Пары плавно скользили на фоне кирпичных домов, окрашенных в мягкий розовый цвет, несколько мальчиков играли в хоккей, весело и пронзительно кричали дети.
Я повернулась, чтобы посмотреть в другую сторону, на более близкий южный берег, но сравнение разочаровало меня. Я усмехнулась про себя: едва ли не единственным утешением в том, что мы живем на этой стороне, был лучший вид, который мы видели из окон.
Когда я повернулась, чтобы поискать Лоррейн и детей, мне показалось, что я узнала эту местность примерно в двухстах футах от меня, у поворота реки, и поехала медленнее. Это была Стрелка, наше старое место встреч, которое я никогда не видела в такой перспективе. Внезапно я вспомнила другую зиму, много лет назад.
Как бы ни было холодно, это было всегда теплое место для меня, прильнувшей к груди Ричарда. Мы прокрадывались к нашему любимому убежищу, если не ошибаюсь, там справа было небольшое углубление, и отдыхали от всего мира, как если бы он вовсе не существовал. Мы приходили туда во все времена года, но в зимние холода мы обычно были одни.
Гуси летели над головой с громкими криками, пробуждая воспоминания, и, как будто сейчас, Ричард и я стоим близко друг к другу, и ледяной ветер треплет длинный клетчатый шарф, окутывающий мою голову и плечи.
– Что мы делаем здесь? Так холодно, у меня замерзли щеки. Мои пальцы превратились в кусочки льда.
– Мы пришли сюда побыть наедине, только ты и я, и никого больше. И я могу владеть тобой, целовать твои глаза, твои пальцы, твои груди, чтобы согреть их.
Он скосил глаза в своей комической манере, когда произнес слово «груди», и мы оба рассмеялись. Я повернулась в кольце его рук, и он обнял меня крепче, целуя мои замерзшие щеки, мои веки. Счастье волной захлестнуло меня. Мне было, должно быть, лет двадцать, и я была без ума от него.
– Рич, я должна идти домой – мать будет искать меня. Ты знаешь, она не доверяет нам, когда мы наедине.
– На это есть причины. Подожди, мы сможем всегда быть вместе, – прошептал он. – Никто не будет спрашивать, никто не сможет вмешаться. Я смогу раздеть тебя прямо здесь, на этом открытом месте, и заняться любовью с тобой.
Я громко рассмеялась, и этот звук вернул меня к действительности. Здесь, в неподвижности другого зимнего дня, я с болью ощутила грусть потери. Глупая девочка, ты думала, что это будет продолжаться всегда? И глупа та женщина, что хочет вернуть прошлое назад.
Лоррейн и дети ехали ко мне, смеясь и крича, и я повернулась как раз вовремя, чтобы быть опрокинутой обратно в сугроб. Они захихикали от удовольствия, и я смеялась с ними, желая уловить их счастье и приподнятое настроение, но от сестры не укрылось мое меланхолическое настроение.
– Все в порядке? – Лоррейн пристально, с участием, посмотрела на меня. – Ты выглядишь так, будто повстречалась с привидением.
– Нет, ничего, я только подумала об одном давнем знакомом.
Сочетание воссоединения с сестрой и этого места вызвало к жизни воспоминания, но в них была спрятана грусть, и я извлекла из небытия больше, чем воспоминания. Если последние несколько месяцев могут служить показателем, то Ричард как будто посещал меня. Нельзя отрицать и того, что я необыкновенно много думала о нем.
Но мечты не могут ничего изменить. Я сделала выбор в своей жизни, и теперь должна продолжать. Стараясь стряхнуть с себя непрошенное уныние, я пыталась улучшить настроение.
– Ты можешь сказать, что мне уже за сорок, то есть сорок пять, – опередила я сестру. – А я сижу в сугробе, мечтая о старых приятелях.
Лоррейн посмотрела на меня вопросительно, но я ускользнула от дальнейших расспросов. Я поднялась и отряхнулась от снега.
– Давайте, ребята, поехали обратно, к той скамье.
И я покатилась вперед без оглядки, оставляя молодую пару и их несбыточные мечты далеко позади.
Глава 10
Первые две недели марта были холодными и дождливыми как продолжение хмурой зимней погоды. Небо казалось грязным серым одеялом, которое набросили на сырой промокший мир. Но, в конце концов, ближе к середине месяца стало суше, и, хотя было еще облачно, на дальних ивах вскоре появился зеленый туман, а в это утро воздух был пронизан влажным земляным запахом просыпающихся растений. Гиацинты проклюнулись из земли, и на азалиях распустились маленькие сердечки. Наступила весна.
