Старый Кустов работал на этой ферме, и в его обязанности входило
выпускать по утрам единственного в колхозе быка-производителя во двор
"размять ноги". Так поступил он и сегодня. Открыл стойло и вывел быка. И
вдруг у самой двери во двор бык заупрямился и не захотел выходить, тогда
как обычно выбегал весьма охотно. Степан Никифорович, удивленный поведением
животного, слегка хлопнул его по крупу, но бык пятился назад, и тогда
старик, рассердившись, схватил метлу и сильно ударил упрямца.
- Вот тут и случилось это, товарищ начальник, - сказал Степан
Никифорович. - Он - бык, значит - кинулся вперед и только миновал порог,
как исчез, ну словно провалился сквозь землю. Вышел я, огляделся, а его и
след простыл. Я туда, сюда - нет быка! Ну, пошел к председателю. Вместе
поискали, потом другие подошли. Пропал бык! Тогда председатель и говорит:
"Сейчас машина пойдет в город. Поезжай, Степан Никифорович, и расскажи кому
следует". Ну вот я и приехал. А вы уже и сами все знаете!
- То есть почему же это мы все знаем?
- Да вот он, - Степан Никифорович показал на вспыхнувшего Сашу, - внук
мой, значит. Он сказал, что вы, однако, все уже знаете, И что все это...
- Постой! - перебил старика Саша, - Постой! Я, товарищ старший
лейтенант, просто угадал...
- Опять, значит, ясновидение! - Кузьминых улыбнулся. Тебя скоро
придется в цирк отправить. Ну ладно! - Он встал. - Спасибо за сообщение!
Лежите, Степан Никифорович, как врач велел. И не гневайтесь на нас за быка.
Иного выхода, как только застрелить его, у нас не было!
- Где уж тут выход! - сказал Кустов, довольный уважительным отношением
к себе милицейского начальника. - Если не иметь опыта, с быком лучше не
связываться. Но, однако, зачем вы затащили его в дом?
- Не затаскивали мы, он сам к нам пожаловал. В этом-то вся загвоздка,
Степан Никифорович! Но нам с вами ничего не понять, пока ученые люди не
разберутся.
- Это уж точно! Эх, приехать бы мне пораньше! Был бы живой наш бык.
- Живой-то живой! - проворчал Кузьминых, выходя с Сашей из комнаты. -
Да все равно не рассказал бы, где находился в течение трех часов, вот в чем
дело!...
Только войдя вслед за старшим лейтенантом в кабинет - арену недавней
корриды, - Саша спросил:
- Где он находился в течение трех часов?... Ты думаешь, где-то
находился?
- А как же иначе!
- Значит, и Анечка где-то находится, и наш Белка тоже?
- По-моему, да!
- Где же?
Кузьминых нахмурился.
- Я не ясновидец, как некоторые, - сказал он. - Откуда я знаю. Но
где-то они должны быть, если живы. Впрочем, - прибавил он, - мертвые тоже
не могут исчезать бесследно.
Он задумчиво посмотрел на тушу быка, загораживающую половину кабинета
(до приезда начальства было решено ничего не трогать), и вздохнул.
- Вот кто мог бы рассказать многое, да не расскажет! Давай-ка, Саша,
подытожим события, разберемся до приезда начальства. Если есть мысли,
выкладывай!
- Я думаю...
- Вот и хорошо, что у тебя есть о чем думать. А у меня никаких мыслей
нет.
Могло показаться странным, что после всех происшествий сегодняшнего
дня они могли спокойно говорить и даже обмениваться шутками. Словно и не
исчезала трехлетняя девочка, не лежал тут же рядом неведомо как оказавшийся
здесь бык, словно ничего, выходящего за рамки обыденности, не случилось. Но
это, опять-таки, как в семье Кустовых, действовал инстинкт самозащиты.
Мозг, неосознаваемо для них, защищал себя от вторжения того, что могло
нанести ему вред. Так было не только с Кузьминых и Сашей. Все сбежавшиеся
на выстрелы и видевшие быка давно разошлись по своим местам и не только не
говорили о происшествии, но даже старались о нем не думать.
- Вот посмотри! - сказал Саша, подходя к карте города и его
окрестностей. - Видишь, вот наша улица, на ней расположены дома, наш и
Болдыревых. Они стоят на одной линии, вдоль улицы, а она совершенно прямая.
И такая же прямая идет дальше дорога от города до колхоза. Выходит, что оба
дома и колхоз тоже на одной линии. Улавливаешь?
