Дом скитальцев
Книга вторая
* ПРОЛОГ *
Тугарино, вечер

Бронированные машины сдвинулись вокруг холма. На восточный склон
падала и тянулась к горизонту, как огромная маскировочная сеть, решетчатая
тень телескопа. Гулко загремели мегафоны, отдаваясь басистым эхом от стен:
- Спокойствие, спокойствие... За ограду не выходить, к машинам не
приближаться... Освободите дорогу для машин...
Командир дивизии стоял в своем "газике" и шарил биноклем по склону.
Густая толпа кипела у административного корпуса. От нее отделились двое.
Мальчик и офицер. Мальчик присел, взмахнул руками и бросился из ворот - к
командирской машине первого батальона.
- Пропустить! - негромко сказал командующий. - Не тот ли пацан...
Он видел, как мальчишка вскочил на броню, и через минуту по радио
зазвенел горячечный альт:
- Скорей, скорей, ох, пожалуйста, скорей, он лежит в овраге!
Командующий приказал:
- "Шестой", пошлите с мальчиком машину... Я - "Первый". Внимание!
"Четвертый" - начать движение!
Колонна бронетранспортеров, растянутая на шоссе, окуталась выхлопами
и двинулась наверх - между машинами оцепления. "Спокойствие! Дорогу
машинам, граждане!" - призывали мегафоны. Один за другим транспортеры
поднялись на холм, осторожно рассекая толпу на мелкие группы. Машины
доставили следственную комиссию. Вот она приступила к делу - офицеры
выскакивают в толпу. Командующий сморщился - дошили. Своих обыскиваем...
Он понимал, что иного способа нет и что первым долгом надо изъять
таинственное оружие, которое превращает людей в пришельцев. Понимал и
морщился все сильней, водя биноклем. Происходящее не укладывалось в
сознании. Война без противника. Война, на которой каждый мог оказаться
противником. Это было невообразимо. Б стеклах проплывали растерянные,
иногда озлобленные лица парашютистов. Командующий не имел права объяснять
офицерам и солдатам смысл операции. Для всех, кроме командиров батальонов,
дивизия проводила карантинное оцепление: мол, в Тугарине болезнь,
эпидемия...
Солнце катилось по самому горизонту, над волнистой грядой холмов.
Там, в десятиверстной округе, тоже работали бойцы дивизии - внешнее
оцепление перекрывало дороги. Проведя биноклем вдоль шоссе, командующий
увидел улицы Тугарина. Дома и деревья дрожали на окулярной сетке. Зеленые
машины, казалось, сотрясали улицы. Это был второй кордон. Он рассек
городишко по кварталам. Приказ - никого не выпускать за городскую черту,
разыскивать предметы непривычного вида... "Солдаты голодные, - подумал
комдив. - Дивизия размазана, как масло по хлебу, на ста квадратных
километрах... Надо срочно кормить людей, подавать горючее для машин. И
связь еще. Ох уж эта связь!.."
"Первый", докладывает "Четвертый". Операция кончена", - забормотало
радио.
Командующий спросил:
- Нашли?
- Никак нет.
- Количество задержанных?
- Триста восемнадцать, без мальчика.
- Вас понял. Штаб - вперед! - приказал комдив.
Штабные машины двинулись на холм. И следующие два часа, как и
предыдущие - с четырех часов дня, командующий дирижировал грузовиками,
бронетранспортерами, вертолетами, тяжелыми воздушными транспортами. Кроме
своего хозяйства, на руках были триста невинно пострадавших людей. Их
допрашивали следователи, но обеспечить комиссию помещениями, связью,
конвоем должен был комдив. Правда, Центр помогал. Начхоз непрерывно
докладывал: пришли палатки, походные койки, целый госпиталь врачей.
Казалось бы, хорошо... Однако вертолеты и транспортные самолеты надо было
принимать и разгружать, палатки - ставить, врачей устраивать по кабинетам,
и все это при нехватке людей, в надвигающейся темноте, в слабом свете от
передвижных электростанций. Высоковольтную еще не успели восстановить... А
едва отпустили дела, к генералу вернулось беспокойство. Сердце сжималось
от тревоги - такой огромный район, это же не полкилограмма гречи перебрать
на кашу... По оврагам и перелескам в быстро синеющих сумерках, казалось,
уходили пришельцы. Уходили, как вода между пальцами, неотличимые от своих.
