Ощущение свободы, освобождение – это слишком много для нее, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Если бы он сейчас сдвинул руку чуть ниже, между ее бедер, она бы не сопротивлялась. Лишь чуть-чуть раздвинула бы ноги, чтобы ему легче было найти ее. Она теряла над собой контроль. Наверняка он чувствовал ее запах. Она нагнула голову и кое-как выдавила:
– Мэтт… это так… здорово. Я хочу пить. Ты не хочешь?
– Конечно. Мне сходить?
Он спрыгнул с нее. Хилари села и потянулась за лифчиком. Он не мог оторвать глаз от ее маленьких грудей, а она смотрела на его член. Напряженный, если не в полной боевой готовности. Она обхватила себя руками, чувствуя себя очень странно, так странно, как никогда раньше.
Пастернак не собирался бросать все на полпути и возвращаться с пустыми руками. Чертова сиеста! Если бы в его магазинах была сиеста, он бы потерял на этом двадцать пять процентов! Именно во столько обходится бизнес в обеденное время грамотному хозяину магазина. Ему оставалось сидеть до четырех и надеяться, что после открытия он найдет то, что ему было нужно. А потом надо будет только добыть таблетки. В таком маленьком городке, к тому же на курорте, это должно быть легко.
В конце концов пошел дождь, разогнав любителей позагорать у бассейна по комнатам.
Сидевшие под плетеным навесом бара Хилари и Мэтт едва это заметили. Хилари внимательно слушала Мэтта, который, отвернувшись к бассейну, рассказывал ей о своем детстве в приюте Северного Уэльса. Она могла бы и сама догадаться.
– В общем-то это было даже неплохо. Я даже счастлив был. Все такое понятное, да? Некоторые из пожилых женщин – особенно религиозные, – они пытались испортить нам настроение. Я однажды украл с кухни банку джема, не для себя – все его ели, – но она заставила меня исповедаться и, типа, перед всеми отлупила меня палкой и сказала, что от сына проститутки нельзя ожидать другого. Я понятия не имел, о чем она говорит.
Хилари хотелось обнять его, погладить его по голове, но он отводил взгляд. И продолжал смотреть на падающие в бассейн капли дождя.
– Такие вещи застревают в памяти, но это вроде как меня не слишком беспокоит. Приют был нормальным. Мне есть за что их благодарить. И я узнал, что такое любовь.
Тут он посмотрел на нее, словно спрашивая разрешения продолжать. Она коснулась его руки.
– И что произошло?
Он выдавил смешок.
– Я сам до сих пор не понимаю. – Мэтт покачал головой, рассеянно блуждая взглядом, будто ища подсказки. Потом глотнул колы. – Она работала сначала на кухнях, Аманда, – когда я ее в первый раз увидел. Мне было девять-десять, типа шустрый мелкий шкет, и она всегда улыбалась мне и давала добавки. Она ушла, но потом снова появилась через год-два, уже как воспитатель.
– Это что значит?
– Типа учителя, только они жили вместе с нами.
– Вроде компаньонки?
– Наверное, но Аманда сама была ребенком. Это было ужасно, а для нее и еще хуже, наверное. Мы знали, что поступаем вроде как неправильно. Но это не было неправильным. Мы любили друг друга. Это было самое прекрасное время. Самое лучшее, что у меня было.
– Что случилось? С ней?
– Я бы сам хотел знать. Я всякое слышал, но в таком месте не знаешь, кому верить. Только факты…
Его лицо напряглось.
– Я думал об этом постоянно, но понял лишь одно – она исчезла. Ушла. Джимми Клауз – мой лучший друг там, и я не вижу, с чего бы ему врать, говорил, что там был серьезный скандал у воспитателей. Госпожа Слэп – та, что сказала про мою мать, – он слышал, как она кричала, а Аманда плакала. Но с Джимми никогда точно не знаешь. Большую часть времени он жил в своем мире. Лично я ничего не слышал.
Она снова погладила его руку.
– Если ты посмотришь на все со стороны, то в этом есть логика, тебе не кажется? Сколько ей было?
Он пожал плечами.
– Двадцать.
– Получается, что двадцатилетняя женщина, взрослый человек, хочешь ты это признать или нет, но женщина на ответственной должности…
– Она была не такая! Она была… Аманда!
Хилари поколебалась.
– Но не для властей, Мэтт. Для совета директоров она была нарушительницей, преступившей основные правила.
Она наклонилась к нему, чтобы он понял ее.
– Это был смертный грех! Если они бы узнали о том, что у нее сексуальные отношения с одним из подопечных, с мальчиком!
– Мне было четырнадцать! Я был мужчиной!
– Не для твоих воспитателей. Она должна была уйти.
