Рука отца медленно опустилась.
- Там… Там… - заверещал Блай, тыча ручонкой в окно. - Там ковова!
- Что? Откуда здесь может взяться корова? - спросил отец, но все же встал и вышел во двор. Все остальные высыпали следом за ним, но, разумеется, ни во дворе, ни даже на улице никакой коровы не обнаружилось. Блай, однако, чуть не плача, упрямо стоял на своем.
- Я видел, видел! - кричал он. - Она такая… Чевная с белыми пятнами… И вога… - Он, как и вчера, приставил указательные пальцы к вискам и отвесил губу. - У-у, ствашная! - Малыш уткнулся в колени матери и заплакал, а Вандер покрутил пальцем у виска.
Отец широким шагом вернулся в дом и не сводил с нас тяжелого взгляда, пока мы усаживались на свои места.
Дальше, слава богу, все пошло как обычно. Вот только аппетит у меня отсутствовал начисто. Даже Пит, по-моему, съел сегодня больше моего. Я выпила лишь чашку кофе и с трудом запихнула в себе несколько кусочков сыра. Все молчали, мама то и дело боязливо поглядывала наверх, но Королева Мэй сигнала не подавала.
После завтрака я хотела помочь маме убрать со стола и вымыть посуду, но она боялась, что я снова испачкаю платье. Куму она не дала мне на руки по той же причине, просто положила ее на свою кровать и попросила, чтобы я приглядела. Я знала, что отец с Питом сегодня с утра собирались за недозрелыми кокосовыми орехами, потому что у нас заканчивалось масло для ламп, а его лучше всего получать из их сердцевины. Но, похоже, отец тоже сильно переживал за меня, хотя и не проявлял этого так открыто, как мама. Сидя рядом с Кумой, я видела в окно, как он придумывает себе то одно, то другое занятие во дворе, время от времени поглядывая в сторону дома. Я не сомневалась, что сегодня он никуда не уйдет, пока со мной все не разъяснится.
Припомнилось, как вчера Антар рассказывал про Инес и учил «отгораживаться» от Королевы Мэй, если она начнет ковыряться у меня в голове. Не знаю, почему, но сами собой в памяти всплыли строчки из моей любимой книги о девочке Алисе и ее необыкновенных приключениях. Эту книгу я читала столько раз, что теперь от первого до последнего слова знаю наизусть. Пришедшие на память строчки мало походили на считалку.
Я представила себе, что подумает Королева Мэй, если «услышит» их, и нервно рассмеялась. Я только благодаря картинке в книжке поняла, что Шалтай-Болтай - это яйцо, сама ни за что бы не догадалась; и тогда же до меня дошел подлинный смысл стихотворения. Королеве же оно наверняка должно было показаться полной чушью.
Шалтай-Болтай сидел на стене.
Шалтай-Болтай свалился во сне.
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!
Да, эти строчки не слишком напоминали считалку, но свою задачу они выполнили, причем я не прикладывала к этому никаких усилий. Снова и снова они вертелись у меня в голове, пока я сидела у окна, присматривая за Кумой и прислушиваясь к каждому звуку.
Ночью шел сильный дождь, море и прибрежные скалы до сих пор были затянуты туманом, и тяжелые темные тучи, казалось, ползли прямо над верхушками деревьев, едва не задевая их брюхом. Было очень душно, дышалось тяжело; так обычно бывает перед грозой. Я вся взмокла, сидя в длинном платье, и так изнервничалась, что хотела лишь одного: чтобы все побыстрее кончилось. Как угодно, только бы прекратилось это ужасное, изматывающее душу ожидание.
… Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!
Шалтай-Болтай…
Мама освободилась, забрала Куму, и я подошла к окну в зале, откуда видны были розовые кусты, о которых вчера говорил Антар, но его там не оказалось. Наверно, и не вспоминает обо мне, с обидой подумала я, хотя где-то в самой глубине души знала, что это не так. Истекая потом, я стояла, бездумно глядя перед собой, как вдруг меня обдало волной знакомого пронизывающего холода.
Мы почему-то все время ждали, что Королева Мэй постучит в потолок, призывая меня к себе, но все получилось иначе. Резко обернувшись, я увидела, что она сама спускается по лестнице.
