А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– А вам теперь не нужно ломать голову, почему я все еще не замужем, несмотря на мои исключительные достоинства, – заявила она.
Лиззи снова зашагала в направлении дома, потому что леди не стала бы останавливаться, чтобы поговорить с джентльменом. Марсден не отставал ни на шаг.
– Не правда ли, сегодня чудесная погода?
– В самом деле, – отозвалась она.
– Обед вчера был потрясающий. Никогда не ел ничего вкуснее.
– Совершенно с вами согласна.
– Как говорят, мадам Дюран тоже восхитительна.
В его голосе зазвучали похотливые нотки. Лиззи взглянула на него – снова эта гадкая улыбка!
Ну уж с нее хватит! Через несколько недель она станет миссис Сомерсет. Не обязана она терпеть наглость простого секретаря. Лиззи остановилась.
– Мистер Марсден, мне крайне неуютно, когда вы смотрите на меня подобным образом. Была бы крайне признательна, если бы это прекратилось.
Он принял невозмутимый вид. Глаза у него были серые, точно кашемировый шарф, которым он обмотал шею – еще одна примета его тщеславия. Лиззи нисколько не удивилась бы, узнав, что Марсден носит вкладыши в ботинках, чтобы казаться выше ростом – не ниже ее пяти футов десяти дюймов.
– Простите. Неужели так заметно? – ответил он с искренним удивлением. – Значит, вы заметили, что я не могу оторвать от вас взгляда.
Его признание отозвалось в ней странной, пугающей дрожью.
– Буду признательна, если вы все-таки попытаетесь, поскольку для нас обоих будет лучше, если мы останемся в хороших отношениях – ради мистера Сомерсета, – заявила она высокомерно.
– Возможно, необходимость соблюдать приличия для нас с вами отпадет сама собой, – возразил Марсден. – Я еще не решил, стоит ли мне допускать, чтобы мистер Сомерсет женился на женщине с вашими… необычными пристрастиями. У меня еще есть несколько дней, чтобы принять решение.
– Прошу прощения? – вскричала Лиззи.
Но ее возмущение было не совсем искренним. Скорее она была – охвачена страхом. Неужели он знает про Генри? Иначе почему заговорил о «необычных пристрастиях»? Она старательно избегала этого термина, потому что считала его применимым только к суфражисткам, «синим чулкам» и женщинам, так или иначе не приемлемым в высших сферах общества.
Если Марсден сообщит Стюарту о ее прошлом, кто поручится, что он не сочтет также своей обязанностью сообщить и всем остальным? Если их с Генри отношения станут достоянием общества, ей останется только удалиться в убогий домишко на вересковой пустоши и прожить там остаток жизни в позорном изгнании.
– Париж. Дом мадам Белло. Красная комната с зеркалами, – сказал Марсден.
Лиззи уставилась на него, ничего не понимая. Потом до нее дошло.
– Отрицайте же, – подсказал Марсден. – Посмейтесь надо мной и скажите, что это просто игра моего грязного воображения. Что вы никогда – ни за что! – не делали ничего подобного. Даже не подозревали, что такое существует! Отвратительно!
– Ох, прошу вас. – У Лиззи даже голова закружилась от облегчения. То, что видел Марсден, было сущей ерундой. Они со Стюартом могли бы весело посмеяться вместе, узнай он о том случае! – Не будем шокировать благоразумие мистера Сомерсета. Неужели вы думаете, что он сильно расстроится из-за того, что я однажды позволила этой неразборчивой француженке себя поцеловать? Уверяю вас, вещи куда хуже случаются в лучших школах на европейском континенте.
– Полагаю, он бы расстроился, если бы невеста предпочла ему его собственного повара.
– Чего решительно не может быть, иначе я бы азартно предавалась школьным шалостям. А мадам Белло просто повезло застать меня в минуту крайней скуки. Поверьте, когда она сбросила платье и нагнулась ко мне поверх своей позолоченной кровати, у меня не возникло ни малейшего намерения доставить ей удовольствие.
Мистер Марсден смотрел на Лиззи долгим взглядом, словно пытаясь убедиться, говорит ли она правду, как будто правда имела большое значение лично для него.
– Очень хорошо, – сказал он наконец, – что ее муж вошел минуту спустя.
– Действительно хорошо.
– Я всегда восхищался искусным представлением, которое вы устроили, держа ее за руку и вытирая ей пот со лба. Вы сообщили мужу, что она надышалась какой-то отравы.
Это и было представлением, могла бы сказать Лиззи самой себе.
