Или нет? Нет – она разговаривала по мобильному телефону.
Во всяком случае, что бы она там ни делала, она не двигалась. Тем временем под ногами Шона орды могучих муравьев начали свой марш по озеру из джема, произведенного в странах Евросоюза, которое прилегало к границам их обитания. Шон никогда не видел таких муравьев – они были наглыми и свирепыми, точь-в-точь как на этикетке дихлофоса. И это было еще далеко не все. Все виды жужжащих, трещащих и шуршащих чудовищ начали подтягиваться на этот балкон. Некоторые из них были размером с детский кулак, их зеленые крылья яростно свистели, словно лезвия клинка. Оставаться здесь дальше было нельзя. Стараясь не привлекать внимания гида, будто перелезать по веревке с одного балкона на другой было самым нормальным делом в жаркий полдень на испанском курорте, Шон изготовился и прыгнул, приземлившись на край стола. Отряхнув ладони, он быстро сдвинул стол на обычное место, перевесил веревку и зашел внутрь вымыть руки. Когда он вышел на балкон с бутылкой пива и тарелкой оливок, девушки уже не было.
* * *
Мэтту не терпелось поговорить с ней о той чудесной гимнастике, свидетелем которой он стал в то утро. Его гипнотизировала сама мысль об этом. Но что он мог ей сказать? Как он мог сунуться с таким вопросом к женщине – не девочке, – которая наверняка здесь со своим парнем и которая разгуливает топлесс, когда вокруг бегает куча детей? Он не мог. Он перебрал все возможные варианты знакомства, но каждый из них был дешевой трепотней. Ему просто нужно набраться терпения, а возможность рано или поздно представится сама собой.
Пастернак снова прыгнул в бассейн, разметав всех на своем пути, пытаясь дышать в ровном ритме.
– Вдоххх, выдоххх, вдоххх, выдоххх.
Мэтт был прав. Он позорил себя. Ему должно быть стыдно даже снимать рубашку, не говоря о том, чтобы размахивать ею и делать из себя посмешище. С него хватит. Тут он представил, как будет показывать фотографии «до» и «после» своим детям, которые будут удивляться и не верить. С этого дня Пастернак начинает борьбу.
– Вввдоххх, выдоххх. Бля! Тяжеловато.
– Ввдоххх, выдоххх. Господи Иисусе!
– Вдоххх, выдоххх, вдоххх, выдоххх, тоо-онкий, тооолстый. О-о-ох! К черту! Ты толстяк, а потому иди и выпей пивка!
И он пошел и выпил. Несколько.
– ЕБТВАЮ!
На осознание всего ужаса ушла пара минут.
– АОООХХ! А-А-А-А-А! ГРАНТ! ДАРРЕН! ПРОСЫПАЙТЕСЬ, УРОДЫ! НА НАС НАПАЛИ! ЭТО… ПРОСТО НАШЕСТВИЕ!
Приглушенные ругательства.
– НЕТ, ЭТО ВЫ ИДИТЕ НА ХЕР, ПАРА ГРЯЗНЫХ УРОДОВ! ЭТО ВЫ ТУТ ПИРОВАЛИ СЕГОДНЯ В ТРИ ЧАСА НОЧИ!
Опять приглушенные ругательства, затем другой голос:
– Это не мы! Это они на твою блевотину слетелись, тошнот!
Шон поднял бутылку пива и поздравил себя. Сверху раздавались звуки, будто обитатели, как домохозяйка в мультфильме «Том и Джерри», повскакивали с ногами на кресла, тупо отмахиваясь от любого приближающегося объекта. Хороший будет урок ублюдкам. А каков лексикон! Эти ребята точно не джентльмены.
* * *
Хилари выпрямилась и потянулась. Журналисты могут стращать сколько угодно, но нет на свете ничего лучше солнечных лучей, ласкающих кожу. Когда ее внутренняя батарейка заряжалась солнцем, она всегда чувствовала себя прекрасно. Весь сегодняшний день она блаженно дрейфовала между сном и явью, забыв даже о Бекки и спа-салоне. Солнце расслабляло ее, унося все заботы. Ей стало интересно, куда делся Шон. Она вела себя с ним достаточно жестко, возможно, даже чересчур, но, черт возьми, если бы она за себя не постояла у нее не было бы такого чудесного дня, когда можно просто валяться у бассейна. Он никогда не позволил бы потерять впустую такой прекрасный день такого прекрасного отпуска. С ним было нелегко – громадье планов, бессмысленные метания, которые ни к чему не приводят…
Да они бы вообще никогда не оказались на этом курорте, если бы это от него зависело. Скорей уж на маленькой вилле или в хижине пастуха. Главное, чтобы там не было ни электричества, ни удобств и чтобы было максимально непрактично, некомфортно и недоступно – тогда он будет счастлив, как дитя.
Бедняга Шон. Ну и ладно. Он уже давно нарывался. Так что никакой вины.
