Их брак был из тех, что "совершаются на небесах". В значении – брак двух звезд. Герой Раанской войны Эвинд и Тиетар-Интали, женщина-модель, кумир и мечта Империи, чье лицо и тело были известны каждому на Двенадцати Созвездиях. Эвинд тогда всего день или два как вырвался из самого горнила войны, будучи вызванным в штаб, и был уверен, что через день или два снова окунется в пекло сражений. Прием у командующего сектором оказался для капитана "Шквала" полнейшей неожиданностью – тем большей, что в огромном банкетном зале присутствовало немалое число гражданских лиц. Флагману нужно было несколько сотых, чтобы мобилизоваться, извлечь из недр сознания маску Того Самого Эвинда, которую, по счастью, не надо было носить хотя бы во время боев, – и в эти несколько сотых он выглядел, возможно, потерянным. Женщина в длинном вечернем платье приблизилась к нему, остановилась напротив и улыбнулась: "Вы, кажется, тоже впервые здесь? Тогда давайте вместе пойдем поищем наши места". Эвинд взглянул в бездонные, словно отгороженные от света завесой ресниц темные глаза и понял, что пропал. Тиетар-Интали была не просто женщиной, не просто прекрасным божеством… она была другой. Ее мир – мир индустрии развлечений, высокой моды, музыкантов, живописцев, скульпторов, для которых мая Тиетар была моделью, – был так далек от рвущего уши и сердце грохота войны, которую только что покинул Эвинд… И ради чего он сражался все это время, если не ради того, чтобы завоеватели никогда не смогли поднять руку на таких, как она!
Переговоры в штабе затянулись, на другой день Эвинд снова встретился с Тиетар-Интали – ее нужно было сопровождать на какой-то очередной благотворительный прием – потом еще раз и еще… Пока кто-то посторонний и почти незнакомый не поздравил их, а в светской хронике не начали склонять их имена, только неотрывно друг от друга. Эвинд не ждал этого. Тиетар влекла его, как несбыточная мечта. Она была не только красива, но и образованна, и умна, с ней всегда находилось о чем поговорить, оценки людей и событий, которые она давала, были критичны и отточены. Флагману было просто хорошо рядом с ней… Но думать, будто она может принадлежать ему одному, было также нелепо, как объявлять монополию на солнечный свет. Смущенный, обозленный, он набрал номер Тиетар – за ее спиной мерцал информ, где в новостях планеты повторяли все ту же сплетню о них двоих. "Что мы теперь будем делать с этим?" – желая провалиться сквозь пол, спросил он. Тиетар задумчиво глянула на информ. "Кажется, нам остается только пожениться", – спокойно сказала она, будто прочтя мысли флагмана.
Они любили друг друга, к каким бы разным мирам ни принадлежали; даже теперь все у них могло бы идти хорошо… Если бы только он не был Героем Двенадцати Созвездий, а она Моделью Империи. Любовь гибнет, когда на нее направлены сотни миллиардов глаз. Слова искреннего чувства застревают в горле, когда вспоминаешь, что они принадлежат исполняющим роли "звездной пары", "идеальных партнеров" растиражированного по всей Империи "образца счастливого брака". Страстность в их отношениях прошла. Но ее сменили внимательность, понимание, терпение. Оба честно и до конца выполняли свой долг друг перед другом.
До сих пор.
Проснувшись утром, Эвинд не сразу сообразил, где он. Не капитанская каюта "Шквала" и не полумрак супружеской спальни… Неширокий, мягкий, приспосабливающийся к очертаниям тела диван в нижней зале. Посуда была убрана, свет и стерео выключены после того, как хозяин уснул, – хранитель делал это и раньше, но тогда не стояла повсюду такая мертвая тишина. Тия всегда слушала новости, музыку или тихо напевала про себя. Тия! Почему?.. Ах да, ведь она вчера ушла от него.
Эвинд поднялся, совершил, сам не зная зачем, весь положенный – и никому сегодня не нужный – утренний ритуал, натянул легкий комбинезон, в котором обычно ходил дома. На столе уже ждал завтрак – такой же, как обычно в те дни, когда обязанности командира призывали Эвинда на линкор в сумеречные предутренние часы и он ел один задолго до пробуждения жены. Но сегодня все казалось флагману безвкусным. Эвинд едко усмехнулся над собой. Для чего только Джимарг дал ему три дня отдыха? Не стоит больше оставаться в этих стенах. Надо переодеться и отправиться на "Шквал". На свое место. Домой?
