– Спасибо вам за гостеприимство.
– Пожалуйста. Приезжайте еще.
Умелов видел, как Гольц незаметно для других проверил узел на своем клапане. Убедившись, что он цел, Александр с трудом взвалил рюкзак на плечи. По его лицу было видно, что ему было приятно ощущать за спиной эту тяжесть.
Выйдя из заставы, все гуськом потянулись к берегу. Начальник заставы не торопился идти на берег.
– Куделин, Крапивин проводите гостей. Я сейчас подойду, – отдал приказ Рыжов и быстро вернулся в свой кабинет.
Медленно выдвинув верхний ящик своего стола, он сразу увидел записку Умелова. В ней было написано: «Александр Гольц».
Выскочив в коридор, капитан зычно крикнул.
– Дежурный! Срочно шифровальщика ко мне!
Быстро написав текст, он отдал его в шифровку. И уже через пять минут дежурный радист передавал в эфир очень важную радиограмму.
Радиограмму, которую ждали и в Северо-Курильске, и в Петропавловске-Камчатском, и особенно в Москве.
* * *
Прошел час, прежде чем на борт научно-исследовательского судна «Ном» смогли подняться все участники экспедиции. Следом за ними на борт поднялись несколько офицеров с пограничного корабля. Среди них был человек в штатском.
– Господа! – на хорошем английском обратился он ко всем. – Хочу сделать важное заявление. Я представитель Генеральной прокуратуры Российской Федерации советник юстиции первого ранга Крестовский Аркадий Михайлович. Среди вас – гражданин России, находящийся в международном розыске.
Мэри сразу изменилась в лице, бросив тревожный взгляд на Олега.
– Этот человек – Умелов Олег Викторович.
С этими словами следователь прокуратуры подошел к журналисту и, глядя ему в глаза, спросил:
– Здравствуйте, Олег Викторович. А мы вас давно ищем. Вот ордер на ваш арест – и, повернувшись к стоящим сзади офицерам в форме внутренних войск, скомандовал: – Арестовать!
Мэри хотела броситься к Олегу, но, встретившись с ним взглядом, остановилась.
– Не надо, Мария. Я скоро найду тебя. Ты только жди. Я люблю тебя, слышишь? Я тебя люблю. Только обязательно, дождись, – почти кричал Умелов, когда два офицера уводили его на пограничный катер.
Прокурор повернулся к остальным:
– Господа! Гражданин Умелов обвиняется по статье «Шпионаж» в пользу иностранного государства. Он незаконно вывез из России документы, содержащие военную и государственную тайну. Возможно, среди вас есть его сообщники или люди, помогавшие ему. Прошу вас приготовить ваши вещи к пограничному досмотру. Во избежание эксцессов вся процедура будет сниматься на видео.
Закончив свой монолог, следователь обернулся к офицерам-пограничникам и уже по-русски скомандовал:
– Приступайте.
Александр Гольц повернулся к Саре. Теперь на него смотрела не любящая жена, а жесткий офицер американской спецслужбы. Она взглядом указала ему на борт судна.
Гольц, резко наклонившись, подняв свою тяжелую ношу и попытался быстро перекинуть ее за борт. Но он явно не рассчитал своих сил, потому что рюкзак, не долетев до борта, с грохотом упал на металлическую переборку. Александр бросился к нему, чтобы повторить попытку, но к нему наперехват уже устремились три офицера.
Дальше все было как в кино. Гольц ловко, как Стивен Сигал, раскидал одного за другим всех троих и, снова подняв рюкзак, сумел таки выкинуть его в море. Тяжелый металл, лежавший на самом дне рюкзака, мгновенно утянул на дно поклажу.
Всё произошло настолько быстро, что офицер, стоявший у самого трапа, даже не успел дать в воздух предупредительный выстрел.
Гольц медленно повернулся лицом к пограничникам и поднял вверх руки.
– Я хочу сделать официальное заявление! – громко крикнул он.
Сара ухмыльнулась, снова сделав непроницаемое лицо.
От пограничного корабля в сторону научно-исследовательского судна для полного досмотра уже отчаливал еще один катер с вооруженными пограничниками.
Глава 10
Москва. Середина июля 1995 года

* * *
В четырехместной камере следственного изолятора «Лефортово», рассчитанной на четырех человек, было только два постояльца.
