Конец».
Этого и следовало ожидать. Так и должно быть. Точнее, предопределено. Но тем не менее душа Верити болела, и темные щупальца страдания сжали ее сердце.
Конец.
Она закрыла глаза.
Не обратила внимания на стук в дверь. На кухне на пару минут прекрасно обойдутся без нее. Верити не знала, сколько прошло времени, прежде чем она обернулась и увидела записку, просунутую под дверь.
«Дорогая мадам!
Ваше присутствие требуется мне в Лондоне.
Ваш покорный слуга,
Стюарт Сомерсет».
Верити трижды перечитала короткое послание, прежде чем до нее дошла суть. Тогда слова вспыхнули перед ней огнем.
Зачем она понадобилась ему в Лондоне? Потакать желаниям, которые она ясно читала в его лице? Поселить ее в укромном месте, где не нужно опасаться, что его застигнут врасплох, приди ему вновь желание удовлетворить свое грязное любопытство?
Это шло вразрез с тем, что она о нем знала. Но по какой другой причине вызов мог последовать так внезапно, почти сразу после того, как они чуть не столкнулись в теплице? Ведь было решено, что никто из слуг Фэрли-Парк не последует за хозяином в Лондон, по крайней мере не раньше Нового года.
Что ж, Верити не поедет. Она наемная прислуга, а не рабыня. Она свободна оставить место службы, когда ей вздумается.
Мадам Дюран присела к столу и начала писать прошение об уходе.
Глава 9
Июль 1882 года
Стюарту не верилось, что все происходит на самом деле. И с какой поспешностью он действует! Он терзал рот своей Золушки, не в силах остановиться из страха, что она остановится первой.
Ее губы пахли пирогом и виски – огонь и сладость, как первый восход солнца после Всемирного потопа. Пальцы Стюарта комкали тонкий ситец ее блузки. Им не терпелось добраться до ее кожи, до всего, что она могла бы дать.
«Позволь мне. Только позволь. Умоляю».
И она вняла мольбе – поцеловала его в ответ. Пол заходил ходуном, звезды пали на землю, и он понял, что пропал. Он был для нее незнакомцем, но в ее поцелуе ему чудилось бесконечное доверие. Стюарт был покорен; его затопила волна благодарности. Когда в последний раз случалось с ним, чтобы он ощущал столь искренней влечение к другому человеку, страстное желание отдать ему все, чем владел?
Стюарт отпрянул. Не привык он к чувствам такой силы. Сердце решительно не справлялось. Кто он – испуганный безумец или торжествующий победитель?
Девушка взглянула на него глазами, в которых он читал смятение. Из-за того, что он ее поцеловал? Или из-за того, что прервал поцелуй?
Он желал ее слишком сильно. А он-то знал как никто другой, что случается, стоит ему захотеть чего-нибудь слишком сильно. За все надо платить. Все всегда имеет цену.
– Вы все еще можете отослать меня, – сказал Стюарт хрипловатым голосом.
Сидящий в нем здравомыслящий трус искал путь к отступлению, но все остальное существо Стюарта взывало к действию. Какова бы ни была на сей раз цена, он готов ее заплатить ради прибежища, которое даст ему эта женщина. Прибежища, которое он уже обрел с ней.
– Не могу, – тихо ответила она.
И он понял, что принадлежит ей до тех пор, пока ей угодно им владеть. Он обнял ладонями ее лицо и снова поцеловал. Безумное желание все еще билось в нем, но его затопила волна нежности. Хотелось не сокрушить ее страстью, а ласкать, лелеять.
На этот раз она оказалась еще чудесней – как леденец и патока, потому что это был вкус обещания. Под пальцами Стюарта ее щеки были нежными, словно сахарная пудра. Под указательным пальцем на шее билась жилка – быстрый, жаркий ритм, в унисон которому билось его собственное сердце.
Стюарт был боец, а не любовник. Любовные приготовления всегда выпадали на долю женщины, с которой он спал. Сейчас он боялся, что покажется ей грубым и неуклюжим. Но сегодня, кажется, ему выпал счастливый шанс. Когда руки Стюарта скользнули ниже, чтобы расстегнуть блузку, пальцы сами собой принялись за работу с неспешной сноровкой. Незаметно исчезли юбки. Даже корсет не представил особой трудности.
Когда девушка осталась в одной рубашке, Стюарт усадил ее на край постели и, не прерывая поцелуя, стащил с себя сюртук и жилет. Она помогла ему снять рубашку через голову.