- Продолжай! - Кузьминых начал волноваться. Он понял мысль, пришедшую
в голову Кустову.
- В одно время, а именно в десять минут восьмого, три существа -
ребенок, бык и кот - пересекли эту невидимую линию и исчезли. А что было до
этой минуты? И что после нее?
- Что-то я плохо улавливаю.
- Потому, что не видел, как исчез Белка. До своего прыжка он что-то
почуял. Я видел, как он пристально смотрел сначала на пол, впереди себя,
потом вперед, постепенно поднимая голову. Нечто невидимое и для человека
неслышимое медленно поднималось, я уверен, не только в нашем доме, но и по
всей линии, о которой мы только что говорили. А потом кот прыгнул сквозь
это нечто и исчез. Теперь вспомним рассказ моего деда. Бык тоже что-то
чуял, он заупрямился, не хотел выходить, а когда удар деда заставил его
выйти, он тоже исчез. Трехлетний ребенок конечно ничего не почуял, пересек
линию и исчез.
- Здорово! - искренне восхитился Кузьминых. - Ну, а что было после?
- А после происходило вот что, - сказал Саша. - Мои родители, брат, я
сам, все, кто находился в доме Болдыревых (ты сам, между прочим), мой дед
вслед за быком - все много раз пересекали эту невидимую линию, но, однако,
никуда не исчезали. Линия, видимо, сама исчезла, во всяком случае,
перестала "действовать". Впрочем, лучше называть это нечто не "линией", а
"полосой", расположенной вертикально. Но что это за полоса? Откуда она
взялась в нашем городе и его окрестностях? Мне кажется, - неожиданно
закончил Саша, - что это какие-то опыты, проводимые какими-то учеными, вот
и все!
- Вот и все! - повторил Кузьминых. - Прав ты или не прав, сказать
затрудняюсь. За такие опыты под суд отдают. Ты забыл про девочку
Болдыревых? Ничего себе опыты, убивающие детей!
- Быка этот опыт не убил, однако! Убили его мы...
Саша вдруг замолчал, пристально всматриваясь в карту. Удивленный
старший лейтенант услышал, как он прошептал:
- Кабы не мороз! Ну, а если все-таки!...
- Ты это про что?
- Погоди! Дай-ка линейку
Кузьминых молча достал из ящика стола и подал Саше пластмассовый
треугольник, по краю которого был нанесены риски делений.
Саша почти вырвал треугольник из руки старшего лейтенанта. Тот ничего
не сказал, терпеливо ожидая объяснений.
- А что, если не в доме, а на улице! - тихо произнес Саша. Потом он
повернулся к Кузьминых, стоявшему возле стола капитана Аксенова.
- Товарищ старший лейтенант, - сказал он четко, но заметно
взволнованным голосом, - прошу вас срочно позвонить в сельсовет деревни
Фокино!
Кузьминых даже не спросил о причине столь неожиданной и странном
просьбы. Ом просто и как-то сразу поверил в то, что позвонить, и именно в
Фокино, совершенно необходимо. Что он скажет, когда его соединят с
фокинским сельсоветом, он не подумал.
Младший лейтенант Кустов, самый молодой сотрудник городского отделения
милиции, до сегодняшнего дня ничем не примечательный, внезапно приобрел в
глазах Кузьминых непререкаемый авторитет. Раз он говорит - надо, значит -
надо!
Но старшему лейтенанту не пришлось придумывать предлога; для своего
звонка или передавать трубку Саше. Едва только он сказал: "Говорит
начальник Н...ской милиции", чей-то голос не том конце провода радостно
воскликнул: "Вот хорошо! А мы только что собрались звонить вам!". А дальше
ошеломленный старший лейтенант услышал такое, что в первое мгновение
усомнился - уж не спит ли он? На прерывая собеседника, он слушал минуты
три, потом спросил только: "В каком состоянии?" - и, получив ответ, положил
трубку. Ни слова не говоря Саше, вопросительно смотревшему на него,
Кузьминых позвонил и приказал вошедшему сержанту:
- Быстро - машину!
Сержант ответил: "Есть!" - и вышел. Кузьминых нервно потер пальцем
виски, повернулся к Саше и не менее минуты смотрел на него, словно в первый
раз видел.
- Она там? - спросил Саша.
- Послушай! - Старший лейтенант снова потер виски, хотя голова у него
и не болела. - Что это означает, однако? Ты что, и в самом деле
ясновидящий? Ну с чего ты взял, что Анечка в деревне Фокино, а не в поселке
станции Озерная, например?