– Не прощаясь? Без записки?
– А чего ты ждал?
– Они наверняка настояли на том, чтобы полностью исключить контакты между вами. Возможно, они пригрозили ей полицией, и, честно говоря, они обязаны были заявить на нее. Возможно, они хотели защитить тебя.
– Но они никогда об этом не говорили! Хилари смотрела на дождь, поднимающий рябь в бассейне, потом вздохнула и попыталась заглянуть Мэтту в глаза.
– Тебе нужно просто это принять! Люди часто так поступают с тем, что им не нравится. Просто убирают это с глаз долой!
Он бросил на нее косой взгляд.
– И ты так поступила со своим мужиком?
Она выдержала его взгляд и улыбнулась.
– Не уверена.
Мэтт шумно вздохнул и качнулся на стуле.
– Нет. Никто ни в чем не уверен. Никто ничего не знает, не правда ли?
Дождь постепенно стихал. Иногда сквозь бреши в облаках проглядывало солнце. Она встала и опустила руку ему на голову, погладив его по виску пальцем.
– Думаю, что так, Мэтт.
Она покрутила в руках бутылку, не зная, что сказать.
– Спасибо за компанию. Я, пожалуй, пойду. Она поцеловала его в щеку и побежала прочь, пригнувшись под дождем. Мэтт смотрел ей вслед. Она ему нравилась. Она ему по-настоящему нравилась. Не надо было так ее нагружать. Он выудил из стакана с колой кусочек лимона, все еще раскачиваясь на стуле, и пососал кислую дольку. Бармен подошел к нему собрать стаканы. Мэтт огляделся – в баре, кроме него, никого не осталось. Он поднялся. И тут, толкнув ногой стул, внезапно заметил ее холщовую сумку на полу.
Черт! Он ведь даже не знал, где она живет. Он знал, что она приходит и уходит через дальние ворота, и это все. Он схватил сумку, выскочил под дождь и побежал по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. По наитию он повернул налево и побежал, глядя по сторонам, а когда добежал до крутого подъема, ведущего к озеру и другим номерам, увидел ее около самых дверей, слишком далеко, чтобы позвать. Он помчался вниз, успев увидеть, как она подошла к двери и озабоченно покачала головой, поняв, что оставила сумку в баре. Он перешел на шаг, переводя дух.
– Ищешь это? – выдохнул он с улыбкой, наклонившись и уперевшись руками в бедра, чтобы отдышаться.
Хилари сделала большие глаза и полезла в сумку за ключами. Открыла дверь и застыла, чувствуя, как все тело сладко заныло. Она так и стояла в дверях, не решаясь войти или обернуться. Мэтт подошел к ней и обнял за плечи. Она погладила его бедро и тут же снова отдернула руку. Он провел ладонью по ее все еще мокрым плечам и, нагнувшись, слизнул капли с ее ключицы. Ее шея напряглась.
– Войди и закрой дверь.
Она все еще стояла спиной к нему и слегка поежилась. Он обнял ее и поцеловал в затылок. Она подалась назад, к нему.
– Мэтт…
Задыхаясь, он грубо мял ее грудь через мокрый купальник, целуя ее шею и лицо, вжимаясь в ее бедра. Хилари слегка напряглась, пытаясь бороться с собой, а потом, поникнув плечами, глубоко вздохнула и сдалась.
– Это…
Она повернулась к нему лицом. Мэтт был прекрасен, желанен, и он ждал. Ее ладони гладили его милое лицо. Он прижал ее спиной к стене. Хилари раскинула руки, покоряясь его воле. Он пригвоздил руками ее руки к стене и наклонился к ней, и на этот раз она поцеловала его по-настоящему. Вся ее злость, любовь и одиночество поднялись волной, когда она бросилась в его объятия, кусая его губы, ища его язык, нащупывая рукой его член. Он оторвался от нее и взглянул ей в лицо.
– Господи, Хилари! – выдохнул он. Хилари закрыла глаза.
– Давай сделаем это! Давай займемся любовью!
Она кивнула. Да.
* * *
Уютно устроившись, обмотанный большим пляжным полотенцем, Шон попивал горячий шоколад. Из спальни вышла Мэгги, досушивая волосы феном, до подмышек замотавшись в полотенце поменьше.
– Вот льет, а!
– Красота, да?
Они помолчали. Она сидела, прислонившись спиной к дивану, на колене согнутой ноги покоилась чашка, другая нога свободно вытянута. Веснушки покрывали даже ее блестящие голени. Она хитро улыбалась, глядя в чашку.
– Два года?
Шон заерзал.
– Слушай, я упомянул об этом специально, и только в определенном контексте.
– Трогательно!
– Мне так не кажется.
