А когда ее личность будет установлена, он не упустит шанса на ней жениться. Берти назвал ее авантюристкой? Что ж, она не станет его разочаровывать.
Хотелось бы посмотреть, какое лицо будет у Берти во время свадьбы.
Но письмо тетки развеяло надежды на брак. Стюарт Сомерсет никогда не стал бы тем, кто он есть, будь он настолько легкомыслен, чтобы жениться на домашней прислуге неизвестного происхождения. А тетка ни за что не расскажет правду. Однако она все еще может уязвить Берти с помощью Стюарта.
Берти знал цену Верити как кухарке. Он как раз укрепился в мысли, что с ее талантом она может заткнуть за пояс любого парижского шеф-повара. Какой удар будет нанесен по его гастрономическим чаяниям, когда она переметнется в стан его злейшего врага и сделает стол брата знаменитым на всю Англию.
Кроме того, пусть полюбуется, как его авантюристка ложится в постель к брату. О, это отличный способ. В одиночку ей не удастся отомстить Берти как следует. Она мало значит для него, как убедилась недавно. Но в союзе с братом… Любая, даже самая незначительная мелочь, имеющая отношение к Стюарту, приводила Берти в ярость.
Справедливо, если Берти испытает хоть малую толику страданий, что поразили ее, чуть не лишив рассудка. Несколько недель она не могла ни есть, ни спать. Пускай сам поворочается с боку на бок! Пусть хоть на день лишится аппетита!
Но дверь дома номер тридцать два не желала открываться.
Она все-таки пнула ее, но дверь не открылась. Зато Верити здорово ушибла большой палец ноги.
Прихрамывая, она пошла по тротуару, прикидывая, куда пойти. Можно отправиться в пивную, прождать еще один томительный час. Или на Слоун-сквер взять кеб и поехать в гостиницу. Выбор между безрассудством и поражением.
Ноги сами понесли ее к пивной. Такова уж была ее манера выбирать – здравый смысл никак не являлся ее коньком. Будь она рассудительней, не оказалась бы в таком жалком положении, случайная посетительница с перечнем намерений, способных шокировать кого угодно.
Напротив, если бы она и прибыла в этот дом, она появилась бы тут законной хозяйкой, замужней дамой. Именно так и вышло бы, доведись ей встретить Стюарта Сомерсета на каком-нибудь вечере и решить: вот он, лакомый кусочек. Ее очаровали бы рассказы о его необычном детстве, она умоляла бы поведать ей щекочущие нервы подробности. Правда, что в их доме водились крысы величиной с кошку? Правда, что он не умел ни читать, ни писать? Каково испытывать голод и нищету? Потом она обсуждала бы услышанное с подругами, хихикая и, возможно, слегка содрогаясь в душе.
Она заставила себя остановиться и повернуть обратно. Даже в лучших кварталах Лондона по ночам было небезопасно. Ей пора уезжать, не то она напросится на неприятности. Ее третье посещение пивной вызвало просто нездоровое внимание, в основном со стороны мужчин, к которым она бы поостереглась приближаться ближе, чем на пятьдесят футов.
Не прошло и двух минут, как она услышала за спиной шаги – это был мужчина, и он быстро приближался. Верити резко обернулась. Может, это Стюарт Сомерсет наконец вернулся домой и… идет за ней следом? Разумеется, нет. Она узнала мужчину – среднего роста, т,0щий, с налитыми кровью глазами, пахнет выпитым в неумеренных количествах пивом и дешевым мылом. Весь вечер он слонялся возле пивной в компании с другим мужчиной, и оба пожирали ее заинтересованными взглядами, причем с очередным ее появлением в пивной их любопытство росло.
Мужчина был почти перед ней. Он удивился, когда она вдруг обернулась и оказалась с ним лицом к лицу. Некоторое время они разглядывали друг друга, а потом его рука проворно потянулась к ее сумочке. Не раздумывая, Верити сжала пальцы, размахнулась правой рукой и врезала ему по лицу.
Точнее, по шее, потому что его голова запрокинулась. Хороший получился удар. Она была ужасно напугана, но все же обрадовалась, когда увидела, что у него заплетаются ноги. Пусть сегодня она одета почти как леди, но сил ей не занимать – она могла тащить гору посуды высотой в половину собственного роста или целый бок теленка.
Выругавшись, он снова схватил ее ридикюль. Ну нет, не выйдет! Она положила деньги в туфлю, но в сумочке лежала единственная фотография ее родителей, прихваченная наудачу.
