– Если ты воображаешь, что я сейчас буду с тобой трахаться…
Боб попытался остановить ее, зная, к чему может привести подобный разговор.
– Постой, выслушай меня, я…
Но Мора перебила его.
– Ничего не хочу слышать!
– А я не могу спать!
– А ты постарайся!
Она легла и повернулась к нему спиной.
– Ты меня разлюбила?
Мора повернулась и посмотрела на него в упор.
– Честно?
Боб понял, что, пожалуй, не готов к такому повороту.
– Ну, да…
– Нет, не разлюбила. Я по-прежнему люблю тебя.
– Тогда в чем же дело? Мы уже целый месяц не занимались любовью!
– Ты действительно хочешь знать правду?
– Да.
У Моры слишком поздно мелькнула мысль, что не стоит этого говорить.
– Я не выношу вида твоего пениса!
– Моего пениса?
– Любого пениса!
– Почему?
– Они мне омерзительны!
Боб опустил голову на подушку и задумался над смыслом этого заявления. Мора поцеловала его в щеку.
– Возможно, тебе просто надоело смотреть на них. А что, если я…
Она не дала ему договорить.
– Послушай, я вся вымоталась на работе!
– Но…
– Разговор окончен!
Боб все еще не терял надежды.
– Тебе даже не надо смотреть на него, или трогать, и вообще ничего не делай. Просто лежи, а его туда вставлю…
Мора негодующе обернулась.
– Ты животное!
Норберто очнулся в полной темноте. Голова у него раскалывалась от боли, как после пьянки с большим количеством мескаля. Нет, будто накануне нанюхался ацетона. Рефео! Он хотел пошевелиться и понял, что прикован наручниками к какой-то железяке вроде водопроводной трубы. Норберто сильно дернул, пробуя ее на прочность. От напряжения в голове зашумело, к горлу подкатила тошнота, и его вырвало прямо на грудь. После этого он снова отключился.
Иногда Мартин ненавидел свою работу. Спору нет, в ней имелись свои преимущества – не скучная и не пыльная, каждый день происходит что-то новое. Денег завались, телки не проблема, но самое главное – бесперебойное снабжение первосортной марихуаной. Вот только, черт возьми, рабочий день у него действительно ненормированный. Это, конечно, не значит, что лучше, как его университетские сокурсники, с девяти до пяти просиживать задницу за компьютером, торгуя на бирже, или перелопачивать тонны юридической литературы в душном кабинете какой-нибудь адвокатской конторы. Мартин считал такую жизнь уделом неудачников и людей, обделенных воображением. Несмотря на то, что семь дней в неделю, в любое время суток от него требовалась готовность незамедлительно явиться по первому вызову босса, Мартин всегда находил время для удовольствий, хотя бы маленьких. Например, вместе с Норберто отовариваться шмотками в модных бутиках или приводить в порядок ногти у забавных камбоджийских маникюрш. Маленькие удовольствия, превращающие жизнь в полную чашу. Маленькие удовольствия и вдоволь травки.
Родители Мартина не знали, чем в действительности он занимается, а если б знали, ни за что не смогли бы понять, почему их сына привлек именно такой образ жизни. И что бы ему не устроиться в солидную юридическую фирму или, того лучше, обломилась бы работенка на Уолл-стрит типа «не бей лежачего» – глядишь, и стал бы миллионером, о чем мечтает любой подающий надежды молодой американец! Со слов Мартина им было известно, что он «консультирует» богатого мексиканского инвестора – и это, в определенном смысле, соответствовало действительности. По рассказам сына, ему нравилось, что его работа не однообразная и связана с недвижимостью, ценными бумагами, капиталовложениями, а потому давала возможность постигать науку бизнеса и применять свои знания на практике. Мартин и вправду открывал для себя много нового, да только утаил от родителей, что учился отмывать грязные деньги, вырученные на незаконной торговле наркотиками и оружием, на проституции и ночных стрип-клубах. Он не понимал, отчего испытывает такое влечение к преступному бизнесу, да слишком и не задумывался. Просто это было круто!
Мартин мысленно отмахнулся от всего на свете и закурил большого, толстого косяка. Он глубоко затянулся, задержал в легких дым, затем выдохнул медленно и удовлетворенно. Ему почудилось, будто его мозг забрался в мягкую, теплую гидропостель и поплыл, как в невесомости. Мартин посмотрел на себя в зеркало позади барной стойки с полированной гранитной поверхностью. Почему глазам так больно от сверкающих хромированных деталей? И вообще, на кой черт делать кран и мойку такими блестящими? И чего эти долбанные денежные мешки так любят, чтобы вокруг них все блестело? В чем здесь кайф?