Она сделала глоток из чашки и игриво надула губки. Она была очень красива, и Шону захотелось поцеловать ее.
– И что это за контекст?
– Когда мы взлетели в небо, как птицы. Сейчас это будет звучать глупо.
– Не будет. Извини.
Он задумался.
– Не знаю. Просто общее понимание природы вещей. Я мог умолять или требовать, и я бы получил секс. Или мог легко пойти к другой женщине. Но как бы это называлось?
Она пожала плечами.
– Перепих.
Он закрыл глаза. Когда он их открыл, она уже была рядом. Взяв кружку из его руки, она поцеловала его и отодвинулась назад, ожидая реакции.
Он уронил голову.
– Наверное, ты подумаешь, что я ужасный чудак, если я попрошу тебя пойти со мной в постель и просто полежать, обнявшись?
– Безусловно. И я больше всего на свете хочу просто полежать с тобой, обнявшись.
– Правда?
Она кивнула.
– Мне кажется, я влюбляюсь в тебя.
– Да поможет тебе Бог.
Пастернак, мягко говоря, обалдевал. Парень, с которым его познакомил диджей из клуба «Торро», предпочитал пробовать собственный товар, а не брать за него деньги. Он показал Пастернаку «мицубиси», «губы», «евро», «яблочки» и «е-mails», кидая каждую в рот и жуя прямо без запивки. Он вроде совершенно не собирался их продавать и ничего не предлагал Пасти. Но в конце концов перешел к делу. Он достал пластиковый мешочек со «сто двадцать пятыми» и уставился на них широко раскрытыми глазами, словно боялся, что они исчезнут. Но они не исчезли. Парень жестом показал Пастернаку, чтобы тот открыл рот, положил таблетку ему на язык и с интересом наблюдал, как тот ее глотает.
– А? А? – осклабился он, кивая Пастернаку, который кивал в ответ, пытаясь глазами продемонстрировать соответствующую «улетность».
– М-м-м, – сказал Пастернак, сделав колечко из указательного и большого пальца.
– Есть хорошо? Хорошо? – прохрипел обладатель сокровищ.
Еще бы пораньше спросил, подумал Пастернак, с энтузиазмом кивая головой.
Дилер вынул пакетик. Вылитый потрепанный пират с большой золотой серьгой и трехдневной щетиной. Он был похож на Алексея Сейла, только с волосами.
– Сколько хотеть?
Пастернак постарался выглядеть скромно.
– О, шесть, пор фавор.
Смуглое лицо «Алексея» посерело.
– Шесть? Шесть? Не тратить мое время с ебаный шесть! Рамон сказать, ты ненормальный парень! Сказать, тебе нужен наркотики!
– Нужен!
– Шесть!
Пастернак попытался вспомнить, сколько у него с собой денег. Он поднял руку, стараясь успокоить злого пирата, который превратился из Веселого Роджера в капитана Крюка, не моргнув глазом. Или, в его случае, моргнув глазом, потому что один его глаз был наполовину закрыт, а вторым он быстро мигал, глядя на Пастернака.
– Тогда семь. Я возьму семь.
Дилер резко махнул рукой, встал и сделал вид, что уходит.
– Не трать мое время! Вали!
Пастернак задергался. Ему очень нужны были таблетки. Без них его план летит к свиньям.
– Я возьму восемь. Восемь тех, последних.
– «Сто двадцать пятые»?
Дилер отвернулся и, нервно дергая ногой, буркнул в сторону:
– Двенадцать минимум.
– Что?
Он бросил быстрый взгляд на Пастернака.
– Большой спрос на «сто двадцать пять». Минимальный заказ двенадцать.
Бля! Пастернак лихорадочно считал, сколько денег ему понадобится на двенадцать «колес». Скажем, если они были по двадцатке, то двести пятьдесят фунтов на двадцать… Шестьдесят тысяч! У него было сорок пять с собой. Он постарался унять дрожь в голосе.
– Двенадцать, да? Двенадцать минимум.
Он выкатил нижнюю губу и сделал вид, будто раздумывает.
– Ладно. Сколько потянут двенадцать?
– Извини?
– Сколько денег?
Пират просветлел и осторожно глянул на Пастернака.
– Тридцать тысяч.
У Пастернака отлегло от сердца Аллилуйя! Он был спасен! Его Последняя Великая Ночь пройдет по плану. Но еще можно поторговаться для прикола. Взгляд пирата выдал его с головой. Он совершенно не рассчитывал получить тридцать тысяч за свои таблетки.
– У меня есть пятнадцать.
– Мне нужно тридцать.
Он снова разговаривал через плечо. Пастернак глотнул пива.
– Тогда… я могу сейчас дать тебе десять и взять шесть таблеток, а завтра приду снова и дам тебе еще десять.