Я налила Элен вторую чашку кофе. Это был один из тех редких дней, когда мы не должны были работать, и она зашла немного поболтать. Она управлялась со второй сдобной булочкой, в то время как я сделала глоток кофе.
– Ты ведь не пьешь черный кофе.
– Теперь пью – сегодня первый день моей новой диеты. Я должна избавиться от части жира, я выгляжу отвратительно.
– Глупости, «отвратительно». И сколько ты хочешь сбросить?
Я нашла все это понятным.
– Тридцать фунтов: на столько я поправилась за последние тридцать лет – по фунту в год. Я настроилась на это и надеюсь похудеть за пару месяцев. Я думаю начать с одной из молочных диет или со старого испытанного грейпфрута. Если не поможет, я попробую голодать. Возможно, я попытаюсь отсасывать жир или пусть мне зашьют рот проволокой.
Мы посмеялись, но я совсем не шутила. Приглашение на встречу друзей пришло несколько дней назад, и дата была назначена на 9 июля. Только несколько месяцев, но масса времени для уменьшения веса, похудания, усовершенствования.
– Возможно, я отправлюсь на жировую ферму, – сказала я.
– Перестань, Андреа, я серьезно. Ты ничуть не жирная. Сбрось пару фунтов, если твое самочувствие улучшится от этого, но, я думаю, ты и так выглядишь хорошо.
– Тебе легко говорить, Элен. Ты, наверное, и пары фунтов не прибавила с тех пор, как закончила школу. Я ненавижу таких людей, как ты, тощая скандинавская фасоль! Вот я, короткая и круглолицая, – посмотри на эти увесистые груди. Я выгляжу ужасно.
– Увесистые! Послушай, Андреа, там все будут старше сорока лет. Ты не единственная, у кого есть дети и кто, может быть, немного располнел. Я знаю, это первая твоя встреча с друзьями, а я была на нескольких в течение этих лет, и, поверь мне, ты выглядишь прекрасно. Лучше найди себе элегантное новое платье. Я думаю, ты выглядишь потрясающе, – сказала она, милая и добрая подруга. – Никаких морщин, красивая гладкая кожа.
– Правильно, – согласилась я, – акры чудесной гладкой кожи. Это приводит в уныние. Все, что я должна сделать, – это потерять полторы тонны веса и уменьшить размеры своих грудей. До девятого июля ни кусочка пирожного.
– Может быть, там есть кто-то, на кого ты хочешь произвести впечатление?
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила я с невинным видом, как будто и вправду никого не было в моих мыслях.
– Возможно, былая страсть?
– Былая страсть? Еще чего. Конечно, у меня был поклонник в школе, но он не был чем-то выдающимся. Определенно, нет никого, чтобы производить впечатление. – Я покраснела, мне стало жарко от этой лжи, но я продолжала, импровизируя на ходу. – Он был очень спокойным, один из этих задумчивых парней. Я уверена, он уже носит очки, наверное, толстый и лысый. Полагаю, он там будет, но я не собираюсь производить впечатление ни на него, ни на кого-то другого. Я только хочу получше выглядеть.
– Конечно, – согласилась Элен. – А как твоя учеба?
– Я наконец-то на правильном пути, – заговорила я с энтузиазмом, очень довольная переменой темы. – Это работа, которой я могу действительно наслаждаться. Боже, почему я не занялась законами в молодости?
Мы говорили около часа, и, когда Элен отправилась по своим делам, я плюхнулась в кресло-качалку на солнечной веранде, спрашивая себя, почему мне показалось необходимым солгать ей. Несомненно, был возлюбленный, и, конечно, я думала о нем, очень хотела повидать его и стремилась выглядеть как можно лучше для него. Я отрицала само его существование, желая сохранить его в тайне, как будто память о нем была чем-то постыдным.
Через несколько секунд, когда его незабываемое лицо появилось в фокусе моего мысленного взгляда, я поняла, что мои мысли о нем были несколько неприличны. Я вела себя не как женщина средних лет, вспоминающая былого возлюбленного, но, скорее, как впервые влюбленная юная девушка.
В этом было предостережение, однако все проходило незамеченным, и я сдалась с нарастающим волнением, к которому примешивалась доля вины. Я чувствовала себя погруженной в воспоминания о его глазах, его улыбке, снова слышала его глубокий звучный голос с небольшим французским акцентом, унаследованным от европейской матери.