Стюарт целовал ее горло, плечи, руки. Прикусил кожу у основания шеи, и она тихо застонала от удовольствия. Едва уловимый стон зажег в его жилах огонь. Его единственным желанием было доставить ей удовольствие, и вот теперь она была довольна.
Что бы он ни делал – ей нравилось все. Сладко вздрагивала, когда он целовал ее за ухом. Покусывал внутреннюю поверхность локтя – и она постанывала, отчего у него кружилась голова. А стоило ему лизнуть ее груди сквозь тонкую ткань сорочки, как она сжала его в объятиях и повалила на постель.
Стюарт поднял сорочку, чтобы беспрепятственно насладиться ее пахнущей земляникой кожей. Пупок и соски были совершенной формы, Стюарт стал целовать их горячо и жадно. Она сорвала с себя сорочку, обвила Стюарта своим телом и призывно заерзала, давая понять – она готова его принять.
Это было как в первый раз. Нет, гораздо лучше, чем в первый раз. Тогда он был полупьян, не оправившись толком от первого приступа малярии, и не совсем уверен, что вообще пошел бы на это дело, не будь изрядно навеселе.
Она обжигала, испепеляла. Это было мукой, сладчайшей из мук, что выпали на его долю за всю жизнь. Каждое движение приближало благословенный миг освобождения. Каждый раз, когда он замирал, чтобы продлить наслаждение, тело сотрясалось, предвкушая взрыв.
Содрогнувшись всем телом, она закричала. А он не мог остановиться, даже если от этого зависела бы судьба наций и жизни миллионов людей. Потом он взлетел на вершину, и ударила молния. Тело сотрясали приступы яростного наслаждения, рвали и терзали, грозя уничтожить вовсе.
Он не мог больше сопротивляться, опустил руки и камнем полетел в пропасть.
* * *
Несмотря на некоторую сонливость, Стюарт чувствовал, как его переполняют радость и восхитительное ощущение, что жизнь чертовски прекрасна!
Он повернулся на бок, крепко прижимая девушку к себе. Она раскраснелась, волосы рассыпались спутанной гривой, дыхание все еще было неровным, под стать его собственному.
Он не удержался, чтобы не поцеловать ее – так она была прекрасна.
– Часы пробили полночь, Золушка, – сказал он. – А вы все еще здесь.
Смущенно улыбнувшись, она натянула одеяло до самых ключиц.
– Современная Золушка отлично понимает, что в наших прекрасных городах процветает преступность. Поэтому лучше не покидать безопасный кров ради ночных улиц.
Стюарт погладил ее плечо. Ее ключицы торчали. Без одежды девушка оказалась еще более худой, чем он предполагал.
– Рад, что современная Золушка столь благоразумна.
– Современная Золушка исчезает на рассвете, – продолжала она. – Когда начинают ходить поезда.
– Благоразумна и умеет мыслить логически. Современная Золушка просто идеал женщины! – Наклонившись, он снова поцеловал ее в губы. – Погодите-ка.
Она удивленно приподняла голову, когда Стюарт вернулся в постель с блюдом в руках.
– Вы проголодались?
– Это вам, – ответил он, ставя тарелку рядом с ней на постель. – Вы должны поесть еще.
Она опустила глаза.
– Спасибо. Никому еще не приходило в голову меня кормить.
– Ну, это преступление. – Стюарт отломил кусочек пирога и протянул ей: – Ешьте же, леди.
– Вы совсем как моя старая гувернантка.
– Ребенком вы не ели как следует?
– Нет. Нужно было меня ловить и держать крепче, да еще пугать всяческими неприятностями. Только так я соглашалась съесть кусочек-другой на ужин.
– Даже не верится.
– Мне было почти безразлично – есть или не есть, пока однажды я не покинула дом и еда перестала появляться на столе сама собой с завидной регулярностью. – Она взяла еще пирожного. – Голод, как ничто другое, заставляет понять, что на самом деле важно.
– Полный желудок?
– Полный желудок. Стюарт улыбнулся:
– А что казалось вам самым важным до того?
– Наряды.
– Наряды?
– Именно. Платья на каждый день и платья для бала, блузки, шляпки, перчатки, туфли. – Она бросила на него быстрый взгляд: – Мне продолжать?
Ему хотелось, чтобы она говорила и говорила, хотя бы для того, чтобы слышать, как звенит ее голосок – словно жемчужинки падают на серебряный поднос.
– Не знал, что Золушка была такой легкомысленной.
– О, но она была именно такой. – Пауза. – И сейчас такая. Я всегда подозревала, что она отправилась на бал не столько ради того, чтобы сцапать принца, но и для того, чтобы покрасоваться в новом бальном платье. Старое-то никуда не годилось. А новое сулило массу удовольствия.
