Повыше подняв гитару и улыбаясь, мы изо всех сил старались не отстать от колонны длинных статуарных ног. Не встревожившись, костюмер обернул грустный взор на девушек и ни с того ни с сего бросил ядовито:
– Оркестранты!
– Мортимер поднимет тревогу! Когда мы туда явимся, нас будут ждать, – прохрипел я через плечо Николасу.
Я заметил, что он все время старается, чтобы я шел впереди. Прячется за моей спиной?
Вниз по лестнице набойки девчонок клацали по бетонным ступеням, будто стукались тысячи бильярдных шаров, так что мы не смогли бы услышать, нагоняет нас кто-нибудь или нет. Но мы спустились до уровня сцены, следуя за девушками, будто часть их свиты.
При всей роскоши остального «Савоя», закулисье там было, как везде, разве только просторное. Ну, то есть, что-то вроде активно используемого подвала или гаража: кирпичные стены, обвешанные распределительными коробками, тросами, лебедками, проводами и трубами. Там было темно, и всюду толпились артисты и техники, готовясь к подъему занавеса. В полумраке шепталось столько голосов, что получалось общее шипение, точно кобры собрались на съезд. Распорядительница глянула на нас поверх своего планшетика, но не успела и рта открыть, как Николас затащил меня за угол, в узкий боковой коридор, по стенам которого шли кабинки и двери. В середине коридора мы увидели знакомую четверку мумий – они мирно болтали в пятне света около двери с нарисованной звездой. Они были в форменных клетчатых смокингах и будто бы ни о чем не тревожились.
– Не останавливайся, Гарт, – проворчал Николас.
– А куда мы?
– Не знаю, но если остановишься, они обратят внимание. Это подозрительно. Вот, надень.
Он сунул мне в свободную руку пару очков. Те самые фальшивые очки без стекол. Я нацепил их, надеясь, что маскировку довершит мой эпоксидно-крепкий гель для волос. Когда мы с мумиями виделись в последний раз, я был в ретристской пижаме и с изрядно растрепанной прической.
Мы приблизились, Николас неслышно что-то прошептал, а времени на внятный перевод уже не было. Дошли до мумий; они расступились, пропуская нас. Я чувствовал ладонь Николаса на своем локте, и он рывком остановил меня перед клетчатой четверкой.
Николас развернулся к ним.
– Ижвините, этому болвану из оркештра нужна штруна для гитары. – По дороге Николас напихал за щеки и под нижнюю губу «клинекса»; глаза он таращил, как плошки. – Оркештранты! Он хофет ужнать, мовет у кого-то из «Швингеров» есть штруна вжаймы? М-м?
Они уставились на Николаса, будто компания профессиональных гольферов в кантри-клубе – на помощника газонокосилыцика. У меня закололо лицо. Николасовы кривлянья слишком уж нарочиты, подумал я. Мы – уже готовые трупы.
Мумия № 1 фыркнула на Николаса, оглядела мою гитару, потом меня. Я сглотнул.
– Хорошая гитара. А порванных струн не видно.
– Она почти порвана, – погнал я. – Вон там. А так не видно. Там, э-э, где намотана на колок. Она порвется, как только я начну играть. – При этом я свирепо кивал головой.
– Оркештранты!
Николас всплеснул руками и покивал остальным мумиям в притворном сожалении.
Мумия № 1 повела глазами и остановила их на Николасе. Потом навалилась на косяк и повернула дверную ручку.
– Тут одному нужна струна для гитары. Есть?
«Шикарные Свингеры» принарядились в мешковатые синие пиджаки из блестящей ткани, черные рубашки и алые галстуки. Некоторые прихорашивались, сидя перед подсвеченными зеркалами. Другие сидели задом наперед на складных стульях в середине комнаты, курили и болтали. Стены были желтые, обстановка спартанская и все завалено футлярами от инструментов. Скуппи не было.
«Свингер» с острыми голубыми глазами и небольшой бородкой, в шляпе с примятой макушкой (поля загнуты) поднялся со стула в середине. Попятился к открытому гитарному футляру.
– Какую струну?
– О. Ну, а… Струну, мля!
В комнате раздались смешки, у меня по спине зазмеилась струйка пота. Музыканты забормотали:
– Еще бы… Струна мля… Ништяк…
– Есть одна ля. – Востроглазый, улыбаясь, пошел ко мне с колечком проволоки, которое и было струной. – Оба-на, смотрите-ка, что за гитара!
– А что за гитара?
В комнату, распространяя легкий запах спиртного, вошел главный «Свингеров» – Роб Гетти.
– Что тут творится? Наш выход через полчаса, мужики. Не спите.
– А это у нас тут кто? – Скуппи вошел и остановился рядом со мной. В руках – маленький чемоданчик и стойка для пюпитра.