Она подняла очки на макушку, прихватив волосы, и огляделась. И сразу же поймала взгляд того красавчика из автобуса. Тогда он сидел на несколько рядов позади, и она сразу же отметила его, едва они зашли в автобус. Он был совсем юным, не больше восемнадцати, но выглядел потрясающе. Он напомнил ей четвертое-пятое поколение африканцев, которое можно увидеть только в Ливерпуле или Кардиффе, или в портах, где смешение культур продолжалось столетиями. У него была светло-коричневая кожа, лишь чуточку смуглая, с несколькими веснушками, такими редкими и разбросанными, будто он их нарисовал сам.
Казалось, он так и светился природным здоровьем и наивностью. Уголки его широких губ изгибались чуть кверху, отчего на лице блуждала постоянная легкая улыбка. Короткие волосы буйно курчавились, но самое сильное впечатление производили его глаза. Яркие и живые, они поразили ее глубиной и чувственностью. Они были похожи на глаза попавшего в западню животного, прекрасного и благородного даже в страдании. В них прочитывалось желание быть любимым и ожидание понимания.
Этот парень ищет понимания, подумалось ей.
Она выдержала его странный взгляд и сделала единственное, что пришло ей в голову, – улыбнулась. Он чуть заметно покраснел и отвернулся, бессознательно теребя ухо, но тут же отважился еще на один взгляд и улыбнулся в ответ. Хилари ошеломило головокружительное воздействие этой полной надежды, робкой улыбки. Сердце ушло в пятки. Парень поднялся. Он шел к ней! В низу живота стало приятно покалывать. Он пробирался к ней, как большая гибкая кошка, слегка сутулясь, будто стесняясь своего роста. Она изо всех сил старалась держать себя в руках, подавляя странную дрожь. Это было просто… глупо! Она прикрыла грудь, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Когда он подошел поближе, она заговорила чужим нейтрально-дружелюбным тоном:
– Привет. Ты летел с нами, да?
Она была довольна, что сумела собраться и взять ситуацию под контроль, ничем себя не выдав.
– Я наблюдал за вами сегодня утром. Ну, я…
Он тряхнул головой, осознав, что дал маху, и так трогательно смутился, что ей захотелось вскочить и поцеловать его. Он присел напротив, чтобы ей не приходилось смотреть на него против солнца.
– Я возвращался утром из клуба…
Он был так близко, что их колени почти касались.
– Клубы здесь поздно закрываются, – с упреком сказала она, снова удивившись, что чувствует себя вправе упрекать. Он, правда, этого не заметил. Наверное, подумал, что она просто клевая взрослая телка.
– Вообще-то да, – он словно замечтался. Или, может, он туповат и пытается собраться с мыслями? – Я тут наблюдал за, э-э-э, вашими занятиями. Это было потрясающе. Ну, вот я и хотел поинтересоваться, что это было такое? Что-то типа боевых искусств?
Ее поражение было сокрушительным. Она его вообще не интересовала. И с чего бы? Ты просто дура, Хилари! Очнись! Только вчера она лежала здесь и слушала, как женщины, молодые и не очень, шепчутся, обсуждая волосы Шона, его мускулы, его член. Каждая женщина у бассейна хотела ее мужика, и вот она сама лелеет те же фантазии о мальчике. Возможно, виноваты солнце или сегодняшняя утренняя ссора, хотя в любом случае это было безумие. Перед ней сидел мальчишка. Любопытный подросток, которому хотелось узнать побольше о ее методике – и все.
– М-м-м. Это называется классический ян.
Она сознательно говорила как училка. Да и как она себе это вообще представляла? Заманить его в номер, пока Шон будет спать? Или пнуть мужа и сказать: «Сделай одолжение, свали погулять, хорошо? Я тут собираюсь трахнуть этого мальчишечку».
Она сделал глубокий вдох, успокаиваясь.
– Это форма тай-чи. Тай-чи-чуань, если быть точнее.
Паренек смущенно кивнул. Он был просто прелесть. Хилари чувствовала себя ужасно, страстно желая поцеловать его и в то же время понимая, что это… неправильно.
– А можно… Ну, этому вообще, наверное, нельзя научиться, да?
Она почувствовала огромное облегчение. Усилием воли она оторвалась от фантазий в духе журнала «Джеки» и увидела впереди сияющие дали. Она поможет этому парнишке.
– Научиться? Конечно же, этому можно научиться! – засмеялась она. Он смотрел ей прямо в рот и улыбался вместе с ней. – А как, по-твоему, люди вроде меня к этому пришли?
Он улыбнулся и пожал плечами.
– А вы бы могли – черт, вы же в отпуске. Извините.
– Что?
Он порывисто вздохнул.
– А можно просто посмотреть? Вы скажите, если нельзя. Но мне очень понравилось то, что вы делали утром. Если бы я мог просто смотреть, то, наверное, что-нибудь ухватил из этого.
Она нашла его руку и сжала ее, проникновенно улыбнувшись.
– Я бы очень хотела показать тебе. Он засиял.
