Зачеркнув очередное слово, он давал себе задание выучивать на память в промежуток между восходом и заходом солнца все, что относилось к нему на страницах книги, отмеченных в указателе.
Так, добровольно подчинив себя им самим выбранному обязательству, узник не стал откладывать дело на потом, а сразу же и без колебаний принялся следовать свой линии поведения, находя тем самым забвение в изнуряющих упражнениях памяти.
За три недели до рокового дня ему показалось, что он видит сон, когда вне себя от радости в стан разбойников явилась с выкупом Клотильда. Когда-то, в монастыре, она была очень дружна с некой Эвелиной Бреже, чья ослепительная красота помогла ей заключить великолепный брак. Потеряв связь с Клотильдой, оставшейся в неведении относительно изменения ее состояния, Эвелина как-то прочитала в газете известие о том, что произошло с четой Жераров. В заметке приводились также биографические сведения о Жераре и его жене, причем было указано, из какой семьи она родом. Сердце ее сжалось от волнения при мысли о выпавших на долю ее давнишней подруги тяготах, и она щедрой рукой отправила ей сумму требуемого выкупа.
Поэта немедленно освободили, и Грокко великодушным жестом позволил ему забрать с собой тягостные свидетельства его заточения – каменную статуэтку ребенка в странном чепце, обе книги, исписанные золотом, и стебель с одиноким шипом. Что же до золотой монеты, о которой так никто и не проведал, то она по-прежнему висела на запястье поэта.
Именно эти два эпизода своего заточения, ставшие столь знаменательными в его жизни, мертвый Жерар Ловерис заново переживал под воздействием воскресина и виталина.
В леднике была сооружена необходимая декорация, дополненная теми памятными аксессуарами, которые поэт свято хранил до самой смерти, наступившей от болезни почек. Не забыли установить и разрушенный алтарь с лежащей у его подножия разбитой статуей Девы Марии.
Чтобы предоставить свободу действий покойнику, пришлось стереть с маленького Иисуса мазь и снять чепец, столь долго украшавшие его, а также убрать с обеих книг нежные золотые знаки.
Время от времени покойник давал свое представление перед плачущей Клотильдой, рядом с которой за этим волнующим воскрешением наблюдал и уже подросший Флоран, переживавший вместе с убитой горем матерью эти краткие мгновенья иллюзии.
После каждого сеанса с каменной головки снова стирали мазь и снимали чепец, а с обеих книг убирали написанный золотом текст.
№ 2. Мериадек Ле Мао, умерший в восемьдесят лет.
Сцена, которую сразу же узнала вдова Ле Мао Розик, была невероятно трогательной.
Супруги Ле Мао прожили всю свою жизнь в Бретани, в своем родном городе Пломере, все еще полном местного колорита и верного старым традициям, среди которых особо выделялся любопытный обычай отмечать золотую свадьбу.
Каждая пара, достигшая пятидесяти лет супружеских уз, в день годовщины праздника Гименея торжественно отправляется на мессу в старейшую в городе церковь святой Урсулы.
Посреди службы священник произносит короткую проповедь, достает из металлического дорогого ларца большой старый войлочный обруч цвета железа и самого простого вида, подходит к супругам. Супруги встают, поворачиваются друг к другу лицом и соединяют правые руки, а священник тем временем одевает на них обруч. Сделанные из настоящего железа гайка, винт и слабенькая пружина приводят в действие это подобие инструмента.
Священник вращает гайку, и она втягивает в себя винт, сжимающий половинки, а те смыкаются снизу с помощью скобы под переменным углом, и поскольку все же сам обруч мягкий, символически сжимают руки пары, знаменуя пятидесятилетний союз. Через минуту обруч снимается, супруги снова садятся и месса завершается.
Служивший с незапамятных времен чествованию золотых свадеб предмет этот назывался «Негожий венец» по причине необычного любовного характера его столь запоздалого вмешательства в жизнь старых людей. Полное название его сверкает гранатовыми буквами на одной из граней ларца.