– Развратная парочка, – сказала она. – Мадам прикинулась шокированной, нырнула под одеяло, бросая на меня умоляющие взгляды. И я не уверена, что приход мужа был случайным.
Мистер Марсден сдавленно фыркнул, внезапно развеселившись. Его искренняя веселость удивила Лиззи – никогда раньше она не видела, чтобы Марсден радовался простодушно, как ребенок.
– Какая жалость, право же, что ваши наклонности в духе Сафо, – заявил он. – Просто обожаю хорошую мелодраму.
– Поищите ее в другом месте, сэр, – ответила она. – А теперь, если вам больше нечем меня шантажировать, мне мора. Приятного дня.
Марсден кивнул:
– Увидимся на похоронах, мисс Бесслер.
Лиззи пошла прочь. Но, поднимаясь по ступенькам лестницы, ведущей к дому, она оглянулась. Марсден стоял там, где они расстались, и наблюдал за ней. Утренний ветерок играл концом его шарфа.
– Я вас искал, – сказал Стюарт Лиззи, возвращающейся в дом со стороны реки.
Он хотел извиниться. Невеста впервые посетила его дом, а он едва справлялся с ролью хозяина и будущего супруга. Целый вечер Стюарт находился под впечатлением обеда – и добрую часть ночи. Поэтому все, на что он был способен, это притвориться, что слушает беседу Марсдена с мистером Бесслером, и время от времени кивать в наиболее подходящих местах.
– Я долго гуляла, – ответила Лиззи, похоже, совсем не замечая его рассеянности. Обернувшись назад, она обвела взглядом широкую аллею, что вела к кованым воротам, закрывающим выход к реке, и сады по обе стороны аллеи. – Фэрли-Парк просто прекрасен.
– Вы могли бы поселиться здесь?
– Запросто. Я уже полюбила это место.
– Рад слышать, – сказал Стюарт. – Знаю, вы мечтали о более величественном доме.
– О нет! Прошу вас, Стюарт, не напоминайте, какой заносчивой я когда-то была. Я очень стыжусь собственного тщеславия.
Он улыбнулся:
– Вами двигало не тщеславие, а честолюбие. Все-таки я кое-что знаю о честолюбии.
– Сэр? – позвал кто-то.
Стюарт обернулся. Перед ним стояла экономка.
– Да, миссис Бойс?
Миссис Бойс подала ему конверт из коричневой бумаги.
– Сэр, это нашли горничные. Мы решили, что вам необходимо взглянуть.
«Похоронить вместе со мной», – было написано на конверте. Старательный, официальный почерк Берти, который Стюарт знал с тех времен, как они писали друг другу почти ежедневно, пока в течение последних лет в Хэрроу почерк брата не изменился, превратившись в свободный курсив с множеством завитушек.
– И где же горничные это нашли?
– В альбоме с эскизами мистера Бертрама, – ответила миссис Бойс. Экономка спросила Стюарта, что делать с многочисленными альбомами Берти, и он велел их куда-нибудь убрать. – Я велела проложить эскизы салфетками, и в одном из ранних альбомов горничные наткнулись на этот конверт. Следует ли распорядиться, чтобы его положили в гроб?
Конверт был легким и незапечатанным – вероятно, при жизни Берти никто не совал нос в его альбомы, кроме самого хозяина. Стюарт вытряхнул на ладонь содержимое конверта.
Две фотографии. Первая была семейным портретом – Берти и его родители. Берти, примерно пяти-шести лет, маленький, светловолосый, стоял возле матери, которая держала его за руку.
На второй были два мальчика. Один из них Берти, второй… Стюарт не сразу сообразил, что вторым мальчиком был он сам. Они сидели на каменной скамье, с напряженными, серьезными лицами – нужно ведь сидеть совершенно неподвижно, иначе фотография выйдет смазанной.
Вот так они сидели, взявшись за руки. Почему-то это зрелище поразило Стюарта. Он быстро убрал снимок обратно в конверт.
«Похоронить вместе со мной».
Он отдал конверт экономке:
– Да, пусть его положат в гроб.
«Дорогая Жоржетта!
Не понимаю, почему до сих пор не спросила тебя об этом, но помнишь ли ты, как замяли скандал насчет второго из младших сыновей покойного лорда Уайдена? Ты тогда сказала – вот злюка! – что знаешь правду, потому что подслушала разговор твоей матушки с выжившей из ума леди Уайден. Но матушка застукала тебя и заставила дать клятву, что никому ничего не скажешь.