Пират вконец запутался. Пастернак знал, что тот не согласится. У него был хороший рынок сбыта, и ему хотелось денег прямо сейчас и прямо здесь.
– У тебя есть пятнадцать тысяч?
Пастернак кивнул. Пират вытащил из пакетика горсть таблеток.
– За это я дам тебе десять, да? Тебе везло, у меня хороший день сегодня.
Пастернак согласно пожал плечами.
– Пятнадцать тысяч.
Пастернак ловко, как всегда, когда дело доходило до денег, отделил в кармане три пятитысячные купюры и вытащил их. Пират пожал ему руку, взял деньги и исчез. Пастернак проверил таблетки, опасаясь подмены или недостачи, но все было в порядке. Он решил закинуться еще одной, просто так, на случай, если он наткнется на Милли по дороге домой.
Это была ошибка. Если первая таблетка вызвала калейдоскоп шипучих фонтанов и постепенно возрастающий сексуальный импульс, то второй приход вскрыл настоящую шахту неконтролируемой похоти. Пастернак топал обратно по идущей вдоль берега дороге к курорту, потерявшись во времени и пространстве, останавливаясь у каждой группы девушек, чтобы поинтересоваться у них насчет секса. По закону средних чисел, рано или поздно он наткнулся бы на непритязательную девчонку, вроде той, что Мэтт подцепил в первую же ночь, но вряд ли даже такая вняла бы его зову селезня.
– Эй! Вы! Идите сюда, и я вас оттрахаю! Да вы же мечтаете об этом, я же знаю!
Он ковылял в ночи. И в темных недрах его подсознания росла уверенность, что завтра все будет хорошо. Завтра будет Тот Самый День.
Долгое время они просто сидели на пляже, держась за руки и болтая ногами в прибрежных волнах. Из баров и пляжных кафе доносились слабые отголоски фламенко, уплывающие в ночь. Мэтт глянул в яркое ночное небо Средиземноморья.
– Посмотри на небо!
– Красиво.
Он привлек Хилари к себе.
– Ты в порядке?
Она поцеловала его.
– Я… – Она помотала головой. – Никогда не была счастливее.
– Не раскаиваешься?
– Нет. Нисколько. Это было здорово.
– Вот и хорошо.
Он поднял камень и швырнул его в море.
– Ну и что теперь?
– Не знаю.
– А чего бы тебе хотелось?
– Чтобы эта ночь никогда не кончалась. И чтобы не думать о завтрашнем дне.
– Так ты все-таки чувствуешь себя виноватой?
– Нет, тут другое. Не вина, нет. Это не было чем-то грязным. – Она взяла его за руку. – Просто немного жаль его. Он такой хороший. И из-за этого мне еще тяжелее.
Мэтт бросил в море еще один камешек.
– А может, он чувствует то же самое?
– Может быть. Не представляю, как мы с ним посмотрим друг другу в глаза.
– Я тоже?
Неожиданно Хилари опрокинула его на песок и покрыла его лицо поцелуями.
– Ничто, слышишь, ничто не заставит меня думать плохо о сегодняшнем дне!
Он крепче прижал ее к себе, обхватив ладонями стройную талию.
– Значит, мы сможем встречаться?
Она впилась в него поцелуем, скользнув языком в рот, не выпуская его лица из ладоней. Потом поднялась и посмотрела на него долгим взглядом.
– Я лучше пойду. Увидимся завтра.
Он смотрел в землю, ища очередной камешек.
– Ты не хочешь меня видеть, да?
Хилари снова опустилась на колени.
– Почему ты так говоришь, Мэтт?
Он пожал плечами.
– Просто чувствую. Наверное, такова жизнь.
Она поцеловала его в макушку.
– Я найду тебя завтра.
Она пошла от пляжа обратно к огням баров и ресторанов, лишь однажды обернувшись посмотреть, не махнет ли Мэтт ей рукой. Ссутулившийся, грустный, он сидел один-одинешенек и бросал камень за камнем в набегающие волны. Казалось, про себя он уже решил, что это конец. Хилари повернулась и пошла по ступенькам, пытаясь унять щемящую радость. И совершенно не представляя, что будет дальше.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Она поскорей заткнула будильник, чтобы не разбудить Шона, но тут же поняла, что он так и не появился. Когда прошлой ночью она вернулась в номер, готовая к встрече с ним, хотя абсолютно не зная, что будет говорить, то даже обрадовалась отсрочке. В тот момент она решила, что он ушел в сьерры или болтается в каких-нибудь древних развалинах. Он мог вернуться в любой момент, поэтому Хилари быстренько легла в постель. Если он вернется, когда она уже будет спать, это даст ей моральное преимущество.