Вся королевская конница, Вся королевская рать Не может Шалтая…
Королева остановилась на нижней ступеньке и целую вечность недоуменно разглядывала меня. Наверно, не могла понять, о чем я думаю. Хотя, возможно, мне это лишь показалось, и она ничего не заметила.
- Иди за мной, - прозвучал в сознании бесстрастный голос.
Она вышла на крыльцо. Вандер уже ушел в школу, и во дворе был только Блай, который как раз в этот момент пытался оседлать Фути. Увидев Королеву, он испуганно юркнул за сарай. Крыс - следом за ним; он панически боится Пауков. Отец вышел из сарая, где кормил кур и свиней. Увидел Королеву, поклонился и замер, не поднимая головы. Слава богу, мамы нигде видно не было.
… Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!..
Вот привязалось! Королева, даже не взглянув на отца, медленно спускалась по ступеням, я - следом за ней, опустив голову. Меня снова и снова обдавало волнами знобкого холода, голову ломило, не переставая. Видно, что-то все-таки Королеву насторожило.
А вдруг она догадается, что я повторяю эти стихи нарочно, чтобы помешать ей проникнуть в мои мысли? Неважно, что сейчас я уже и сама не рада была, что они вертелись в голове; поначалу-то я хотела именно этого. Боже, помоги мне, взмолилась я, покрывшись липким потом.
Королева величественно спустилась с крыльца и по выложенной камнями тропинке направилась к калитке. Я шла позади на расстоянии нескольких шагов.
Проходя мимо розовых кустов, разделяющих наш двор и Антара, я увидела его самого. Он выскочил из-за них за спиной Королевы, точно летучая рыба из морских волн.
- Ну, что? - спросил он одними губами.
Я лишь еле заметно пожала плечами.
Оказавшись на улице, Королева Мэй свернула налево, и сердце у меня упало. Гнездо Короля Тимора находилось прямо в противоположной стороне, и, значит, ни о каком портрете не могло быть и речи. И как только я сумела додуматься до такой глупости, а потом хотя бы на мгновение поверить в нее?
-2-
Мы шли совсем недолго и вскоре свернули во двор Короля Фолка. Никого из людей видно не было, но зато внезапно откуда-то со стороны заднего двора послышался странный надсадный рев, сопровождающийся взволнованными криками.
- Му-у-у-у!
Когда я его услышала, в сознании у меня забрезжила какая-то связанная с ним мысль, но тут же ускользнула, так и не оформившись. Сейчас меня занимало совсем другое.
Вслед за Королевой Мэй я поднялась на крыльцо и оказалась в большой комнате с низким потолком - зале, как у нас говорят. У окна сидели две старухи. Толстая и низенькая приходилась матерью Бею, хозяину дома, высокая и тощая была матерью его жены. Увидев Королеву Мэй, обе вскочили и склонились чуть не до пола.
Не обращая на них ни малейшего внимания, она пересекла комнату и стала подниматься по лестнице.
Все наши дома устроены одинаково: наверху живут Пауки, внизу люди. Правда, тут, в отличие от нашего дома, было не слишком чисто и пахло какой-то кислятиной. Впрочем, запах чужого жилья часто бывает неприятен. Еще здесь занавески на окнах были какого-то грязно-синего цвета, а лежащая на земляном полу циновка местами протерта до дыр. На столе, слегка перекошенном из-за того, что он был подперт сбоку не оструганным бревном, стояла грязная посуда и валялись объедки, над которыми с жужжанием вились мухи. Одна из них уселась прямо на лоб матери Бея, но та даже не шелохнулась.
- Жди здесь, - прозвучало у меня в голове.
Я, как вкопанная, остановилась посреди комнаты, провожая Королеву взглядом. Старухи таращились на меня с каким-то жадным любопытством и, как мне показалось, с жалостью. Но, главное, они не произносили ни слова, даже не шептались, что на них было совершенно непохоже - обе отличались редкостной болтливостью. Просто сидели и глазели на меня, словно никогда прежде не видели. Вскоре во дворе послышались возбужденные голоса, по крыльцу протопали шаги, и в комнату вошли Бей со своей женой Кларой, а с ними…
Я похолодела.
