Я в подробностях изложил им все о Пискуне, ретристах, Слоуне, заговоре цветных вспышек, Букермане, сферах, натуропатах, Роджере Элке, Мортимере, мумиях, нападении на Николаса, логове ретристов на Хановер-сквер, моем похищении, о Вито и о моем спасении. Алекс убедил меня так изложить события, чтобы избежать упоминаний о шокерах, применять которые в Нью-Йорке запрещено. Я просто сказал, что мои друзья ошеломили и отвлекли похитителей – и ведь это правда, – так что я смог вырваться из их кольца и выскочить на Вандербильт-авеню.
Тем временем, пока я рассказывал обо всем этом, копы успели проверить кое-какие детали. Штаб-квартира ретристов в «Банке Ирана» заперта, никого нет дома. Николас – неизвестно где, но тоже не дома. В «Готам-Клубе» выступлений Скуппи больше не планируется, а номер телефона, который дирекция клуба дала полиции для связи с «Шикарными Свингерами», оказался номером автомата на станции в Бронксе. Сообщения, оставленные Роджеру Элку у телефонного диспетчера, оставались без ответа. Что касается Букермана, копы навели справки в его последнем местопребывании – в одном из пригородов Чикаго.
– Лью Букерман из «Шоу Генерала Бухера» умер, – неуверенно протянул Цильцер.
– Умер? Не может быть. В смысле, они все ссылаются на Букермана. В смысле, ретристы. Роджер Элк.
Цильцер заглянул в листок бумаги, который держал в руке:
– 12 февраля 1996 года. Свалился в залив на озере Мичиган. Ушел под лед, так что до самой весны поднять машину не могли. Ее так и не нашли, как и тело. Через год суд объявил его умершим. Его имущество и деньги перешли к корпорации «Аврора», которой управляет его племянник.
Что-то знакомое. «Аврора»…
– Конечно, Гарт не может точно знать, что это Букерман. – Алекс положил ногу на ногу. – Он видел его лишь покрытым грязью, а прежде никогда не наблюдал без костюма генерала Бухера, да и то было больше тридцати лет назад.
Цильцер покачал головой:
– Мы кладем немало труда, проверяя каждое ваше утверждение, мистер Карсон. – Он поглядел мне в глаза. – В этом-то и беда.
– Минутку. – Я прищелкнул пальцами. – Роджер Элк. У него в конторе на стене висела табличка – какая-то благодарность от корпорации «Аврора».
Цильцер вздохнул, но все же записал и этот жалкий пустяк. Потом пустил по столу фотографию 8x10.
– Узнаете его?
Я узнал. Слоун – он лежал в какой-то подворотне. Лицо его было густо-фиолетового цвета и резко контрастировало с белыми бровями и волосами. И он по-прежнему был в грязи после ванны. Старинный галстук так туго намотали ему на шею, что он впился в кожу. По крайней мере ему не перерезали горло, как Вито.
Он заговорил, выдал Вито, но его все равно убили.
Я отвел глаза.
– Это Слоун.
– Уверен, у вас нет никаких оснований подозревать моего клиента ни в одном из этих убийств, – фыркнул Алекс.
– А как насчет помехи правосудию? Едва прослышав про заговор этих, как их там… ретристов и их связь с убийством Тайлера Лумиса, он обязан был поставить в известность полицию.
Алекс всплеснул руками:
– Гарт определенно увидел эту связь, лишь когда к нему пришел Слоун с куклой и признался в убийстве. Сразу же после этого Гарта похитили два головореза. Знаете, детектив Цильцер, вы ведь должны обратить не меньшее внимание на похищение мистера Карсона. Он – жертва, а не преступник.
– Карсон позвонил не в полицию, а своему адвокату.
– Гарт имеет право на адвоката, и у него были все причины подозревать, что разговор пойдет о таких предметах, что его могут в чем-нибудь обвинить. – Алекс пожал плечами. – Если хотите, выйдем с этим к судье.
Детектив Цильцер огладил усы и задумчиво посмотрел в блокнот. Я же смотрел на зеркальную стену за его спиной и гадал, сколько копов и помощников прокурора прячутся за ней, пристально наблюдая за мной. Тяжко вздохнув и на всю комнату поскрипев стулом, детектив поднялся и вышел из комнаты. Прежде чем захлопнулась дверь, я заметил восковую физиономию Бальзамировщика.
Рядом с ним, спиной ко мне, стоял громадный мужик с бритой шеей. Я подумал, что этот коп вполне мог бы потягаться с Мортимером. Стейн потрепал меня по плечу.
