Или сапог? Да насрать, лишь бы резиновые и высокие … Едва устроившись на НП, Ахмет обнаружил, что наблюдать, собственно, не за кем. Люди в деревне были, однозначно — это прекрасно чувствовалось даже на полукилометре. ( …А как ренген-то фурычит. Всегда бы так… — отметил Ахмет обострившееся чутье на человека, приписав его ночевке в лесу.) Только на улицу никто носа не казал, над деревней повисла тишина. Ни мычанья, ни гавканья, ничего, однако признаки жизни налицо — над трубами слабо шатались прижатые низкими тучами дымки, и даже те дома, где не топили, брошенными совсем не выглядели. …Блин, да не могут же они целый день дома просидеть. Жратву-то как-то надо же добывать… Ахмет с час безрезультатно пялился в монокуляр, затем, слегка разомлев под выглянувшим наконец солнышком, решил вздремнуть и направился к кострищу.Бабу он заметил совершенно случайно, обратив внимание на легкую тень, тронувшую край радарного поля. Она деловито перлась куда-то краем леса, помахивая пустой пластиковой канистрой. …Литров на двадцать. Доить пиздует. Значит, стадо по лесу раскидано. Понял, понял. — машинально прикинул Ахмет, тихонько выдвигаясь ей наперерез. С местом угадал, только перевел дух, как над подлеском уже запрыгала блескучая красно-фиолетовая косынка. Ближе, ближе… Оп-па. Даже дернуться не успела. Ахмет втащил бабу прямо в куст, за которым прятался. Зафиксировал руку, второй зажал рот, и, не давая прийти в себя, положил ничком на заранее присмотренное место. Баба заизвивалась, попыталась вывернуть рот из-под ладони, но Ахмет навалился на нее всей массой, и баба понятливо притихла. Заручившись согласием не орать, отпустил. Села, и тут же начала оправлять многослойные одежки, бросая на Ахмета не слишком уж и испуганные короткие взгляды.
Добиться от нее какой-либо информации не удалось. Рафига, как она назвалась, ни на йоту не приблизила Ахмета к цели похода. То ли она на самом деле не могла оценить нужду односельчан в Ахметовских товарах, то ли башкиры из Веникова за время анархии успели вернуть в женские головы шариат. Смирившись с тем, что товарообмен нынче совсем не женское дело, он попросил ее сообщить кому-нибудь из абыев о своем визите с целью взаимовыгодного обмена бус на Манхэттены. Забив стрелку у агростанции, Ахмет занял выгодную, как ему казалось, позицию, и сел ждать аборигенов. Все шло нормально, а главное — стало можно спокойно курить, не думая о маскировке. Дальнейшие события Ахмет старается вспоминать как можно реже, поэтому, щадя его самолюбие, пройдемся по ним пунктиром: местные выцепили его, как играющего в войнушку детсадовца — хваленый радар даже вякнуть не успел. Еще по дороге к деревне забрали все, что было в карманах, волыну, обувь и большую часть одежды, несколько раз деловито пнули — надо сказать, по делу, когда пытался упираться. Просидев до вечера в каком-то непонятного назначения сарае, к вечеру был приведен пред раскосые очи местного аналога Коня. Должность эту исправлял в Веникове бывший начальник местной мусарни Магомедыч, старый (как сказать, обашкирившийся? не знаю, оставлю так) полутатарин-полулезгин лет шестидесяти; изменений в его облике видевший его лет десять назад Ахмет не заметил, бывают такие старики — мелкие, жилистые, которые по достижении определенного видимого возраста меняться перестают. Оказалось, местные в основном промышляют ловом рыбы в Кожаном озере, и Магомедыч весь день пасется там. Повезло — Ахмет был с ним шапочно знаком: как-то заносило на рыбалку в компании, предпочитавшей отдых на Кожаном, а высочайшее разрешение омыть сапоги в охраняемом водоеме надо было выменивать на пузырь именно у него. Нет, конечно, убивать его и так бы никто не стал, но знакомство роль свою все же сыграло. Когда после обстоятельной беседы двое рослых башкир вывели его во двор краснокирпичного особнячка и подтолкнули в сторону дороги на Тридцатку, важно стоящий на крыльце Магомедыч что-то скомандовал в лабиринт дощатых сараюшек во дворе. Оттуда мгновенно, словно ждала наготове, вылетела замурзанная девчонка, шлепнула перед Ахметом чудовищного розового колера резиновые сланцы и встала, весело щурясь на милостиво отпущенного пленника.