Вот так некогда юные молодожены Ле Мао справили недавно со всем приличествующим случаю церемониалом свою золотую свадьбу в Пломере, и Мериадек, движимый нежным баловством, позволил себе самому левой рукой закрутить с необычной силой и твердостью гайку ложного обруча, как бы желая еще сильнее упрочить супружеские узы.
Некоторое время спустя у Мериадека случился перикардит, он отправился в Париж к врачам и умер там на руках у Розик.
Теперь в Locus Solus он как бы вновь переживал те моменты, когда одевал обруч по его назначению.
Пойдя навстречу убедительным просьбам, старая церковь Пломера согласилась передать на время обруч вместе с ларцом. Розик была растрогана той сценой, которая разыгрывалась при каждом мнимом пробуждении ее покойного супруга и решилась, несмотря на свой возраст и холод, самой играть свою роль, чтобы еще раз ощутить пожатие руки любимого. Священника же изображал нанятый статист в парике с тонзурой.
№ 3. Актер Лоз, умерший в пятьдесят лет от воспаления легких и привезенный в театр его совсем еще маленькой дочерью Антониной.
Пылкая поклонница таланта отца Антонина неукротимо желала добиться его воскресения, обоснованно полагая, что в нем проявится влияние сцены. И вскоре девочка видела, как покойник играл в течение нескольких мгновений и в утеху ей первую роль из известной драмы «Роланд Мендебургский», названной так по имени исторической личности, чья жизнь была во всех отношениях замечательной, чтобы заполнить ею пять актов пьесы.
Роланд Мендебургский родился в 1148 году в дворянской семье из провинции Бурбонне, где в те времена, согласно интересному обычаю, каждый ребенок знатных семей при появлении на свет отдавался в руки астроному, а тот определял, какая звезда сопутствовала рождению ребенка, и особым способом запечатлевал ее название на затылке младенца в виде монограммы. С чрезвычайной осторожностью ученый муж сей специально изготовленными инструментами вкалывал одну за другой перпендикулярно поверхности кожи малюсенькие и необыкновенно тоненькие иголочки длиной едва ли больше двух миллиметров и с намагниченным наконечником. При этом он умудрялся сделать так, что в конце операции иголочки своей густой массой, видимой под кожей, образовывали нужную фигуру, закреплявшуюся навсегда. Целью этого действа было установить постоянный, на всю его жизнь, контакт ребенка с указанной звездой, которая своими магнитными токами, улавливаемыми намагниченным острием, должна была беречь его и направлять.
Затылок был выбран местом для иголочек для того, чтобы как можно больше токов, сходящих с небес, проходили через мозг, прежде чем достигнуть иголочек, и орошали бы бесценными потоками энергии средоточие мысли.
Роланд Мендебургский, едва появившись на свет, был доставлен к астрологу Обертуру, который объявил, что ребенок родился под знаком Бетельгейзе и начертал ему на затылке готическим шрифтом монограмму в виде знака из трех букв: Б, Т, Г.
Это событие привело к сближению Мендебургов и Обертура, которому позднее было доверено воспитание Роланда, и мальчик перенял от него заметное пристрастие к наукам.
В двадцать пять лет Роланд, вступивший во владение фамильным состоянием, женившийся по любви и ставший отцом двоих мальчиков, спокойно наслаждался своим счастьем в замке предков, как вдруг случилось событие, приведшее его к разорению.
Роланд полностью поручил ведение хозяйства в имении старому управляющему Дуртуа, уже почти полвека самым честным образом служившему его семье. На все расходуемые суммы или отдаваемые распоряжения Дуртуа получал от Роланда чистую бумагу с подписью, которую ему оставалось только заполнить.
В час отхода ко сну Дуртуа всегда совершал обход замка, проверяя, надежно ли заперты все выходы и входы. Как-то вечером, выполнив сей долг и вернувшись к себе в опочивальню, он обнаружил следы небольшого пожара, причина которого сразу же показалась ему ясной. На расположенный на холме замок Мендебургов временами налетали резкие порывы ветра. От зажженной свечи, стоявшей на дубовом столе у окна, очевидно, загорелись занавеси, колыхавшиеся от ветра, который был столь сильным, что распахнуло окно. По занавесям огонь перебросился на стол и сжег его, а дальше, наткнувшись на каменные стены и пол, потух сам собой.
