А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Получи, ходида пендеха! Ке те ходас!
Он часто ловил себя на том, что кричит на телевизор. Амадо рвался предупредить их, чтобы не продавали свои акции в заокеанской компании, ведь это ловушка, бесчестная махинация! Не делайте этого! Куидадо! Он кричал, рычал, неистово размахивал правой рукой, стараясь привлечь к себе внимание актеров, но вдруг замечал, что этой руки у него больше нет. А такое ощущение, будто она на месте… Кераро.
Амадо обрадовался, увидев Норберто, входящего в его комнату в дешевом мотеле. В руках он держал замасленный бумажный пакет. Норберто протянул пакет Амадо.
– Как себя чувствуешь?
– А ты как думаешь?
Амадо вскрыл пакет и оттуда аппетитно пахнуло острым ароматом. Он широко улыбнулся.-
– Карншпас?
– Карншпас пибиль!
– Ке буэно!
Норберто присел на край кровати и смотрел, как Амадо вынул из пакета обернутый в фольгу тако и стал неловко разворачивать одной рукой. Он не сделал ни малейшей попытки помочь.
– Скучаешь по своей руке, чувак?
– Я ее во сне вижу, ядрена мать!
– А ведь она у нас! Амадо оставил тако в покое.
– Что?
– Мы заполучили твою руку, чувак. Тебе стоит взглянуть на нее!
– На кой хрен тебе понадобилась моя рука, пенаехо?
– Чтоб не попала к лас-плакас, марикон\
Амадо пристально посмотрел на Норберто. Ах, ты, маленький хитрожопый сучонок!
– Она у Эстевана?
– Си.
– Ке варваро!
Амадо задумчиво покачал головой и снова принялся за обертку тако. Наконец, он сумел высвободить его и запихнул в рот сразу наполовину. Потом стал смачно жевать, перепачкав губы в жире. Норберто улыбался, глядя на него.
– Кьерес сервеса?
Амадо кивнул, улыбаясь еще шире. Его тронула забота друга, не поленившегося принести ему такое и пиво. У него даже слезинка выступила на одном глазу. Норберто сунул руку в пластиковый пакет, достал банку холодного «моде-ло-эспесьяль», с шипением хрустнул крышкой и протянул пиво Амадо.
– Грасиас!
– Де нада!
Амадо сделал несколько длинных глотков, потом оторвался от банки и звучно рыгнул. В воздухе сразу запахло пивом и начинкой из свинины и чили. Норберто с серьезным видом обратился к Амадо.
– Чувак, тебя хочет видеть Эстеван.
– Убить он меня хочет!
– Нет. Есть дело. Очень важное.
Амадо взглянул на Норберто и понял, что за время его отсутствия произошли перемены. Этот парень поднялся по служебной лестнице и теперь подчиняется непосредственно эль-хефе, самому Эстевану.
– А я-то думал, что мы с тобой корешили.
– Не в этом дело, чувак. Ты нужен Эстевану. Он не собирается убивать тебя!
– Ну, да, это он тебе так сказал!
– Это я сам знаю!
Амадо изучающе посмотрел на Норберто. Вероятно, у этого панка с собой девятимиллиметровая пушка или, еще хуже, тот долбанный короткоствольный тридцать восьмого калибра, который он так любит таскать повсюду, потому что увидел его в кино и посчитал крутым и понтовым.
– Могу я отказаться от встречи с Эстеваном?
– Нет.
Амадо пожал плечами.
– Бале!
Когда Норберто и Амадо вошли в «хранилище», Эстеван смотрел сериал с Чивас в роли Морелии по «Каналу 55». Мартин сидел на кухне с водителем «гольфа», которого звали Боб, а фамилию Эстеван не запомнил, и расспрашивал его о том, как правильно законсервировать оторванную человеческую руку. Меньше всего Эстевану хотелось, чтобы у него в доме валялся вонючий кусок разлагающейся плоти. Он поднялся поприветствовать Амадо.
– Это ты, каброн! Ке оида?
– Лучше ты мне скажи, что нового!
Оба замолчали, глядя друг на друга. Эстеван вдруг растерялся, не зная, что делать. Такого состояния он еще никогда не испытывал. Насколько наследил Амадо в гараже Карлоса Вилы? Раз он уверен, что эль-хефе убьет его, значит, и впрямь наследил. Сола понимал, что как ни тяни, ему все равно придется принимать решение по поводу Амадо. Опасно держать в своей команде неумелых убийц и недисциплинированных подчиненных. Но пока он, пожалуй, не будет ничего предпринимать на его счет. Сначала надо разгрести дерьмо, в которое они влипли. Сейчас самое главное – не угодить в тюрьму. Эстеван продолжал молча стоять, вперив в Амадо свой страшный взгляд. Норберто заговорил и разрядил напряженность.