Это был абсолютно незнакомый мне человек. Что уже само по себе поражало - я знаю каждого жителя нашего небольшого города, от новорожденного младенца до глубокого старика. Ко мне быстрой, упругой походкой приближался высокий мужчина, с кожей темно-коричневого, почти черного цвета, худой, но в то же время мускулистый. Ни капли жира; все его тело состояло, казалось, из одних жилистых, перекрученных мышц. Мелко вьющиеся черные волосы прилегали к выпуклому черепу наподобие шапки, на черном лице ярко выделялись белки глаз и толстые синевато-розовые губы. С шеи свисала веревка не то с клыками, не то с зубами и маленьким черепом какого-то грызуна посредине. Запястья и лодыжки украшали ожерелья из живых красных и белых цветов, вся одежда состояла из длинной, до колен, юбки из пушистой высохшей травы, собранной у кожаного пояса. В руке незнакомец держал короткое деревянное копье с остро отточенным костяным наконечником.
Это был дикарь или, как у нас говорят, человек с другой стороны!
Наш город не единственное поселение на острове. На другом его конце, отделенные от нас непроходимыми лесами и болотами, глубокими ущельями и скалами, испокон веков жили и сейчас живут люди. Те самые, предки которых воевали с нашими предками даже после того, как разразилась Беда.
Насколько мне известно, мы - потомки цивилизованной общины белых людей, когда-то давно добровольно поселившихся на острове из религиозных соображений. Люди же «с другой стороны» - потомки местного населения, обитавшего тут с незапамятных времен. Делить тем и другим, насколько я понимаю, как и сейчас, так и тогда было нечего. Наш остров, где все растет само собой, леса - по крайней мере, в прежние времена - изобиловали дичью, а море рыбой, устрицами, черепахами, трепангами и прочей живностью, мог прокормить в десять раз больше народу. И все же люди с той стороны постоянно нападали на белых поселенцев, растаскивали имущество и безжалостно убивали их самих. Те же, поначалу настроенные миролюбиво, со временем обозлились и стали мстить дикарям за смерть своих близких.
Так продолжалось до тех пор, пока не произошло Явление. К этому моменту из наших предков уцелело чуть больше десяти человек. Пауки вышли из леса и быстро навели порядок. Теперь они живут и в нашем городе, и в нескольких больших поселках на другой стороне острова. Никакой связи между нами и людьми с той стороны нет, хотя нет и никакой открытой вражды; просто мы - это одно, а они - совсем другое. Но все вынуждены считаться с требованиями Пауков. Правда, сами Пауки иногда переселяются от нас к ним и обратно, уж не знаю, по какой причине. Но, в конце концов, почему бы и нет? Они имеют возможность выбирать, где жить - ведь ни мы, ни дикари никакой угрозы для них не представляем.
И все же временами к нам просачиваются кое-какие слухи о том, что там происходит. Главным образом, через людей, которые сопровождают Пауков, когда им вздумается отправиться на ту сторону.
Всем известно, что люди с той стороны - невежественные дикари, которые не знают письменности и поклоняются своим древним богам. Даже в нашей части острова, в одной из банановых рощ, известной под названием: У Большого Дерева - хотя никакого такого особенного дерева там давно уже нет - до сих пор сохранились каменные развалины, около которых иногда находят плохо отесанные фигурки этих богов.
Наверно, когда-то тут был храм; а может, мастерская, где эти изваяния вытачивали; а может, и то, и другое вместе. Насчет дикарей ходят и другие, более устрашающие слухи, и хотя я не уверена, что все это правда, дыма, как известно, без огня не бывает.
Говорят, что люди с той стороны отрубают головы своим покойникам и хранят дома их черепа, а тела выбрасывают в море.
Говорят, что когда их старики становятся совсем дряхлыми и немощными, дикари заставляют их ложиться в ямы и закапывают живьем.
Говорят, что их мужчины пляшут на раскаленных углях, не получая ожогов, а женщины песнями приманивают черепах и даже рыб, которые выбрасываются на берег, так что остается просто собирать их руками.
Говорят, что люди с той стороны не имеют никаких понятий о медицине и гигиене, и многие болеют всякими ужасными болезнями, чуть ли не сифилисом и проказой.
Говорят, что женщины там спят со всеми подряд и не знают, от кого у них рождаются дети.
Говорят, что их предки не просто убивали тех, кого считали врагами, но ели своих пленников, и людоедство прекратилось только с появлением Пауков.
Говорят…
Да мало ли что еще говорят! Уже за одно то, что Пауки избавили нас от набегов этих варваров, мы должны быть вечно им благодарны.