Недаром же здесь их не оказалось... В двадцать два часа комдив прошел на
радиостанцию и лично подбодрил патрульные подразделения: "Чтобы муха не
пролетела, товарищи!" Про себя он отметил, что следователи работают
энергично. Данные опроса текли шифровками в Центр. Радисты не успели
поужинать - котелки стояли у аппаратов нетронутые.
На пути в свой фургон командующий заглянул в госпиталь, где, кроме
нескольких взрослых, помещались два мальчика по тринадцати лет. Алексей
Соколов метался и бредил. Рядом терпеливо, с микрофоном в руке, сидел
следователь. Второй мальчик, неопознанный, только что начал дышать без
кислородной подушки - вот как его приложило электричеством, беднягу...
Покачав головой над ребятишками, генерал двинулся было в штаб, но его
перехватил дежурный офицер:
- Явился местный гражданин и требует свидания со старшим начальником
- только с ним, а со следователями не желает и разговаривать.
- Ну ведите его, ведите. - Комдив остановился на бетонной дорожке.
Из сумрака выдвинулась здоровенная фигура - без пиджака,
взлохмаченные волосы блеснули желтым в свете фонарика.
Сумрачный бас проговорил:
- Я Благоволин, здешний сотрудник. Физик. - Он оглянулся на двоих
офицеров, неотступно сопровождавших генерала. - Должен поговорить с вами
наедине.
- Наедине нельзя, - с тоскливым раздражением сказал командующий. Не
имел он права объяснить, по какой причине. Это раздражало.
- Понимаю. У меня информация особой важности. О пришельцах, - сказал
физик.
Этот человек был первым, заговорившим о пришельцах, если не считать
мальчика Алеши Соколова. Но мальчик нашелся здесь, у телескопа, в числе
трехсот девятнадцати, а Благоволин явился неизвестно откуда.
- Информацию примем, товарищ Благоволин. Вас сейчас проводят.
- Хорошо. Куда идти? - спросил сумрачно-равнодушный бас.
И комдив понял, что этот огромный человек держится на последнем
напряжении сил, при котором только одно доступно: держаться.
...Через пятнадцать минут руководитель следственной комиссии сам
явился к командующему и попросил немедленно переправить в Центр
Благоволина, а с ним полковника Ганина и директора телескопа Быстрова. На
всякий случай надо послать врача. Следователь, человек необыкновенно
сдержанный, с бледным и невыразительным лицом, был явно возбужден и даже
сделал попытку потереть руку об руку. Генерал распорядился о вертолете и
враче. Затем спросил:
- Обстановка прояснилась?
- Да. Смотрите... - Следователь положил на стол рисунок зелеными
чернилами, изображающий "посредник". - Готовим инструкцию, разошлете
патрулям, чтоб искали. Это _и_х_ оружие...
- Благоволин? (Следователь кивнул.) Это все?
- Он говорит, что был _п_р_и_ш_е_л_ь_ц_а_м_и_. Что они подсаживались
в него с помощью этого оружия. А он их _в_ы_п_л_е_в_ы_в_а_л_. Пятерых или
шестерых подряд. Запоминал их мысли. Все наоборот, товарищ
генерал-майор... У остальных, очевидно, пришельцы узнавали мысли.
- Та-ак... Слишком хорошо для правды...
Следователь сделал неопределенный жест. Он опять замкнулся и словно
удивлялся своей внезапной разговорчивости.
Обстановка, предположим, прояснилась, а забот у комдива лишь
прибавилось. "Разошлете патрулям" - легко сказать!
Но дело сдвинулось с мертвой точки. Когда на западе угасли последние
отсветы заката, вертолет подпрыгнул к бледным звездам и зарычал и
засвистал в темноте, унеся на военный аэродром вызванных и врача.
Всего три часа назад с того же места взлетел корабль пришельцев.