Первым был заведующий кафедрой московского Института стали и сплавов Григорий Разумовский, задержанный при попытке передать сотруднику одного из иностранных посольств секретные документы о разработке танковой брони. Вторым был известный журналист и историк Олег Умелов.
– Значит, сегодня выходите? – Разумовский снова с сожалением вздохнул.
Умелов ничего не ответил, продолжая просматривать записи, сделанные им за время «вынужденной отсидки».
– Жаль. С вами было очень интересно. Вы умеете слушать и аргументированно отвечать оппоненту. Вряд ли мне снова повезет и в этой камере появится такой же собеседник. Если мне удастся выбраться отсюда, я буду рад с вами снова встретиться и поспорить на разные темы. Только не в этой стране, а где-нибудь за границей, где есть свобода и демократия. А в этой стране может быть только имперская сущность, потому что…
– Послушайте, вы! – резко перебил собеседника Умелов. – Если вам не нравится Россия, можете уезжать отсюда! Мне претит, когда кто-то говорит о России: «эта страна», «в этой стране». Я не космополит, я россиянин. И Родину свою я не выбирал, так же как и своих родителей!
– Вы что, никак не отойдете от вчерашнего спора?
– При чем здесь вчерашний спор! У вас своя точка зрения, а у меня своя. Я просто не терплю людей, которые живут в России и при этом желают ей зла!
Было видно, что Разумовский здорово разозлил Умелова. Несмотря на это, преподаватель спокойно продолжал:
– Вы моложе меня и в вас еще силен дух максимализма. Но придет время, и вы поймете, что я был прав. России не удержать такую огромную территорию вместе с Восточной Сибирью и Дальним Востоком. Мы либо потеряем эти регионы и сами сгинем, либо мы их продадим или сдадим в концессию тем странам, которые в силах освоить эти территории и ресурсы.
Олег с недоверием посмотрел на собеседника.
– Что вы на меня так смотрите? Я всего лишь высказываю свою точку зрения.
– Ага, а Курильские острова, по-вашему, надо отдать Японии? – у Умелова на скулах заходили желваки.
– И что тут страшного? Мы ведь сами их никогда не освоим. И потом, с имперским прошлым нам рано или поздно всё равно придется распрощаться, если мы хотим, чтобы с нами считались в Европе, да и во всем мире, – патетично произнес Разумовский.
– С нами считались и считаются как раз потому, что мы всегда были империей и потому что у нас есть ядерные силы сдерживания. Сама история поставила Россию в такое положение, при котором она может выжить, только оставаясь империей. Помните фильм «Калина красная»? Там Егор говорит Любе, что он очень хотел быть добрым и любящим, но вынужден был быть злым и плохим, потому что его окружали такие люди. Вот так же и Россия. Мы вынуждены быть плохими для других стран, потому что они понимают, что если Россия пройдет это смутное время, то лет через тридцать или сорок она станет мегарегулятором планетарного масштаба таких ресурсов, как нефть, газ и пресная вода. И чтобы в будущем не случилась новая война за эти ресурсы, Россия должна быть сильной и «плохой» для всех остальных, – закончил свой монолог Умелов.
– И все-таки я с вами не согласен. Если бы можно было провести честный референдум, то большинство населения приняло бы мою позицию, – продолжал пикироваться Разумовский.
– Эх, была бы моя воля, я бы ввел в России уголовную ответственность за одни только обсуждения или намеки на возможность отдать, продать или подарить какие-нибудь российские территории, – жестко произнес Умелов.
– Значит, мы с вами по разные стороны баррикад, – с сожалением констатировал Разумовский.
Олег не успел ответить, потому что щелкнул замок металлической двери.
– Гражданин Умелов!
– Я.
– С вещами на выход!
* * *
У здания изолятора «Лефортово» дежурило несколько легковых автомобилей и микроавтобусов с узнаваемыми логотипами на бортах. Рядом стояли люди с видеокамерами. Кто-то из операторов уже проводил пробные съемки.
Чуть поодаль среди сотрудников редакции «Особо секретно» и примкнувших к ним правозащитников стоял Игорь Мальцев.
Собравшиеся ждали журналиста Олега Умелова. Сегодня его отпускали на свободу, сняв с него все обвинения.
Краем уха Мальцев услышал, как стоявшая справа от него женщина горячо доказывала другой, что именно позиция правозащитников сыграла решающую роль в освобождении журналиста.