Однако сейчас, глядя на стоящего в двух шагах передо мной человека с той стороны, я испытывала что угодно, только не чувство благодарности.
-3-
Едва оказавшись в комнате, он ни на кого не глядел, только на меня. Подошел, ступая совершенно неслышно, остановился, опираясь на свое копье, а потом вдруг резко наклонился вперед и коснулся своим носом моего. Не знаю уж, что это означало. Может, приветствие такое? Я отшатнулась и даже, кажется, взвизгнула.
Лицо его показалось мне… ужасным. Какое-то нездоровое, помятое, хотя на вид ему было всего-то лет тридцать; большой, хищный рот, крупные желтоватые зубы, какой-то бугристый нос, набрякшие веки, отвислые мочки ушей со вдетыми в них круглыми костяными пластинами. Но, главное, меня поразило общее впечатление дикости и страшной чужеродности. Все его черное тело лоснилось, точно смазанное жиром. И пахло от него гораздо хуже, чем от Пауков; как будто он сто лет не мылся и еще чем-то острым, немного похожим на смесь запаха мочи и свежескошенной травы. Прикоснувшись своим носом к моему, он осклабился, и изо рта на меня тоже пахнуло, на этот раз тухлятиной, точно из пасти крокодила.
Когда я отскочила, он тоже сделал шаг назад, недоуменно разглядывая меня, словно не ожидал такой реакции. И вдруг замер, подняв голову и как будто прислушиваясь к чему-то. Потом резко повернулся и все так же бесшумно взлетел вверх по лестнице на второй этаж. Бей с женой о чем-то горячо зашептались, старухи по-прежнему сидели, точно каменные, и сверлили меня взглядами.
-… Хорошая корова… Копыта разбиты… А бычки-то, может, нам достанутся… - из взволнованного шепота Бея с женой до меня долетали лишь отдельные слова.
Опять корова? При чем тут корова?
- Поднимайся наверх, - произнес безжизненный голос у меня в голове.
Помещение Короля Фолка мало отличалось от того, в котором жила у нас Королева Мэй. Да и какая может быть разница, если у Пауков нет ни мебели, ни утвари, ни украшений - одни полотнища и жгуты паутины? Правда, здесь по всей комнате валялись кости и еще какой-то хлам, больше всего напоминающий куски полуистлевшей плоти, а свежей паутины было совсем немного. Королева Мэй обычно складывает огрызки кучкой и разрешает маме - и только ей! - убирать их, когда ее нет дома. Но очень многие Пауки не позволяют людям заходить к себе даже в свое отсутствие; видно, Король Фолк был из их числа.
Сейчас он сидел в тенетах, забившись в самый угол, и я смогла разглядеть, да и то мельком, лишь смутные контуры крупного темного тела и отсвечивающие красным глаза. Никогда прежде мне не доводилось видеть его так близко; я знала лишь, что по понятиям Пауков он уже немолод. Королева Мэй стояла посреди комнаты, а в нескольких шагах перед ней почти распростерся на полу тот самый чернокожий человек. Его копье лежало в стороне, а сам он стоял на коленях, опираясь на руки и касаясь лбом пола.
Это зрелище так поразило меня, что я замерла на пороге, вытаращив глаза и забыв опустить голову. Внезапно меня словно окатило холодной волной, насыщенной такой злобой, с какой прежде мне никогда сталкиваться не доводилось. И эта волна была чуть-чуть другой, чем та, которая обычно исходила от Королевы Мэй, хотя я не смогла бы объяснить, в чем именно состояла разница. Наверно, это хлестанул меня Король Фолк, и ощущение было такое, точно он и впрямь дал мне оплеуху.
Я тут же низко опустила голову.
- Подойди, - прозвучало в голове.
И это тоже не был «голос» Королевы Мэй!
Судорожно сцепив руки на животе и глядя вниз, я мелкими шажками двинулась в сторону Короля Фолка, для чего пришлось обойти неподвижную фигуру на полу. Чем ближе я подходила, тем сильнее было ощущение пристального разглядывания, в котором присутствовал странный оттенок непристойности.
Как будто чьи-то мерзкие руки или, может быть, лапы бесцеремонно раздевали и щупали меня. В нескольких шагах от Короля Фолка я замерла, не видя ничего, кроме грязного пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
- Там… Там… - заверещал Блай, тыча ручонкой в окно. - Там ковова!