Комитет девятнадцати

Тугарино с окрестностями выглядело как военный лагерь. Но уже в
районном центре, где пассажиры вертолета перешли в скоростной самолет,
никакого смятения не ощущалось. А в Н... и тем более. Вечер здесь, как и в
Тугарине, был очень теплый. Запах тополей вытеснил с улиц бензиновую гарь,
и на бульварах гуляющие шли потоком. Медлительно жужжали поливочные
машины. Первый приступ сумерек был разогнан отчетливым светом фонарей, в
кинотеатрах начались последние вечерние сеансы, собравшие меньше народу,
чем обычно. Погода была уж очень хороша... Люди гуляли и были заняты собою
и друг другом, и никто не знал, что их мир стал иным. Никто ничего не
знал, кроме нескольких человек в Москве и еще девятнадцати человек,
собравшихся здесь, в доме, углом выходящем на бульвары.
Полоса освещенных окон желтела над старым бульваром. Огромное здание
казалось вымершим, только в глубине настойчиво трещали телеграфные
аппараты.
Комитет девятнадцати был созван в шестом часу вечера и вот при каких
обстоятельствах. В три часа восемь минут дежурный радист военной станции
услышал повторяющиеся слова: "Москва, Москва, Министерство обороны... Имею
сообщение чрезвычайной важности. Подтвердите прием на моей волне". Радист
ответил и одновременно вызвал к аппарату офицера - начальника смены.
"Передает Тугаринский радиотелескоп, у аппарата старший научный сотрудник
Портнов", - говорило радио. Через двадцать минут после вызова радиограмма
Вячеслава Борисовича Портнова была распечатана на бланках, передана куда
полагается, и машина завертелась быстро и бесшумно, как первоклассный
двигатель после одного оборота стартера.
Три часа сорок минут - к аппаратам был вызван военный округ и обком
партии. Из обкома доложили, что в районный комитет партии поступал такой
сигнал - от врача Владимирской. Из района посылали вертолет с
ответственными представителями, которые сигнал проверили и квалифицировали
как ложный и панический. Однако врач Владимирская - старый член КПСС и
женщина весьма энергичная - потребовала поездки в область и в настоящую
минуту находится в обкоме...
Разумеется, Анну Егоровну пригласили к аппарату.
Четыре часа шесть минут - поднята по тревоге дивизия. В четыре часа
тридцать минут начали подъезжать люди, которые составили ядро комитета
девятнадцати. В пять пятнадцать состав комитета был утвержден, и все его
члены, кроме Анны Егоровны, собрались в кабинете, выходящем окнами на
бульвар. В пять тридцать был отдан целевой приказ парашютной дивизии:
Тугарино окружить, никого не выпускать из кольца, личному составу не
выходить из-за брони (по сообщению Вячеслава Борисовича Портнова
"посредники" пришельцев через стальной экран не действуют). Наконец в
шесть часов пятнадцать минут решили: пригрозить пришельцам ядерной атакой
и подготовку к этой атаке вести всерьез. Парламентер должен быть
_у_в_е_р_е_н_, что бомбу при необходимости сбросят.
Это было сложное и страшное дело. Комитет не допускал всерьез такой
возможности, - в Тугарине находилось десять тысяч ни в чем не повинных
людей... Однако исключать ядерную атаку тоже было нельзя. Парламентером
назначили полковника Генерального штаба Ганина, кандидата военных наук.
Ему сказали: "Идете на смерть, товарищ полковник..."
Принимая эти оперативные меры, комитет действовал и в более широких
масштабах. В восемнадцать тридцать по московскому времени заработали
телетайпы в Париже, Лондоне, Нью-Йорке. По линиям прямой связи между
правительствами, называемыми на дипломатическом языке "горячими линиями",
прошла передача из Москвы. И с девятнадцати часов мир стал меняться при
видимой тишине и спокойствии. Отгремели сигналы боевой тревоги на
командирских постах зенитных ракет. Пилоты истребителей-перехватчиков
затянули шнуровки перегрузочных костюмов. В темных кабинах радарных
станций дежурили усиленные вахты. Спутники-наблюдатели отвернули свои
кварцевые глаза от Земли и уставились в черно-фиолетовое космическое небо.
Можно было надеяться, что теперь корабли пришельцев не подойдут к
Земле незамеченными. Действительно, взлет корабля из Тугарина в
девятнадцать пятьдесят был отслежен не только из Советского Союза, но и из
Франции и Англии и даже с постов Соединенных Штатов на Аляске.