Но Шон не вернулся. Вдруг почувствовав себя осиротевшей, она решила привести себя в порядок и одеться для занятий тай-чи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
– Мэтт… это так… здорово. Я хочу пить. Ты не хочешь?
– Конечно. Мне сходить?
Он спрыгнул с нее. Хилари села и потянулась за лифчиком. Он не мог оторвать глаз от ее маленьких грудей, а она смотрела на его член. Напряженный, если не в полной боевой готовности. Она обхватила себя руками, чувствуя себя очень странно, так странно, как никогда раньше.
Пастернак не собирался бросать все на полпути и возвращаться с пустыми руками. Чертова сиеста! Если бы в его магазинах была сиеста, он бы потерял на этом двадцать пять процентов! Именно во столько обходится бизнес в обеденное время грамотному хозяину магазина. Ему оставалось сидеть до четырех и надеяться, что после открытия он найдет то, что ему было нужно. А потом надо будет только добыть таблетки. В таком маленьком городке, к тому же на курорте, это должно быть легко.
В конце концов пошел дождь, разогнав любителей позагорать у бассейна по комнатам.
Сидевшие под плетеным навесом бара Хилари и Мэтт едва это заметили. Хилари внимательно слушала Мэтта, который, отвернувшись к бассейну, рассказывал ей о своем детстве в приюте Северного Уэльса. Она могла бы и сама догадаться.
– В общем-то это было даже неплохо. Я даже счастлив был. Все такое понятное, да? Некоторые из пожилых женщин – особенно религиозные, – они пытались испортить нам настроение. Я однажды украл с кухни банку джема, не для себя – все его ели, – но она заставила меня исповедаться и, типа, перед всеми отлупила меня палкой и сказала, что от сына проститутки нельзя ожидать другого. Я понятия не имел, о чем она говорит.
Хилари хотелось обнять его, погладить его по голове, но он отводил взгляд. И продолжал смотреть на падающие в бассейн капли дождя.
– Такие вещи застревают в памяти, но это вроде как меня не слишком беспокоит. Приют был нормальным. Мне есть за что их благодарить. И я узнал, что такое любовь.
Тут он посмотрел на нее, словно спрашивая разрешения продолжать. Она коснулась его руки.
– И что произошло?
Он выдавил смешок.
– Я сам до сих пор не понимаю. – Мэтт покачал головой, рассеянно блуждая взглядом, будто ища подсказки. Потом глотнул колы. – Она работала сначала на кухнях, Аманда, – когда я ее в первый раз увидел. Мне было девять-десять, типа шустрый мелкий шкет, и она всегда улыбалась мне и давала добавки. Она ушла, но потом снова появилась через год-два, уже как воспитатель.
– Это что значит?
– Типа учителя, только они жили вместе с нами.
– Вроде компаньонки?
– Наверное, но Аманда сама была ребенком. Это было ужасно, а для нее и еще хуже, наверное. Мы знали, что поступаем вроде как неправильно. Но это не было неправильным. Мы любили друг друга. Это было самое прекрасное время. Самое лучшее, что у меня было.
– Что случилось? С ней?
– Я бы сам хотел знать. Я всякое слышал, но в таком месте не знаешь, кому верить. Только факты…
Его лицо напряглось.
– Я думал об этом постоянно, но понял лишь одно – она исчезла. Ушла. Джимми Клауз – мой лучший друг там, и я не вижу, с чего бы ему врать, говорил, что там был серьезный скандал у воспитателей. Госпожа Слэп – та, что сказала про мою мать, – он слышал, как она кричала, а Аманда плакала. Но с Джимми никогда точно не знаешь. Большую часть времени он жил в своем мире. Лично я ничего не слышал.
Она снова погладила его руку.
– Если ты посмотришь на все со стороны, то в этом есть логика, тебе не кажется? Сколько ей было?
Он пожал плечами.
– Двадцать.
– Получается, что двадцатилетняя женщина, взрослый человек, хочешь ты это признать или нет, но женщина на ответственной должности…
– Она была не такая! Она была… Аманда!
Хилари поколебалась.
– Но не для властей, Мэтт. Для совета директоров она была нарушительницей, преступившей основные правила.
Она наклонилась к нему, чтобы он понял ее.
– Это был смертный грех! Если они бы узнали о том, что у нее сексуальные отношения с одним из подопечных, с мальчиком!
– Мне было четырнадцать! Я был мужчиной!
– Не для твоих воспитателей. Она должна была уйти.
– Не прощаясь? Без записки?
– А чего ты ждал?
– Они наверняка настояли на том, чтобы полностью исключить контакты между вами. Возможно, они пригрозили ей полицией, и, честно говоря, они обязаны были заявить на нее. Возможно, они хотели защитить тебя.