На веранде стало прохладно и сыро, и я зарылась глубже в кресло, натягивая на плечи шерстяной платок. Я закрыла глаза, пытаясь представить, как мог бы Ричард выглядеть теперь, и задремала под стук дождевых капель, забарабанивших по стеклянной крыше над головой, в окружении хмельного запаха цветов, текущего через открытые окна, и мечтая о своем прежнем возлюбленном.
Решившись сбросить вес, я начала осуществлять программу диеты и упражнений, гарантирующую мне готовность хоть к следующей Олимпиаде. Я бегала теперь вокруг парка во время моих прогулок с Мозесом, и хотя он посмотрел на меня с некоторым удивлением, но воспринял это с энтузиазмом. В течение недели я сбросила почти три фунта и потеряю еще двадцать семь, если мне это удастся.
Я в самом деле выглядела не так уж плохо. Обычно я считала простительным набрать несколько фунтов лишнего веса, связывая это с прошедшими годами или с рождением детей, но теперь я упорно продолжала диету. Я была уверена, что всякий может быть стройным и прекрасным, если не естественным образом, то путем тяжкого труда. Можно было определенно надеяться, что Стефани Миллер будет тоненькой и гибкой. Она была так тщеславна, что могла даже сделать себе пластическую операцию. Может быть, но мой нос останется на месте.
Поджаренный сухой хлеб, черный кофе и половинка яблока – это завтрак, братцы!
– Что на обед, мама?
Жареная куриная грудка и морковь. И без десерта. Аплодисменты и одобрение со стороны семьи? Только не в моем доме.
Действительно, они очень поддерживали меня с тех пор, как я принесла домой кукурузные хлопья и соус с огурцами и сельдереем. Они праздновали со мной фунт за фунтом при условии, что я спрячу их часть калорий в пироге. А без меня они наверняка сидели за вкусными блюдами, в то время как я грызла морковку.
«Привет, меня зовут Андреа. Через пару месяцев состоится встреча ребят моей школы, и я должна похудеть на двадцать четыре фунта».
Хор сочувствующих вздохов тридцати или сорока женщин, – все тридцать до ста фунтов веса, – собравшихся в подвальном помещении церкви на встречу «Диетической группы».
У «Диетической группы» великая философия. После взвешивания ряды круглолицых женщин высиживают собрания, полные забавных анекдотов и историй, обмениваются рецептами, убеждая друг друга, что цыпленок без сметанного соуса – это очень вкусно.
Собрания были воодушевляющими и поддерживающими, рекорды потери веса побивались по всем статьям, но, возвратясь домой, я видела своих детей, которые объедались кукурузными лепешками с подливкой.
– Кто купил эту гадость?
– В доме нечего есть, мама.
– У вас будут прыщи, если есть такой хлам, – пригрозила я, стащив несколько ломтиков, обильно политых соусом, в то время как с ожесточением размешивала кубик льда и дынную мякоть в смесителе.
«Зеленый салат смотрится сегодня великолепно. Пожалуй, я съем его и немного соуса и черный кофе».
Труднейшая вещь в соблюдении диеты – это еда. Не думайте о ней. Как просто было бы перестать есть на неделю или две. Нажать волшебную кнопку, и ваш аппетит вместе с необходимостью питания для тела исчезнет. Ни мучительных схваток голода, ни страшных головных болей. При соблюдении диеты трудно не чувствовать себя ущемленной, несмотря на то, что причина очень уважительная.
«Поздравляем, ты похудела на три четверти фунта. Как насчет громких аплодисментов для Андреа? Мы все очень гордимся!»
Соблюдение диеты – дело долгое и тоскливое.
Глава 11
Брайан не просто вырастал из своей одежды, он рос как-то более утонченно. Он обнаружил, что девочки, точнее, одна особенная девочка – очень интересна, и проводил часы, болтая с ней по телефону, или валялся, глядя в никуда, если никто не беспокоил его, вламываясь в его юношеские фантазии.
– Едва ли юношеские, Андреа, – предостерег меня его отец, когда я отметила это. – Ему пятнадцать, и его мечты уже взрослые.
– Может быть, тебе пора поговорить с ним как отец с сыном? Как ты думаешь, Стью?
– Доверься мне, мы обсуждали это все годы, что ездили туда и обратно на хоккей. Он знает все, что можно знать об этом.