- Что? Откуда здесь может взяться корова? - спросил отец, но все же встал и вышел во двор. Все остальные высыпали следом за ним, но, разумеется, ни во дворе, ни даже на улице никакой коровы не обнаружилось. Блай, однако, чуть не плача, упрямо стоял на своем.
- Я видел, видел! - кричал он. - Она такая… Чевная с белыми пятнами… И вога… - Он, как и вчера, приставил указательные пальцы к вискам и отвесил губу. - У-у, ствашная! - Малыш уткнулся в колени матери и заплакал, а Вандер покрутил пальцем у виска.
Отец широким шагом вернулся в дом и не сводил с нас тяжелого взгляда, пока мы усаживались на свои места.
Дальше, слава богу, все пошло как обычно. Вот только аппетит у меня отсутствовал начисто. Даже Пит, по-моему, съел сегодня больше моего. Я выпила лишь чашку кофе и с трудом запихнула в себе несколько кусочков сыра. Все молчали, мама то и дело боязливо поглядывала наверх, но Королева Мэй сигнала не подавала.
После завтрака я хотела помочь маме убрать со стола и вымыть посуду, но она боялась, что я снова испачкаю платье. Куму она не дала мне на руки по той же причине, просто положила ее на свою кровать и попросила, чтобы я приглядела. Я знала, что отец с Питом сегодня с утра собирались за недозрелыми кокосовыми орехами, потому что у нас заканчивалось масло для ламп, а его лучше всего получать из их сердцевины. Но, похоже, отец тоже сильно переживал за меня, хотя и не проявлял этого так открыто, как мама. Сидя рядом с Кумой, я видела в окно, как он придумывает себе то одно, то другое занятие во дворе, время от времени поглядывая в сторону дома. Я не сомневалась, что сегодня он никуда не уйдет, пока со мной все не разъяснится.
Припомнилось, как вчера Антар рассказывал про Инес и учил «отгораживаться» от Королевы Мэй, если она начнет ковыряться у меня в голове. Не знаю, почему, но сами собой в памяти всплыли строчки из моей любимой книги о девочке Алисе и ее необыкновенных приключениях. Эту книгу я читала столько раз, что теперь от первого до последнего слова знаю наизусть. Пришедшие на память строчки мало походили на считалку.
Я представила себе, что подумает Королева Мэй, если «услышит» их, и нервно рассмеялась. Я только благодаря картинке в книжке поняла, что Шалтай-Болтай - это яйцо, сама ни за что бы не догадалась; и тогда же до меня дошел подлинный смысл стихотворения. Королеве же оно наверняка должно было показаться полной чушью.
Шалтай-Болтай сидел на стене.
Шалтай-Болтай свалился во сне.
Вся королевская конница,
Вся королевская рать
Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!
Да, эти строчки не слишком напоминали считалку, но свою задачу они выполнили, причем я не прикладывала к этому никаких усилий. Снова и снова они вертелись у меня в голове, пока я сидела у окна, присматривая за Кумой и прислушиваясь к каждому звуку.
Ночью шел сильный дождь, море и прибрежные скалы до сих пор были затянуты туманом, и тяжелые темные тучи, казалось, ползли прямо над верхушками деревьев, едва не задевая их брюхом. Было очень душно, дышалось тяжело; так обычно бывает перед грозой. Я вся взмокла, сидя в длинном платье, и так изнервничалась, что хотела лишь одного: чтобы все побыстрее кончилось. Как угодно, только бы прекратилось это ужасное, изматывающее душу ожидание.
… Не может Шалтая,
Не может Болтая,
Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!
Шалтай-Болтай…
Мама освободилась, забрала Куму, и я подошла к окну в зале, откуда видны были розовые кусты, о которых вчера говорил Антар, но его там не оказалось. Наверно, и не вспоминает обо мне, с обидой подумала я, хотя где-то в самой глубине души знала, что это не так. Истекая потом, я стояла, бездумно глядя перед собой, как вдруг меня обдало волной знакомого пронизывающего холода.
Мы почему-то все время ждали, что Королева Мэй постучит в потолок, призывая меня к себе, но все получилось иначе. Резко обернувшись, я увидела, что она сама спускается по лестнице.