– Но они никогда об этом не говорили! Хилари смотрела на дождь, поднимающий рябь в бассейне, потом вздохнула и попыталась заглянуть Мэтту в глаза.
– Тебе нужно просто это принять! Люди часто так поступают с тем, что им не нравится. Просто убирают это с глаз долой!
Он бросил на нее косой взгляд.
– И ты так поступила со своим мужиком?
Она выдержала его взгляд и улыбнулась.
– Не уверена.
Мэтт шумно вздохнул и качнулся на стуле.
– Нет. Никто ни в чем не уверен. Никто ничего не знает, не правда ли?
Дождь постепенно стихал. Иногда сквозь бреши в облаках проглядывало солнце. Она встала и опустила руку ему на голову, погладив его по виску пальцем.
– Думаю, что так, Мэтт.
Она покрутила в руках бутылку, не зная, что сказать.
– Спасибо за компанию. Я, пожалуй, пойду. Она поцеловала его в щеку и побежала прочь, пригнувшись под дождем. Мэтт смотрел ей вслед. Она ему нравилась. Она ему по-настоящему нравилась. Не надо было так ее нагружать. Он выудил из стакана с колой кусочек лимона, все еще раскачиваясь на стуле, и пососал кислую дольку. Бармен подошел к нему собрать стаканы. Мэтт огляделся – в баре, кроме него, никого не осталось. Он поднялся. И тут, толкнув ногой стул, внезапно заметил ее холщовую сумку на полу.
Черт! Он ведь даже не знал, где она живет. Он знал, что она приходит и уходит через дальние ворота, и это все. Он схватил сумку, выскочил под дождь и побежал по лестнице, перепрыгивая сразу через несколько ступенек. По наитию он повернул налево и побежал, глядя по сторонам, а когда добежал до крутого подъема, ведущего к озеру и другим номерам, увидел ее около самых дверей, слишком далеко, чтобы позвать. Он помчался вниз, успев увидеть, как она подошла к двери и озабоченно покачала головой, поняв, что оставила сумку в баре. Он перешел на шаг, переводя дух.
– Ищешь это? – выдохнул он с улыбкой, наклонившись и уперевшись руками в бедра, чтобы отдышаться.
Хилари сделала большие глаза и полезла в сумку за ключами. Открыла дверь и застыла, чувствуя, как все тело сладко заныло. Она так и стояла в дверях, не решаясь войти или обернуться. Мэтт подошел к ней и обнял за плечи. Она погладила его бедро и тут же снова отдернула руку. Он провел ладонью по ее все еще мокрым плечам и, нагнувшись, слизнул капли с ее ключицы. Ее шея напряглась.
– Войди и закрой дверь.
Она все еще стояла спиной к нему и слегка поежилась. Он обнял ее и поцеловал в затылок. Она подалась назад, к нему.
– Мэтт…
Задыхаясь, он грубо мял ее грудь через мокрый купальник, целуя ее шею и лицо, вжимаясь в ее бедра. Хилари слегка напряглась, пытаясь бороться с собой, а потом, поникнув плечами, глубоко вздохнула и сдалась.
– Это…
Она повернулась к нему лицом. Мэтт был прекрасен, желанен, и он ждал. Ее ладони гладили его милое лицо. Он прижал ее спиной к стене. Хилари раскинула руки, покоряясь его воле. Он пригвоздил руками ее руки к стене и наклонился к ней, и на этот раз она поцеловала его по-настоящему. Вся ее злость, любовь и одиночество поднялись волной, когда она бросилась в его объятия, кусая его губы, ища его язык, нащупывая рукой его член. Он оторвался от нее и взглянул ей в лицо.
– Господи, Хилари! – выдохнул он. Хилари закрыла глаза.
– Давай сделаем это! Давай займемся любовью!
Она кивнула. Да.
* * *
Уютно устроившись, обмотанный большим пляжным полотенцем, Шон попивал горячий шоколад. Из спальни вышла Мэгги, досушивая волосы феном, до подмышек замотавшись в полотенце поменьше.
– Вот льет, а!
– Красота, да?
Они помолчали. Она сидела, прислонившись спиной к дивану, на колене согнутой ноги покоилась чашка, другая нога свободно вытянута. Веснушки покрывали даже ее блестящие голени. Она хитро улыбалась, глядя в чашку.
– Два года?
Шон заерзал.
– Слушай, я упомянул об этом специально, и только в определенном контексте.
– Трогательно!
– Мне так не кажется.
Она сделала глоток из чашки и игриво надула губки. Она была очень красива, и Шону захотелось поцеловать ее.
– И что это за контекст?