– Не думаю, чтобы у них нашлись основания вас задержать, Гарт, – тихо сказал он и выпятил нижнюю губу для пущей убедительности. – Не думаю, что они вообще представляют, в чем тут дело. – Стейн вопросительно вгляделся в меня. – Я к тому, что все это выглядит довольно ненатурально, даже если на сто процентов правда. Только знайте, что если по каким-нибудь причинам ваши воспоминания о событиях изменятся, мы можем оказаться в трудном положении. То есть это может выглядеть так, будто вы чините препятствия правосудию.
Я молчал. Его недоверие было вполне понятно, и, могу сказать, я оценил его попытку намекнуть мне. Хотелось бы мне пойти ему навстречу…
– В общем, – добавил Стейн, – если он сейчас вернется и вы захотите что-нибудь добавить или изменить, это вряд ли чем-то опасно для вас. С другой стороны, если мы сейчас уйдем отсюда, а какие-то аспекты…
– Стейн, так все и было – так же дико, как оно и звучит.
Он похлопал меня по плечу:
– Ну, в общем, вы понимаете.
Выждав сколько надо, Цильцер вернулся в комнату, руки в карманах, взгляд в пол. Дверь не закрыл.
– Можете идти.
Стейн взял свой кейс и похлопал меня по спине. Мы двинулись к двери, но Цильцер, пустив в ход палец, задержал меня и сказал:
– Если вся эта параша хоть на каплю правда, у вас, дружище, будет еще немало хлопот из-за этих парней. Поосторожнее.
Едва выйдя из комнаты, мы увидели Энджи – в своей овечьей бекеше она вышла из соседней комнаты в компании с Бальзамировщиком.
– Что она здесь делала? – возмущенно спросил Стейн у Цильцера.
– Мы спросили, не могла бы она прийти и ответить на несколько вопросов. – Цильцер пожал плечами. – Она сказала – без проблем.
Я бросил на Энджи укоризненный взгляд, она ответила мне дерзким.
– Нам нечего скрывать, – объявила любимая и прошагала под табличку «Выход».
Мы со Стейном вышли следом, и после нескольких чашек кофе (Стейн пил «Клево-Форму») в закусочной за углом, установили, что ее рассказ вполне совпадал с моим. Наверное, это и стало причиной того, что меня отпустили.
Когда вышли из закусочной, Стейн оставил мне номер своего пейджера.
– Итак, Гарт. Имейте в виду, что скорее всего это был еще не конец. Наверняка вы скоро заметите, что полиция за вами следит. Это нормально. Более того – это хорошо. Так и надо. Неплохо будет, если вас будут видеть в обыденной жизни, без всяких подозрительных занятий или посетителей. Что относится и к вашему брату. Понимаете, о чем я?
Я понимал и послушно кивнул. Пусть у копов скулы сведет от скуки.
Стейн заторопился на дачу показаний в суд, а мы с Энджи зашагали домой. Небо затянуло, а холодный пыльный ветер заставил меня поднять ворот куртки.
– Я правильно сделала, разве нет? – начала Энджи. Я взял ее за руку.
– В итоге. А только это, наверное, имеет значение.
– Знаешь, я хотела, чтобы по крайней мере полиция знала все, даже если ты почему-нибудь решишь о чем-то умолчать. Я беспокоюсь и хочу, чтобы полиция была за нас.
– А почему бы тебе не отдохнуть от всей этой кутерьмы, Энджи? Возьми недельку, навести друзей в Германии. Я тоже поеду, только мне надо с этими змеями…
– О нет, не выйдет! Ты от меня так просто не отделаешься.
– Слушай, Энджи, я не знаю, что будет дальше. Все может повернуться еще страшнее, и я не хочу…
– Ага, а как насчет того, что я хочу? – Она выдернула руку. – Это тебя похитили! Я знаю, ты всегда стремишься меня опекать, но я тоже, пес возьми, за тебя боюсь. – Она взяла меня за лацканы, нос у нее покраснел, глаза заблестели. – Так что я буду здесь, рядом с тобой, понял? В любых передрягах, вот так. Я не дам этим гадам тебя обидеть.
Я обнял ее за талию и улыбнулся:
– Я, можно сказать, надеялся, что ты так скажешь.
Она ухмыльнулась, фыркнула и чмокнула меня:
– Ты, можно сказать, знал, что скажу.
Мы прошли под руку по 19-й улице, мимо школы и домов, потом свернули на Десятую авеню.
– И к тому же, – продолжила Энджи, – я все равно не могла бы поехать в Германию. Я только что узнала от Питера замечательную новость. – Энджи радостно погладила меня по руке. – Знаешь принцессу Мадлен?
– Ну.