– Амадо! Хочешь полюбоваться на свою руку?
Амадо обернулся на его голос.
– Ara!
Боб не поверил своим глазам, когда на кухню вошел однорукий мужик. Он сразу понял, что перед ним владелец оторванной руки, так как его украшали похожие татуировки. Мужчины спаривались сзади с женщинами с огромными торчащими титьками. Другие грудастые тетки отсасывали у мускулистых мужиков с внешностью байкеров и длинными стоящими членами. И это был только небольшой фрагмент художеств, видимый на уцелевшей руке незнакомца и части груди и шеи, выглядывающей из расстегнутого воротника безрукавки. Боб догадался, что у него все тело покрыто такими же наколками и представляло собой что-то вроде камасутры для «ангелов ада». Это открытие потрясло его воображение. Ему захотелось поговорить с мужчиной, но слишком уж грозно тот выглядел – не страшно, как «крестный отец», но именно грозно, и Боб побоялся опять получить удар в живот или по голове, или еще чего-нибудь похуже, а потому промолчал. На его глазах грозный однорукий чувак открыл термоконтейнер и достал из него свою вторую руку.
Это было незабываемое зрелище. Грустное и трогательное. Грозный парень стоял и смотрел на мертвую руку, будто на пропавшего без вести и вновь обретенного ребенка. Боб пригляделся и увидел слезы у него на глазах. Наконец, заговорил страшный «крестный отец».
– Ходер, тебе, наверно, было больно!
Грозный посмотрел на страшного и ничего не сказал. Только потрогал живой рукой мертвую – сначала пальцы, потом перевернул ее и погладил предплечье, легонько, будто чувствуя собственное прикосновение.
– Дайте выпить!
Парень с косичкой посмотрел на страшного, и тот кивнул. Тогда он достал с кухонной полки бутылку текилы. Однорукий сел, плеснул в стакан текилы и жадно опрокинул в рот.
Боб показал на татуировку женщины, испытывающей оргазм от орального секса.
– Она прекрасна!
Грозный кивнул.
– Это Фелисия.
Боба будто подстегнули. Слова посыпались из него взволнованной скороговоркой.
– Вы хотите сказать, она настоящая? То есть, эта женщина существует? Вы знаете, где она живет? А можно мне с ней познакомиться? У вас есть номер ее телефона?
Все четверо – белый, страшный, грозный и тот, что с косичкой – разом обернулись к Бобу и посмотрели на него, как на сумасшедшего. Но ему было плевать, что они подумали, другого шанса могло и не выпасть, поэтому он продолжал горячо тараторить.
– Вы только посмотрите на нее! Просто посмотрите! Вам доводилось встречать женщину прекраснее, чем она? Это… это… секс-бомба какая-то, честное слово!
Грозный парень разразился хохотом. Это был громогласный, басовитый, радостный смех. Он хохотал так, что слезы выступили на глаза и перехватывало дыхание. Боб ждал, а смех все не прекращался, и ему стало тревожно. Может, он перегнул палку и наговорил лишнего? Наконец, грозный начал справляться с приступом веселья.
– Этот гринго влюбился в Фелисию!
Он налил в свой стакан текилы и подвинул его Бобу.
– Пей!
Боб залпом выпил. Текила обжигала, но как-то приятно. Боб посмотрел на грозного.
– Так вы ее знаете?
Тот окинул Боба серьезным взглядом, опять засмеялся и протянул ему левую руку.
– Амадо!
Так Боб познакомился со всеми – с Амадо, Норберто, Эстеваном и Мартином. У него не было уверенности, что это их настоящие имена, но все-таки Боб почувствовал себя спокойнее. Впрочем, страх тут же обуял его с новой силой. Фальшивые имена означали бы, что в случае обращения в полицию он сообщил бы копам ложную информацию. А если эти четверо не побоялись назваться настоящими именами, то, очевидно, намереваются его убить, зная, что Боб все равно унесет правду с собой в могилу.
Моррис с отчаянным упорством загонял фигурные кусочки на свои места, щелкая мышкой, как завороженный. Он даже не поднял головы, когда прибыла доставка из медицинского центра Сидер-Сайнай. Ее привез мальчишка-латино, который щеголял в висящих на нем джинсах размера на два больше и в футболке с портретом Че Гевары. Он заглянул в экран монитора и презрительно хмыкнул.
– Тетрис?
Моррис не удостоил его взглядом.
– Да знаю, знаю, чувак, игра старая, но интересная!