Но Эвинд знал, что никуда не поедет.
Ночь прошла трудно – рана не беспокоила, но голова была невыносимо тяжелой, и не от выпитого даже… От безжалостной пытки ментоскопом.
За пятнадцать лет службы Империи Эвинд изучил, как ментоскопирование влияет на него. Никаких болезненных реакций в процессе, зато потом приходили сны. Газ-галлюциноген и лучи аппарата словно подтачивали плотину дисциплины, контроля над собой, и наружу внезапно прорывалось все то, о чем Эвинд давным-давно перестал думать… даже то, что он полагал намертво забытым.
После всего, что произошло вчера, флагману полагалось бы бредить Тиетар. Но жена ушла даже из его снов. Вместо Тии Эвинду снилась его родина.
"Империя неоднократно предлагала нам войти в число ее планет.
А мы – мы неоднократно отказывались.
Отчего?
Мы всегда осознавали свою неполноценность рядом с Империей. Еще с тех пор, как чужие корабли впервые прибыли на Теллару. Мы были тогда всего только кучкой разобщенных, разбросанных по континентам государств – но известие о том, что мы не одиноки в небесах, захлестнуло всех небывалой волной энтузиазма. Мы бросили сражаться друг с другом и взялись строить звездные корабли, чтобы на равных войти в содружество "существ разумных"… Но когда покинули наконец пределы своего мирка, то увидели, что по сравнению с Большим соседом – Империей Двенадцати Созвездий – навсегда останемся племенем папуасов, в своих долбленках гонящихся за трансокеанским многопалубным лайнером.
Мы вернулись к прежнему образу жизни, но забыть то, что видели и поняли, были уже не в силах.
Патриотизм снова, как никогда, вошел в моду. Мы гордились тем, что мы телларийцы, что мы свободны, что наша планета прекрасна. Так оно и было, и всем этим, возможно, в самом деле следовало бы гордиться… Если бы от каждого подобного заявления комком в горле не стояла горечь.
Каждые десять лет после нашего первого – и последнего – выхода в Галактику приносили больше достижений и открытий, чем прежде век-полтора. Но как мы ни старались, одной планете не догнать целый конгломерат миров. Наши спутники ловили имперские программы, имперские корабли время от времени выходили на нашу орбиту. Были отчаянные, которые пытались прорваться туда, чтобы увидеть космос. Некоторым это удавалось. Их предавали анафеме. Никто из них никогда домой не возвращался, чтобы рассказать о своих успехах, – но их имена обрастали легендами. В такие дни горечь становилась ощутимее и острее.
И все же, несмотря на случаи ренегатства, Теллара была единодушна. Если мы не можем войти в союз миров как равные или как старшие, мы останемся вне союза миров. Мы культивировали свою изоляцию, мы носились со своей "независимостью". И снова начали увеличивать содержимое арсеналов, чтобы отстоять свободу и независимость, если Большой сосед захочет присоединить нас силой. Мы упорно закрывали глаза на очевидный факт, что Большому соседу на нас совершенно наплевать.
Такое положение длилось десятки десятилетий.
Ecjm очень часто повторять какую-нибудь избитую истину, найдется наконец простодушный, который поверит ей. Секрет полишинеля становится настоящим секретом, когда в кругу посвященных появляется посторонний.
Вырастали поколения тех, кто не видел и не понимал. С рождения вокруг них твердили о свободе, независимости и угрозе со звезд. И они верили. Не могли не поверить – ведь этими понятиями был пропитан воздух вокруг них.
Они верили. И становились воинами.
Теллара никогда не была мирной планетой. Здесь всегда грохотали битвы воинственность у телларийцев в крови.
А уж если ее терпеливо пестовать и взращивать…
Мы сделались расой воинов. Мы не в состоянии были догнать Империю в том, что касалось науки, техники, медицины, звездоплавания, – но мы знали наверняка: если кто-нибудь попробует захватить Теллару, он сделает это не раньше, чем убьет последнего теллариица, и не прежде, чем оружие из телларииских арсеналов превратит нужную ему землю в черную выжженную пустыню.
И теперь Империя заметила нас. Теперь она начала с нами считаться.