Я заметил, что на стойке закреплены три полукруглые чашечки, разные по размеру.
– Струна порвалась. Просто зашли за струной, – пробормотал я и повернулся уходить.
– Погоди-погоди.
Скуппи удержал меня за бицепс:
– Не так быстро. Дай-ка посмотреть на это банджо. Малыш! Автограф Хлебца?
– Оркештранты! – брякнул Николас, и несколько парней вяло нахмурились.
– Знаешь Хлебца? – спросил Гетти.
– Погодите, я знаю этого парня, – сказал востроглазый. – Ты… какеготам… ну, тот парень. Ну, играл еще с Хлебцем. У него были такие сумасшедшие усы вроде как.
– Точно. – Гетти прищелкнул пальцами, и повернулся ко мне за ответом.
Пот струился у меня по спине реками, и я в который раз пожалел, что попусту растратил юность. На жуков, а не на «Битлов». Я понятия не имел, что ответить.
– Точно, – сказал я, кивая и улыбаясь изо всех сил и пятясь к дверям. – Мне пора. Спасибо за струну. Пересечемся после шоу, ладно?
Я дошел до дверей и увидел, что и Николас, и мумии меня бросили. По узкому коридору происходило напряженное движение, навстречу друг другу текли потоки артистов и рабочих, спешащих на боевые посты, и путь к отступлению мне отрезала другая группа, двигавшаяся к сцене. Ее гардероб состоял из кожи, футболок, головных повязок, волосатых грудей, кожаных штанов, бабушкиных солнечных очков и длинных начесанных волос в разных сочетаниях.
– Выбираемся, – простонал один.
– А это что? – воскликнул упакованный в кожу жаборотый британский рокер и протянул руку к моей гитаре. – Деррик, смари!
– Извините, – услышал я голос Роба Гетти, закрывающего дверь в гримерную.
– Ух ты, ух ты! – Деррик подался назад, поглядел на гитару, затем поверх своих старушечьих очков – на меня.
– Это Хлебц те дал, да? Тебе нужно держать ее на витрине.
Передо мной стояли, конечно же, Барт Деррик и Лайам Креттин, вокалист и ударник «Скоростной Трясучки» соответственно. Посредством чуда звукозаписи они сыграли для меня мой первый в жизни медленный танец в школьном спортзале; под них в этом прокуренном зале я впервые обнимал девушку, но меня – с легкой грустью вспомнил я – не пустили дальше линии штрафной.
– Деррик, старина, ты знаешь, кто это? Это тот парень. Ну, ты знаешь. Он лабал с Хлебцем.
– А, да, точно. – Они покивали мне, ожидая моего ответа. – У него были такенные усы…
– Это я, – прощебетал я.
– А ты ведь лабал и со Стиви Уинвудом?
Барт потер подбородок.
– Не тормози, – насмешливо сказал Лайам. – То был Пэт Тролл.
– Нет, это был Касим, который играл с Уинвудом, – возразил Берт. – Но ты прав, что то был не этот парень.
Лайам, дразнясь, пихнул Берта:
– Касим играл на басу у «Дешевого Трюка», ты чо.
– Мне пора, ребята. – Я бочком двинул вдоль коридора. – Потреплемся после шоу, ага?
Едва разогнавшись, я на полном ходу налетел прямо на Роджера Элка.
Струи пота прорвались уже за поясницу.
Роджер Элк посмотрел мне прямо в лицо, отвернулся, спокойно прошел мимо и скрылся в гримерке.
Невероятно: он меня не узнал. Мне стало казаться, что Хлебцева гитара – что-то вроде тефлонового покрытия; так я и прошел на сцену. Там распорядительница, спрыгнув с табуретки, замахала мне планшетом. Я растерялся.
– Скорей, сюда! Бегите на место. Сюда! – Она отвела черную штору на задней стене сцены, за которой я, приблизившись, увидел дверь. – Вот сюда. Занавес через шестьдесят секунд! Скорей!
Другого пути не было, и я пошел, куда мне сказали, а когда дверь за мной закрылась, я услышал, как щелкнул замок. Замерев, я потянул ручку. Заперто.
Передо мной уходила вниз, в кирпичную шахту, стальная винтовая лестница, внизу – площадка, направо – навесные мостки. Свет брезжил только снизу. Сжимая Хлебцеву гитару, я медленно спустился – настолько, чтобы можно было заглянуть в комнату.
Представьте себе орудийный погреб на линкоре. Или внутренность карманных часов глазами блохи. Помещение было кирпичным подвалом высотой в три этажа, а ширины и высоты ей добавляли блестящие стальные шесты, с гигантскими поршнями, шестернями, валами и цепями на концах.