Саша поморщился при слове "ясновидящий". Еще прилипнет к нему это
прозвище, потом не отделаешься!
- Все очень просто! - объяснил он. - Просто и не требует никакого
ясновидения. Я подумал, что если мог вернуться бык, то почему должна
пропасть бесследно девочка? Не логичнее ли предположить, что и она
вернулась. А где она могла оказаться? По аналогии - в пятнадцати километрах
от города, но в другую сторону. А там как раз расположено Фокино, на одной
линии, если провести ее от колхоза через город. Вот и все! А как она,
Анечка - появилась в доме?
- Нет, ее увидели на улице.
- Раздетую? В одной рубашке?!
- Да, в рубашке и босиком. На снегу, в двадцатитрехградусный мороз. И
она совершенно здорова, их фельдшер осмотрел ее. Но вот что странно. Они
толкуют о какой-то пленке. Я что-то не понял. Сейчас будет машина. Заезжай
за Болдыревой и за доктором, я позвоню в поликлинику. Фельдшеру я не
слишком верю. И в Фокино! Я бы м сам поехал. но начальство вот-вот
прибудет. Только ты позвони мне оттуда обязательно!
- А что она, Анечка, говорит?
- Не знаю! Они об этом ничего не сказали. Главное, в конце концов, что
девочка не замерзла, как это ни удивительно. Из теплой постели - и прямо на
улицу, на мороз!
- Через три часа, - добавил Саша.
- Что через три? Ах да, верно! Где же она могла находиться эти три
часа?
- Снова тот же неразрешимый вопрос, - сказал Саша. - Я вот что думаю.
Если бык мог пройти пятнадцать километров, то ребенок трех лет никак не
мог. Значит, они оба не шли, не ехали ни на чем, в общем, не передвигались
понятным нам способом, И все же... Да еще пленка какая-то! Что за пленка,
откуда? Послушай, старший лейтенант, тебе на страшно?
- Страшно? Пожалуй, да, есть немного. Не по себе как-то! Что ни
говори, а к чудесам мы не привыкли, однако!

ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой подтверждается старая истина,
что шила в мешке не утаить
В милицейском "пикапе" с закрытым кузовом было тепло. Полина Никитичне
отказалась сесть рядом с шофером и попросила Сашу ехать с нею в кузове. В
кабину сел врач из городской поликлиники, Семен Семенович, который по
совместительству исполнял обязанности судебно-медицинского эксперта.
Полина Никитична всю дорогу донимала Сашу вопросами, на которые он не
мог ответить. Она еще не оправилась от потрясения, вызванного исчезновением
внучки, а затем и известием о ее появлении, и хотела знать подробности,
вообще никому пока не известные. "Какой же ты, Сашенька, милиционер, если
ничего не знаешь?" - говорила она и плакала.
- Тетя Поля, - убеждал Саша, - о чем вы плачете? Радоваться надо, а не
плакать. Анечка жива и здорова и ничего с ней не случилось. Сейчас вы ее
увидите!
Но на Полину Никитичну его доводы не действовали.
Но вот наконец и фокинский сельсовет.
Их ждали, и председатель совета сразу же доложил, как только Саша
вышел из машины:
- Девочка в полном порядке, чувствует себя хорошо и не чихает!
Если судить по тону, это последнее обстоятельство казалось
председателю наиболее важным.
- Даже не чихает, - сказал Семен Семенович, торопливо проходя мимо них
в дом. - Тогда мне здесь делать нечего!
- Это вы говорили по телефону с начальником милиции? - спросил Саша.
- Так точно, я.
- Что это за пленка? Слышимость была плохая, начальник не понял.
- Пленки больше нет.
- Кто первый увидел девочку на улице?
- Не на улице, на дороге, метрах в двухстах от околицы. А увидели ее
два брата Седых, кузнецы наши.
- Где сейчас братья Седых?
- Тут, ожидают вас.
- Пойдемте! - сказал Саша.
Загадочная пленка не давала ему покоя. Он чувствовал, что именно в ней
заключена была разгадка более чем странного факта, что трехлетний ребенок,
совершенно раздетый, не замерз на таком морозе.
Анечку он увидел не сразу, ее заслоняла широкая спина доктора. Девочка
сидела на коленях Полины Никитичны, закутанная в шерстяной платок, концы
которого свисали до пола. Семен Семенович, видимо, только что закончил
выслушивать ее и сейчас с озабоченным лицом медленно свертывал трубки
фонендоскопа, пытливо смотря на юную пациентку, которая выглядела
совершенно здоровой. В комнате находились еще две пожилые женщины и братья
Седых.