И помнишь ли ты, что обещала посвятить меня в тайну после смерти лорда и леди Уайден? Оба уже в могиле, и я хочу знать, что произошло. Не заставляй меня долго ждать.
Целую близнецов, с любовью, Лиззи».
– Простите, сэр. Вы сказали – Манчестер южный или Манчестер юго-западный? – спросил Марсден.
– Юго-западный, – ответил Стюарт.
Вот уже второй раз Марсден просит Стюарта повторить. Но и Стюарт не лучше. Он давно утерял нить мысли и вынужден был просить секретаря перечитать абзац письма, чтобы вспомнить, на чем остановился.
– В то время как я разделяю вашу тревогу относительно царящей в ваших избирательных округах озабоченности по вопросу билля о Гомруле, – продолжал Стюарт, – позвольте напомнить, что те же самые округа голосовали за ваше избрание в парламент, полностью отдавая себе отчет, что успех либералов на выборах означает назначение премьер-министром мистера Уильяма Эварта Гладстона, который за годы, проведенные в оппозиции, с предельной ясностью дал понять, что самоуправление Ирландии является вопросом первостепенной важности. Он не нарушит обязательств в отношении ирландцев и внесет билль для повторного рассмотрения на грядущей парламентской сессии.
Стюарт сделал паузу на случай, если Марсдену потребуется разъяснение. Однако тот молчал, выжидательно глядя на хозяина.
– При поддержке электората, учитывая опыт и дар убеждения мистера Гладстона, следует с полной уверенностью ожидать, что билль будет принят обеими палатами. Будучи самым молодым членом парламента, я понимаю, что вы не захотите оставаться в стороне от этого исторического голосования. Более того, полагаю, вам не захочется пренебречь возможностью быстрого принятия некоторых законопроектов частного характера, близких и дорогих вашему сердцу.
– Корпоративные привилегии? – поинтересовался Марсден, быстро царапая бумагу пером.
– Железные дороги, – пояснил Стюарт.
Теперь, когда угроза была ясно изложена, Стюарт разразился двумя абзацами сердечных заверений в почтении. Марсден закрыл блокнот и встал.
– Письмо будет готово завтра, сэр.
– Благодарю, – отозвался Стюарт.
Они покончили с делами слишком быстро; оставались еще добрых пять минут, прежде чем подадут карету, на которой Стюарту предстоит отправиться на погребальную церемонию.
– Сэр, я хотел спросить, считаете ли вы разумным намерение мистера Гладстона снова ставить на голосование билль о Гомруле? В прошлый раз это стоило ему поста премьер-министра, – полюбопытствовал Марсден.
– Он и на этот раз рискует, – ответил мистер Сомерсет, просматривая стопку писем, которые принес Прайор четверть часа назад. В душе Стюарт не был уверен, что билль будет принят, как уверял в письмах к колеблющимся «заднескамеечникам». В палате лордов все еще заправляли консерваторы. В палате общин у либералов был перевес всего лишь в сорок мест. А храбрость поступить по совести редко встречалась у политиков любого толка.
– Тем не менее вы его поддерживаете, – продолжал Марсден.
– В Ирландии неспокойно. Но ирландцы все еще хотят с нами сотрудничать. Неужели мы станем откладывать до тех пор, пока они не решат взять в руки оружие?
– Разве они уже не поднимали вооруженных бунтов?
– Если вы имеете в виду взрывы в восьмидесятых, так это были выступления ничтожного меньшинства. Я бы предпочел принять меры прежде, чем стремление к насилию возобладает в самых широких слоях населения, – ответил Стюарт.
Стюарт был прагматиком, который видел наилучший путь решения проблемы, сводящий к минимуму возможный ущерб, рассчитавшим, что время настало, и лучший с прагматической точки зрения выход вполне соответствует тому, что хорошо бы сделать в принципе. В частности, поэтому мистер Гладстон и оценил Стюарта: его взвешенный подход к управлению страной прекрасно дополнял страстное стремление к справедливости, свойственное этому великому человеку.
– Будем надеяться, что наши парламентарии поймут это также, как вы.
– Поймут, – заверил Стюарт.
За результат в палате лордов он ручаться никак не мог, но сдавать позиции в нижней палате тоже не собирался. Он подготовит это голосование дня мистера Гладстона, даже если для этого придется запугивать, понукать и шантажировать всех либералов до последнего в списке.
– Я мог бы раздобыть полезные сведения о некоторых членах парламента, сэр, – предложил Марсден.