– Все, Стюарт? И о СПИДе, и о наркотиках?
Он кивнул, возвращаясь к своей газете. Я искренне надеялась, что это так, поскольку слышала, что дети теперь спят вместе в четырнадцать-пятнадцать лет. Меня заботили не столько моральные основы или ответственность мальчиков и девочек в равной степени за предохранение от беременности, сколько болезни. Я не рискнула положиться на возможность того, что Стюарт говорил об этом с ним, и развила высшую мораль в моих лекциях для Брайана и Келли.
– Вопрос не в том, хорошо это или плохо. Вопрос в том, будете вы жить или умрете. Вы должны быть осторожны и в случае чего рассказать мне или папе без смущения. Я могла только надеяться.
Когда Брайан не был поглощен Дженет, он мечтал о покупке собственной машины. Он изобретал наиболее творческие планы возврата долга: если мы дадим ему взаймы, он вернет нам долг за счет продажи сена с его лужайки. Или, обняв меня, он умолял пойти к продавцу подержанных машин, и так он мог пороть чепуху о своих воображаемых колесах без конца.
Его тело в то же время росло во всех направлениях, вызывая неуклюжие, несчастные случайности. Слишком длинные руки сбивали вещи с полок, неожиданно большие ноги давили цветы и пинали мебель. Его голос ломался в самые неподходящие моменты, из-за чего он чувствовал себя униженным, и к тому же ужасные пятна угрей покрывали его щеки. Это заставляло его ежечасно бегать к зеркалу в ванной и проверять состояние лица. Несомненно, я буду очень счастлива, когда этот переходный возраст закончится.
– Мама, я говорил тебе о танцах? Ты сказала, что довезешь нас до школы, а отец Дженет собирается доставить нас обратно домой. – Брайан поднял глаза к небесам, его терпение было на пределе. – Ты никогда не обращаешь внимания.
– Сжалься, сын. Я собиралась сказать тебе, но забыла.
– Очень смешно, мама, но ты должна отвезти нас туда. Ты обещала.
Я действительно не помнила такого разговора, но, без сомнения, я взяла на себя обязательство. Я чувствовала легкое головокружение в эти дни, вероятно, из-за голодания, и периодически теряла чувство реальности, а моя голова была переполнена то казусами законодательства, которые следовало заучить к следующему вторнику, то грезами о Ричарде.
Мои дети заметили это, будучи наблюдательными по натуре и осторожными по отношению к любым изменениям, которые могли повлиять на их жизнь. Стюарт, казалось, ничего не замечал, как обычно, но я была совершенно уверена, что могу сбрить все свои волосы и подавать обед обнаженной, но не добьюсь от него ничего, кроме поднятых бровей. Он будет внимательно читать вечернюю газету или смотреть по телевизору известия о каком-нибудь спортивном событии.
Существует ли в мире женщина, которая смотрит спортивные передачи по телевизору? Думаю, что нет, а Стюарт и Брайан сидят на диване, чтобы смотреть игру в бейсбол, целый день или проводят день в одобрительных восклицаниях Борису Беккеру или Ивану Лендлу в каком-нибудь теннисном матче во Франции или Новой Зеландии. Во время, по-видимому, бесконечных хоккейных решающих матчей они приклеивались к экрану, критикуя каждую игру, обсуждая оптимальные углы бросков и хрипло радуясь, когда их фавориты вели в счете.
– Должно быть, это какая-то форма мужского соглашения, – отмечала Келли.
Я не завидовала их взаимоотношениям, хотя и была немного ревнива. Сама я никогда не была спортивным болельщиком, а после того как стала матерью, мы перестали ходить вместе на теннисные матчи или хоккейные игры, за исключением игр Брайана. И после каждой из его игр всю дорогу от катка до дома они обсуждали игру, тогда как я сидела молча в стороне, не участвуя в разговоре, – всего лишь женщина, не имеющая понятия о спортивных сложностях.
– Я играла в хоккей, когда была школьницей.
– Да, мама, в девчачий хоккей. И этим все сказано.
Я помню, как однажды, на открытии чемпионата Соединенных Штатов, Стюарт и я сидели под проливным дождем в Лонгвуде, прижавшись друг к другу под старым зонтиком для гольфа. Его рука обнимала мои плечи, и мы не ушли, пока игроки не проиграли матч. А потом бежали к ближайшему бару, шлепая по лужам, и смеялись, как дети. Прекрасные моменты, проведенные вместе. Стюарт сказал бы, что как типичная женщина я считаю это романтичным – дождь и все такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Я повернулась, чтобы посмотреть в другую сторону, на более близкий южный берег, но сравнение разочаровало меня. Я усмехнулась про себя: едва ли не единственным утешением в том, что мы живем на этой стороне, был лучший вид, который мы видели из окон.