Но пацан и не думал уступать.
– Ага, мой папаша ее очень любит!
– Чувак, «тетрис» – отличная тренировка для мозга! Играть в нее все равно, что смотреть кино, в котором одновременно происходят автогонки, война с пришельцами и стихийное бедствие.
– Ну, да, конечно. Распишись вот здесь. А потом можешь поиграть в «понг».
Моррис не отводил глаз от экрана.
– Не могу.
– Мне надо заехать еще в кучу мест!
– Погоди минутку!
– Нет!
– Чувак, ну, пожалуйста, потерпи немного!
– Нет!
Курьер помахал клипбордом у Морриса перед лицом, загораживая ему экран. Моррис схватил со стола ручку левой рукой и попытался не глядя поставить свою подпись в нужной графе.
– Здесь?
– Двумя дюймами ниже.
– Здесь?
– Уже теплее.
Моррис накарябал свою фамилию.
– Спасибо, чувак!
– Без проблем!
Мальчишка ушел. Моррис вновь сосредоточился на игре. Ему было невдомек, что минуту назад расписался за получение человеческого зародыша. В стеклянной банке с формалином плавал довольно развитый эмбрион. Моррис не видел ничего вокруг, кроме компьютерного экрана.
Боб уже здорово окосел. Они с Амадо прикончили бутылку текилы и теперь потягивали пиво. Амадо скинул рубашку и давал Бобу живописующие пояснения по поводу каждой татуировки на своем теле. Их было не меньше сотни. Когда Боб высказал в его адрес слова восхищения, Амадо признался, что начал запечатлять тела знакомых женщин в чернилах на собственной коже лишь после того, как отметил первые сто побед насечками на ремне своих джинсов. Боб смотрел на него с благоговением, как на могучего атлета, поставившего невиданный рекорд в очень редком виде спорта.
Он мысленно обозрел короткую дистанцию собственных достижений, состоящую из жалких шести или семи преодоленных этапов. И ни разу это не происходило за одну страстную ночь, сначала всегда были невинные свидания, потом длительные ухаживания и, наконец, постельные отношения. Конечно, без любви не обошлось, но все же Боб не сумел припомнить ничего заслуживающего постоянного места на его теле, достойного боли от иглы и чернил, и что он мог бы назвать высокой чувственностью. А ему очень хотелось испытать в жизни нечто подобное. Хотелось отдаться во власть животной страсти. Хотелось яростно вонзаться в горячую плоть роскошной женщины, когда оба охвачены одинаковым безумием и не надо заботиться о предварительном возбуждении, взаимном достижении оргазма и прочем. Хотелось безрассудного, звериного желания и, совокупляясь с ней грубо и дико, знать, что она чувствует то же самое.
Боб стал смотреть, как Амадо с пьяной неуклюжестью пытается приставить на место свою руку. Он не удержал ее, и рука упала на пол с глухим и жутким стуком. Из обрубка брызнула жижа (Боб мысленно почему-то назвал ее соком) и испачкала валяющуюся на полу рубашку Амадо. Тот нагнулся, поднял руку и посмотрел на нее.
– Мне не хватает моей руки, Боб.
– Не сомневаюсь.
– Никогда не расставайся со своей рукой, Боб, нунка!
Боб согласно кивнул.
– Я знаю, Амадо, что ты расстался с рукой не по своей воле, и уверен, она тоже это знает.
Амадо поразмыслил над словами Боба.
– Ты так считаешь?
– Уверен!
Голос Амадо дрожал, будто он готов заплакать.
– Никогда не задумывался над тем, что моя рука может страдать. Я даже не надеялся увидеть ее снова!
Он посадил согнутую в локте конечность себе на колени, и та приобрела довольно беспечный вид.
– Я не хотел причинять тебе боль.
Амадо прижал руку к груди и стал нянчить ее, как новорожденного ребенка. Боб притих, не зная, что сказать, поэтому просто оставил Амадо в покое наедине со своей рукой. Он заметил, что «крестный отец» Эстеван и белый парень Мартин сидят на диване в гостиной и о чем-то беседуют. Норберто – или Норберт, как стал называть его Боб – после нескольких стопок текилы удалился вздремнуть в одну из спальных комнат.
Боб встал и похлопал Амадо по плечу.
– Я сейчас схожу пописаю, а когда вернусь, мы с тобой помянем все хорошее, что ты делал вместе с твоей рукой. И выпьем за это!
Амадо поднял на Боба широко раскрытые, мокрые глаза.
– Ты хороший человек, Боб!
Пошатываясь, Боб направился в ванную комнату.