– Правда?
– Правда Искусство существует для стольких людей, сколько захочет его изучать.
Он с серьезным видом кивнул.
– Но это дисциплина. Ты должен будешь смотреть, слушать и учиться с самых азов. Это нелегко. И тебе нужно будет рано вставать.
– И насколько рано?
– В семь. Когда солнце покажется из-за этих гор.
Она указала на размытые очертания гор, чувствуя себя киношным сэнсэем.
Мальчик пружиняще вскочил на ноги.
– Я поставлю будильник!
Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и ушел. Хилари смотрела ему вслед. Она даже не спросила, как его зовут.
– Думаешь, мы когда-нибудь еще увидим этих двоих?
– Они должны вернуться хотя бы трусы переодеть.
– Похоже на то, что они уже здесь побывали. Думаешь, они оставили бы записку, а?
– М-м-м.
– Вот ублюдки, да? В первую же ночь отоварились.
– Ну и ладно. Хоть заткнутся.
– И тебе не обидно?
– Да нет, не особенно. Если такое происходит и все нормально, тогда это круто. Но я не буду считать отпуск дерьмовым, если никого не склею.
– Офигеть! Но я-то буду! Это будет катастрофа! Если я не трахнусь здесь, то я, наверное, никогда не трахнусь.
– Найдешь кого-нибудь.
– Точно!
– Ты обязательно познакомишься с кем-нибудь. Ты ведь у нас огромная личность!
Он ухмыльнулся своему толстому дружку и увернулся от брошенной в него подушки.
– Ну что за пара нытиков, а?
– За себя говори. – Пастернак скосил глаза, сдвинул свои могучие сиськи и пропищал им: – Что за пара нытиков, а?
Мэтт встал с кровати.
– Пойду-ка я в душ.
– Ты из него не вылезаешь, юный Мэттью.
– Чтобы белье не пачкать. В такую жару я ужасно потею.
– Вонючая жара, да?
– Это точно.
– А знаешь, почему ванна полезнее душа?
– Нет, Пасти. Почему?
– Душ вреден для яиц, – уверенно изрек Пастернак.
Мэтт рассмеялся:
– Чего?
– Серьезно! От этого страдают твои яйца. Сам прикинь. В душе ты стоишь, и им приходится висеть, да? Но ты еще их мылом наяриваешь. Ты обращаешься с ними гораздо грубее, чем они требуют.
Мэтт почесал в затылке.
– Ты прав, Пасти, старина. Пастернак удовлетворенно кивнул.
– Тебя еще учить и учить.
Она окунулась в роскошный, изысканный ритуал фламенко, пританцовывая и двигая сладострастно кистями рук, бедрами, ягодицами. Сам танец – действо и сюжет – имел много общего с ее тай-чи, хотя они преследовали радикально противоположные цели: один – спокойное самовыражение, а другой – выход страсти.
Лидерство мужчины здесь было коротким и ярким, он полностью отдавался во власть своей сексуальной энергии, вращая бедрами и синкопируя задницей к восторгу подвыпивших клиенток ресторана. Его партнерши, плохие и хорошие, трясли своими внушительными бюстами, прищелкивали каблуками, откидывали назад иссиня-черные гривы, разыгрывая под музыку необузданную драму.
Шон понятия не имел о настроении Хилари. Он заказал кальмара и здорово обломался, когда его принесли не нарезанным кольцами, а практически целиком, с щупальцами. Теперь Шон просто отщипывал аккуратные кусочки и потихоньку бросал тощим кошкам, гуляющим по пляжу. Хотя Хилари была поглощена романтикой представления, она чувствовала присутствие мужа. Он подолгу хлопал, чтобы показать свою заинтересованность и восхищение. Ей так хотелось найти в нем что-нибудь хорошее, но он был просто клоуном, за которым она была замужем. Если он еще раз крикнет «Ole!» или «Bravo!», она встанет и уйдет.
Когда танец закончился и танцоры вышли за своими аплодисментами, для нее было огромным облегчением, что Шон не устроил стоячую овацию. Он налил ей вина в бокал и нежно взял ее за руку. Секунду она смотрела в скатерть, затем попыталась взбодриться. Не получилось. Это было как-то неестественно, вся эта игра в любовников. Ее маленькая рука налилась тяжестью в его ладони, но она кое-как выдавила улыбку. Шон поцеловал ее палец и заглянул в глаза.
– Эй, больше никаких споров.
– Никаких.
Ей так этого хотелось. И так же безнадежно хотелось снова стать двадцатилетней. Он продолжал пристально смотреть на нее. Хоть бы он перестал!
– Завтра у нас будет чудесный день в горах. Только ты и я.
Она кивнула. За столиком справа от нее сидела пожилая пара. Они едва обменялись парой слов за весь вечер, кроме обсуждения меню. Казалось, фламенко вытянул из них все силы, и теперь они сидели в полном молчании, избегая смотреть в глаза друг другу. Хилари чувствовала себя опустошенной. Она заставила себя посмотреть на Шона, продолжая катать мизинцем по столу хлебные крошки.