– Отлично, – ответил Стюарт. Любые сведения, добытые Марсденом, относились к разряду таких, что ни один политик не захотел бы делать достоянием гласности. – Мы могли бы сделать из вас коварного и бессердечного тактика.
Несмотря на то, что письмо-рекомендация Марсдена была подписана самим мэром Парижа, Стюарт неохотно взял на работу юного аристократа, который пять лет провел в Париже, вращаясь в кругах писателей и художников – и анархистов тоже, насколько ему было известно. Однако Уилл Марсден оказался приятным сюрпризом. Он был именно таков, каким его рекомендовал мэр: знающим, педантичным и исключительно преданным секретарем.
– Сэр, слуги шепчутся, что вы скоро женитесь, – сказал Марсден.
– Слуги всегда узнают первыми, – согласился Стюарт. Хотя в данном случае избыточная осведомленность слуг была на его собственной совести. Сообщив новость мадам Дюран, он пошел еще дальше и рассказал о своих планах камердинеру, дав ему понять, что это вовсе не секрет. – Да, мисс Бесслер приняла мое предложение.
– Мои поздравления, сэр.
Казалось, новость не сильно воодушевила Марсдена. Стюарт задумался: похоже, у его секретаря и Лиззи взаимная неприязнь.
– Благодарю, – сказал он. – Свадьба состоится в середине января. Слишком скоро, но я хочу, чтобы мы успели до того, как парламент начнет работу. Несправедливо взвалить такое бремя на плечи одной мисс Бесслер, поэтому я прошу у вас помощи. Полагаю, вы окажетесь столь же неоценимым помощником для мисс Бесслер, как и для меня.
Марсден приподнял обложку своего блокнота. На Стюарта он не смотрел.
– Вы уверены, что мое участие пойдет на пользу вашей свадебной церемонии, сэр? У меня нет опыта по части организации свадеб.
– Как я понимаю, в круг ваших обязанностей на службе и мэрии входила организация общественных мероприятий подобного рода, и вы прекрасно справлялись. Отлично справитесь и на сей раз.
Марсден захлопнул блокнот и дважды стукнул по обложке кончиком пера.
– Благодарю за доверие, сэр. Приложу все усилия, чтобы свадьба удалась.
Стюарт прибыл в церковь задолго до всех остальных.
Викарий, добрая душа, спросил его, не желает ли он пронести минуту наедине с Берти. Это было искреннее, хотя и подобающее в таких случаях предложение – минута уединения с дорогим усопшим. Однако Стюарт почувствовал себя растерянным, словно был вынужден внезапно принять важнейшее из решений.
– Да, благодарю вас, – ответил он, потому что именно того от него и ждали.
Гроб Берти стоял на катафалке в конце нефа, перед стеной с венками. Красивый гроб, лучшее произведение из красного дерева, стоившее немалых денег. Подходя к гробу, Стюарт увидел собственное отражение в полированной поверхности дерева, свое лицо, искаженное изгибами и выпуклостями домовины.
Крышку гроба закрывал ворох белых лилий. Стюарт погладил прохладный зеленый стебель.
«А ты любишь цветы?» – спросил Берти. Стояло солнечное утро июня, несколько дней спустя после приезда Стюарта в имение.
Стюарт кивнул. Он никогда не видел так много цветущих растений. Розы, розы, бесконечные розы. Сад словно сошел со страниц сказки.
«Я хочу вывести новые сорта роз. Десятки сортов! Хочешь, назову один в твою честь?»
Стюарт улыбнулся. Улыбнулся впервые с того дня, как его покинула мать. «Только если, это будет мальчишечий сорт».
С тех пор в каждый приезд в Фэрли-Парк воспоминания, о существовании которых в своей памяти Стюарт и не подозревал, толпой собирались возле самых границ сознания, готовые в любой момент всплыть в уме – дай только повод.
В этой самой церкви они с Берти играли в прятки. Потом Берти отвел брата на Хай-стрит и познакомил со старой миссис Тэйт, которая в своей темной лавке продавала книги и всякий старинный хлам, шепнув на ухо, что, по слухам, миссис Тэйт провела весьма бурную молодость. На обратном пути полил дождь. И Берти мог рассказывать о матери, потому что его лицо было уже и без того мокрым.
Однажды этот мальчик вырастет и станет завидовать ему и бояться его, напомнил себе Стюарт. Он скажет брату, что сэр Фрэнсис молил Бога, чтобы Нельда Лэм умерла, когда она, казалось, вот-вот оправится после болезни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33