Когда я повернулась, чтобы поискать Лоррейн и детей, мне показалось, что я узнала эту местность примерно в двухстах футах от меня, у поворота реки, и поехала медленнее. Это была Стрелка, наше старое место встреч, которое я никогда не видела в такой перспективе. Внезапно я вспомнила другую зиму, много лет назад.
Как бы ни было холодно, это было всегда теплое место для меня, прильнувшей к груди Ричарда. Мы прокрадывались к нашему любимому убежищу, если не ошибаюсь, там справа было небольшое углубление, и отдыхали от всего мира, как если бы он вовсе не существовал. Мы приходили туда во все времена года, но в зимние холода мы обычно были одни.
Гуси летели над головой с громкими криками, пробуждая воспоминания, и, как будто сейчас, Ричард и я стоим близко друг к другу, и ледяной ветер треплет длинный клетчатый шарф, окутывающий мою голову и плечи.
– Что мы делаем здесь? Так холодно, у меня замерзли щеки. Мои пальцы превратились в кусочки льда.
– Мы пришли сюда побыть наедине, только ты и я, и никого больше. И я могу владеть тобой, целовать твои глаза, твои пальцы, твои груди, чтобы согреть их.
Он скосил глаза в своей комической манере, когда произнес слово «груди», и мы оба рассмеялись. Я повернулась в кольце его рук, и он обнял меня крепче, целуя мои замерзшие щеки, мои веки. Счастье волной захлестнуло меня. Мне было, должно быть, лет двадцать, и я была без ума от него.
– Рич, я должна идти домой – мать будет искать меня. Ты знаешь, она не доверяет нам, когда мы наедине.
– На это есть причины. Подожди, мы сможем всегда быть вместе, – прошептал он. – Никто не будет спрашивать, никто не сможет вмешаться. Я смогу раздеть тебя прямо здесь, на этом открытом месте, и заняться любовью с тобой.
Я громко рассмеялась, и этот звук вернул меня к действительности. Здесь, в неподвижности другого зимнего дня, я с болью ощутила грусть потери. Глупая девочка, ты думала, что это будет продолжаться всегда? И глупа та женщина, что хочет вернуть прошлое назад.
Лоррейн и дети ехали ко мне, смеясь и крича, и я повернулась как раз вовремя, чтобы быть опрокинутой обратно в сугроб. Они захихикали от удовольствия, и я смеялась с ними, желая уловить их счастье и приподнятое настроение, но от сестры не укрылось мое меланхолическое настроение.
– Все в порядке? – Лоррейн пристально, с участием, посмотрела на меня. – Ты выглядишь так, будто повстречалась с привидением.
– Нет, ничего, я только подумала об одном давнем знакомом.
Сочетание воссоединения с сестрой и этого места вызвало к жизни воспоминания, но в них была спрятана грусть, и я извлекла из небытия больше, чем воспоминания. Если последние несколько месяцев могут служить показателем, то Ричард как будто посещал меня. Нельзя отрицать и того, что я необыкновенно много думала о нем.
Но мечты не могут ничего изменить. Я сделала выбор в своей жизни, и теперь должна продолжать. Стараясь стряхнуть с себя непрошенное уныние, я пыталась улучшить настроение.
– Ты можешь сказать, что мне уже за сорок, то есть сорок пять, – опередила я сестру. – А я сижу в сугробе, мечтая о старых приятелях.
Лоррейн посмотрела на меня вопросительно, но я ускользнула от дальнейших расспросов. Я поднялась и отряхнулась от снега.
– Давайте, ребята, поехали обратно, к той скамье.
И я покатилась вперед без оглядки, оставляя молодую пару и их несбыточные мечты далеко позади.
Глава 10
Первые две недели марта были холодными и дождливыми как продолжение хмурой зимней погоды. Небо казалось грязным серым одеялом, которое набросили на сырой промокший мир. Но, в конце концов, ближе к середине месяца стало суше, и, хотя было еще облачно, на дальних ивах вскоре появился зеленый туман, а в это утро воздух был пронизан влажным земляным запахом просыпающихся растений. Гиацинты проклюнулись из земли, и на азалиях распустились маленькие сердечки. Наступила весна.