Она замахнулась ридикюлем. Еще один крепкий удар. Перед этим она зашла в книжный магазин и купила на обратный путь книгу Мэри-Элизабет Брэддон. Кажется, у книги достаточно острые углы.
– Сука! – простонал грабитель и схватил ее запястья. Каблуком правой туфли она что было силы наступила ему на ногу. Взвыв, он ударил ее по лицу. Она почти не почувствовала, как загорелась щека и хрустнула шея, потому что в следующий миг была счастлива услышать, как он взвыл от боли, когда ее каблук снова нанес удар, посильнее первого.
Она растопырила пальцы свободной руки и ткнула его в глаза. Он заорал. Верити повернулась, чтобы убежать, надеясь, что отбила у него желание преследовать ее, но очутилась лицом к лицу с его приятелем, вовсю благоухающим винными парами.
– С дороги. – Ее губы сами собой складывали слова. – Мой муж будет здесь с минуты на минуту.
Второй грабитель осклабился:
– Какой у тебя муж! Как у бабы яйца.
Грубая рука схватила ее за волосы, и голова девушки дернулась назад. Она лягнула того, кто был сзади, и попыталась разбить голову стоящему перед ней грабителю книгой миссис Брэддон. Но на сей раз удача была не на ее стороне. Он выбил сумочку из ее руки, схватил ее запястье и вывернул руку.
Верити закричала от боли и лягнула грабителя в ляжку. Зарычав, он выпустил ее руку. Ее локоть врезался в его ребра. Но тут второй грабитель схватил ее за талию, поднял и бросил на землю. Один из них прыгнул на нее сверху; она уже не разбирала, кто из них кто.
– Заберем сумку – и деру! – упрашивал тот, который остался стоять. – Скоро явятся копы.
– Сначала я преподам ей урок.
Огромный кулак приблизился к ее лицу. Закрыв глаза, Верити напряглась в ожидании страшного удара, который расколет ей череп.
Стюарт решил пройтись пешком. Заседание в палате общин выдалось исключительно долгим. Он попросил извозчика высадить его, не доезжая до дому, чтобы размять ноги.
Он устал. Но день еще не закончился – Стюарт был приглашен на бал. Не просто бал, а бал у герцогини Арлингтон.
Его медали за отвагу, полученное недавно наследство, слава одного из самых молодых членов парламента – он получил кресло в результате дополнительных выборов два месяца назад – все шло ему в актив. Но сегодняшний бал у Арлингтонов, главное событие светской жизни этого года, закрепит его положение в обществе, отметит особой печатью, которую ставят лишь матроны самого высокого ранга.
Тогда дело выбора жены заварится всерьез. Стюарт закрепит нынешний успех. Юные леди станут строить догадки относительно его перспектив в будущем. С одной из них он придет к соглашению – сделка купли-продажи, почти то же, что каждый день происходит на базаре где-нибудь в Дели.
Поэтому он непременно отравится на бал. Будет танцевать. Беседовать о вещах, которые имеют для истории не большее значение, чем для океанского лайнера прилипший к его корпусу моллюск. А утром он встанет пораньше, чтобы встретиться с лордом-канцлером, который был его поручителем при вступлении в «Иннер темпл».
Он повернул на свою улицу и встал как вкопанный. Там, всего в двадцати шагах, разыгрывалась сцена, которую нечасто увидишь, живя в одном из лучших кварталов Лондона. Уличная драка! Еще хуже – двое мужчин били женщину. Женщина храбро сражалась, но что она могла против двух насильников!
Стюарт бросился бегом.
Мужчины бросили женщину на землю. Один из них сел на нее сверху и занес кулак. Стюарт перехватил его руку сзади и отшвырнул негодяя прочь. Судя по звуку, тот врезался в уличный фонарь. Обхватив поперёк второго мужчину, Стюарт отправил его в том же направлении.
Стонущие грабители кое-как встали на ноги. Один из них потянулся к лежащей на тротуаре сумочке. Стюарт наступил на нее ногой. Грабители взглянули на ридикюль, потом на Стюарта, переглянулись и бросились бежать, словно сам черт гнался за ними.
Лежащая на тротуаре женщина осторожно приподнялась на локтях. Ее прическа растрепалась в пылу сражения, и буйная масса кудрей почти закрыла перепачканное грязью лицо. Рот изумленно раскрылся.
– Вы целы? – спросил он.