– Когда мы взлетели в небо, как птицы. Сейчас это будет звучать глупо.
– Не будет. Извини.
Он задумался.
– Не знаю. Просто общее понимание природы вещей. Я мог умолять или требовать, и я бы получил секс. Или мог легко пойти к другой женщине. Но как бы это называлось?
Она пожала плечами.
– Перепих.
Он закрыл глаза. Когда он их открыл, она уже была рядом. Взяв кружку из его руки, она поцеловала его и отодвинулась назад, ожидая реакции.
Он уронил голову.
– Наверное, ты подумаешь, что я ужасный чудак, если я попрошу тебя пойти со мной в постель и просто полежать, обнявшись?
– Безусловно. И я больше всего на свете хочу просто полежать с тобой, обнявшись.
– Правда?
Она кивнула.
– Мне кажется, я влюбляюсь в тебя.
– Да поможет тебе Бог.
Пастернак, мягко говоря, обалдевал. Парень, с которым его познакомил диджей из клуба «Торро», предпочитал пробовать собственный товар, а не брать за него деньги. Он показал Пастернаку «мицубиси», «губы», «евро», «яблочки» и «е-mails», кидая каждую в рот и жуя прямо без запивки. Он вроде совершенно не собирался их продавать и ничего не предлагал Пасти. Но в конце концов перешел к делу. Он достал пластиковый мешочек со «сто двадцать пятыми» и уставился на них широко раскрытыми глазами, словно боялся, что они исчезнут. Но они не исчезли. Парень жестом показал Пастернаку, чтобы тот открыл рот, положил таблетку ему на язык и с интересом наблюдал, как тот ее глотает.
– А? А? – осклабился он, кивая Пастернаку, который кивал в ответ, пытаясь глазами продемонстрировать соответствующую «улетность».
– М-м-м, – сказал Пастернак, сделав колечко из указательного и большого пальца.
– Есть хорошо? Хорошо? – прохрипел обладатель сокровищ.
Еще бы пораньше спросил, подумал Пастернак, с энтузиазмом кивая головой.
Дилер вынул пакетик. Вылитый потрепанный пират с большой золотой серьгой и трехдневной щетиной. Он был похож на Алексея Сейла, только с волосами.
– Сколько хотеть?
Пастернак постарался выглядеть скромно.
– О, шесть, пор фавор.
Смуглое лицо «Алексея» посерело.
– Шесть? Шесть? Не тратить мое время с ебаный шесть! Рамон сказать, ты ненормальный парень! Сказать, тебе нужен наркотики!
– Нужен!
– Шесть!
Пастернак попытался вспомнить, сколько у него с собой денег. Он поднял руку, стараясь успокоить злого пирата, который превратился из Веселого Роджера в капитана Крюка, не моргнув глазом. Или, в его случае, моргнув глазом, потому что один его глаз был наполовину закрыт, а вторым он быстро мигал, глядя на Пастернака.
– Тогда семь. Я возьму семь.
Дилер резко махнул рукой, встал и сделал вид, что уходит.
– Не трать мое время! Вали!
Пастернак задергался. Ему очень нужны были таблетки. Без них его план летит к свиньям.
– Я возьму восемь. Восемь тех, последних.
– «Сто двадцать пятые»?
Дилер отвернулся и, нервно дергая ногой, буркнул в сторону:
– Двенадцать минимум.
– Что?
Он бросил быстрый взгляд на Пастернака.
– Большой спрос на «сто двадцать пять». Минимальный заказ двенадцать.
Бля! Пастернак лихорадочно считал, сколько денег ему понадобится на двенадцать «колес». Скажем, если они были по двадцатке, то двести пятьдесят фунтов на двадцать… Шестьдесят тысяч! У него было сорок пять с собой. Он постарался унять дрожь в голосе.
– Двенадцать, да? Двенадцать минимум.
Он выкатил нижнюю губу и сделал вид, будто раздумывает.
– Ладно. Сколько потянут двенадцать?
– Извини?
– Сколько денег?
Пират просветлел и осторожно глянул на Пастернака.
– Тридцать тысяч.
У Пастернака отлегло от сердца Аллилуйя! Он был спасен! Его Последняя Великая Ночь пройдет по плану. Но еще можно поторговаться для прикола. Взгляд пирата выдал его с головой. Он совершенно не рассчитывал получить тридцать тысяч за свои таблетки.
– У меня есть пятнадцать.
– Мне нужно тридцать.
Он снова разговаривал через плечо. Пастернак глотнул пива.
– Тогда… я могу сейчас дать тебе десять и взять шесть таблеток, а завтра приду снова и дам тебе еще десять.
Пират вконец запутался. Пастернак знал, что тот не согласится. У него был хороший рынок сбыта, и ему хотелось денег прямо сейчас и прямо здесь.