– Так куда ты решил поехать?
– В Антекеру.
– Звучит мило.
– Тебе понравится.
Нет, подумала она. Мне не понравится. Тебе понравится. Но я сделаю все что могу. Все что могу.
– Ты мой лучший друг, честно!
Достаточно тяжело транспортировать пьяного вдрызг человека, но пьяного вдрызг Пастернака – почти нереально. Силы Мэтта были на исходе. Пастернак что-то лепетал, постоянно падал на своего приятеля, но не переставал автоматически подталкивать его на подъеме. Они, спотыкаясь, ковыляли по грязной дороге к центральной аллее, при этом Мэтт вынужден был навалиться на Пастернака всем телом, чтобы только удержать его в вертикальном положении.
– Ты прикинь. Ты мой лучший друг. Я люблю тебя!
– Ты тоже мой лучший друг.
– Но я люблю тебя!
– Я счастлив.
Пастернак хрюкнул и неожиданно выпрямился.
– Глянь!
– Что?
– Разве это… не поразительно?
Мэтт поглядел вокруг. Видны были лишь часть дороги да смутные очертания магазинчиков и коттеджей на фоне подсвеченного склона горы.
– Да, это потрясающе!
– Ты сколько можешь сосчитать?
Когда Мэтт обернулся, Пастернак уже валялся на спине, уставившись на звезды. Мэтт поглядел в чистое ночное небо. Толстяк был прав. Действительно потрясающе.
– Ух ты! Видел вон ту? Падающая звезда! Пастернак начал плакать. Мэтт наклонился к нему:
– Эй, чувак! Что случилось? Пастернак пьяно запинался, но все еще пытался выразить свою мысль:
– Ничего… ничего лучше не бывает. Я плачу, потому что… это так прекрасно. Весь мир… потрясающий! Жизнь такая… удивительная! – Он улыбнулся сквозь слезы. – И мы тоже!
– Что тоже?
– Ну вот эти звезды! Вот мы, а вот они – смотрят на нас…
Мэтт промолчал.
– Мы ведь ничто, понимаешь? И ничто в этом мире не имеет значения!
– Давай, парень. Давай-ка доставим твою задницу домой. – Мэтт ухватил Пастернака за плечи и с трудом поставил на ноги.
– Я и говорю. Это ничего не значит.
– Знаю.
– Я говорю – посмотри на себя. Ты пошел в школу в… – Пастернак пытался преодолеть собственное косноязычие и отчаянно размахивал руками, будто это могло помочь найти нужное слово, – в…
– В приюте. Так?
– А я ходил в шикарную школу. А теперь мы оба здесь.
– Ну и?
– Вот я и говорю – фигня.
Мэтт ухмыльнулся, глядя на серьезную физиономию приятеля, жаждущего просветления.
– Да ведь все вокруг фигня, старик. Полная фигня.
– ЭГЕ-ГЕЙ!
Они подождали эха и снова загоготали. Эти парни часами торчали на балконе наверху и пугали прохожих.
– ЭЙ! ХТО ЕТО ТАМ ИДЕТ? ДРУГ ИЛИ ВРАГ?
– ИТАЛЬЯШКА ИЛИ ЛАТИНОС?
Они еле ворочали языками, вдоволь насмеявшись над собственными хохмами. Наконец, после долгого невразумительного блеянья, они обнаружили, что эхо, ступенчато отражаясь от полукруга корпусов гостиницы, возвращается к ним. Они были в восторге.
– ЛАТИ-И-ИНОС! ЛАТИ-И-НО-ОС! ЛАТИНОС, ИДИ-КА СЮДА И ВОЗЬМИ ПЕСЕТУ!
Смешки. Затем, на той же самой ноте, они выпустили на волю все свое остроумие:
– ЛАТИНОС! ЛА-ТИИИ-НОС! ЛЯГУШАТНИКИ, ЛАТИНОСЫ И МАКАРОННИКИ ОКРУЖАЮТ!
Они буквально умирали от смеха. Шон услышал, как снизу им закричали девушки.
– Успокойтесь, парни!
– ЛУЧШЕ ИДИ СЮДА, ДЕТКА, И СДЕЛАЙ ТАК, ЧТОБЫ Я ВОЗБУДИЛСЯ!
Похотливый смех девчонок подначивал крикуна.
– ВСЮ НОЧЬ СТОЯТЬ БУДЕТ!
– Одни обещания.
– ИДИ К НАМ, ШЛЮШКА!
Другой голос:
– И ТАЩИ СЮДА СВОЮ БЛЯДСКУЮ ПОДРУЖКУ!
– ТОКА ШТОП ОНА НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛА БЛЯДСКОЙ!
– Готовьтесь, мальчики!