Если с ней все в порядке, он вернет ей ридикюль и пойдет своей дорогой. Она скорее всего проститутка, и ее добыча за этот вечер привлекла внимание несостоявшихся грабителей. Он ничем ей не обязан – просто заданный из вежливости вопрос.
– Я… я… – Она огляделась вокруг. – Ох нет!
Стюарт услышал акцент, твердые согласные и энергичные гласные, совсем не похоже на речь любой из уличных девиц. А он перевидал их немало, пока жил в трущобах Ард-вика.
– Не беспокойтесь. Вот ваша сумочка.
Он помог ей встать. Сунул в руки в перчатках потертый испачканный ридикюль и смятую шляпку. Она вцепилась в них мертвой хваткой.
– Спасибо, – пробормотала она. – Благодарю вас, сэр.
И тут же, не прошло и тридцати секунд, как она расплакалась, проливая обильные, словно море, потоки слез. Пошарила в своем ридикюле. Ее пальцы дрожали – похоже, она не нашла того, что искала.
– Вам больно?
Он дал ей свой носовой платок.
Покачав головой, она прижала платок к глазам. Но это было все равно что остановить всемирный потоп.
Нет, она не проститутка – слишком ранимая для жизни на улице. Он попытался угадать. Сшитый у хорошего портного костюм, состоящий из юбки и жакета, больше подходил респектабельной гувернантке, чем уличной шлюхе. Вероятно, она служила у кого-то из соседей. Получила свободный вечер – и вот возвращалась домой.
– Который из домов ваш, мисс? Она снова покачала головой.
– Я живу не здесь, – ответила она срывающимся голосом. – Я сама доберусь до дома, благодарю вас. Прошу, не задерживайтесь из-за меня.
Снова этот акцент, словно зубцы серебряной вилки постукивают о хрустальный бокал. Несомненно, это выходило у нее намного аристократичней, чем у виконтессы, с которой он беседовал пару дней назад.
– Вряд ли. На вас уже один раз напали, – возразил он. – Идемте со мной. Я найду вам экипаж.
Сделав это предложение, он понял, что не сможет идти с пей, пока она в таком состоянии, растрепанная, вся в слезах. Он взял ее за локоть, развернул и повел к своему дому – он был в нескольких шагах. Открыл дверь своим ключом, шагнул в сторону, давая ей возможность пройти в дом первой.
Но эта женщина, которая последовала за ним с покорностью ягненка, и не подумала входить. Напротив, она попятилась. Испугалась-таки! Он почти слышал ее смятенные мысли.
«Чужой. Те двое хотели только мои деньги. Этот может оказаться еще хуже».
Хорошо. Значит, она не совсем дурочка.
Она судорожно вздохнула. Подняла к нему лицо. Сквозь завесу волос он почти разглядел ее глаза. Она смотрела на него, как будто он материализовался из воздуха. Ее состояние можно было описать как среднее между шоком и параличом.
– Не хотите ли умыться, прежде чем мы отправимся на поиски кеба? – спросил он. – Поглядеться в зеркало?
Некоторое время она пристально смотрела на него, затем коснулась волос рукой и ахнула. Затем робко вошла в дом вслед за ним. Стюарт зажег лампы в передней и главном холле, а потом указал на лестницу:
– Ванная двумя этажами выше. Вторая дверь налево. Она бегом бросилась наверх.
Стоило упомянуть зеркало, как ее недоверие к нему улетучилось без следа. Стюарт покачал головой. Может, она и не дура, да ненамного разумней мешка с репой.
Верити схватилась за волнистый край ванны. Рука болела. Спину ломило. Наружная часть бедра ныла, она ударилась этим местом, когда её швырнули на землю. Но физическая боль казалась незначительным неудобством по сравнению с царящим в ее голове разгромом.
Что ей теперь делать?
Когда ее прижали, к тротуару, Верити, без пяти минут жертва уличной преступности Лондона и собственной глупости, поклялась с жаром новообращенного, что впредь никогда не будет строить далеко идущих планов на брата Берти.
Ее решение сопровождалось галлонами слез, когда она с огромным облегчением поняла, что чудовищная глупость сойдет ей с рук и она уйдет невредимой.
А потом она увидела номер на двери: тридцать два. Дом номер тридцать два по Кэмбери-лейн. Слезы застыли в ее глазах ледяными каплями. Ее спасителем был не кто иной, как Стюарт Сомерсет собственной персоной.