Не доводилось гулять по заросшей дороге в сланцах? Летом бы все ниче, но в конце сентября прогулки в четверть сотни верст, в сланцах с оторванными лямками и одной майке запоминаются надолго. Первые пятьсот метров Ахмет просто радовался, что съехал со вполне реальной пики, и шлось ему легко, летелось, можно сказать. Следующие километра три, несмотря на вновь зарядивший дождик, он яростно прошлепал по лужам, осуществив в воображении с десяток карательных операций по вразумлению вероломных башкортов, нагло отнявших у него: АК-74 новый — 1шт., полный рожок пятерки — 2 шт., бинокуляр 6х32 в чехле — 1 шт., рюкзак кожаный импортный — 1 шт., и это только из крупных потерь… А еще куртка танкистская летняя — задроченная, конечно, но еще вполне, штаны камуфляжные, ботинки-мартенсы, пачка винстона еле начатая, зажигалка-федор! Да кусок лепешки, наконец! Хорошо, хоть АПБ в этот раз не взял… Су-у-у-уки!!! Паррррву блядей! Но реальность что-то давалась в ощущениях, благородную ярость успешно смирявших. От мокрой резины на стопе вылезли зачатки будущих пузырей, мокрая майка перестала нагреваться от тела, подозрительно ненавязчиво саднило в почках — Ахмет уже на полном серьезе начал бояться за свой организм, которому оставалось шагать еще пятнадцать верст. Однако дошел, за ночь дошел, куда ж деваться. Ладно хоть его триумфальное возвращение не видел никто, кроме жены. Вдобавок оказалось, что капитально простыл, несколько дней пролежал с жаром, кашляя как тубик — сухо, до крови.
Пока валялся, в голове насчет ошибок похода малость прояснилось; теперь Ахмету даже казалось странным — как можно было не понимать такие элементарные вещи. …Явился, мудило гороховое, еще б речь им толкнул, типа «Я пришел осчастливить вас плодами цивилизации!», мудило, ох, муди-и-ило… Это ж их самый кошмарный сон, единственная внешняя угроза — мы, «городские». И как не порвали сразу, тем более, на бабу ихнюю в лесу напал… — Ахмета до сих пор потряхивало от походных впечатлений. — …У них еще здорово все, рано с ними с позиции силы беседовать. Соль есть, без света сидеть привыкли, охотников — через дом, че им от нас надо, да ничего. Пока по три патрона на ствол не останется, репу чесать не начнут. Хотя слабые места тоже есть, как не быть… Лекарства нужны по-любому, курево опять же, шмотки тоже истаскаются… И последнее — почему он меня отпустил? Из «гуманности»? Ха, мент-гуманист, колобок повесился… Не-е-ет, он меня отпустил не из слюнявых соображений, а из вполне конкретных. У него свои понятки, и ход за мной теперь. Раз он курбаши у них, то у него свои интересы есть. Информация нужна ему? Конечно. Лекарства те же, это он через себя по-любому пустит, это еще и вопрос власти для него. Патрон к калашу тоже нужен, и это он пальцы гнул, типа у самого завались, вовсе не от того, что и впрямь завались, это он торговаться начал. А патрон ему нужен, нужен, иначе вместо тапочек мне на дорожку дроби в жопу дали бы… Куиш Большой и Куиш Малый от него в двух верстах, Сарыкульмяк — тоже рядом, Кырмыскалы те же, Хасли опять же… Им тоже где-то надо рыбу ловить, так ведь? Так. Вопрос контроля за озерами и покосами — это для них вопрос жизни и смерти. Да, технично он свою партию отыграл. Умный человек, ничего не скажешь. Но, бля, я тут тоже не лох чилийский. Че он там тр К кнул? «Ище афтмат найдешь, апят прыхады?» Приду, Исмаил-абы, приду. Сигналок вот только возьму, и приду. Охуеешь. Сего числа, как Конь выражается…
На этот раз подготовился тщательно. Разработал план, не поленившись сходить на рекогносцировку, отдал за ящик эсэмокпоследний коньяк, до смерти заинструктировал Витьку. Наконец, настал Великий День Смытия Позорного Пятна — исполненный решимости Ахмет отправился к курбаши поселка Вениково Исмаилу Магомедычу Тетееву с официальным визитом.
Пятно смылось — операция прошла в рамках намеченного плана. Ахмет наблюдал в ПАГ-17 панораму будущего «сражения при Веникове». Вот степенно вышедший из особнячка курбаши забавно присел, осыпанный срезанными очередью ветками, поднялась бестолковая суета. Вот, наконец, какая-то осмысленная реакция — толпа собравшихся во дворе подвергшегося нападению курбаши разделилась надвое, и большая часть потрусила к околице.