Я налила Элен вторую чашку кофе. Это был один из тех редких дней, когда мы не должны были работать, и она зашла немного поболтать. Она управлялась со второй сдобной булочкой, в то время как я сделала глоток кофе.
– Ты ведь не пьешь черный кофе.
– Теперь пью – сегодня первый день моей новой диеты. Я должна избавиться от части жира, я выгляжу отвратительно.
– Глупости, «отвратительно». И сколько ты хочешь сбросить?
Я нашла все это понятным.
– Тридцать фунтов: на столько я поправилась за последние тридцать лет – по фунту в год. Я настроилась на это и надеюсь похудеть за пару месяцев. Я думаю начать с одной из молочных диет или со старого испытанного грейпфрута. Если не поможет, я попробую голодать. Возможно, я попытаюсь отсасывать жир или пусть мне зашьют рот проволокой.
Мы посмеялись, но я совсем не шутила. Приглашение на встречу друзей пришло несколько дней назад, и дата была назначена на 9 июля. Только несколько месяцев, но масса времени для уменьшения веса, похудания, усовершенствования.
– Возможно, я отправлюсь на жировую ферму, – сказала я.
– Перестань, Андреа, я серьезно. Ты ничуть не жирная. Сбрось пару фунтов, если твое самочувствие улучшится от этого, но, я думаю, ты и так выглядишь хорошо.
– Тебе легко говорить, Элен. Ты, наверное, и пары фунтов не прибавила с тех пор, как закончила школу. Я ненавижу таких людей, как ты, тощая скандинавская фасоль! Вот я, короткая и круглолицая, – посмотри на эти увесистые груди. Я выгляжу ужасно.
– Увесистые! Послушай, Андреа, там все будут старше сорока лет. Ты не единственная, у кого есть дети и кто, может быть, немного располнел. Я знаю, это первая твоя встреча с друзьями, а я была на нескольких в течение этих лет, и, поверь мне, ты выглядишь прекрасно. Лучше найди себе элегантное новое платье. Я думаю, ты выглядишь потрясающе, – сказала она, милая и добрая подруга. – Никаких морщин, красивая гладкая кожа.
– Правильно, – согласилась я, – акры чудесной гладкой кожи. Это приводит в уныние. Все, что я должна сделать, – это потерять полторы тонны веса и уменьшить размеры своих грудей. До девятого июля ни кусочка пирожного.
– Может быть, там есть кто-то, на кого ты хочешь произвести впечатление?
– Что ты хочешь этим сказать? – спросила я с невинным видом, как будто и вправду никого не было в моих мыслях.
– Возможно, былая страсть?
– Былая страсть? Еще чего. Конечно, у меня был поклонник в школе, но он не был чем-то выдающимся. Определенно, нет никого, чтобы производить впечатление. – Я покраснела, мне стало жарко от этой лжи, но я продолжала, импровизируя на ходу. – Он был очень спокойным, один из этих задумчивых парней. Я уверена, он уже носит очки, наверное, толстый и лысый. Полагаю, он там будет, но я не собираюсь производить впечатление ни на него, ни на кого-то другого. Я только хочу получше выглядеть.
– Конечно, – согласилась Элен. – А как твоя учеба?
– Я наконец-то на правильном пути, – заговорила я с энтузиазмом, очень довольная переменой темы. – Это работа, которой я могу действительно наслаждаться. Боже, почему я не занялась законами в молодости?
Мы говорили около часа, и, когда Элен отправилась по своим делам, я плюхнулась в кресло-качалку на солнечной веранде, спрашивая себя, почему мне показалось необходимым солгать ей. Несомненно, был возлюбленный, и, конечно, я думала о нем, очень хотела повидать его и стремилась выглядеть как можно лучше для него. Я отрицала само его существование, желая сохранить его в тайне, как будто память о нем была чем-то постыдным.
Через несколько секунд, когда его незабываемое лицо появилось в фокусе моего мысленного взгляда, я поняла, что мои мысли о нем были несколько неприличны. Я вела себя не как женщина средних лет, вспоминающая былого возлюбленного, но, скорее, как впервые влюбленная юная девушка.
В этом было предостережение, однако все проходило незамеченным, и я сдалась с нарастающим волнением, к которому примешивалась доля вины. Я чувствовала себя погруженной в воспоминания о его глазах, его улыбке, снова слышала его глубокий звучный голос с небольшим французским акцентом, унаследованным от европейской матери.