Больше того, именно в это время мы стали ей жизненно необходимы. Все десятилетия, что мы культивировали сбой изоляционизм, Ал'Троона расширяла свои владения. Ассимиляция – главный враг крупных образований. Когда Империя включила в себя множество новых миров, боевой дух начал изменять ей. Для все накалявшейся борьбы с Владычеством Раан Двенадцати Созвездиям нужна была свежая кровь. Кровь воинов, которые не отступают, когда видят десятикратное превосходство врага, которые не сдаются, попав в окружение, а убивают себя вместе с теми, кто осмелится приблизиться к ним.
Империи срочно понадобилась Теллара.
И пробил наш час. Теперь мы могли диктовать Ал'Трооне любые условия. Мы "вошли бы в союз миров", куда так долго стремились, "на равных".
Но политика изоляционизма, которую мы так долго проводили, на этот раз сыграла против нас.
"Пусть попросят еще", "пусть расширят свои предложения", "пусть увидят, что телларийцев им не купить". Мы наслаждались триумфом и желали продлить его еще… еще хоть на день!
Мы тянули до тех пор, пока сквозь все наши кордоны и орбитальные укрепления не прорвался первый корабль раан.
Мы уничтожили раанский звездолет, но в этой части нашей планеты никогда больше не восстановится жизнь. И одно дело, когда такой ценой можно отогнать врага, который в состоянии понять полученный урок. Совсем другое, когда враг настолько безмозгл – или упорен, – что будет повторять атаки снова и снова, пока не покончит с защитниками или не добьется своего, как, мы знали, это происходило уже давно во многих десятках внешних миров.
И тогда мы уже сами должны были просить Империю принять воинов Теллары в ряды своих армий пусть даже ради этого нам пришлось встать под протекторат лазорево-черного знамени.
Империя получила своих воинов. Но телларийцы не стали почетными наемниками, как могли бы, прерви они свой триумф несколькими месяцами раньше. Нами стали затыкать все бреши, из наших тел возводили баррикады при отступлении, мы находились на острие меча в каждой атаке.
И Империя всегда знала, что мы опасны. Нам доверяли катера-истребители, наземные машины, командование взводами, ротами, эскадрильями.. никогда вгэскадрами, дивизиями, штабами.
И дело вовсе не в засилье расы чистокровных имперцев – хотя их шовинизмом пропитаны все Двенадцать Созвездий. Просто прежде присяги на верность Великому Дому мы по-прежнему целовали знамя Теллары. Мы везде и всегда помнили, что за планета нас взрастила. И Империи, как бы она этого ни хотела, не удавалось ассимилировать даже тех, кто был, как я, навсегда отдан ей в служение.
Возможно, имперцы даже не сознавали, как им повезло с этой неудачей. Ведь, перестав быть телларийцами, мы утратили бы в себе качества бойцов. Что поделать, понятия "теллариец" и "боец" не существовали друг без друга.
Но мы были кастой отверженных. Слово "теллариец" в устах большого числа имперских чинов звучало лишь немногим уважительней слова "раан".
И все равно мы были нужны им.
Я вырос в Зеленых Холмах. Испокон века тамошним уроженцам приписывали скупость в чувствах и непреклонную гордость вместе со слепящей яростной ненавистью ко всякому внешнему врагу. Но моя мать, погибшая на боевом задании вместе с отцом, была уроженкой Восточного материка Теллары – и я унаследовал от нее умение, сильно затрудняющее жизнь: умение сквозь внешнюю оболочку заглядывать в самую суть вещей.
Отчего Империя позволила раанам так далеко продвинуться в глубь соседних территорий, прежде чем прислушалась наконец к воплям уничтожаемых и вступила в войну с Владычеством? Не потому ли, что надеялась прибрать к рукам ослабленных соседей – и стала сражаться, лишь когда поняла, что не удастся в стороне дождаться победы одного из соперников?
В бытность свою курсантом я не задавался такими вопросами – я еще не знал об Империи того, что знаю теперь. Но я никогда не прекращал размышлять о том, что видел. И бесчисленные "почему?" теснились в моей голове, хотя все армейское окружение, вся казарменная жизнь устроена таким образом, чтобы превратить новобранца в машину для слепого исполнения приказов, тем самым раз навсегда отучить его думать.