«Наивные, – усмехнулся Игорь, глядя всерьез на споривших женщин. – Знали бы вы реальную подоплеку происходящего. Но, как говорили древние, что дано Юпитеру, не дано быку. Хотя с точки зрения дальнейшего развития событий эта легенда была для Олега идеальной: “Журналист Умелов – узник совести, борец с коррупцией”».
По толпе пронесся чей-то возглас:
– Идет!
Телевизионщики сразу забегали.
Олег появился в проеме дверей и поднял вверх два пакета со своими вещами, поприветствовав таким образом всех встречавших его.
– Олег Викторович! Что вы можете сказать нашим телезрителям? – неслось со всех сторон.
– Я хочу поблагодарить всех, кто оказывал мне моральную поддержку. Всем людям, которые не верили, что я виновен. Спасибо вам! А теперь я хочу проехать к себе домой и хорошенько выспаться. Я очень устал. Извините.
Умелов попытался протиснуться сквозь толпу журналистов.
Мальцев понял, что пришел его черед. Он махнул рукой людям в своей машине и пошел к Умелову, которого продолжали атаковать телевизионщики.
Только очутившись за тонированными стеклами «Лэнд Круизера», Олег смог перевести дух.
– Ну, здравствуй, герой. – Игорь потрепал Умелова за шею.
– Привет, Игорь. Как там Наталья?
– Тебя ждет в гости. Истосковалась, говорит, уже по путешественнику. – Мальцев тронул водителя за плечо, чтобы тот начинал движение.
– Мы что, прямо к тебе едем? Я же переодеться должен.
– Праздничный ужин на завтра запланирован, а сейчас тебя генерал ждет. Воронцов велел сразу тебя к нему на дачу везти. Так что готовься к вечеру вопросов и ответов.
* * *
– Здравствуйте, Валерий Петрович!
– Здравствуй, Олег Викторович! Здравствуй, дорогой ты наш Рихард Зорге. – Воронцов крепко пожал руку Умелову. – Ты извини, что, как говорится, я тебя прямо с корабля на бал выдернул. Но дело не требует отлагательств. Так что потерпи, завтра выспишься.
– Да ладно, Валерий Петрович, я всё понимаю, – кивнул Умелов, направившись вслед за генералом в открытую беседку, где на большом столе стояли вазы с фруктами и черной смородиной.
Расположившись на широкой скамье, Олег сразу же перешел к делу:
– С какого места начинать рассказывать?
– Давай прямо с Германии.
– С Германии, значит с Германии, – Олег положил руки перед собой на стол. – Цэрэушники вышли на меня во Франкфурте сразу же после окончания журналистского конгресса. В пивной просто подсел ко мне один русскоговорящий гражданин, представившийся Полом Смитом. Он сказал мне, что их интересует информация об Онекотане. Я, естественно, отказался разговаривать с ним на эту тему. Тогда этот Смит дал мне понять, что, если я откажусь сотрудничать с ЦРУ, меня сдадут германской контрразведке. Сказал, что против меня уже готовится серьезная провокация.
– И какая же? – поинтересовался генерал.
– Этот Пол Смит мне прибор показал вроде счетчика Гейгера. Прислонил его к моей рубашке, и счетчик остаточное альфа-излучение показал. Я думаю, они все места, где я бывал, изотопами пометили и запросто могли слить эту информацию БНД. Тогда меня точно бы «упаковали».
– Понятно. Почерк знакомый, – констатировал генерал.
– Поэтому я и подыграл им. Сделал вид, что повелся на их шантаж, и вылетел вместе с этим Смитом в США. Естественно, пока мне документы делали, они меня в консульстве держали, чтобы я не имел доступа ни к каким каналам связи.
Воронцов кивнул, понимая, почему Умелов не смог об этом сообщить раньше.
– Понятно. А как ты в экспедицию попал?
– В США со мной сначала контрразведчики и психологи работали. Проверяли, наверное, дополнительно. Когда я проверку прошел, они, скорее всего, решили подстраховаться с этой экспедицией. Я думаю, они рассуждали так. Прошло десять лет. Наша страна, конечно, уже другая. Вдруг там уже забыли о той неудавшейся операции на Онекотане в восемьдесят пятом? Вот и решили проверить, находится остров под колпаком российских спецслужб или нет. На меня же в России уголовное дело завели по статье «Шпионаж». Значит, если бы я при пограничной проверке документов проскочил, это бы значило, что особый контроль отсутствует и об истории десятилетней давности с диверсантами на острове никто не помнит.