Мартин достал из кармана солнцезащитные очки, хотя время давно перевалило за полночь. Он опять глубоко затянулся гигантской самокруткой, надел очки и сквозь темные стекла стал наблюдать, как колышется дым, лениво поднимаясь к потолку.
Оклик Эстевана вывел его из балдежного состояния.
– Где мое чертово пойло?
– Уже несу!
Мартин торопливо побросал лед в четыре стакана и до половины налил в каждый текилы «Дон Хулио силвер». Потом зашел за барную стойку и отыскал лаймы и бутылку «куантро».
– У девчонок в горле пересохло!
– Одну минуту!
Мартин предусмотрительно позаботился о том, чтобы в его голос не прокралась нотка раздражение. Однажды у него на глазах Эстеван, разозлившись, окунул человека лицом в сковородку, наполненную кипящим жиром. В другом случае стал свидетелем того, как он запихал дробленые стекляшки в чей-то задний проход. Поэтому Мартин старался лишний раз не сердить Эстевана и всегда разговаривал с ним спокойным, сдержанным тоном. Делать это было легче, находясь под кайфом.
Эстеван сидел в джакузи, полностью погрузив тело в пузырящуюся теплую воду. Он опустился еще глубже, оставив над поверхностью только глаза – так ему казалось легче сравнивать две пары титек, колыхающихся у противоположной стенки. Он пытался решить для себя, какая лучше? Одна пара была явно ненастоящая – неестественно большие, неестественно круглые, неестественно высокие, с торчащими, как у манекена, сосками – явно из-за пластиковых вставок. В общем, изготовлены по последнему слову современной технологии, но Эстевана это не воодушевляло. Он представил себе, как прикоснется к ним и вместо податливой плоти ощутит под кожей твердый искусственный протез. Удовольствия мало, а то, глядишь, вообще будет не до секса! Этими упругими мячами впору в чертов баскетбол играть. Впечатляют, но не греют. А вот вторая пара, принадлежащая молодой мексиканке, выглядела вполне натуральной. Роскошные и живые, с сосками, окруженными большими ореолами терракотового цвета. Это были настоящие женские груди. С душой.
Обе девушки наперебой хихикали и игриво брызгались в сторону Эстевана. Он не хотел, чтобы намокли волосы, выпрямился и крикнул в глубину дома:
– Где мое чертово пойло?
В ответ донеслось что-то нечленораздельное. А еще пахнуло дымом моты. Эстеван обратился к девушке с искусственными титьками, показывая на них пальцем:
– Это настоящие?
– Тебе понравились?
Эстевану уже не раз задавали подобный вопрос, и он знал, что если скажет «да», ему придется трахать эту девку. А ответить «нет» было бы слишком грубо. Поэтому он ушел от прямого ответа.
– Просто любопытно.
Она хихикнула.
– Я сделала так, что они у меня подросли.
Эстеван молча кивнул. А что тут говорить? Он повернулся к девушке спиной и опять прокричал в пространство:
– У девчонок в горле пересохло!
Эстеван залез обратно в воду и глубоко вздохнул, стараясь расслабиться. Но как тут можно расслабиться, черт подери? В ванной комнате первого этажа сидит на привязи этот панк, Норберто. А долбанный Амадо сбежал, потеряв непонятно где свою руку. Как вообще можно потерять собственную руку? Эстеван печенкой чувствовал, что этот дурацкий случай сулит ему большие неприятности. И не только печенкой, но и своими уэвос. Его взгляд снова упал на поддельную грудь, и Эстеван подумал, а нельзя ли и к Амадо приделать искусственную руку, так чтобы она, хотя бы с натяжкой, сошла за настоящую?
Мартин, наконец, принес коктейли. Девушки захихикали и взяли по стакану. Одна сказала что-то по поводу торчащих из них бумажных зонтиков. Эстеван залпом выпил половину коктейля. Замес получился крепкий. Острота лайма, резкий привкус соли, согревающее тепло текилы в желудке. Он улыбнулся, ощутив, как по спине побежали ласковые паучки и начали плести у него в мозгу свои шелковые паутинки. Этот Мартин хоть и переучившийся маменькин сынок, но хайболы умел смешивать, как надо.