Вся королевская конница, Вся королевская рать Не может Шалтая…
Королева остановилась на нижней ступеньке и целую вечность недоуменно разглядывала меня. Наверно, не могла понять, о чем я думаю. Хотя, возможно, мне это лишь показалось, и она ничего не заметила.
- Иди за мной, - прозвучал в сознании бесстрастный голос.
Она вышла на крыльцо. Вандер уже ушел в школу, и во дворе был только Блай, который как раз в этот момент пытался оседлать Фути. Увидев Королеву, он испуганно юркнул за сарай. Крыс - следом за ним; он панически боится Пауков. Отец вышел из сарая, где кормил кур и свиней. Увидел Королеву, поклонился и замер, не поднимая головы. Слава богу, мамы нигде видно не было.
… Шалтая-Болтая,
Болтая-Шалтая,
Шалтая-Болтая собрать!..
Вот привязалось! Королева, даже не взглянув на отца, медленно спускалась по ступеням, я - следом за ней, опустив голову. Меня снова и снова обдавало волнами знобкого холода, голову ломило, не переставая. Видно, что-то все-таки Королеву насторожило.
А вдруг она догадается, что я повторяю эти стихи нарочно, чтобы помешать ей проникнуть в мои мысли? Неважно, что сейчас я уже и сама не рада была, что они вертелись в голове; поначалу-то я хотела именно этого. Боже, помоги мне, взмолилась я, покрывшись липким потом.
Королева величественно спустилась с крыльца и по выложенной камнями тропинке направилась к калитке. Я шла позади на расстоянии нескольких шагов.
Проходя мимо розовых кустов, разделяющих наш двор и Антара, я увидела его самого. Он выскочил из-за них за спиной Королевы, точно летучая рыба из морских волн.
- Ну, что? - спросил он одними губами.
Я лишь еле заметно пожала плечами.
Оказавшись на улице, Королева Мэй свернула налево, и сердце у меня упало. Гнездо Короля Тимора находилось прямо в противоположной стороне, и, значит, ни о каком портрете не могло быть и речи. И как только я сумела додуматься до такой глупости, а потом хотя бы на мгновение поверить в нее?
-2-
Мы шли совсем недолго и вскоре свернули во двор Короля Фолка. Никого из людей видно не было, но зато внезапно откуда-то со стороны заднего двора послышался странный надсадный рев, сопровождающийся взволнованными криками.
- Му-у-у-у!
Когда я его услышала, в сознании у меня забрезжила какая-то связанная с ним мысль, но тут же ускользнула, так и не оформившись. Сейчас меня занимало совсем другое.
Вслед за Королевой Мэй я поднялась на крыльцо и оказалась в большой комнате с низким потолком - зале, как у нас говорят. У окна сидели две старухи. Толстая и низенькая приходилась матерью Бею, хозяину дома, высокая и тощая была матерью его жены. Увидев Королеву Мэй, обе вскочили и склонились чуть не до пола.
Не обращая на них ни малейшего внимания, она пересекла комнату и стала подниматься по лестнице.
Все наши дома устроены одинаково: наверху живут Пауки, внизу люди. Правда, тут, в отличие от нашего дома, было не слишком чисто и пахло какой-то кислятиной. Впрочем, запах чужого жилья часто бывает неприятен. Еще здесь занавески на окнах были какого-то грязно-синего цвета, а лежащая на земляном полу циновка местами протерта до дыр. На столе, слегка перекошенном из-за того, что он был подперт сбоку не оструганным бревном, стояла грязная посуда и валялись объедки, над которыми с жужжанием вились мухи. Одна из них уселась прямо на лоб матери Бея, но та даже не шелохнулась.
- Жди здесь, - прозвучало у меня в голове.
Я, как вкопанная, остановилась посреди комнаты, провожая Королеву взглядом. Старухи таращились на меня с каким-то жадным любопытством и, как мне показалось, с жалостью. Но, главное, они не произносили ни слова, даже не шептались, что на них было совершенно непохоже - обе отличались редкостной болтливостью. Просто сидели и глазели на меня, словно никогда прежде не видели. Вскоре во дворе послышались возбужденные голоса, по крыльцу протопали шаги, и в комнату вошли Бей со своей женой Кларой, а с ними…
Я похолодела.