И все-таки я не прекратил этого вредного занятия Ни на учебных полигонах Теллары, ни в отсеках для новичков на борту имперского транспортника, где нам принялись преподавать "военную науку" сразу после старта с орбиты. Меня били, больно и жестоко. Результатом было только то, что я выучился обороняться словом и делом. Здесь я проходил науку выживать.
Умение думать не прошло мне даром. Тесты по прибытии дали такие результаты, что имперцы – редчайший случай! – дали возможность новобранцу с отверженной Теллары отправиться в военную академию. Я должен был по гроб жизни быть благодарен им, молча выполнять все, что мне говорят, молча впитывать знания в надежде однажды – когда-нибудь! – добиться поста высшего офицера.
А я решил, что имперские военные архивы и библиотеки созданы только для того, чтобы курсант-новобранец с отверженной Теллары изучил их и нашел не замеченный дотоле генералами и адмиралами наилучший способ победить врага. Я нарушал запреты, я лез туда, куда не просили. Я задавал вопросы, которые даже связно формулировать про себя считалось крамольно. Отчего мы бьем раан, ничего о них не зная? Чтобы успешно отразить врага, не нужно ли сначала его понять? Где можно добыть сведения о цивилизации, культуре, жизненной философии раан?
В дни, когда Империя терпела от Владычества поражение за поражением, когда за рептилиями не желали признать даже капли разума, – как бы абсурдно это ни было, подобные вопросы не могли остаться безнаказанными.
Меня показательно взяли на проникновении в надежно запертый архив, предъявили обвинение… Но я все же нашел в этом архиве нечто такое, что не позволило дальше продолжать дело против меня. Вмешались несколько старших офицеров… Я был просто выброшен из академии в чине младшего мичмана все-таки я недаром проучился целый год – и отправлен на передовую, туда, где, как мне сказали, "мое желание изучать раан будет полностью удовлетворено". Я отличился – раз, и два, и три; меня не хотели продвигать наверх, но сделать ничего не могли, посему дали мичмана, затем секунд-лейтенанта и запихали в такой медвежий угол, какой только смогли отыскать. Разрушенная база Кризи должна была гарантировать, что о неудобном телларийце больше никто никогда не услышит.
Но судьба именно на меня направила челнок перебежчика Ки-Маар…
На Телларе когда-то верили в богов, потом перестали, хотя постоянно клялись их забытыми именами. Но я помню маску насмешницы-Доли, которая властвовала даже над волей богов, постоянно путая самые продуманные планы, превращая победы в поражения, поражения – в победы и швыряя людей по своей прихоти вопреки их намерениям и целям.
Порой я думаю, что широкая ухмылка этой маски – истинный герб каждого живущего.
Особенно мой.
И лишь на один вопрос я так и не знаю ответа: почему меня не убили тихо и тайно, когда я совершил на Тьерс свой "бессмертный подвиг"?
Они, правда, уже уверились, что я умею терпеть и молчать. И все же как неразумно было оставлять меня в живых… Пожалуй, еще неразумнее, чем делать телларийца Героем Империи.
С другой стороны, они еще никогда ничего не сделали напрасно.
"…девушки будут вешать ваш стереопортрет у себя над кроватями. Союзники и провинции станут посылать в армию Двенадцати Созвездий вдвое больше своих сыновей, что те прославят свою малую родину, как вы – Теллару".
Координатор имперской пропаганды была права. Теллара… Да, я прославил ее. Если бы я знал как – я взорвал бы свой катер-матку в тот самый миг, когда впервые увидел челнок Дона Аньо. Но не исключено, что тогда Империя и Галактика пали бы под добивающими ударами раан…
Доля-Судьба, даже когда ты даешь людям выбор, ты не оставляешь его им.
… Я оказался на Телларе через четыре галагода после Тьерс. Зачем я вообще туда отправился? Деда уже давно не было в живых – он умер в тот самый день, когда узнал о Золотой цепи, обвившей мое плечо. Чего я искал? Неужели подтверждения, что, несмотря на годы и расстояния, я по-прежнему остался телларийцем? Остался самим собой…
Боги! Мне было всего восемь, когда я узнал, что моих родителей больше нет. Мать была координатором полевых операций, отец должен был обеспечивать ее безопасность… она довела дело до конца и вывела тех, кто был ей поручен, из-под огня в зону кораблей, но саму ее вместе с отцом накрыло точно наведенной ракетой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38