Генерал снова закивал, соглашаясь с версией Умелова.
– А дальше что было? – спросил он.
– Дальше меня стали подробно инструктировать. По их планам я должен был после возвращения с острова написать подробный отчет о состоянии боеготовности заставы и характере охраны острова. Даже легенду мне придумали, что я русскоговорящий корреспондент Восточного отдела ВВС. Вот так, собственно, я и попал в экспедицию.
Воронцов поднялся из-за стола.
– Пойду жене скажу, чтобы чайничек поставила.
Когда генерал вернулся с чайником, Умелов рассказывал Мальцеву о своем пребывании на судне и метаниях в расследовании того, кто же из членов экспедиции был агентом ЦРУ.
– Сначала я подозревал японца, потому что увидел у него карту Онекотана с какими-то пометками. Потом подозрения пали на Гольца, уж слишком он стал со мной дружить. Потом я стал подозревать Льюиса и Стэмпа. И, наконец, бельгийку Барбару Кински.
– А почему женщину? – спросил Мальцев.
– Я у нее спутниковый телефон случайно обнаружил. А такие штуковины просто так в магазинах не продаются.
– Понятно.
Воронцов налил всем чаю.
– Слушай, Олег, Рыжов в своем рапорте указал, что ты только в последний день до отбытия с острова узнал, кто истинный агент. На чем же он все-таки прокололся?
Умелов пододвинул к себе чашку.
– А прокола никакого не было. Всё дело в случайности. Я в тот день за Мэри Корн пошел к мысу Субботина. Ну, чтобы палатку ей там помочь собрать…
Генерал, улыбнувшись, переглянулся с Мальцевым. Заметив это, Олег немного смутился. Воронцов похлопал его по руке, давая понять, что ждет дальнейших объяснений.
– На ней майка была одета, а на майке рисунок. Эмблема американского пива «Будвайзер». Там такой орел белоголовый на фоне буквы «А» нарисован. В общем, этот рисунок той зацепкой оказался, с помощью которой я Гольца вычислил.
Генерал снова переглянулся с Мальцевым. На этот раз на его лице отразилось недоумение.
– Олег, ты можешь логическую цепочку выстроить, чтобы мы тоже поняли? – попросил Воронцов.
– Хорошо, постараюсь. Логический ряд таков. Еще на судне я увидел у Гольца две странные вещи: два больших металлических термоса и никчемный велотренажер. Потом, когда мы на острове в бане мылись, я у него на плече татуировку заметил: тюлень, опирающийся правым ластом на большой мячик. Так вот, когда я у Мэри этого орла на майке увидел, то меня как будто озарило. Вы же знаете, кто такие американские «морские котики»?
Мальцев кивнул. Олег продолжил:
– Это элитный американский спецназ, специализирующийся на проведении военных операций преимущественно на воде или под водой. А знаете, какая у них эмблема?
– По-моему, орел с трезубцем, – предположил Мальцев.
– Тоже правильно. Так вот, когда я эмблему пива с орлом на майке увидел, меня как будто молнией шарахнуло. Я вдруг вспомнил, что в нашей редакции недавно материал о спецподразделениях мира готовили. И тогда, при редактировании рабочего материала, я узнал, что выпускники учебной части, которые смогли пройти подготовку для вступления в элитные части «морских котиков», получают нашивку с орлом, держащим трезубец и кремневый пистолет. Так вот, эти выпускники между собой называют этот знак «Будвайзер», потому что орел с эмблемы пива очень похож на орла с нашивки. Вот я и вспомнил про татуировку у Гольца.
– А при чем здесь Гольц? Ты же сам сказал, что у него на плече тюлень с мячиком, – спросил Воронцов, никак не улавливая логики Умелова.
– Здесь есть один нюанс. «Морские котики» состоят из нескольких воинских частей, или групп, как их принято называть. Так вот, у каждой воинской группы есть своя эмблема. У третьей группы – это белый череп на черном фоне, а у четвертой – тюлень, опирающийся на земной шар, а не на мячик, как мне показалось ранее. Так что Гольц – это спецназовец из четвертой группы «морских котиков» США. Кстати, эта группа специализируется на проведении операций в арктических широтах.
– Молодец! – воскликнул Воронцов, удивленный таким неожиданным объяснением.
– Как только я это вспомнил, всё сразу встало на свои места. Они ведь со своей женой работали на юго-востоке острова, в бухте Отличной, где якобы обитает большая популяция тюленей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13