Это был абсолютно незнакомый мне человек. Что уже само по себе поражало - я знаю каждого жителя нашего небольшого города, от новорожденного младенца до глубокого старика. Ко мне быстрой, упругой походкой приближался высокий мужчина, с кожей темно-коричневого, почти черного цвета, худой, но в то же время мускулистый. Ни капли жира; все его тело состояло, казалось, из одних жилистых, перекрученных мышц. Мелко вьющиеся черные волосы прилегали к выпуклому черепу наподобие шапки, на черном лице ярко выделялись белки глаз и толстые синевато-розовые губы. С шеи свисала веревка не то с клыками, не то с зубами и маленьким черепом какого-то грызуна посредине. Запястья и лодыжки украшали ожерелья из живых красных и белых цветов, вся одежда состояла из длинной, до колен, юбки из пушистой высохшей травы, собранной у кожаного пояса. В руке незнакомец держал короткое деревянное копье с остро отточенным костяным наконечником.
Это был дикарь или, как у нас говорят, человек с другой стороны!
Наш город не единственное поселение на острове. На другом его конце, отделенные от нас непроходимыми лесами и болотами, глубокими ущельями и скалами, испокон веков жили и сейчас живут люди. Те самые, предки которых воевали с нашими предками даже после того, как разразилась Беда.
Насколько мне известно, мы - потомки цивилизованной общины белых людей, когда-то давно добровольно поселившихся на острове из религиозных соображений. Люди же «с другой стороны» - потомки местного населения, обитавшего тут с незапамятных времен. Делить тем и другим, насколько я понимаю, как и сейчас, так и тогда было нечего. Наш остров, где все растет само собой, леса - по крайней мере, в прежние времена - изобиловали дичью, а море рыбой, устрицами, черепахами, трепангами и прочей живностью, мог прокормить в десять раз больше народу. И все же люди с той стороны постоянно нападали на белых поселенцев, растаскивали имущество и безжалостно убивали их самих. Те же, поначалу настроенные миролюбиво, со временем обозлились и стали мстить дикарям за смерть своих близких.
Так продолжалось до тех пор, пока не произошло Явление. К этому моменту из наших предков уцелело чуть больше десяти человек. Пауки вышли из леса и быстро навели порядок. Теперь они живут и в нашем городе, и в нескольких больших поселках на другой стороне острова. Никакой связи между нами и людьми с той стороны нет, хотя нет и никакой открытой вражды; просто мы - это одно, а они - совсем другое. Но все вынуждены считаться с требованиями Пауков. Правда, сами Пауки иногда переселяются от нас к ним и обратно, уж не знаю, по какой причине. Но, в конце концов, почему бы и нет? Они имеют возможность выбирать, где жить - ведь ни мы, ни дикари никакой угрозы для них не представляем.
И все же временами к нам просачиваются кое-какие слухи о том, что там происходит. Главным образом, через людей, которые сопровождают Пауков, когда им вздумается отправиться на ту сторону.
Всем известно, что люди с той стороны - невежественные дикари, которые не знают письменности и поклоняются своим древним богам. Даже в нашей части острова, в одной из банановых рощ, известной под названием: У Большого Дерева - хотя никакого такого особенного дерева там давно уже нет - до сих пор сохранились каменные развалины, около которых иногда находят плохо отесанные фигурки этих богов.
Наверно, когда-то тут был храм; а может, мастерская, где эти изваяния вытачивали; а может, и то, и другое вместе. Насчет дикарей ходят и другие, более устрашающие слухи, и хотя я не уверена, что все это правда, дыма, как известно, без огня не бывает.
Говорят, что люди с той стороны отрубают головы своим покойникам и хранят дома их черепа, а тела выбрасывают в море.
Говорят, что когда их старики становятся совсем дряхлыми и немощными, дикари заставляют их ложиться в ямы и закапывают живьем.
Говорят, что их мужчины пляшут на раскаленных углях, не получая ожогов, а женщины песнями приманивают черепах и даже рыб, которые выбрасываются на берег, так что остается просто собирать их руками.
Говорят, что люди с той стороны не имеют никаких понятий о медицине и гигиене, и многие болеют всякими ужасными болезнями, чуть ли не сифилисом и проказой.
Говорят, что женщины там спят со всеми подряд и не знают, от кого у них рождаются дети.
Говорят, что их предки не просто убивали тех, кого считали врагами, но ели своих пленников, и людоедство прекратилось только с появлением Пауков.
Говорят…
Да мало ли что еще говорят! Уже за одно то, что Пауки избавили нас от набегов этих варваров, мы должны быть вечно им благодарны.