Неужели судьбе было угодно, чтобы они встретились именно так? Не означало ли это, что ее затея не столь уж безрассудна? Не следует ли ей теперь, когда она умылась и более-менее привела в порядок волосы, представиться и объяснить цель своего визита?
Но Верити не могла даже представить себе, как ошарашивает своим сообщением Стюарта Сомерсета. Их предыдущие встречи были совсем короткими, однако она успела поразиться его умению отстраняться от собеседника. Это была отстраненность абсолютно совершенного человека, который смотрел на безумства, подобные ее собственному, как на маневры клопов в деревенской гостинице.
Стюарт Сомерсет сурово скажет ей, что нисколько не верит истории ее бедствий и гонений. Предположит, что ее послал Берти с целью злокозненного обмана. И разумеется, он не станет брать на работу или в свою постель женщину, совершенно ему незнакомую, к тому же явно не в себе.
Она живо представила, как втолковывает, в манере отчаянной и жалкой одновременно, какие страдания они могли бы причинить Берти. Стюарт улыбнулся бы вежливо и указал ей на дверь. Он и без того достаточно поквитался с братом и не нуждался в ее помощи.
Глупо, глупо и еще раз глупо, твердила она собственному отражению в зеркале. Глупо было явиться в Лондон, глупо было надеяться, что Стюарт Сомерсет станет ее спасением, и уж вдвойне глупо ни разу не подумать о последствиях. Что ее ждет? Ярость Берти, увольнение, бесплодные попытки найти приличное место – учитывая ее скандальную репутацию – и слезы Майкла, когда ей уже в который раз придется от него отказаться.
Возможно, ее тетка была права. Она слабое и глупое создание, всеобщее посмешище, лучше б ей вовсе не появляться на свет. Столько потерь было в ее жизни, но она готова потерять и все остальное.
Она этого не допустит. Не станет делать глупость. Спустится вниз, горячо поблагодарит Стюарта Сомерсета и уедет в первом попавшемся кебе. Они с мистером Сомерсетом останутся чужими друг другу, и точка.
Стюарт вышел из гостиной, где дочитывал вчерашний номер «Дейли мейл», чтобы принести из кабинета виски. Когда он пересекал холл, что-то заставило его обернуться. Его незнакомка неподвижно стояла на лестничной площадке второго этажа, сжимая в руках сумочку. Растрепавшиеся волосы она пригладила и зачесала назад, так что теперь он увидел ее лицо.
Он уже успел побывать на нескольких балах, повидать немало хорошеньких юных леди, спускающихся в бальные залы по роскошным лестницам. Его лестница была совсем скромной. А жакет и юбку незнакомки, сшитые из серой шерстяной ткани, вряд ли можно было назвать роскошными. Да и юной она не была – хорошо за двадцать по меньшей мере. Тем не менее у него захватило дух.
Она не была красавицей в классическом смысле – рот слишком большой для тонкого, исхудавшего лица, подбородок тоже крупноват. Но какие у нее были глаза! Как на картинах прерафаэлитов, глубокие и загадочные. Такие глаза внушили бы поэтичный дар последнему тупице. А губы? Эти губы ввели бы в соблазн хоть ангела, хоть святого.
– Быстро вы справились, – заметил он.
– Ущерб оказался меньше, чем я предполагала, – ответила она, медленно спускаясь по ступенькам. Она чудесно выговаривала гласные, чистые звуки, точно пение птичек, населяющих семейные древа, уходящие корнями чуть ли не в эпоху битвы при Гастингсе. Кто же она такая?
Ее веки все еще были красноватыми от слез. Она не поднимала глаз, украдкой разглядывая его жилище. Сэр Фрэнсие оставил Стюарту по завещанию все, что мог. Судебные лорды, изучив дело, отдали Стюарту городской дом Сомерсетов на Гросвенор-сквер. Однако доходные участки городской земли отошли к Берти, а Стюарту достались овечьи пастбища, доходов с которых никак не хватало на содержание такого дома.
Поэтому он продал Сомерсет-Хаус со всем содержимым и купил стандартный дом в Белгрейвии. Это был верный выбор. Дом как раз подходил семье из пяти человек плюс слуги. Из старого дома Стюарт привез кое-что из мебели – самые ценные предметы – и расставил их с большим старанием и даже с претензией на щегольство.
Консольный столик у основания лестницы представлял собой образец стиля чиппендейл. Напольные часы красного дерева, изготовленные Джоном Брауном из Эдинбурга, датировались серединой восемнадцатого столетия. Над столиком висел писанный маслом пасторальный пейзаж, принадлежащий кисти самого Джона Констэбла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Хотелось бы посмотреть, какое лицо будет у Берти во время свадьбы.