Чурбанье снова загоготало, захлопало в ладоши и задвигало мебель. Под громкие возгласы одобрения разбилась бутылка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Во всяком случае, что бы она там ни делала, она не двигалась. Тем временем под ногами Шона орды могучих муравьев начали свой марш по озеру из джема, произведенного в странах Евросоюза, которое прилегало к границам их обитания. Шон никогда не видел таких муравьев – они были наглыми и свирепыми, точь-в-точь как на этикетке дихлофоса. И это было еще далеко не все. Все виды жужжащих, трещащих и шуршащих чудовищ начали подтягиваться на этот балкон. Некоторые из них были размером с детский кулак, их зеленые крылья яростно свистели, словно лезвия клинка. Оставаться здесь дальше было нельзя. Стараясь не привлекать внимания гида, будто перелезать по веревке с одного балкона на другой было самым нормальным делом в жаркий полдень на испанском курорте, Шон изготовился и прыгнул, приземлившись на край стола. Отряхнув ладони, он быстро сдвинул стол на обычное место, перевесил веревку и зашел внутрь вымыть руки. Когда он вышел на балкон с бутылкой пива и тарелкой оливок, девушки уже не было.
* * *
Мэтту не терпелось поговорить с ней о той чудесной гимнастике, свидетелем которой он стал в то утро. Его гипнотизировала сама мысль об этом. Но что он мог ей сказать? Как он мог сунуться с таким вопросом к женщине – не девочке, – которая наверняка здесь со своим парнем и которая разгуливает топлесс, когда вокруг бегает куча детей? Он не мог. Он перебрал все возможные варианты знакомства, но каждый из них был дешевой трепотней. Ему просто нужно набраться терпения, а возможность рано или поздно представится сама собой.
Пастернак снова прыгнул в бассейн, разметав всех на своем пути, пытаясь дышать в ровном ритме.
– Вдоххх, выдоххх, вдоххх, выдоххх.
Мэтт был прав. Он позорил себя. Ему должно быть стыдно даже снимать рубашку, не говоря о том, чтобы размахивать ею и делать из себя посмешище. С него хватит. Тут он представил, как будет показывать фотографии «до» и «после» своим детям, которые будут удивляться и не верить. С этого дня Пастернак начинает борьбу.
– Вввдоххх, выдоххх. Бля! Тяжеловато.
– Ввдоххх, выдоххх. Господи Иисусе!
– Вдоххх, выдоххх, вдоххх, выдоххх, тоо-онкий, тооолстый. О-о-ох! К черту! Ты толстяк, а потому иди и выпей пивка!
И он пошел и выпил. Несколько.
– ЕБТВАЮ!
На осознание всего ужаса ушла пара минут.
– АОООХХ! А-А-А-А-А! ГРАНТ! ДАРРЕН! ПРОСЫПАЙТЕСЬ, УРОДЫ! НА НАС НАПАЛИ! ЭТО… ПРОСТО НАШЕСТВИЕ!
Приглушенные ругательства.
– НЕТ, ЭТО ВЫ ИДИТЕ НА ХЕР, ПАРА ГРЯЗНЫХ УРОДОВ! ЭТО ВЫ ТУТ ПИРОВАЛИ СЕГОДНЯ В ТРИ ЧАСА НОЧИ!
Опять приглушенные ругательства, затем другой голос:
– Это не мы! Это они на твою блевотину слетелись, тошнот!
Шон поднял бутылку пива и поздравил себя. Сверху раздавались звуки, будто обитатели, как домохозяйка в мультфильме «Том и Джерри», повскакивали с ногами на кресла, тупо отмахиваясь от любого приближающегося объекта. Хороший будет урок ублюдкам. А каков лексикон! Эти ребята точно не джентльмены.
* * *
Хилари выпрямилась и потянулась. Журналисты могут стращать сколько угодно, но нет на свете ничего лучше солнечных лучей, ласкающих кожу. Когда ее внутренняя батарейка заряжалась солнцем, она всегда чувствовала себя прекрасно. Весь сегодняшний день она блаженно дрейфовала между сном и явью, забыв даже о Бекки и спа-салоне. Солнце расслабляло ее, унося все заботы. Ей стало интересно, куда делся Шон. Она вела себя с ним достаточно жестко, возможно, даже чересчур, но, черт возьми, если бы она за себя не постояла у нее не было бы такого чудесного дня, когда можно просто валяться у бассейна. Он никогда не позволил бы потерять впустую такой прекрасный день такого прекрасного отпуска. С ним было нелегко – громадье планов, бессмысленные метания, которые ни к чему не приводят…
Да они бы вообще никогда не оказались на этом курорте, если бы это от него зависело. Скорей уж на маленькой вилле или в хижине пастуха. Главное, чтобы там не было ни электричества, ни удобств и чтобы было максимально непрактично, некомфортно и недоступно – тогда он будет счастлив, как дитя.
Бедняга Шон. Ну и ладно. Он уже давно нарывался. Так что никакой вины.