В тот день Роланд как раз выдал Дуртуа лист с подписью, который тот поспешил запереть в одном из ящиков дубового стола.
Убежденный, что драгоценный пергамент сгорел и не попал в чужие руки, управляющий не придал большого значения случившемуся, доложил обо всем Роланду и получил от него новый подписанный лист.
На самом же деле пожар был делом рук ленивого и подлого слуги по имени Квентин, бывшего в подчинении у Дуртуа. Увидев однажды, как управляющий заполняет чистый лист с подписью хозяина, Квентин сказал себе, что, заполучив такой незаполненный документ, можно открыть себе путь к богатству. С тех пор он стал дожидаться удобного случая и накануне подсмотрел, как Дуртуа прячет в стол знакомый на вид пергамент. Как только управляющий удалился, слуга взломал ящик стола и извлек документ, а затем устроил пожар, чтобы скрыть кражу и обеспечить свою безнаказанность, справедливо полагая, что вина за него будет возложена на сильный порыв ветра.
Вместо подписи на пергаменте стоял конь, нарисованный Роландом.
В девятом веке многие вельможи не умели ни читать, ни писать и подписывали важные документы с горем пополам грубым и неумелым рисунком. Им и впрямь легче было изобразить пером какую-нибудь привычную глазу фигуру, чем холодное сочетание букв, образующих их имя. Сколь бы скудным ни был рисунок, он лучше всякого письма указывал на сделавшую его руку. Сюжеты таких «картинок», выбираемые безграмотными гербоносцами сообразно их вкусам, были разнообразны до бесконечности: люди, звери, предметы, связанные с войной или с псовой охотой, с искусством, науками или природой. Однажды принятый, а затем и официально зарегистрированный, такой рисунок становился навсегда и для всего рода вельможи, для всех его будущих поколений единой подписью, которой не изменяли даже выходившие замуж дочери. Каждого члена семьи отличала лишь его собственная манера исполнения рисунка, который, пусть даже тот и знал грамоту, должен был обязательно ставиться в конце всех важных документов, тогда как надлежащим образом исполненная подпись не придавала им никакой силы.
Позднее, с постепенным распространением грамоты, дворянские роды добились каждый для себя упразднения такой своей особой печати. Некоторые же из них, как, например, Мендебурги, которых это также касалось, в одиннадцатом веке еще сохраняли свою печать, хотя таких, как они, оставалось уже совсем мало.
Неграмотный Мендебург, выбравший в давние времена сюжет для своей печатки, выделялся изо всех незаурядным искусством наездника и изысканной манерой держаться в седле, но будучи весьма малого роста, ездил только на небольших лошадях английской породы, уже тогда называвшихся «кобами». Неудивительно поэтому, что при выборе подписи он остановился на изображении своих излюбленных животных. Вот так вслед за многими другими Мендебургами Роланд мог узаконить какой-либо документ, только нарисовав коб под его текстом.
Деталь эта была известна Квентину, решившему с помощью ценного похищенного листка заполучить все состояние Роланда, только следовало, чтобы пергамент был заполнен им собственноручно, что избавило бы вероломного слугу от опасности подвергнуться преследованиям за подделку, буде он захотел бы сам составить документ.
Посулив половину будущей добычи некоему Рюскасье, главарю шайки мародеров, с некоторых пор орудовавшей в окрестностях, слуга заручился его поддержкой. Задумано было захватить Роланда, который ежедневно уединялся в лесу с какой-либо научной книгой, и хитростью заставить его вписать в нужное место требуемый ими текст. Можно было бы, конечно же, попытаться, даже и не похищая заранее пергамент, вынудить его под угрозой пыток и смерти написать нужный документ и скрепить его печаткой-«кобом», однако, зная, что Роланд скорее готов вынести любые муки и погибнуть, нежели разорить своих детей отказом от состояния, Квентин решил прибегнуть к хитрости. Знак находился как раз под средней частью листка, который Квентин согнул вдвое и склеил прозрачным клеем обе его половинки.