Но письмо тетки развеяло надежды на брак. Стюарт Сомерсет никогда не стал бы тем, кто он есть, будь он настолько легкомыслен, чтобы жениться на домашней прислуге неизвестного происхождения. А тетка ни за что не расскажет правду. Однако она все еще может уязвить Берти с помощью Стюарта.
Берти знал цену Верити как кухарке. Он как раз укрепился в мысли, что с ее талантом она может заткнуть за пояс любого парижского шеф-повара. Какой удар будет нанесен по его гастрономическим чаяниям, когда она переметнется в стан его злейшего врага и сделает стол брата знаменитым на всю Англию.
Кроме того, пусть полюбуется, как его авантюристка ложится в постель к брату. О, это отличный способ. В одиночку ей не удастся отомстить Берти как следует. Она мало значит для него, как убедилась недавно. Но в союзе с братом… Любая, даже самая незначительная мелочь, имеющая отношение к Стюарту, приводила Берти в ярость.
Справедливо, если Берти испытает хоть малую толику страданий, что поразили ее, чуть не лишив рассудка. Несколько недель она не могла ни есть, ни спать. Пускай сам поворочается с боку на бок! Пусть хоть на день лишится аппетита!
Но дверь дома номер тридцать два не желала открываться.
Она все-таки пнула ее, но дверь не открылась. Зато Верити здорово ушибла большой палец ноги.
Прихрамывая, она пошла по тротуару, прикидывая, куда пойти. Можно отправиться в пивную, прождать еще один томительный час. Или на Слоун-сквер взять кеб и поехать в гостиницу. Выбор между безрассудством и поражением.
Ноги сами понесли ее к пивной. Такова уж была ее манера выбирать – здравый смысл никак не являлся ее коньком. Будь она рассудительней, не оказалась бы в таком жалком положении, случайная посетительница с перечнем намерений, способных шокировать кого угодно.
Напротив, если бы она и прибыла в этот дом, она появилась бы тут законной хозяйкой, замужней дамой. Именно так и вышло бы, доведись ей встретить Стюарта Сомерсета на каком-нибудь вечере и решить: вот он, лакомый кусочек. Ее очаровали бы рассказы о его необычном детстве, она умоляла бы поведать ей щекочущие нервы подробности. Правда, что в их доме водились крысы величиной с кошку? Правда, что он не умел ни читать, ни писать? Каково испытывать голод и нищету? Потом она обсуждала бы услышанное с подругами, хихикая и, возможно, слегка содрогаясь в душе.
Она заставила себя остановиться и повернуть обратно. Даже в лучших кварталах Лондона по ночам было небезопасно. Ей пора уезжать, не то она напросится на неприятности. Ее третье посещение пивной вызвало просто нездоровое внимание, в основном со стороны мужчин, к которым она бы поостереглась приближаться ближе, чем на пятьдесят футов.
Не прошло и двух минут, как она услышала за спиной шаги – это был мужчина, и он быстро приближался. Верити резко обернулась. Может, это Стюарт Сомерсет наконец вернулся домой и… идет за ней следом? Разумеется, нет. Она узнала мужчину – среднего роста, т,0щий, с налитыми кровью глазами, пахнет выпитым в неумеренных количествах пивом и дешевым мылом. Весь вечер он слонялся возле пивной в компании с другим мужчиной, и оба пожирали ее заинтересованными взглядами, причем с очередным ее появлением в пивной их любопытство росло.
Мужчина был почти перед ней. Он удивился, когда она вдруг обернулась и оказалась с ним лицом к лицу. Некоторое время они разглядывали друг друга, а потом его рука проворно потянулась к ее сумочке. Не раздумывая, Верити сжала пальцы, размахнулась правой рукой и врезала ему по лицу.
Точнее, по шее, потому что его голова запрокинулась. Хороший получился удар. Она была ужасно напугана, но все же обрадовалась, когда увидела, что у него заплетаются ноги. Пусть сегодня она одета почти как леди, но сил ей не занимать – она могла тащить гору посуды высотой в половину собственного роста или целый бок теленка.
Выругавшись, он снова схватил ее ридикюль. Ну нет, не выйдет! Она положила деньги в туфлю, но в сумочке лежала единственная фотография ее родителей, прихваченная наудачу.