Однако сейчас, глядя на стоящего в двух шагах передо мной человека с той стороны, я испытывала что угодно, только не чувство благодарности.
-3-
Едва оказавшись в комнате, он ни на кого не глядел, только на меня. Подошел, ступая совершенно неслышно, остановился, опираясь на свое копье, а потом вдруг резко наклонился вперед и коснулся своим носом моего. Не знаю уж, что это означало. Может, приветствие такое? Я отшатнулась и даже, кажется, взвизгнула.
Лицо его показалось мне… ужасным. Какое-то нездоровое, помятое, хотя на вид ему было всего-то лет тридцать; большой, хищный рот, крупные желтоватые зубы, какой-то бугристый нос, набрякшие веки, отвислые мочки ушей со вдетыми в них круглыми костяными пластинами. Но, главное, меня поразило общее впечатление дикости и страшной чужеродности. Все его черное тело лоснилось, точно смазанное жиром. И пахло от него гораздо хуже, чем от Пауков; как будто он сто лет не мылся и еще чем-то острым, немного похожим на смесь запаха мочи и свежескошенной травы. Прикоснувшись своим носом к моему, он осклабился, и изо рта на меня тоже пахнуло, на этот раз тухлятиной, точно из пасти крокодила.
Когда я отскочила, он тоже сделал шаг назад, недоуменно разглядывая меня, словно не ожидал такой реакции. И вдруг замер, подняв голову и как будто прислушиваясь к чему-то. Потом резко повернулся и все так же бесшумно взлетел вверх по лестнице на второй этаж. Бей с женой о чем-то горячо зашептались, старухи по-прежнему сидели, точно каменные, и сверлили меня взглядами.
-… Хорошая корова… Копыта разбиты… А бычки-то, может, нам достанутся… - из взволнованного шепота Бея с женой до меня долетали лишь отдельные слова.
Опять корова? При чем тут корова?
- Поднимайся наверх, - произнес безжизненный голос у меня в голове.
Помещение Короля Фолка мало отличалось от того, в котором жила у нас Королева Мэй. Да и какая может быть разница, если у Пауков нет ни мебели, ни утвари, ни украшений - одни полотнища и жгуты паутины? Правда, здесь по всей комнате валялись кости и еще какой-то хлам, больше всего напоминающий куски полуистлевшей плоти, а свежей паутины было совсем немного. Королева Мэй обычно складывает огрызки кучкой и разрешает маме - и только ей! - убирать их, когда ее нет дома. Но очень многие Пауки не позволяют людям заходить к себе даже в свое отсутствие; видно, Король Фолк был из их числа.
Сейчас он сидел в тенетах, забившись в самый угол, и я смогла разглядеть, да и то мельком, лишь смутные контуры крупного темного тела и отсвечивающие красным глаза. Никогда прежде мне не доводилось видеть его так близко; я знала лишь, что по понятиям Пауков он уже немолод. Королева Мэй стояла посреди комнаты, а в нескольких шагах перед ней почти распростерся на полу тот самый чернокожий человек. Его копье лежало в стороне, а сам он стоял на коленях, опираясь на руки и касаясь лбом пола.
Это зрелище так поразило меня, что я замерла на пороге, вытаращив глаза и забыв опустить голову. Внезапно меня словно окатило холодной волной, насыщенной такой злобой, с какой прежде мне никогда сталкиваться не доводилось. И эта волна была чуть-чуть другой, чем та, которая обычно исходила от Королевы Мэй, хотя я не смогла бы объяснить, в чем именно состояла разница. Наверно, это хлестанул меня Король Фолк, и ощущение было такое, точно он и впрямь дал мне оплеуху.
Я тут же низко опустила голову.
- Подойди, - прозвучало в голове.
И это тоже не был «голос» Королевы Мэй!
Судорожно сцепив руки на животе и глядя вниз, я мелкими шажками двинулась в сторону Короля Фолка, для чего пришлось обойти неподвижную фигуру на полу. Чем ближе я подходила, тем сильнее было ощущение пристального разглядывания, в котором присутствовал странный оттенок непристойности.
Как будто чьи-то мерзкие руки или, может быть, лапы бесцеремонно раздевали и щупали меня. В нескольких шагах от Короля Фолка я замерла, не видя ничего, кроме грязного пола.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29