На веранде стало прохладно и сыро, и я зарылась глубже в кресло, натягивая на плечи шерстяной платок. Я закрыла глаза, пытаясь представить, как мог бы Ричард выглядеть теперь, и задремала под стук дождевых капель, забарабанивших по стеклянной крыше над головой, в окружении хмельного запаха цветов, текущего через открытые окна, и мечтая о своем прежнем возлюбленном.
Решившись сбросить вес, я начала осуществлять программу диеты и упражнений, гарантирующую мне готовность хоть к следующей Олимпиаде. Я бегала теперь вокруг парка во время моих прогулок с Мозесом, и хотя он посмотрел на меня с некоторым удивлением, но воспринял это с энтузиазмом. В течение недели я сбросила почти три фунта и потеряю еще двадцать семь, если мне это удастся.
Я в самом деле выглядела не так уж плохо. Обычно я считала простительным набрать несколько фунтов лишнего веса, связывая это с прошедшими годами или с рождением детей, но теперь я упорно продолжала диету. Я была уверена, что всякий может быть стройным и прекрасным, если не естественным образом, то путем тяжкого труда. Можно было определенно надеяться, что Стефани Миллер будет тоненькой и гибкой. Она была так тщеславна, что могла даже сделать себе пластическую операцию. Может быть, но мой нос останется на месте.
Поджаренный сухой хлеб, черный кофе и половинка яблока – это завтрак, братцы!
– Что на обед, мама?
Жареная куриная грудка и морковь. И без десерта. Аплодисменты и одобрение со стороны семьи? Только не в моем доме.
Действительно, они очень поддерживали меня с тех пор, как я принесла домой кукурузные хлопья и соус с огурцами и сельдереем. Они праздновали со мной фунт за фунтом при условии, что я спрячу их часть калорий в пироге. А без меня они наверняка сидели за вкусными блюдами, в то время как я грызла морковку.
«Привет, меня зовут Андреа. Через пару месяцев состоится встреча ребят моей школы, и я должна похудеть на двадцать четыре фунта».
Хор сочувствующих вздохов тридцати или сорока женщин, – все тридцать до ста фунтов веса, – собравшихся в подвальном помещении церкви на встречу «Диетической группы».
У «Диетической группы» великая философия. После взвешивания ряды круглолицых женщин высиживают собрания, полные забавных анекдотов и историй, обмениваются рецептами, убеждая друг друга, что цыпленок без сметанного соуса – это очень вкусно.
Собрания были воодушевляющими и поддерживающими, рекорды потери веса побивались по всем статьям, но, возвратясь домой, я видела своих детей, которые объедались кукурузными лепешками с подливкой.
– Кто купил эту гадость?
– В доме нечего есть, мама.
– У вас будут прыщи, если есть такой хлам, – пригрозила я, стащив несколько ломтиков, обильно политых соусом, в то время как с ожесточением размешивала кубик льда и дынную мякоть в смесителе.
«Зеленый салат смотрится сегодня великолепно. Пожалуй, я съем его и немного соуса и черный кофе».
Труднейшая вещь в соблюдении диеты – это еда. Не думайте о ней. Как просто было бы перестать есть на неделю или две. Нажать волшебную кнопку, и ваш аппетит вместе с необходимостью питания для тела исчезнет. Ни мучительных схваток голода, ни страшных головных болей. При соблюдении диеты трудно не чувствовать себя ущемленной, несмотря на то, что причина очень уважительная.
«Поздравляем, ты похудела на три четверти фунта. Как насчет громких аплодисментов для Андреа? Мы все очень гордимся!»
Соблюдение диеты – дело долгое и тоскливое.
Глава 11
Брайан не просто вырастал из своей одежды, он рос как-то более утонченно. Он обнаружил, что девочки, точнее, одна особенная девочка – очень интересна, и проводил часы, болтая с ней по телефону, или валялся, глядя в никуда, если никто не беспокоил его, вламываясь в его юношеские фантазии.
– Едва ли юношеские, Андреа, – предостерег меня его отец, когда я отметила это. – Ему пятнадцать, и его мечты уже взрослые.
– Может быть, тебе пора поговорить с ним как отец с сыном? Как ты думаешь, Стью?
– Доверься мне, мы обсуждали это все годы, что ездили туда и обратно на хоккей. Он знает все, что можно знать об этом.
– Все, Стюарт? И о СПИДе, и о наркотиках?