Она замахнулась ридикюлем. Еще один крепкий удар. Перед этим она зашла в книжный магазин и купила на обратный путь книгу Мэри-Элизабет Брэддон. Кажется, у книги достаточно острые углы.
– Сука! – простонал грабитель и схватил ее запястья. Каблуком правой туфли она что было силы наступила ему на ногу. Взвыв, он ударил ее по лицу. Она почти не почувствовала, как загорелась щека и хрустнула шея, потому что в следующий миг была счастлива услышать, как он взвыл от боли, когда ее каблук снова нанес удар, посильнее первого.
Она растопырила пальцы свободной руки и ткнула его в глаза. Он заорал. Верити повернулась, чтобы убежать, надеясь, что отбила у него желание преследовать ее, но очутилась лицом к лицу с его приятелем, вовсю благоухающим винными парами.
– С дороги. – Ее губы сами собой складывали слова. – Мой муж будет здесь с минуты на минуту.
Второй грабитель осклабился:
– Какой у тебя муж! Как у бабы яйца.
Грубая рука схватила ее за волосы, и голова девушки дернулась назад. Она лягнула того, кто был сзади, и попыталась разбить голову стоящему перед ней грабителю книгой миссис Брэддон. Но на сей раз удача была не на ее стороне. Он выбил сумочку из ее руки, схватил ее запястье и вывернул руку.
Верити закричала от боли и лягнула грабителя в ляжку. Зарычав, он выпустил ее руку. Ее локоть врезался в его ребра. Но тут второй грабитель схватил ее за талию, поднял и бросил на землю. Один из них прыгнул на нее сверху; она уже не разбирала, кто из них кто.
– Заберем сумку – и деру! – упрашивал тот, который остался стоять. – Скоро явятся копы.
– Сначала я преподам ей урок.
Огромный кулак приблизился к ее лицу. Закрыв глаза, Верити напряглась в ожидании страшного удара, который расколет ей череп.
Стюарт решил пройтись пешком. Заседание в палате общин выдалось исключительно долгим. Он попросил извозчика высадить его, не доезжая до дому, чтобы размять ноги.
Он устал. Но день еще не закончился – Стюарт был приглашен на бал. Не просто бал, а бал у герцогини Арлингтон.
Его медали за отвагу, полученное недавно наследство, слава одного из самых молодых членов парламента – он получил кресло в результате дополнительных выборов два месяца назад – все шло ему в актив. Но сегодняшний бал у Арлингтонов, главное событие светской жизни этого года, закрепит его положение в обществе, отметит особой печатью, которую ставят лишь матроны самого высокого ранга.
Тогда дело выбора жены заварится всерьез. Стюарт закрепит нынешний успех. Юные леди станут строить догадки относительно его перспектив в будущем. С одной из них он придет к соглашению – сделка купли-продажи, почти то же, что каждый день происходит на базаре где-нибудь в Дели.
Поэтому он непременно отравится на бал. Будет танцевать. Беседовать о вещах, которые имеют для истории не большее значение, чем для океанского лайнера прилипший к его корпусу моллюск. А утром он встанет пораньше, чтобы встретиться с лордом-канцлером, который был его поручителем при вступлении в «Иннер темпл».
Он повернул на свою улицу и встал как вкопанный. Там, всего в двадцати шагах, разыгрывалась сцена, которую нечасто увидишь, живя в одном из лучших кварталов Лондона. Уличная драка! Еще хуже – двое мужчин били женщину. Женщина храбро сражалась, но что она могла против двух насильников!
Стюарт бросился бегом.
Мужчины бросили женщину на землю. Один из них сел на нее сверху и занес кулак. Стюарт перехватил его руку сзади и отшвырнул негодяя прочь. Судя по звуку, тот врезался в уличный фонарь. Обхватив поперёк второго мужчину, Стюарт отправил его в том же направлении.
Стонущие грабители кое-как встали на ноги. Один из них потянулся к лежащей на тротуаре сумочке. Стюарт наступил на нее ногой. Грабители взглянули на ридикюль, потом на Стюарта, переглянулись и бросились бежать, словно сам черт гнался за ними.
Лежащая на тротуаре женщина осторожно приподнялась на локтях. Ее прическа растрепалась в пылу сражения, и буйная масса кудрей почти закрыла перепачканное грязью лицо. Рот изумленно раскрылся.
– Вы целы? – спросил он.