Таким образом у него получился простой плотный небольшой лист, на чистой стороне которого, чтобы спасти свою жизнь, Роланд покорно должен был написать и подписать своим именем документ, который сам он будет считать недействительным. Разделив потом тонким лезвием склеенные половинки листа и смыв клей, пергамент можно будет развернуть и получить законный документ благодаря поставленной в нужном месте рукописной печати. Роланд же, о честности которого ходили легенды, и не подумает – в этом Квентин был уверен – оспаривать действительность документа.
Итак, во время одной из своих наполненных учеными раздумьями прогулок Роланд был схвачен и отведен в лагерь разбойников. Квентин поостерегся показываться, ибо пленник мог предположить, что его приближенный знал об особой печати, и, увидев его, почувствовал бы, что попал в подготовленную западню.
Рюскасье предложил Роланду на выбор смерть или разорение и указал ему на злополучный пергамент, лежащий рядом с прибором для письма на деревянной колоде, служившей столом.
Как и ожидалось, пленник, чтобы спасти свою жизнь, согласился на требования бандитов, так как считал, что им все равно ничего не добиться, опустился на колени перед плахой и сказал, что готов писать.
Следуя придуманным Квентином указаниям, Роланд, который в силу того, что у него были дети, не мог по закону отказаться от своей собственности, письменно признал, что должен Рюскасье восемьсот тысяч ливров, что соответствовало, по мнению сведущих людей, всему его состоянию. Еще раньше Рюскасье составил расписку Квентину на половину этой суммы.
Роланд поставил под написанным свою подпись, а сверху в качестве названия документа, как того строго требовал закон, написал под бдительным оком Рюскасье слово «Расписка».
Затем его вынудили поклясться, что он ни под каким видом не станет преследовать злоумышленников, и наконец отпустили на свободу.
На следующий день в то время, когда он сидел за рабочим столом и делал пометки в книге одного из своих любимых ученых авторов, объявили, что его хочет видеть Рюскасье. Роланд приказал впустить его, и разбойник потребовал причитавшееся ему, ссылаясь на расписку, которую держал в руке.
Роланду тогда захотелось взять невинный реванш и с некоторой насмешкой поведать своему давешнему обидчику историю о традиционной печати в виде коня-«коба».
Продолжая делать пометки, даже не глядя в сторону Рюскасье, стоявшего у закрытой двери по правую руку от него, он иронично молвил:
– Вправду… расписка?… А какая на ней печать?…
– Коб, – отвечал Рюскасье.
При этом слове, означавшем полное разорение его самого и всей его семьи, Роланд резко повернулся к разбойнику и вдруг почувствовал острую боль в затылке, в том самом месте, где находилась тройная намагниченная буква, и инстинктивно поднял к голове руку. В тот момент он не обратил внимания на боль, встал с мертвенно-бледным лицом, приблизился к Рюскасье и увидел свою подлинную печать на злосчастном пергаменте, который был теперь хорошо расправлен, без следа сгиба или клея. Перед его глазами был один из чистых листов, которые он вручал управляющему Дуртуа.
Как бы там ни было, но поставленная под написанным его рукой документом печать, от которой с самого начала ее появления триста лет тому назад никто из его предков никогда не отказывался, была равнозначна официальному обязательству, которое, как и предвидел Квентин, он собирался слепо выполнить, даже не ссылаясь на то, что документ этот был добыт у него насильно.
Роланд пообещал Рюскасье быстро уплатить долг, выпроводил его и потребовал к себе Дуртуа. Узнав о происшедшем, управляющий мысленно вернулся к пожару, который он вначале приписал случаю, и заподозрил Квентина. Слуга был допрошен и во всем цинично признался, но нагло напомнил клятву Роланда не преследовать своих грабителей и был всего лишь изгнан из замка.
Убитый горем Роланд распродал все свое имущество и выплатил восемьсот тысяч ливров Рюскасье, разделившему их с Квентином.
Удалившись с семьей в город Сувиньи, оставшийся без средств Роланд с большим рвением, чем когда-либо, погрузился в изучение наук, зарабатывая на жизнь уроками физики и химии.
Часто бывший владелец замка возвращался мысленно к той боли в затылке, которую он испытал впервые в жизни в тот страшный миг, когда с уст Рюскасье слетело слово «коб».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28