Он кивнул, возвращаясь к своей газете. Я искренне надеялась, что это так, поскольку слышала, что дети теперь спят вместе в четырнадцать-пятнадцать лет. Меня заботили не столько моральные основы или ответственность мальчиков и девочек в равной степени за предохранение от беременности, сколько болезни. Я не рискнула положиться на возможность того, что Стюарт говорил об этом с ним, и развила высшую мораль в моих лекциях для Брайана и Келли.
– Вопрос не в том, хорошо это или плохо. Вопрос в том, будете вы жить или умрете. Вы должны быть осторожны и в случае чего рассказать мне или папе без смущения. Я могла только надеяться.
Когда Брайан не был поглощен Дженет, он мечтал о покупке собственной машины. Он изобретал наиболее творческие планы возврата долга: если мы дадим ему взаймы, он вернет нам долг за счет продажи сена с его лужайки. Или, обняв меня, он умолял пойти к продавцу подержанных машин, и так он мог пороть чепуху о своих воображаемых колесах без конца.
Его тело в то же время росло во всех направлениях, вызывая неуклюжие, несчастные случайности. Слишком длинные руки сбивали вещи с полок, неожиданно большие ноги давили цветы и пинали мебель. Его голос ломался в самые неподходящие моменты, из-за чего он чувствовал себя униженным, и к тому же ужасные пятна угрей покрывали его щеки. Это заставляло его ежечасно бегать к зеркалу в ванной и проверять состояние лица. Несомненно, я буду очень счастлива, когда этот переходный возраст закончится.
– Мама, я говорил тебе о танцах? Ты сказала, что довезешь нас до школы, а отец Дженет собирается доставить нас обратно домой. – Брайан поднял глаза к небесам, его терпение было на пределе. – Ты никогда не обращаешь внимания.
– Сжалься, сын. Я собиралась сказать тебе, но забыла.
– Очень смешно, мама, но ты должна отвезти нас туда. Ты обещала.
Я действительно не помнила такого разговора, но, без сомнения, я взяла на себя обязательство. Я чувствовала легкое головокружение в эти дни, вероятно, из-за голодания, и периодически теряла чувство реальности, а моя голова была переполнена то казусами законодательства, которые следовало заучить к следующему вторнику, то грезами о Ричарде.
Мои дети заметили это, будучи наблюдательными по натуре и осторожными по отношению к любым изменениям, которые могли повлиять на их жизнь. Стюарт, казалось, ничего не замечал, как обычно, но я была совершенно уверена, что могу сбрить все свои волосы и подавать обед обнаженной, но не добьюсь от него ничего, кроме поднятых бровей. Он будет внимательно читать вечернюю газету или смотреть по телевизору известия о каком-нибудь спортивном событии.
Существует ли в мире женщина, которая смотрит спортивные передачи по телевизору? Думаю, что нет, а Стюарт и Брайан сидят на диване, чтобы смотреть игру в бейсбол, целый день или проводят день в одобрительных восклицаниях Борису Беккеру или Ивану Лендлу в каком-нибудь теннисном матче во Франции или Новой Зеландии. Во время, по-видимому, бесконечных хоккейных решающих матчей они приклеивались к экрану, критикуя каждую игру, обсуждая оптимальные углы бросков и хрипло радуясь, когда их фавориты вели в счете.
– Должно быть, это какая-то форма мужского соглашения, – отмечала Келли.
Я не завидовала их взаимоотношениям, хотя и была немного ревнива. Сама я никогда не была спортивным болельщиком, а после того как стала матерью, мы перестали ходить вместе на теннисные матчи или хоккейные игры, за исключением игр Брайана. И после каждой из его игр всю дорогу от катка до дома они обсуждали игру, тогда как я сидела молча в стороне, не участвуя в разговоре, – всего лишь женщина, не имеющая понятия о спортивных сложностях.
– Я играла в хоккей, когда была школьницей.
– Да, мама, в девчачий хоккей. И этим все сказано.
Я помню, как однажды, на открытии чемпионата Соединенных Штатов, Стюарт и я сидели под проливным дождем в Лонгвуде, прижавшись друг к другу под старым зонтиком для гольфа. Его рука обнимала мои плечи, и мы не ушли, пока игроки не проиграли матч. А потом бежали к ближайшему бару, шлепая по лужам, и смеялись, как дети. Прекрасные моменты, проведенные вместе. Стюарт сказал бы, что как типичная женщина я считаю это романтичным – дождь и все такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31