Если с ней все в порядке, он вернет ей ридикюль и пойдет своей дорогой. Она скорее всего проститутка, и ее добыча за этот вечер привлекла внимание несостоявшихся грабителей. Он ничем ей не обязан – просто заданный из вежливости вопрос.
– Я… я… – Она огляделась вокруг. – Ох нет!
Стюарт услышал акцент, твердые согласные и энергичные гласные, совсем не похоже на речь любой из уличных девиц. А он перевидал их немало, пока жил в трущобах Ард-вика.
– Не беспокойтесь. Вот ваша сумочка.
Он помог ей встать. Сунул в руки в перчатках потертый испачканный ридикюль и смятую шляпку. Она вцепилась в них мертвой хваткой.
– Спасибо, – пробормотала она. – Благодарю вас, сэр.
И тут же, не прошло и тридцати секунд, как она расплакалась, проливая обильные, словно море, потоки слез. Пошарила в своем ридикюле. Ее пальцы дрожали – похоже, она не нашла того, что искала.
– Вам больно?
Он дал ей свой носовой платок.
Покачав головой, она прижала платок к глазам. Но это было все равно что остановить всемирный потоп.
Нет, она не проститутка – слишком ранимая для жизни на улице. Он попытался угадать. Сшитый у хорошего портного костюм, состоящий из юбки и жакета, больше подходил респектабельной гувернантке, чем уличной шлюхе. Вероятно, она служила у кого-то из соседей. Получила свободный вечер – и вот возвращалась домой.
– Который из домов ваш, мисс? Она снова покачала головой.
– Я живу не здесь, – ответила она срывающимся голосом. – Я сама доберусь до дома, благодарю вас. Прошу, не задерживайтесь из-за меня.
Снова этот акцент, словно зубцы серебряной вилки постукивают о хрустальный бокал. Несомненно, это выходило у нее намного аристократичней, чем у виконтессы, с которой он беседовал пару дней назад.
– Вряд ли. На вас уже один раз напали, – возразил он. – Идемте со мной. Я найду вам экипаж.
Сделав это предложение, он понял, что не сможет идти с пей, пока она в таком состоянии, растрепанная, вся в слезах. Он взял ее за локоть, развернул и повел к своему дому – он был в нескольких шагах. Открыл дверь своим ключом, шагнул в сторону, давая ей возможность пройти в дом первой.
Но эта женщина, которая последовала за ним с покорностью ягненка, и не подумала входить. Напротив, она попятилась. Испугалась-таки! Он почти слышал ее смятенные мысли.
«Чужой. Те двое хотели только мои деньги. Этот может оказаться еще хуже».
Хорошо. Значит, она не совсем дурочка.
Она судорожно вздохнула. Подняла к нему лицо. Сквозь завесу волос он почти разглядел ее глаза. Она смотрела на него, как будто он материализовался из воздуха. Ее состояние можно было описать как среднее между шоком и параличом.
– Не хотите ли умыться, прежде чем мы отправимся на поиски кеба? – спросил он. – Поглядеться в зеркало?
Некоторое время она пристально смотрела на него, затем коснулась волос рукой и ахнула. Затем робко вошла в дом вслед за ним. Стюарт зажег лампы в передней и главном холле, а потом указал на лестницу:
– Ванная двумя этажами выше. Вторая дверь налево. Она бегом бросилась наверх.
Стоило упомянуть зеркало, как ее недоверие к нему улетучилось без следа. Стюарт покачал головой. Может, она и не дура, да ненамного разумней мешка с репой.
Верити схватилась за волнистый край ванны. Рука болела. Спину ломило. Наружная часть бедра ныла, она ударилась этим местом, когда её швырнули на землю. Но физическая боль казалась незначительным неудобством по сравнению с царящим в ее голове разгромом.
Что ей теперь делать?
Когда ее прижали, к тротуару, Верити, без пяти минут жертва уличной преступности Лондона и собственной глупости, поклялась с жаром новообращенного, что впредь никогда не будет строить далеко идущих планов на брата Берти.
Ее решение сопровождалось галлонами слез, когда она с огромным облегчением поняла, что чудовищная глупость сойдет ей с рук и она уйдет невредимой.
А потом она увидела номер на двери: тридцать два. Дом номер тридцать два по Кэмбери-лейн. Слезы застыли в ее глазах ледяными каплями. Ее спасителем был не кто иной, как Стюарт Сомерсет собственной персоной.
Неужели судьбе было угодно, чтобы они встретились именно так? Не означало ли это, что ее затея не столь уж безрассудна? Не следует ли ей теперь, когда она умылась и более-менее привела в порядок волосы, представиться и объяснить цель своего визита?