Она подняла очки на макушку, прихватив волосы, и огляделась. И сразу же поймала взгляд того красавчика из автобуса. Тогда он сидел на несколько рядов позади, и она сразу же отметила его, едва они зашли в автобус. Он был совсем юным, не больше восемнадцати, но выглядел потрясающе. Он напомнил ей четвертое-пятое поколение африканцев, которое можно увидеть только в Ливерпуле или Кардиффе, или в портах, где смешение культур продолжалось столетиями. У него была светло-коричневая кожа, лишь чуточку смуглая, с несколькими веснушками, такими редкими и разбросанными, будто он их нарисовал сам.
Казалось, он так и светился природным здоровьем и наивностью. Уголки его широких губ изгибались чуть кверху, отчего на лице блуждала постоянная легкая улыбка. Короткие волосы буйно курчавились, но самое сильное впечатление производили его глаза. Яркие и живые, они поразили ее глубиной и чувственностью. Они были похожи на глаза попавшего в западню животного, прекрасного и благородного даже в страдании. В них прочитывалось желание быть любимым и ожидание понимания.
Этот парень ищет понимания, подумалось ей.
Она выдержала его странный взгляд и сделала единственное, что пришло ей в голову, – улыбнулась. Он чуть заметно покраснел и отвернулся, бессознательно теребя ухо, но тут же отважился еще на один взгляд и улыбнулся в ответ. Хилари ошеломило головокружительное воздействие этой полной надежды, робкой улыбки. Сердце ушло в пятки. Парень поднялся. Он шел к ней! В низу живота стало приятно покалывать. Он пробирался к ней, как большая гибкая кошка, слегка сутулясь, будто стесняясь своего роста. Она изо всех сил старалась держать себя в руках, подавляя странную дрожь. Это было просто… глупо! Она прикрыла грудь, подтянув к себе колени и обхватив их руками. Когда он подошел поближе, она заговорила чужим нейтрально-дружелюбным тоном:
– Привет. Ты летел с нами, да?
Она была довольна, что сумела собраться и взять ситуацию под контроль, ничем себя не выдав.
– Я наблюдал за вами сегодня утром. Ну, я…
Он тряхнул головой, осознав, что дал маху, и так трогательно смутился, что ей захотелось вскочить и поцеловать его. Он присел напротив, чтобы ей не приходилось смотреть на него против солнца.
– Я возвращался утром из клуба…
Он был так близко, что их колени почти касались.
– Клубы здесь поздно закрываются, – с упреком сказала она, снова удивившись, что чувствует себя вправе упрекать. Он, правда, этого не заметил. Наверное, подумал, что она просто клевая взрослая телка.
– Вообще-то да, – он словно замечтался. Или, может, он туповат и пытается собраться с мыслями? – Я тут наблюдал за, э-э-э, вашими занятиями. Это было потрясающе. Ну, вот я и хотел поинтересоваться, что это было такое? Что-то типа боевых искусств?
Ее поражение было сокрушительным. Она его вообще не интересовала. И с чего бы? Ты просто дура, Хилари! Очнись! Только вчера она лежала здесь и слушала, как женщины, молодые и не очень, шепчутся, обсуждая волосы Шона, его мускулы, его член. Каждая женщина у бассейна хотела ее мужика, и вот она сама лелеет те же фантазии о мальчике. Возможно, виноваты солнце или сегодняшняя утренняя ссора, хотя в любом случае это было безумие. Перед ней сидел мальчишка. Любопытный подросток, которому хотелось узнать побольше о ее методике – и все.
– М-м-м. Это называется классический ян.
Она сознательно говорила как училка. Да и как она себе это вообще представляла? Заманить его в номер, пока Шон будет спать? Или пнуть мужа и сказать: «Сделай одолжение, свали погулять, хорошо? Я тут собираюсь трахнуть этого мальчишечку».
Она сделал глубокий вдох, успокаиваясь.
– Это форма тай-чи. Тай-чи-чуань, если быть точнее.
Паренек смущенно кивнул. Он был просто прелесть. Хилари чувствовала себя ужасно, страстно желая поцеловать его и в то же время понимая, что это… неправильно.
– А можно… Ну, этому вообще, наверное, нельзя научиться, да?
Она почувствовала огромное облегчение. Усилием воли она оторвалась от фантазий в духе журнала «Джеки» и увидела впереди сияющие дали. Она поможет этому парнишке.
– Научиться? Конечно же, этому можно научиться! – засмеялась она. Он смотрел ей прямо в рот и улыбался вместе с ней. – А как, по-твоему, люди вроде меня к этому пришли?
Он улыбнулся и пожал плечами.
– А вы бы могли – черт, вы же в отпуске. Извините.
– Что?
Он порывисто вздохнул.
– А можно просто посмотреть? Вы скажите, если нельзя. Но мне очень понравилось то, что вы делали утром. Если бы я мог просто смотреть, то, наверное, что-нибудь ухватил из этого.
Она нашла его руку и сжала ее, проникновенно улыбнувшись.
– Я бы очень хотела показать тебе. Он засиял.
– Правда?