– Хотите сказать, что платья приносят больше удовольствия, чем принцы?
– Намного. – Дразнящая улыбка вдруг сменилась горестной гримасой. – А разве она вам не сказала? Современная Золушка недавно объявила мораторий на принцев, особенно на их жабью разновидность.
– Но не на незаконнорожденных братьев принцев-жаб?
Девушка густо покраснела.
– Да, она просто не может опомниться от удивления. А вдруг брат подумает о ней плохо, решив, что она – особа легкого и распущенного поведения?
Стюарт тоже был изумлен. И счастлив. И преисполнен благодарности.
– Легкого поведения? Бог мой, я в жизни никого так не упрашивал, – заявил он совершенно искренне, гладя ее волосы.
А еще он был на грани Нервного срыва. Многие годы Стюарт учился скрывать страх и волнение и лишь благодаря долгой тренировке не выглядел сейчас полным идиотом. А девушка держала себя так сухо, была оскорблена. Ей и невдомек, что это он у нее в руках, а не наоборот. Ей нечего было бояться. Это он нарушил выработанное с годами правило – никогда не напрашиваться, никогда не упрашивать. Иначе того и гляди – получишь отказ.
Но когда она приказала уйти, Стюарт набрался бесстыдства и ослушался. Остался, вместо того чтобы немедленно уйти, как обещал. Урвал минуту здесь, минуту там, потом еще одну. Рисковал истощить ее терпение, бросая украдкой жадные взгляды. Рассказал о себе – полученные сведения она могла бы использовать как оружие против Стюарта.
Дал ей полную власть над собой.
Но она и не подумала смеяться. Поведала свою историю, от которой у него встали дыбом волоски на задней стороне шеи – настолько она была близка и понятна. Когда девушка описывала вкус карамели и ее губы порхали, готовые сложиться в улыбку, а глаза сияли светом давно прошедшего лондонского утра, она была прекрасна, как сама надежда.
– Думаю, что вы непорочны, как монахиня. Но даже столь строгая добродетель не может выстоять под напором моей храбрости и очарования, – заявил он.
Она скорчила гримасу, не решаясь рассмеяться, и не в силах подавить веселье. Что ему оставалось делать? Только поцеловать еще раз, осторожно, бережно исследуя контур ее губ. Это ее напору нельзя было противиться. Стюарту была в новинку эта любовная игра. Подумать только, он остался в постели, когда дело уже сделано, просто для того, чтобы смотреть на нее, болтать о пустяках. И еще он чувствовал, как в нем снова нарастает желание.
– Никогда бы не подумала, что вы любите целоваться и шутить, – пробормотала она.
– Вы правы, – признал Стюарт. – Я всегда считал поцелуи напрасной тратой времени – если вообще снисходил до них. И обычно мне крайне трудно разговаривать с женщинами. Им неинтересно то, что я считаю важным и полезным.
– А что вы находите важным и полезным? – Она кокетливо склонила голову набок.
– Избирательная реформа. Условия труда на заводах и шахтах. Государственные школы. Внешняя политика, особенно в Центральной Азии.
Стюарт оставил службу в армии, потому что методы веления войны вызывали в нем отвращение. И мистер Глад-стон завоевал его преданность именно потому, что непоколебимо выступал против войны с самого ее начала.
– Не уверена, что смогу отыскать на карте Афганистан, – сказала она, весело блестя глазами.
Стюарт рассмеялся:
– Ну и пусть. А если вам интересно, могу показать. Боже, она сводила его с ума.
Бросив на него быстрый взгляд, Верити взяла ломтик 11 ирога и начала медленно смаковать его. Стюарт наблюдал. Можно было сразу сказать, нравится ли ей угощение, как в случае с вареным яйцом. Он вспомнил, как старательно прижимала она белок к нижней губе, так что туда налипли крупинки соли и перца, и она облизнула губу, смахнув их кончиком языка, прежде чем вонзить зубы в яйцо. Слышал безмолвные вздохи, следил за движениями языка во рту, едва сдерживаясь, чтобы не вырвать блюдо из ее рук и не утащить се в постель.
Но сейчас она думала совсем не о пироге. Она явно что-то замышляла, пропустив его предложение мимо ушей. Он помолчал, дожидаясь, когда пирожное исчезнет.
– Скажите, как вас зовут? – начал он.
– Кажется, вы уже знаете мое имя, – возразила она.
– Хочу услышать ваше настоящее имя. Так будет справедливо. Вам известно, где я живу. Вы можете узнать обо мне все, что захотите.