– У тебя есть пятнадцать тысяч?
Пастернак кивнул. Пират вытащил из пакетика горсть таблеток.
– За это я дам тебе десять, да? Тебе везло, у меня хороший день сегодня.
Пастернак согласно пожал плечами.
– Пятнадцать тысяч.
Пастернак ловко, как всегда, когда дело доходило до денег, отделил в кармане три пятитысячные купюры и вытащил их. Пират пожал ему руку, взял деньги и исчез. Пастернак проверил таблетки, опасаясь подмены или недостачи, но все было в порядке. Он решил закинуться еще одной, просто так, на случай, если он наткнется на Милли по дороге домой.
Это была ошибка. Если первая таблетка вызвала калейдоскоп шипучих фонтанов и постепенно возрастающий сексуальный импульс, то второй приход вскрыл настоящую шахту неконтролируемой похоти. Пастернак топал обратно по идущей вдоль берега дороге к курорту, потерявшись во времени и пространстве, останавливаясь у каждой группы девушек, чтобы поинтересоваться у них насчет секса. По закону средних чисел, рано или поздно он наткнулся бы на непритязательную девчонку, вроде той, что Мэтт подцепил в первую же ночь, но вряд ли даже такая вняла бы его зову селезня.
– Эй! Вы! Идите сюда, и я вас оттрахаю! Да вы же мечтаете об этом, я же знаю!
Он ковылял в ночи. И в темных недрах его подсознания росла уверенность, что завтра все будет хорошо. Завтра будет Тот Самый День.
Долгое время они просто сидели на пляже, держась за руки и болтая ногами в прибрежных волнах. Из баров и пляжных кафе доносились слабые отголоски фламенко, уплывающие в ночь. Мэтт глянул в яркое ночное небо Средиземноморья.
– Посмотри на небо!
– Красиво.
Он привлек Хилари к себе.
– Ты в порядке?
Она поцеловала его.
– Я… – Она помотала головой. – Никогда не была счастливее.
– Не раскаиваешься?
– Нет. Нисколько. Это было здорово.
– Вот и хорошо.
Он поднял камень и швырнул его в море.
– Ну и что теперь?
– Не знаю.
– А чего бы тебе хотелось?
– Чтобы эта ночь никогда не кончалась. И чтобы не думать о завтрашнем дне.
– Так ты все-таки чувствуешь себя виноватой?
– Нет, тут другое. Не вина, нет. Это не было чем-то грязным. – Она взяла его за руку. – Просто немного жаль его. Он такой хороший. И из-за этого мне еще тяжелее.
Мэтт бросил в море еще один камешек.
– А может, он чувствует то же самое?
– Может быть. Не представляю, как мы с ним посмотрим друг другу в глаза.
– Я тоже?
Неожиданно Хилари опрокинула его на песок и покрыла его лицо поцелуями.
– Ничто, слышишь, ничто не заставит меня думать плохо о сегодняшнем дне!
Он крепче прижал ее к себе, обхватив ладонями стройную талию.
– Значит, мы сможем встречаться?
Она впилась в него поцелуем, скользнув языком в рот, не выпуская его лица из ладоней. Потом поднялась и посмотрела на него долгим взглядом.
– Я лучше пойду. Увидимся завтра.
Он смотрел в землю, ища очередной камешек.
– Ты не хочешь меня видеть, да?
Хилари снова опустилась на колени.
– Почему ты так говоришь, Мэтт?
Он пожал плечами.
– Просто чувствую. Наверное, такова жизнь.
Она поцеловала его в макушку.
– Я найду тебя завтра.
Она пошла от пляжа обратно к огням баров и ресторанов, лишь однажды обернувшись посмотреть, не махнет ли Мэтт ей рукой. Ссутулившийся, грустный, он сидел один-одинешенек и бросал камень за камнем в набегающие волны. Казалось, про себя он уже решил, что это конец. Хилари повернулась и пошла по ступенькам, пытаясь унять щемящую радость. И совершенно не представляя, что будет дальше.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Она поскорей заткнула будильник, чтобы не разбудить Шона, но тут же поняла, что он так и не появился. Когда прошлой ночью она вернулась в номер, готовая к встрече с ним, хотя абсолютно не зная, что будет говорить, то даже обрадовалась отсрочке. В тот момент она решила, что он ушел в сьерры или болтается в каких-нибудь древних развалинах. Он мог вернуться в любой момент, поэтому Хилари быстренько легла в постель. Если он вернется, когда она уже будет спать, это даст ей моральное преимущество.
Но Шон не вернулся. Вдруг почувствовав себя осиротевшей, она решила привести себя в порядок и одеться для занятий тай-чи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19