– Правда Искусство существует для стольких людей, сколько захочет его изучать.
Он с серьезным видом кивнул.
– Но это дисциплина. Ты должен будешь смотреть, слушать и учиться с самых азов. Это нелегко. И тебе нужно будет рано вставать.
– И насколько рано?
– В семь. Когда солнце покажется из-за этих гор.
Она указала на размытые очертания гор, чувствуя себя киношным сэнсэем.
Мальчик пружиняще вскочил на ноги.
– Я поставлю будильник!
Он улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой и ушел. Хилари смотрела ему вслед. Она даже не спросила, как его зовут.
– Думаешь, мы когда-нибудь еще увидим этих двоих?
– Они должны вернуться хотя бы трусы переодеть.
– Похоже на то, что они уже здесь побывали. Думаешь, они оставили бы записку, а?
– М-м-м.
– Вот ублюдки, да? В первую же ночь отоварились.
– Ну и ладно. Хоть заткнутся.
– И тебе не обидно?
– Да нет, не особенно. Если такое происходит и все нормально, тогда это круто. Но я не буду считать отпуск дерьмовым, если никого не склею.
– Офигеть! Но я-то буду! Это будет катастрофа! Если я не трахнусь здесь, то я, наверное, никогда не трахнусь.
– Найдешь кого-нибудь.
– Точно!
– Ты обязательно познакомишься с кем-нибудь. Ты ведь у нас огромная личность!
Он ухмыльнулся своему толстому дружку и увернулся от брошенной в него подушки.
– Ну что за пара нытиков, а?
– За себя говори. – Пастернак скосил глаза, сдвинул свои могучие сиськи и пропищал им: – Что за пара нытиков, а?
Мэтт встал с кровати.
– Пойду-ка я в душ.
– Ты из него не вылезаешь, юный Мэттью.
– Чтобы белье не пачкать. В такую жару я ужасно потею.
– Вонючая жара, да?
– Это точно.
– А знаешь, почему ванна полезнее душа?
– Нет, Пасти. Почему?
– Душ вреден для яиц, – уверенно изрек Пастернак.
Мэтт рассмеялся:
– Чего?
– Серьезно! От этого страдают твои яйца. Сам прикинь. В душе ты стоишь, и им приходится висеть, да? Но ты еще их мылом наяриваешь. Ты обращаешься с ними гораздо грубее, чем они требуют.
Мэтт почесал в затылке.
– Ты прав, Пасти, старина. Пастернак удовлетворенно кивнул.
– Тебя еще учить и учить.
Она окунулась в роскошный, изысканный ритуал фламенко, пританцовывая и двигая сладострастно кистями рук, бедрами, ягодицами. Сам танец – действо и сюжет – имел много общего с ее тай-чи, хотя они преследовали радикально противоположные цели: один – спокойное самовыражение, а другой – выход страсти.
Лидерство мужчины здесь было коротким и ярким, он полностью отдавался во власть своей сексуальной энергии, вращая бедрами и синкопируя задницей к восторгу подвыпивших клиенток ресторана. Его партнерши, плохие и хорошие, трясли своими внушительными бюстами, прищелкивали каблуками, откидывали назад иссиня-черные гривы, разыгрывая под музыку необузданную драму.
Шон понятия не имел о настроении Хилари. Он заказал кальмара и здорово обломался, когда его принесли не нарезанным кольцами, а практически целиком, с щупальцами. Теперь Шон просто отщипывал аккуратные кусочки и потихоньку бросал тощим кошкам, гуляющим по пляжу. Хотя Хилари была поглощена романтикой представления, она чувствовала присутствие мужа. Он подолгу хлопал, чтобы показать свою заинтересованность и восхищение. Ей так хотелось найти в нем что-нибудь хорошее, но он был просто клоуном, за которым она была замужем. Если он еще раз крикнет «Ole!» или «Bravo!», она встанет и уйдет.
Когда танец закончился и танцоры вышли за своими аплодисментами, для нее было огромным облегчением, что Шон не устроил стоячую овацию. Он налил ей вина в бокал и нежно взял ее за руку. Секунду она смотрела в скатерть, затем попыталась взбодриться. Не получилось. Это было как-то неестественно, вся эта игра в любовников. Ее маленькая рука налилась тяжестью в его ладони, но она кое-как выдавила улыбку. Шон поцеловал ее палец и заглянул в глаза.
– Эй, больше никаких споров.
– Никаких.
Ей так этого хотелось. И так же безнадежно хотелось снова стать двадцатилетней. Он продолжал пристально смотреть на нее. Хоть бы он перестал!
– Завтра у нас будет чудесный день в горах. Только ты и я.
Она кивнула. За столиком справа от нее сидела пожилая пара. Они едва обменялись парой слов за весь вечер, кроме обсуждения меню. Казалось, фламенко вытянул из них все силы, и теперь они сидели в полном молчании, избегая смотреть в глаза друг другу. Хилари чувствовала себя опустошенной. Она заставила себя посмотреть на Шона, продолжая катать мизинцем по столу хлебные крошки.