Мартин сбросил халат и медленно спустился в джакузи. У него возникло мимолетное, умопомрачительное ощущение, что его окунают в кипящую воду, как тонко порезанное мясо шабу-шабу. Эстеван, сидящий с вытянутыми ногами, был похож на индюшачью ножку, а женщины с их большими, округлыми грудями сошли бы за растительные ингредиенты, например, грибы или бок-чои. Вода пузырилась.
Как бульон.
Мартин прикинул, какую составную часть готовящегося шабу-шабу представлял он сам. Недостаточно белый для тофу, скорее свинина или курятина. А может, палтус? Или крабовая палочка? Во всяком случае, здесь он не чувствовал себя лишним, как иногда в присутствии Эстевана. Ему было просто хорошо. Как крабовой палочке.
Мартин улыбнулся Эстевану.
– Мы варим суп из девушек.
Эстеван слишком устал, чтобы валять дурака.
– Ага.
Девушка с искусственной грудью пискнула:
– У кого есть большая ложка, чтобы скушать меня?
Эстеван посмотрел на Мартина.
– У него. Он тебя слопает.
Мартин понял, что это приказ. Он решил похвастаться своим знанием испанского.
– Сегуро, бейби!
Эстеван поморщился.
– Сначала надо поговорить. А вы, девочки, подождите наверху.
Женщины вылезли из джакузи и со стаканами в руках быстренько удалились, ступая на цыпочках. Эстеван повернулся к Мартину.
– Меня кое-что беспокоит!
– Что?
– Рука Амадо.
Мартин знал, что дело серьезное. Он уже давно подумывал, как бы сказать об этом Эстевану, но боялся, что тот взбесится.
– Да, неприятность.
Эстеван забрал у Мартина коктейль и высосал его наполовину.
– Почему?
– Именно так попался Джон Готти.
– То есть?
– Чтобы возбудить против тебя дело по обвинению в противозаконном обогащении, фэбээровцам достаточно доказать твою причастность к конкретному преступлению – к «инциденту», например, случайно найденному трупу, установив связь между тобой и убийцей.
– Амадо!
– Верно!
– А как получилось с Готти?
– Сэмми Гравано застрелил девятнадцать человек, а Готти упекли пожизненно как заказчика.
– Но ведь Готти никого не убивал!
– Правильно. Зато возглавлял преступную организацию. Рэкет!
Эстеван допил коктейль Мартина.
– Карахо!
Мартин только кивнул – и так ясно, что дело пахнет керосином.
– Значит, надо забрать у них эту долбанную руку!
– Если только ее уже не законсервировали и не приобщили к вещественным доказательствам!
– А если приобщили?
– Мой совет – убраться в Мексику!
Эстеван даже зарычал от ярости.
– Хрен тебе, каброн! Не для того я здесь себе жопу надрывал, чтобы сбежать в Хуарес из-за паршивого кулеро, который сам себе оттяпал руку! Нет! Я отсюда не уеду!
Эстеван поднялся, и вода струйками побежала по его груди.
– Позвоню-ка я своим приятелям.
Мартин неопределенно кивнул. Эстеван вылез из джакузи. Ночь обещала быть длинной.
Норберто опять очнулся и заморгал глазами. На сей раз он тут же сделал несколько глубоких вдохов, чтобы нагнать кислорода в больную голову. Затхло пахнуло блевотиной. Норберто поперхнулся. Пошевелил руками. Их все еще сковывали наручники. И труба тоже никуда не делась. Норберто попробовал подать голос. Получилось. Тогда он собрался с силами и заорал, призывая на помощь. От напряжения голове стало нестерпимо больно, его чуть снова не вырвало, но он продолжал кричать.
Внезапно дверь отворилась, и вошел Эстеван. На секунду яркий свет ударил в глаза Норберто. Он успел заметить, что лежит в ванной комнате в хорошем доме. Уютно мерцал чистый, белый кафель. Над ним висела фаянсовая раковина, напомнившая ему гостиничный номер, в котором однажды он балдел с двумя уличными проститутками и унцией кокаина. Приятное воспоминание! Губы Норберто тронула улыбка, но только на мгновение, потому что Эстеван принялся яростно пинать его ногами по ребрам, по лицу, по гениталиям.