– Вы уже знаете обо мне все, что нужно, – упрямилась она.
– Я не знаю, где вы живете.
– В тени принцева замка.
– А где это? – спросил он, заранее зная, что она не ответит.
– К северу отсюда.
Она сказала больше, чем он надеялся услышать.
– Как далеко?
– Не дальше Шотландии.
Таким образом, у него осталось пол-Британии и сотня, если не тысяча, имений, которые можно назвать французским шато, замком из сказки, хотя английские замки – дело совсем другое. Боже правый, он всерьез пытается найти подсказку в детской книжке.
– Скажите точнее.
Она колебалась.
– Это место вы очень легко найдете на карте.
Разве это подсказка? Он с легкостью может отыскать на карте что угодно.
– Помилосердствуйте.
Ему не стыдно умолять. Он уже понял, что совершенно лишен гордости, если дело касается этой женщины.
Она заявила:
– Я и без того сказала слишком много.
Ее голос не дрогнул. Она действительно думала, что сообщила ему достаточно. Поищите иголку в стоге сена размером с Пеннинские горы!
– Хорошо. Больше не буду спрашивать, где вы живете. – Значит, ему придется не спускать с нее глаз. Хотя как же завтрашняя встреча с лорд-канцлером? – Скажите, что привело вас в Лондон?
Она закрыла щеки ладонями.
– Вы, разумеется.
– Я?
– Должны были быть вы. Иначе как вышло, что мы здесь, вместе, хотя встретились всего несколько часов назад?
Действительно, какое еще может быть объяснение. Судьба предопределила им встретиться – и полюбить друг друга.
– В таком случае останьтесь со мной, – сказал Стюарт. – Я о вас позабочусь.
Она слабо улыбнулась:
– Вы очень добры.
Она ему не поверила. Сочла его слова за скоропалительное предложение, о котором он пожалеет, едва наступит рассвет. Но ведь она его еще плохо знает, не так ли?
– Вы видели мой дом. У меня есть еще овечьи выпасы в северном Йоркшире. Через год я начну адвокатскую практику. Но сейчас я живу на проценты, так что вам придется подождать – может, довольно долго, – прежде чем начнете опустошать магазины Уорта. Но я буду счастлив потакать всем вашим желаниям.
– Бедняк предлагает неограниченный кредит. Теперь я выслушала все.
– Я не сказал, что предлагаю неограниченный кредит. И бедняком он точно не был. У него осталось довольно на банковском счете после продажи Сомерсет-Хауса. Однако страх снова оказаться в нищете глубоко поселился в душе Стюарта. Он не хотел трогать капитал, если в том не было крайней нужды.
– Надеюсь, что, став моей женой, вы сумеете мудро распорядиться семейным бюджетом. Неограниченный кредит приведет нас в тупик.
Снисходительная усмешка исчезла, уступив место изумлению, граничащему с непониманием.
– Вы предлагаете мне выйти за вас замуж?
– Да.
– Совершенно незнакомой женщине?
Что ее столь сильно поразило? Между ними возникло такое чувство близости, как будто они давно знают друг друга. Они вовсе не чужие друг другу; просто не встречались раньше.
– Я знаю вас гораздо лучше, чем любую из молодых леди, среди которых мне полагается выбрать супругу, протанцевав с ней пару раз на балу и выдержав полдесятка скучнейших разговоров.
– По крайней мере вас с ними знакомили. Вы даже не знаете, как меня зовут.
– Разве я не пытался это выяснить? Моей вины тут нет. Она покачала головой:
– Я вас не виню. Я виню себя. Вы джентльмен, но я не леди.
– Станете леди, выйдя за меня замуж.
– И не невинная дева.
– Я заметил.
Она снова покачала головой:
– Зачем? У вас все впереди. Зачем обременять себя таким ярмом, как я?
– Так вы, в конце концов, самая знаменитая куртизанка в Лондоне?
– Нет. Конечно, нет.
– За вами тянется цепь преступлений?
– Нет.
– Вы замужем?
– Бог мой, да нет же!
– Тогда вы будете не ярмом, а драгоценным подарком.
У Стюарта были свои циничные соображения по поводу брака. Но он судил здраво и уважал брак как могучий инструмент узаконивания и освящения того, что было незаконным и неосвященным. Будучи мужчиной, он имел некоторую свободу в выборе жены. Женщина, которая выглядит и говорит так, как его незнакомка, и обладает той неуловимой сущностью, что отличает истинную чаровницу от обычной комедиантки, добьется в обществе оглушительного успеха, даже если друзья и коллеги Стюарта поначалу отнесутся к ней настороженно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33