Эстеван наблюдал, как Амадо и гринго вместе пили и смеялись, будто праздновали Синсодемайо. Смейтесь, смейтесь. Вам обоим недолго жить осталось. Мартин все что-то доказывал, уговаривал его не убивать гринго. Пор ке? Не потому ли, что он тоже белый? Когда Эстеван кончал какого-нибудь долбанного чоло Мартин помалкивал! А теперь просто позарез надо убрать этого белого парня, а Мартин, как нарочно, все канючит и подбивает Эстевана на рискованный ход.
Конечно, в его рассуждениях есть здравый смысл. Во всех новостях раструбят о похищении и убийстве белого американца. А полиция просто обязана заняться тем, что попало в газеты. Ничего хорошего не жди, если копы начнут повсюду совать своей нос, задавать вопросы.
Эстеван понимал все это, но инстинкт самосохранения призывал его убить парня. Свидетелей нельзя оставлять в живых. Отпустить его все равно, что своими руками выдать ему доверенность на дачу показаний против тебя же в суде! А значит поступать так не правильно! Меньше всего Эстевану хотелось видеть этого тощего, никчемного засранца-гринго на заседании федерального суда и слушать его изобличительную речь о том, как гражданина США похитила мексиканская мафия. Эстеван не понимал, почему белые всегда так уверены в своем превосходстве, это же просто дерьмо собачье!
Эстеван умен. Не глупее любого белого, говорил он себе, но при этом не хотел, чтобы ненависть ослепила его и помешала увидеть верное решение. Он точно знал, что в словах Мартина есть здравый смысл, а потому разрешил ему переговорить с парнем, гринго-а-гринго, и прощупать, готов ли тот помочь им.
Когда Боб вернулся из туалета, Амадо уже сидел в отключке, уронив голову на стол. Он громко храпел, а из уголка рта стекала ниточка слюны и капала на пол. Боб сел и стал разглядывать Амадо. Во сне он не казался таким грозным. Он был похож на человека, потерявшегося в чужой стране. Потерялся сам и потерял свою руку. Боб сочувствовал ему.
Пришел Мартин и сел рядом с Бобом. Он хотел поговорить с ним о чем-то важном. Он собирался объяснить Бобу, почему угнали его машину вместе с ним, и что им от него нужно. Пока Эстеван в гостиной смотрел по телевизору футбол, Мартин рассказал Бобу обо всем, что произошло за предыдущие двое суток и в итоге привело к его похищению. Затем Мартин обратился к Бобу с деловым предложением.
Поначалу Боб решил, что ослышался. У него никогда в жизни не возникало желания стать преступником или заняться нелегальным бизнесом. Откровенно говоря, о тюрьме у Боба сложилось такое жуткое представление, что ему и в голову не приходило совершить что-нибудь противозаконное. Но вот перед ним умный парень, дипломированный юрист, закончил Йельский университет, а в целом такой же, как и сам Боб, только красивее, удачливее и лучше одетый. И этот парень спрашивает, не согласится ли Боб провернуть вместе с ними дельце и одним махом заработать десять тысяч долларов. И все, что от него требуется – доставить в Паркер-сентер руку, точнее, другую руку.
– Доплата в десять тысяч долларов за выполнение твоих обычных обязанностей!
Боб задумался. Он колебался. Была в Эстеване какая-то сила – та же, что делала его таким страшным, – которая внушала Бобу доверие. Чем дольше он размышлял, тем сильнее волновался. Мартин ждал ответа. Наконец…
– Ладно, я согласен. Только…
Мартин холодно перебил его.
– Боб, ты не в том положении, чтобы выдвигать условия!
– Ты не знаешь, чего я хочу.
Мартин кивнул.
– О'кей. Чего ты хочешь?
– Хочу, чтобы вы познакомили меня с Фелисией!
– Кто такая Фелисия?
Боб взял со стола руку Амадо и показал Мартину татуировку.
– Это Фелисия.
Эстевана удивило, что гринго так легко поддался искушению. Он догадался, что Боба, как и Мартина, привлекала внешняя романтичность криминальной жизни. Белые иногда бывают до смешного наивны. По их представлению, гангстеры только и делают, что разъезжают на быстрых машинах, спят с роскошными женщинами и не знают, куда деньги девать. Насмотрелись голливудских фильмов! Эстеван на собственной шкуре испытал, сколько надо работать, чтобы добиться успеха в криминале. Ненормированный рабочий день, ночные смены, постоянные стрессы. Из-за чрезмерного нервного напряжения многие члены ла-фамилии к преклонному возрасту заработали себе грудную жабу. Несколько неудачников гнили в тюрьмах где-то в богом забытой стороне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29