– Так куда ты решил поехать?
– В Антекеру.
– Звучит мило.
– Тебе понравится.
Нет, подумала она. Мне не понравится. Тебе понравится. Но я сделаю все что могу. Все что могу.
– Ты мой лучший друг, честно!
Достаточно тяжело транспортировать пьяного вдрызг человека, но пьяного вдрызг Пастернака – почти нереально. Силы Мэтта были на исходе. Пастернак что-то лепетал, постоянно падал на своего приятеля, но не переставал автоматически подталкивать его на подъеме. Они, спотыкаясь, ковыляли по грязной дороге к центральной аллее, при этом Мэтт вынужден был навалиться на Пастернака всем телом, чтобы только удержать его в вертикальном положении.
– Ты прикинь. Ты мой лучший друг. Я люблю тебя!
– Ты тоже мой лучший друг.
– Но я люблю тебя!
– Я счастлив.
Пастернак хрюкнул и неожиданно выпрямился.
– Глянь!
– Что?
– Разве это… не поразительно?
Мэтт поглядел вокруг. Видны были лишь часть дороги да смутные очертания магазинчиков и коттеджей на фоне подсвеченного склона горы.
– Да, это потрясающе!
– Ты сколько можешь сосчитать?
Когда Мэтт обернулся, Пастернак уже валялся на спине, уставившись на звезды. Мэтт поглядел в чистое ночное небо. Толстяк был прав. Действительно потрясающе.
– Ух ты! Видел вон ту? Падающая звезда! Пастернак начал плакать. Мэтт наклонился к нему:
– Эй, чувак! Что случилось? Пастернак пьяно запинался, но все еще пытался выразить свою мысль:
– Ничего… ничего лучше не бывает. Я плачу, потому что… это так прекрасно. Весь мир… потрясающий! Жизнь такая… удивительная! – Он улыбнулся сквозь слезы. – И мы тоже!
– Что тоже?
– Ну вот эти звезды! Вот мы, а вот они – смотрят на нас…
Мэтт промолчал.
– Мы ведь ничто, понимаешь? И ничто в этом мире не имеет значения!
– Давай, парень. Давай-ка доставим твою задницу домой. – Мэтт ухватил Пастернака за плечи и с трудом поставил на ноги.
– Я и говорю. Это ничего не значит.
– Знаю.
– Я говорю – посмотри на себя. Ты пошел в школу в… – Пастернак пытался преодолеть собственное косноязычие и отчаянно размахивал руками, будто это могло помочь найти нужное слово, – в…
– В приюте. Так?
– А я ходил в шикарную школу. А теперь мы оба здесь.
– Ну и?
– Вот я и говорю – фигня.
Мэтт ухмыльнулся, глядя на серьезную физиономию приятеля, жаждущего просветления.
– Да ведь все вокруг фигня, старик. Полная фигня.
– ЭГЕ-ГЕЙ!
Они подождали эха и снова загоготали. Эти парни часами торчали на балконе наверху и пугали прохожих.
– ЭЙ! ХТО ЕТО ТАМ ИДЕТ? ДРУГ ИЛИ ВРАГ?
– ИТАЛЬЯШКА ИЛИ ЛАТИНОС?
Они еле ворочали языками, вдоволь насмеявшись над собственными хохмами. Наконец, после долгого невразумительного блеянья, они обнаружили, что эхо, ступенчато отражаясь от полукруга корпусов гостиницы, возвращается к ним. Они были в восторге.
– ЛАТИ-И-ИНОС! ЛАТИ-И-НО-ОС! ЛАТИНОС, ИДИ-КА СЮДА И ВОЗЬМИ ПЕСЕТУ!
Смешки. Затем, на той же самой ноте, они выпустили на волю все свое остроумие:
– ЛАТИНОС! ЛА-ТИИИ-НОС! ЛЯГУШАТНИКИ, ЛАТИНОСЫ И МАКАРОННИКИ ОКРУЖАЮТ!
Они буквально умирали от смеха. Шон услышал, как снизу им закричали девушки.
– Успокойтесь, парни!
– ЛУЧШЕ ИДИ СЮДА, ДЕТКА, И СДЕЛАЙ ТАК, ЧТОБЫ Я ВОЗБУДИЛСЯ!
Похотливый смех девчонок подначивал крикуна.
– ВСЮ НОЧЬ СТОЯТЬ БУДЕТ!
– Одни обещания.
– ИДИ К НАМ, ШЛЮШКА!
Другой голос:
– И ТАЩИ СЮДА СВОЮ БЛЯДСКУЮ ПОДРУЖКУ!
– ТОКА ШТОП ОНА НА САМОМ ДЕЛЕ БЫЛА БЛЯДСКОЙ!
– Готовьтесь, мальчики!
Чурбанье снова загоготало, захлопало в ладоши и задвигало мебель. Под громкие возгласы одобрения разбилась бутылка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19