В углу стояла большая круглая печь, от которой шел сильный жар.
Видимо, в нее подкинули сухих дров, чтобы Анечка могла как следует
прогреться.
"Уж не от жара ли исчезла пленка?" - подумал Саша.
Он и не подозревал, что снова, который раз в этот странный день,
угадал верно. Была ли эта необычайная проницательность не имевшим до сих
пор случая проявиться свойством его ума? Или сами необычные обстоятельства
вызвали ее? Человек часто, особенно в молодом возрасте, сам не подозревает,
какие способности в нем скрываются.
- Ну как, доктор? - спросил Саша.
- В высшей степени странно, - ответил Семен Семенович. - Девочка как
будто здорова! Никаких показаний! В легких чисто! Просто чудеса какие-то!
- Вот и наш фельдшер говорил то же, - сказал председатель сельсовета.
- Кстати, где он? - спросил Саша.
Председатель усмехнулся.
- Ушел! Обиделся, что вы захватили с собой доктора. "Мне не верят,
пусть сами разбираются", - так он сказал и ушел. Он у нас, однако, сильно
самолюбивый.
- Семен Семенович, - спросила Полина Никитична, - Анечку можно
одевать?
- Не можно, а нужно. Давно пора. Да что вы, право, словно боитесь
выпустить ее из рук! Никуда она не денется!
- Теперь-то никуда, а вот терять ребенка на дороге!.. - Председатель
сельсовета укоризненно покачал головой.
- Одевайте, одевайте! - поспешно сказал Семен Семенович. - Девочка
здорова, и нечего ее кутать в платок.
- Мы ее горячим молоком напоили, - сказала одна из женщин, оказавшаяся
женой председателя, - вот и здорова.
- Побудьте сами голой на морозе, поможет вам тогда горячее молоко! -
проворчал доктор.
Саше очень хотелось расспросить Анечку, но он подумал, что здесь, в
присутствии людей ни во что не посвященных, не знающих даже, что эта самая
девочка три часа назад таинственно исчезла. Этого делать, быть может, не
следует.
Саша взялся за братьев Седых.
Кузнецы охотно рассказали обо всем. Они увидели Анечку метрах в
трехстах от деревни, на дороге к кузнице. Девочка появилась перед ними
внезапно, словно из-под земли. Почему они не заметили ее раньше, им самим
непонятно. Увидели, и все! Откуда она взялась на совершенно ровном месте,
где нет ни кювета, ни деревьев, ни одного, кустика, ничего, они товарищу
младшему лейтенанту сказать также не могут. Просто увидели вдруг что-то
маленькое и черное.
- Черное? - удивленно переспросил Саша.
- На ней было что-то черное.
- Почему "что-то"? Платок, платье, шубка?
- Нет, что-то! Вроде пленки, облепившей все тело. Только глаза и нос
не были ею закрыты. Пленка совсем черная. Сначала мы решили, что перед нами
неведомо откуда взявшийся негритенок, и притом совершенно голый. Только
подойдя ближе, мы поняли, что это девочка, и отнюдь не негритянка. Глазки
голубые, а носик розовый. Не красный, как бывает на морозе, и не белый, как
должно быть, если бы она замерзла. Розовый, самый обычный, вот как сейчас.
Но обо всем этом мы подумали только потом. Сначала очень перепугались:
ребенок на морозе, почти голый! Пленка казалась совсем тонкой, да она и
оказалась тонкой, хотя и не прозрачной. Что подобная пленка может согревать
человека, нам и в голову не пришло.
- А рубашка? Разве на ней не было рубашки?
- Была, но под пленкой ее не было видно. Да и рубашка-то ведь не шуба,
ею не согреешься! Рубашку мы увидели потом, когда пленка растаяла.
- Как растаяла, сразу или постепенно? - спросил Семен Семенович.
- Почти что сразу, как вошли в помещение. Сперва посветлела, потом
стала серой, а не черной. А потом - смотрим, а ее и нет уже! Что это было?
Кузнецов больше всего заинтересовала пленка. Появлению девочки на
дороге, где только что никого не было, они не придавали того значения,
которое это появление имело в глазах Саши и Семена Семеновича. Они просто
думали, что почему-то не заметили ее раньше, пока не подошли совсем близко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11