– Заходи, сынок, присаживайся к костру, – раздался снизу голос Бинга.
Сначала я не увидел его – но вот они с боулером вышли из-под мостка, небрежно помахивая пистолетами.
С ними был Николас – руки скованы впереди наручниками.
– «Четверка парней» лишь кажется тупицами, громко сказал Николас. – Они нас вычислили. Так что можешь спуститься, Гарт.
Глава 29
Бинг приставил пистолет к голове Николаса. Боулер, все в той же рубашке-«везунчике», поигрывал парой наручников.
– Вы, гоблины, нас реально утомили, – осклабился он. – Но это в последний раз.
Я прошел по мосткам, потом по железным ступеням спустился в машинный зал. Сверху доносились такие звуки, будто там маршировала колонна штурмовиков. Я поднял глаза на деревянные балки и увидел, что вертикальные стальные шесты уводят к платформам, врезанным в потолок. Там, над нами, была сцена, и все эти тяжи, провода, блоки и цепи управляли сложной системой сценических подъемников. Фермы и мостки над головами давали артистам выход на разные лифты. А штурмовиками, как я догадался, были «Городские Красавицы», открывавшие вечер своим фирменным канканом с веерами. Наверное, «Повелителя танца» из-под сцены можно принять за штамповочный цех.
Подземелье, где мы оказались, предназначалось только для машин и обслуживающего персонала. Повсюду висели желтые таблички, предупреждающие об опасности механизмов.
– И что теперь? – спросил, пожимая плечами, Николас у конвоиров.
Отвечать им не пришлось. Звякнула защелка, и по спиральной лестнице спустились следом за мною Роджер Элк и Скуппи, первый – в тесном коротком смокинге, другой – в плечистом, как у Джейн Расселл, кремовом пиджаке. Радостно скалясь, они облокотились на перила и довольно разглядывали добычу. Я остановился на верхушке короткой лесенки, отделившей меня от щупалец Бинга и боулера. И вынул шею из гитарного ремня.
– Может, они думают, что заставили нас побегать, – начал Роджер Элк, – но попались они легко, как еноты.
– Вот мне интересно, Роджер. – Скуппи сложил руки на груди, выговаривая слова так, будто передним полный зал слушателей. – Ради чего наши два приятеля так упорствовали. Чего они хотели?
– Что ж, Скуппи, один из них – Гарт, который с гитарой, – хотел куклу, белочку. Представляешь?
– Куклу? Она что, ценная?
– Не особенно. Но, очевидно, ценная для него.
– Ну, ему придется заплатить дорогой ценой, не правда ли? А что второй? Который с распухшей рожей?
– Я не знаю точно, чего ему было надо. Но я не уверен, что это так уж важно.
– Как знать. Не возражаешь, я его спрошу?
– Валяй.
Николас ответил, не дожидаясь вопроса:
– Карты на стол. Я разыскиваю Букермана.
– Ты же говорил, что ищешь Пискуна, – проворчал я.
– Это одно и то же.
Скуппи с Роджером, похоже, забавлялись вовсю:
– Букермана? Зачем?
– Страховое мошенничество. Чикагское страховое товарищество, как и большинство страховщиков, не любит выкатывать громадные суммы на двойные выплаты по несчастным случаям, а еще они не любят несчастные случаи, при которых не обнаруживается тело. Не справился с управлением, вылетел за ограждение, рухнул на лед, пробил его, ушел на дно озера Мичиган. Они заплатили возмещение Скуппи Милнеру Букерману, племяннику, и тот вложил деньги в запуск своей «Клево-Формы». Но такие деньги не платят без проверки. За получателем следят годами, смотрят, что он делает, пытаются вычислить, не мутит ли он воду. Нередко деньги удается вернуть, а мошенников засадить за решетку. На Букермана у них толстая папка, и они прекрасно знали, что он пытался вернуть кукол. Кто-то из их армии сыщиков узнал, что одну куклу похитили в Нью-Джерси, и что при этом кого-то убили, и что вы в Нью-Йорке. В общем, скажем просто: страховые компании не верят в совпадения. Они наняли меня выяснить, что к чему, – за процент, а это немалая куча монет. Вот так я здесь оказался.
Роджер Элк больше не улыбался. На обширном лбу Скуппи Миллера вена раздулась как пожарный рукав. Скуппи глянул на часы:
– Ну, мне, пожалуй, пора наверх.
– Скажите мне только одно, – начал я, глядя на Роджера. – Почему именно сегодня? Почему здесь?
Он осклабился:
– Мы пойдем в прямой эфир на огромную и увлеченно внимающую аудиторию, к тому же здесь присутствует кое-кто из самых влиятельных людей страны. Мы убедим их, они помогут нам убедить Америку. Ты что, правда считаешь, что нам станет хуже без видеоигр, Интернет-серфинга и реалити-шоу? – Усмешка Роджера сошла на нет.
