– Желания тела естественны.
Дикий Имбирь изменилась в лице.
– Прошу тебя, прекрати. Ты говоришь, как реакционер.
– Да будет тебе, Дикий Имбирь, со мной нет нужды играть свою роль. Я же знаю тебя такой, какая ты есть.
– На самом деле не знаешь.
– Да ладно.
– Правда.
Я замолчала и отвернулась.
– Прошу тебя, Клен.
– Я не могу сказать того, что ты хочешь услышать.
– Тогда не говори.
– Но я с тобой не согласна.
– Все должны руководствоваться теми принципами, которые изложены в учении Председателя Мао.
– А как же личная жизнь? Как же близкие отношения, когда ты вверяешь себя другому человеку, который в свою очередь обещает заботиться о тебе и любить тебя.
– В мире истинных пролетариев таких отношений не существует. Есть одно правило: мы живем ради одной цели – служить Председателю Мао и жертвовать собой ради него.
– Значит, любви для тебя не существует.
– Это буржуазное слово. Его надо исключить из своего словарного запаса.
Мы стояли на мусорной свалке, где Дикий Имбирь когда-то проткнула себе руку карандашом. Это место казалось самым безопасным для нашего разговора, здесь нас никто не смог бы подслушать.
Был конец осени, ветер срывал с деревьев листву и кружил ее в воздухе. Мои босые ноги в летних сандалиях начинали мерзнуть. Чтобы немного согреться, я перебирала ногами листья и время от времени слегка подпрыгивала. Наш разговор ни к чему не приводил. Мы вели свою перепалку, стараясь при этом не повышать голоса. Я была просто поражена, когда узнала, что, будучи в Пекине, подруга в подтверждение своей преданности Председателю Мао написала особое письмо, идея которого была предложена главным секретарем Национальной коммунистической молодежной лиги. В письме говорилось, что Дикий Имбирь готова отказаться от личной жизни, в том числе и от брака, ради того, чтобы служить народу и быть маоистом. Она заключила контракт с Народной палатой по печати и литературе на издание в течение последующих десяти лет своих дневников, тексты из которых будут впоследствии включаться в школьные учебники и цитироваться учениками.
– Это такая честь, меня не забудут после смерти! – воскликнула она.
Я поинтересовалась, уверена ли она, что поступила правильно.
– Несомненно, да, – заверила Дикий Имбирь.
– А как же Вечнозеленый Кустарник?
– Я избавлюсь от своих чувств к нему.
– То есть ты не станешь…
– Нас связывает революция.
– Нет, я имею в виду, неужели вы никогда не будете близки?
– Близки как…
– Близки как… любовники.
– Никогда.
– И ты хочешь, чтобы я тебе поверила?
– Председатель Мао учит нас, что «истинный коммунист – это тот, кто держит свое слово».
– И что я должна сказать?
– Что ты гордишься мной.
– Горжусь. Но мне одновременно и жаль тебя.
– Почему?
– Не могу представить себе, чтобы ты всю жизнь провела в одиночестве.
– Маоист не бывает одинок. Разве ты не видишь, что со мной народ Китая? Миллиард человек, которые любят меня и берут с меня пример.
– Ты меня не поняла.
– Повзрослей же наконец, Клен.
– Ты… ты не хочешь быть с Вечнозеленым Кустарником, так?
– Не так.
– Тогда я не понимаю.
– Я буду с ним. Мы будем проводить вместе уйму времени, возможно даже всю жизнь, но между нами не будет физической близости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17