Макс Ларга сидел перед большим экраном своего телевизора. Полы халата распахнулись, и его голый живот грела миска с попкорном, только что вынутым из микроволновки. Шла передача, посвященная японской кухне. Ларга скучал, но работа требовала от него быть в курсе последних веяний в кулинарии, а японская кухня как раз находилась на взлете популярности. Издатели уже достали его своими просьбами написать о том, как дома приготовить суши, что, по убеждению Ларги, приведет к тысячам случаев пищевого отравления. Он пытался отговорить издателей от этой затеи, но те и слушать не хотели. Вот и смотри теперь! Понятно, что для приготовления суши единственное и самое важное условие – высокое качество ингредиентов. Найдется ли достаточно свежая рыба на рыночных прилавках Пеории? Или какая-нибудь не подозревающая опасности домохозяйка приготовит маки из зубатки недельной давности? Ох, и неспокойно у него на душе от всех этих сомнений!
Ларга горстями засовывал попкорн себе в рот. Пальцы стали жирными на ощупь, толстые губы еще больше набухли и блестели от масла и соли. От теплой миски возникло приятное ощущение между ног, постепенно переросшее в легкое возбуждение. Ларге вспомнились выпавшие на его долю любовные связи. Изнывающие от однообразного быта домохозяйки, приходившие на презентации его кулинарного творчества. Деловые женщины, соседки по креслу в самолетах или у барной стойки в гостиницах. Так или иначе, он всегда ухитрялся с кем-то переспать. Но эти мимолетные знакомства не приносили ему истинного удовольствия, какое он получал, например, вкушая хорошо созревший сыр или правильно сваренный суп. Ларга даже начал беспокоиться, уж нет ли в нем каких-то отклонений или, может, некоторые аспекты секса недоступны его пониманию? Именно эта озабоченность в первую очередь подтолкнула его пойти на курсы мастурбации. Он рассуждал так: если я научусь удовлетворять самого себя, мне будет легче достигать этого вместе с другими.
Ларга переключил телевизор на эротический канал и стал наблюдать, как две блондинки сначала перепачкали одна другой груди шоколадным сиропом, а затем принялись слизывать его, шумно втягивая в себя воздух и причмокивая. Ларга, как учили, взялся рукой за отвердевший член, устроился на диване поудобнее и выполнил свою домашнюю работу, благо слой жира на пальцах послужил ему вместо мази.
8
Боб разглядывал свой пенис, вытянувшийся до предела и подрагивающий от напряжения. Он проснулся ранним утром с потрясающей эрекцией и теперь мог полюбоваться этим зрелищем во всей красе. Ну почему Мора называет его член омерзительным? Конечно, не такой длинный, как, скажем, у актеров в порнофильмах, но, во всяком случае, до сих пор жалоб на него не поступало. Напротив, женщины, которым довелось с ним познакомиться, обычно не скупились на положительные отзывы.
И наверняка вполне искренние. С эстетической точки зрения пенис выглядел очень привлекательно – красивой, пропорциональной формы, здорового розового цвета. Боб содержал его в чистоте. Пользовался презервативами. Неужели у Моры прорезались лесбиянские наклонности? Боб уже пережил подобный удар судьбы еще в колледже – ему тогда пришлось расстаться со своей подружкой.
Мора мирно спала рядом. Боб присмотрелся к ней и решил, что она совсем не похожа на лесбиянку. С другой стороны, разве можно определить это по внешности со стопроцентной гарантией? Люди меняются со временем.
Мора лежала на боку спиной к Бобу и ровно дышала. Он вспомнил, как впервые увидел ее спящей. До сих пор ему не встречалась более целеустремленная и жизнедеятельная личность. В постели Мора вела себя, как армейский сержант на плацу во время занятий по строевой подготовке, выкрикивая команды и безжалостно наказывая, если они не выполнялись в точности и своевременно. Боб привык, что женщины во время секса, как правило, стеснительные, довольно неловкие и в большинстве очень нежные. Мора совершенно не такая! Он не раз восхищался ее умением планомерно и целенаправленно обеспечивать достижение оргазма. Неудача полностью исключалась из числа вероятных результатов.
Энергия Моры била ключом не только в постели. Она не дожидалась, когда Боб взвесит все «за» и «против», размышляя, в какой ресторан пойти ужинать. Просто назначала ему место и время встречи. Боб с восторженной готовностью принимал ее выбор, тем более, что он неизменно оказывался удачным. В общем, Мора была изумительной женщиной, и Боб испытывал достаточно чувствительные угрызения совести, типичные для представителя мужской половины человечества эпохи постфеминизма, чтобы не замечать, какая она па самом деле деспотичная, иногда несносная и явно подверженная неврастении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29