– Так что – Скуппи и его черти круглые сутки семь дней в неделю будут мелькать в ящике? – спросил Николас. – И не потому ли «Аврора» скупала по бросовой цене эти забытые средневолновые радиостанции по всей стране? Собираетесь переплюнуть все древние ток-шоу?
Я сердито глянул на Николаса:
– Про это мне ты не говорил.
– Но и ты не фонтанировал.
Роджер Элк махнул Бингу и боулеру:
– Когда закончите, сбросьте их в какую-нибудь шахту под противовес. Там их не сразу найдут. – И вслед за Скуппи побежал вверх по винтовой лестнице.
– Эй, я что – даже не узнаю про Букермана? – громко пожаловался Николас. – Эй!
– Заткнись. – Боулер лениво шлепнул Николаса по щеке и повернулся ко мне, поигрывая наручниками. – Ты, давай сюда.
Я методично, ступенька за ступенькой, сошел, держа на животе гитару с «Адским нетопырем». Я ожидал парализующего страха, спазма в кишках, который вопреки всем инстинктам самосохранения лишает способности что-либо предпринять. Но страха не было – пока.
– Давай, мужик, не весь же вечер тут с вами возиться, сам понимаешь.
В конце концов именно эта шуточка заставила мой страх превратиться в бешеную злобу. Я ступил на нижнюю ступеньку. Отведя пистолет в сторону, боулер сказал:
– Дай сюда гитару.
Ну и я дал. Резким косым апперкотом в челюсть.
На месте боулеровой усмешки мелькнули несколько зубов и облачко кровавых брызг. Хлебцева гитара отозвалась восхитительно нестройным звоном.
Это за Фреда.
Бинг отдернул ствол от Николасовой головы и нацелился в меня. Я с гитарой был в каком-то шаге от него, и одновременно с выстрелом Николас двинул Бинга плечом. Щелкнула, рикошетируя, пуля. Николас с Бингом лежали на полу, пистолет со стуком отлетел в сторону. Я шагнул к Бингу, который как раз дотянулся до своей пушки, размахнулся и послал гольфовый свинг ему в голову. Бинг ткнулся в бетонный пол, пистолет опять выстрелил, по всей комнате полетели искры от пробитой распределительной коробки. Свет мигнул.
Это за… да, черт возьми, это тоже за Фреда.
– Гарт! – Николас неловко поднялся на ноги и пнул пистолет в дальний угол комнаты под какие-то механизмы. – Блестяще! Блестяще!
Голова Бинга была прикрыта пиджаком, но по нему расплывалось красное пятно. Я обернулся туда, где валялся боулер, – убедиться, что он все еще на полу. Из того места, где раньше была челюсть, у него, булькая, текла кровь, рукав оторван. Что ж, пора обзавестись новым «Везунчиком».
«Городские Красавицы» прекратили свой фашистский топот, и комнату наполнил гул механизмов. Там, наверху, никто бы и не услыхал выстрела.
Я приставил Хлебцеву гитару к трубе. И тут заметил в деке дыру от пули. И медленно осел на пол, чтобы не рухнуть.
– Ничего, Гарт, не волнуйся. – Я почувствовал, что Николас массирует мне плечи. – Дыши в рукав. А то будет гипервентиляция. Потише, вот так, молодец.
Я не знаю точно, сколько времени прошло, но Николас молчал не больше минуты.
– Ну и ладно. Вставай, Гарт. У нас еще есть дела.
Я глянул на двух распростертых ретристов:
– Они умирают?
Интерес у меня был чисто научный. Не то чтобы я хоть на миг задумался, скольких людей они могли убить, или кто из них прикончил Вито или Марти. Это мне было по правде все равно.
– Вряд ли. – Я увидел, что одна рука у Николаса свободна, а на другой все еще болтаются наручники. – Тут нам уже ничего не поделать. Слушай, Гарт, раз они собирались нас убить, выходит, эту затею со сферами нужно любым способом остановить, а? Если бы сферы не действовали, стали бы эти ретристы так стараться?
– Тише! – Я поднял палец к потолку. Едва слышно и далеко, но я различил барабанный ритм и голос Скуппи с подвывом. – Они играют.
– Черт! – Николас бросился к лестнице.
– Погоди. Машины.
Я показал на щиток на стене, от которого через комнату тянулись трубки к гидравлическим насосам и моторам. На щитке была схема, и сразу становилось ясно, что ряд трехпозиционных (ВВЕРХ-СТОП-ВНИЗ) тумблеров служит для ручного управления подъемниками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23