– Так вот, благотворительный концерт, который она устраивает? Для которого мои серьги? Он будет послезавтра, вечером. Питер пойдет, и у него есть лишняя пара билетов по тысяче долларов, но все его клиенты уже и так с билетами. – Энджи от возбуждения начала подскакивать на ходу. – Вот: мы с тобой идем!
– Здорово.
Наверное, я даже смог изобразить восторг. Ах, вечное очарование венценосцев. И подумать только, если бы я не харкнул мятным полосканием на Армию спасения, мне не в чем было бы пойти.
Глава 25
На следующий день я заскочил к Дадли. Слушая мой отчет об эффективности «Дадко-Карты», он порозовел от удовольствия.
– Твоя карта – а вернее сказать, ты, Дадли – по-настоящему спас мою задницу. – Я отдал ему карту.
– Не хотел бы напоминать, Гав, но я же тебе говорил… – довольно фыркнул Дадли. – В любом случае, спасибо, что испытал ее. Ты сам-то не получил заряд, нет?
– Ни капельки. И сочту за честь испытать еще что-нибудь. Если у тебя что-то еще есть тут… А это что, Дадли? Вон та лиловая штучка.
– Где что? Вот это? – Дадли указал крошечным скальпелем на кишки канадского поползня, потрошением которого занимался. – Это мускульный желудок. Он перемалывает семечки.
Я вытянул шею, чтобы получше разглядеть его сквозь громадную лупу. Дадли сидел почти неподвижно, сложив руки на деревянной колодке. Он был в полном хирургическом облачении: маска, резиновые перчатки, халат, лампочка на лбу и все остальное. Вся работа происходила на площади не больше десятицентовика. Птица была пришпилена к парафиновой колодке, крылья раскинуты.
– Вот эти потроха? – сказал я через маску. Меня Дадли тоже заставил надеть. Хотя полного хирургического костюма я не удостоился.
– Ты думаешь, зоологи употребляют термин потроха, а? Потроха – это то, что бабуля кладет дедуле в похлебку. А вот еще замечательная штучка. Вот эта желтоватая фигня – поджелудочная, красноватая – селезенка, а зеленая – желчный пузырь. А ты знал, что поползень – единственная птица, которая умеет лазить по стволам вниз головой? Именно так узнают поползня в природе.
Дадли закрепил булавкой край птичкиной плоти и вынул пинцетом какие-то ошметки, отрезав от хребта сразу под черепом. У таких маленьких птичек череп оставляют внутри чучела, а мозг осторожно удаляют.
– Откуда птичка?
– С радиаторной решетки «понтиака».
– Наверное, нужна целая сеть агентов, чтобы находить такие вещи.
Дадли фыркнул:
– Эх ты, старьевщик, это называется Интернет. Настанет время, и ты все свои дела будешь вести через него.
– Я постараюсь, чтобы это случилось как можно позже.
Моя охота на коралловую змею продвигалась плохо, и я уже опасался, что без Интернета обойтись не удастся.
– К счастью, у меня нет конкурентов.
– А ты все еще слушаешь радио «Оупри»? Гав, у тебя есть масса, масса клиентов, которые просто не знают о тебе. Вот если бы ты дал мне состряпать для тебя сайт.
– И этот сайт сможет защитить меня, как твоя карта?
– Может быть. – Дадли улыбнулся мне через плечо. – Что бы ты делал, если бы я за тобой не присматривал? Я и Энджи?
– Не забывай Отто.
– Да, и Отто. – Дадли вдруг оторвался от своей лупы и нахмурился, глядя куда-то в угол. – Хочу сказать, что меня ужасно печалит кончина Вито. Я его любил, хоть мы и редко встречались.
– Похоже, он хотел помочь мне. Наверное, Вито был натуропат. Но поди разбери. Я видел только, что он из ретристов.
– Я должен был это понять. – Дадли покачал головой, упрекая себя. – Я знал, что он увлекался сонотерапией. Значит, у ретристов теперь есть все, что нужно. Твой драгоценный Пискун и все, что спрятано в его голове, теперь у них. Тем лучше, верно? Теперь все позади, так?
– М-м. А что значит, если за мной следят копы? Какой-то синий микроавтобус, разрисованный граффити, весь день стоял под моими окнами на другой стороне улицы, где запрещена стоянка, и не получил штрафной талон.
– Они следили за тобой? – ледяным тоном переспросил Дадли. – Сейчас?
– Не думай, что я уж совсем. Нет, я вышел черным ходом, перелез через стену во двор к моему соседу Гарри и вышел другим проулком.
– Чую нюхом, ты еще не выбрался из ендовы. Возможно, фараоны решили сделать из тебя приманку.
Первую часть фразы я не очень понял, но не стал переспрашивать, чтобы не нарваться на язвительный перевод «для невежественных янки».