Но Верити не могла даже представить себе, как ошарашивает своим сообщением Стюарта Сомерсета. Их предыдущие встречи были совсем короткими, однако она успела поразиться его умению отстраняться от собеседника. Это была отстраненность абсолютно совершенного человека, который смотрел на безумства, подобные ее собственному, как на маневры клопов в деревенской гостинице.
Стюарт Сомерсет сурово скажет ей, что нисколько не верит истории ее бедствий и гонений. Предположит, что ее послал Берти с целью злокозненного обмана. И разумеется, он не станет брать на работу или в свою постель женщину, совершенно ему незнакомую, к тому же явно не в себе.
Она живо представила, как втолковывает, в манере отчаянной и жалкой одновременно, какие страдания они могли бы причинить Берти. Стюарт улыбнулся бы вежливо и указал ей на дверь. Он и без того достаточно поквитался с братом и не нуждался в ее помощи.
Глупо, глупо и еще раз глупо, твердила она собственному отражению в зеркале. Глупо было явиться в Лондон, глупо было надеяться, что Стюарт Сомерсет станет ее спасением, и уж вдвойне глупо ни разу не подумать о последствиях. Что ее ждет? Ярость Берти, увольнение, бесплодные попытки найти приличное место – учитывая ее скандальную репутацию – и слезы Майкла, когда ей уже в который раз придется от него отказаться.
Возможно, ее тетка была права. Она слабое и глупое создание, всеобщее посмешище, лучше б ей вовсе не появляться на свет. Столько потерь было в ее жизни, но она готова потерять и все остальное.
Она этого не допустит. Не станет делать глупость. Спустится вниз, горячо поблагодарит Стюарта Сомерсета и уедет в первом попавшемся кебе. Они с мистером Сомерсетом останутся чужими друг другу, и точка.
Стюарт вышел из гостиной, где дочитывал вчерашний номер «Дейли мейл», чтобы принести из кабинета виски. Когда он пересекал холл, что-то заставило его обернуться. Его незнакомка неподвижно стояла на лестничной площадке второго этажа, сжимая в руках сумочку. Растрепавшиеся волосы она пригладила и зачесала назад, так что теперь он увидел ее лицо.
Он уже успел побывать на нескольких балах, повидать немало хорошеньких юных леди, спускающихся в бальные залы по роскошным лестницам. Его лестница была совсем скромной. А жакет и юбку незнакомки, сшитые из серой шерстяной ткани, вряд ли можно было назвать роскошными. Да и юной она не была – хорошо за двадцать по меньшей мере. Тем не менее у него захватило дух.
Она не была красавицей в классическом смысле – рот слишком большой для тонкого, исхудавшего лица, подбородок тоже крупноват. Но какие у нее были глаза! Как на картинах прерафаэлитов, глубокие и загадочные. Такие глаза внушили бы поэтичный дар последнему тупице. А губы? Эти губы ввели бы в соблазн хоть ангела, хоть святого.
– Быстро вы справились, – заметил он.
– Ущерб оказался меньше, чем я предполагала, – ответила она, медленно спускаясь по ступенькам. Она чудесно выговаривала гласные, чистые звуки, точно пение птичек, населяющих семейные древа, уходящие корнями чуть ли не в эпоху битвы при Гастингсе. Кто же она такая?
Ее веки все еще были красноватыми от слез. Она не поднимала глаз, украдкой разглядывая его жилище. Сэр Фрэнсие оставил Стюарту по завещанию все, что мог. Судебные лорды, изучив дело, отдали Стюарту городской дом Сомерсетов на Гросвенор-сквер. Однако доходные участки городской земли отошли к Берти, а Стюарту достались овечьи пастбища, доходов с которых никак не хватало на содержание такого дома.
Поэтому он продал Сомерсет-Хаус со всем содержимым и купил стандартный дом в Белгрейвии. Это был верный выбор. Дом как раз подходил семье из пяти человек плюс слуги. Из старого дома Стюарт привез кое-что из мебели – самые ценные предметы – и расставил их с большим старанием и даже с претензией на щегольство.
Консольный столик у основания лестницы представлял собой образец стиля чиппендейл. Напольные часы красного дерева, изготовленные Джоном Брауном из Эдинбурга, датировались серединой восемнадцатого столетия. Над столиком висел писанный маслом пасторальный пейзаж, принадлежащий кисти самого Джона Констэбла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33