Меры, принятые комитетом, оказались действенными. Пришельцы
отступили. Но победа не принесла спокойствия. С часу на час надо было
ждать второй атаки пришельцев, а информация о первой не поступала. Не
удавалось ее собрать, хотя к десяти часам была опрошена половина из
трехсот девятнадцати человек, обработанных "посредниками". Ни один из них
не смог рассказать ровным счетом ничего.
Степан Сизов, повредивший с неизвестной целью линию электропередачи,
был на грани смерти.
Алеша Соколов успел сказать о том, что пришельцы собираются напасть
на столицы великих держав, и потерял сознание.
Вячеслав Борисович Портнов застрелился.
Вещественных признаков атаки, кроме миниатюрной радиостанции,
привезенной Анной Егоровной, не оставалось никаких. Ученые, подвергшие
анализу радиостанцию, убедились, что ее нельзя вскрыть. Чехольчик из
сверхпрочной керамики можно было расплавить, только уничтожив содержимое.
Даже алмазы ее не брали.
Получилось так, что после отступления пришельцев информации на йоту
не прибавилось. Говоря на военном языке, не было разведданных. Куда ни
сунься - темно. В десять часов вечера комитет мог только строить догадки.
Например, диверсия Степы Сизова была понята совершенно навыворот, ведь он
воспользовался лучеметом пришельцев, правда? Значит, он переоделся в
женское платье и разрушил линию по приказу их штаба. Пожженную копну
приписали неумелому обращению с бластером. Комитет не обратил внимания и
на возраст людей, обработанных "посредниками". Среда них не было ни одного
моложе шестнадцати лет, кроме, предположительно, Степки. И этого,
повторяю, никто не взял на заметку. Взрослым людям, заседавшим в комитете,
казалось естественным, что пришельцы подчиняют взрослых, а детьми
пренебрегают...
А корабль Десантников, развив чудовищную скорость, ушел от локаторов,
растворился, исчез.
Очень подавленное настроение было в комитете... Обсуждалось, не
выслать ли в Тугарино еще одну группу следователей, чтобы дело сдвинулось
с мертвой точки. И вдруг дело пошло само - появился Благоволин.
Руководитель следственной комиссии сообщил, что Благоволин держал в руках
"посредник", что условные клички Десантников такие-то, что диверсия на
высоковольтной была предпринята Степаном по заданию Портнова и так далее.
Но Благоволина вызвали в Центр не только из-за этих, пусть даже очень
важных сведений. Но из-за них, пренебрегая секретностью, комитет просил
его продолжить сообщение прямо с борта военного самолета.
Благоволин, пока в него пытались подсадить Мыслящего, а он его
"выплевывал", запомнил кое-что о планах пришельцев на будущее.
В десять часов вечера еще никто не понимал, насколько эти планы
опасны для человечества. Даже члены комитета, кроме, пожалуй, одного из
них.
В одиннадцать тридцать самолет приземлился в Н...

Ночное совещание

Под белым потолком безжалостно пылали молочные плафоны. Девятнадцать
человек, казалось, приросли к огромному полированному столу светлого
дерева. По его необъятной поверхности были разбросаны рулоны телетайпной
бумаги, синие листки телеграмм, военные карты. Стояли бутылки с
минеральной водой, термосы с чаем и кофе, тарелки, диктофоны. Во главе
стола сидел генерал - заместитель председателя комитета. Председатель,
которого все звали по имени и отчеству - Георгий Лукич, расположился
несколько в стороне и сбоку. Новых сведений пока не поступало, и
председатель отдыхал, прикрыв ладонью натруженные глаза. Второй
заместитель, которого все звали по фамилии - товарищ Зернов, очень высокий
и худой человек, почти совсем седой, диктовал сообщение для "горячих
линий". Ему помогал, осторожно вставляя круглые обороты, Лев Краюшкин,
совсем молодой человек, светило дипломатической службы. Две группы ученых
занимали дальний конец стола. Астрономы и физики шуршали длинными полосами
бумаги - с вычислительней машины, копались в справочниках и звездных
атласах. Слева гудел бас Анны Егоровны Владимирской - врачи составляли
циркулярное письмо всем больницам насчет ускоренного заживления ран у
пришельцев. Еще несколько человек сосредоточенно писали в блокнотах.
1 2 3 4 5 6