– Да, но я не сомневаюсь, что ретристы это знают. Они пройдохи и жулье, но не дураки. Они явно заприметили нас с Энджи в Церкви Джайва, а Николаса разглядели за версту. А после того, как копы нашли труп тети-колы, ретристы как в воду канули. Дяди-ситро. Не все ли равно.
– Брат не появлялся?
– Ни звука. – Я скрестил пальцы, а другой рукой постучал по дереву. – Ладно, Дадли, скажи мне честно. Без деталей и без всякого такого, просто скажи. Хоть что-то из этой лабуды, которую лепят ретристы, возможно? Или они просто серьезно заблуждаются?
Дадли сначала помолчал, но по тому, как у него подергивались губы, и по наклону головы было ясно, что он думает.
– Включи телевизор, – сказал он наконец. Помедлив, я сделал, как он велел. Шло дневное ток-шоу, там спорили.
– Погромче, – рявкнул Дадли через плечо. Я прибавил, спросил:
– Ну?
– Возможно, – прошептал Дадли.
– Насколько? – прошептал я ему в ухо, глядя, как женщина на экране бросает стулом в другую. Дадли оторвал глаза от вывернутой наизнанку птички и встретил мой пристальный взгляд:
– Возможно вполне.
– И зомбирование цветными вспышками?
– Часть системы американского Гулага. – Дадли равнодушно покачал головой. – Они отказались от этого, когда русские запустили спутник. Но…
– Но?
– Ну, в любом случае, телевидение высокой четкости, насколько я разумею, уменьшит воздействие вспышек, которое есть сейчас, оптический нерв просто уже не сможет регистрировать все множество разных цветовых пульсаций, которые обычно связывают с малым эпилептическим припадком и явлениями, которые они вызывают – вроде расстройств памяти и дежа вю. То есть если нам не будут показывать именно цветные пятна, специально монтируя их последовательность. Недавно в Японии один мультфильм…
– Я слышал. Половина японских детей рехнулась.
– Преувеличение. На самом деле около шестисот. И может быть, ретристам того и нужно. Такое воздействие, которого они могли бы добиваться, чтобы контролировать восприятие людей и их действия. И опять же, насколько я могу судить, вспышка с высоким разрешением, хоть и насыщенная, все же сильно не дотягивает до частоты слияния, и если увеличенное разрешение что-то изменит, то разве что сгладит эффект мерцания. Не вижу, как повышение разрешения может аномально подействовать на ядерные оболочки ЛКТ.
– ЛКТ? – Надо было постараться и продлить его откровенность.
– Латерального коленчатого тела. Смотри… – Он поднял пинцетом сероватую изюмину – мозг поползня. – У птиц они тоже есть. – Дадли опустил мозг в стальную миску к другим малюсеньким кусочкам внутренностей.
– Ага. – Ясно, подписчик «Вестника безумного ученого». – А то, что они затевают со сферами, хорошо или плохо?
– Тш-ш! – Крупная капля пота скатилась по его круглому лицу. – Скорее всего, плохо.
Я зашептал еще тише:
– Но разве АНБ… – Дадли метнул в меня презрительный взгляд. – То есть разве от этой идеи не отказались, еще когда появились «Битлз»?
Дадли ничего не сказал. Только склонил голову, и это движение я истолковал как неохотное «нет».
– А тогда… – Я почти касался губами его влажного уха. – …надо что-нибудь делать? Они со дня на день применят свои сферы.
Дадли слабо усмехнулся:
– Если никто ничего не делает до сих пор, то уже слишком поздно. Никто не сможет мобилизовать, э-э, нужную службу за столь короткий срок.
– Но…
– Гав?
– Да?
– Ты ни черта не можешь тут поделать.
– Но…
– Выключи телевизор, Гав. Налей себе крем-соды. А я выпью «Клево-Формы».
Глава 26
В следующие сутки жизнь была, по контрасту, довольно скучная. Мы с Отто закончили прибираться в разгромленной квартире. Без Николаса. Без нападений, похищений и пистолетов. Казалось, что Пискун и ретристы провалились куда-то, чтобы портить жизнь другим, так что мы радовались приближению шоу принцессы Мадлен, на котором все увидят сделанные Энджи украшения.
Гала-концерт в пользу любимой благотворительной организации принцессы – Фонда черепно-мозговых травм. На создание этого Фонда принцессу вдохновила гибель сестры от травмы головы, полученной в автокатастрофе, – теперь такой участи можно избежать, благодаря исследованиям, которые проводит фонд. Совсем недавно к принцессе присоединился популярный актер Комптон Стайлз, который теперь стал еще популярнее из-за своей беды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23