— Вить, вышли. Готов?
— Да готов, готов… Всегда готов…
— Ха! Все с берданками, прикинь! Ни одной волыны, моджахеды, епть… А, нет, один огрызок.
— Хули им этот огрызок, что есть, что нет. Застрелиться разве удобней.
Обе «тревожных группы» пошли вполне предсказуемыми маршрутами, обходя предполагаемое расположение стрелка.
— Давайте, давайте, малайки, пробегитесь мал-мал! Утрясите бешбармак… Э, Вить, слышь? Как только первые две сработают, сразу, понял? не жди, когда из колка полезут, а сразу! Чтоб не по траве пришлась, а где во-о-он, видишь? полосочка где распахана? Чтоб поняли, что не по ним, а — типа нельзя дальше.
— Бля, да сделаю, че ты греешься… Ты мне который раз уже это паришь, Ахмет, а? Сделаю, не ссы.
— Ладно, ладно…
Свистнула одна эсэмка, тут же — вторая, в колке сверкнули красные искорки. Едва Витька поставил пыльный заборчик, как засвистело с левого фланга, и упражнение повторилось.
Спалившиеся на сигналках молодые парни правильно поняли сигналы, подаваемые РПК, и споро, на рысях оттянулись к деревне. Разумно, на пулемет в чистом поле с ружьями не ходят. Ахмет, расплывшись в довольной ухмылке, что-то бормотал, не отрываясь от прицела. Витька прикурил две сигареты, сунул одну в зубы Ахмету.
— Спасиб, Вить.
— Ну че? Че они там?
— Бугор сидит у себя во дворе, эти к нему бегут. Щас доложат, и он выйдет, оценить, так сказать, ситуацию на месте. В принципе, уже запаливать можно. Пока разгорится, то да се…
— То есть че, зажигать?
— Э-ээ… Да. Давай, запаливай.
Заботливо нарезанная покрышка, разгоревшись, дала смачный столб: здеся мы, заходи не бойся. Ахмет рассчитал точно — не откликнуться на недвусмысленное предложение диалога старший не мог, и вскоре, показательно бросив наземь стволы, высокие договаривающиеся стороны сошлись посреди заросшего бурьяном поля. Сделав утрированно покорную мину, Ахмет первым, как и положено младшему, почтительно поприветствовал курбаши:
— Хайирле ирта, Исмаил-агай. Артына аты гафу итыгыз, эфэнди, мин сланцы кире кайтарырга…
Договориться удалось практически обо всем. Обратного пути Ахмет даже не заметил — в голове крутилась коммерческая мешанина. Часть прогнозов оказалась неверной — соседи Магомедыча пока не тревожили, и большого энтузиазма по поводу боеприпаса он не проявил, зато весьма живо заинтересовался лекарствами, еще много чем. У него можно было брать аммониевую селитру для аммонала, молочные всякие дела, рыбу. Рыба у них практически ничего не стоила, но ее в этом озерном краю везде было навалом. А вот с мясом было туго, и цены особо нажиться не позволяли, разве что на будущий год получше будет; как сказал Магомедыч — когда барашка подрастет.
…Сети. Блин, где же взять эти сраные сети, а? Ладно, че-нибудь придумаем, не завтра, так послезавтра. Надо ему муку всю втюхать, не пролежит она долго. И консервы. А вот пшенку с рисом — хуиньки. Пусть лежат; по весне впятеро минимум уйдут. Так, и бабе сказать, чтоб завязывала с кашами, картоху надо жрать, она возобновляемая. Да, остается один гемор — дорога. Если эту проблему решить, дельта светит неплохая…
В качестве пункта встречи назначили руины атомки, как раз на полдороге между Тридцаткой и Вениково. С одной стороны, место для стрелки удобное, но с другой — просто идеальное для засады.
…Так вот схожу раз, другой, а на третий встретит Магомедычевых людей совсем другой пацан, с еще теплым стволом, и скажет — типа, теперь со мной торгуем, товарищи башкиры. Н-да, не было забот, купил порося …
Сходив на чейндж два раза, Ахмет получил прибыль, далеко превосходившую ожидания. Несмотря на то, что он предпринял все возможные меры для сохранения анонимности, по первому снегу весь торжок начал справляться именно у него — когда еще будут мед, творог и баранина. Все это снова и снова приводило к мысли — канал надо сливать. Кому-нибудь такому, кто способен защитить в пути товар, и кто будет помнить добро хотя бы некоторое время. Но таких не было, самые крупные люди с торжка оперировали смешными объемами, а на торжки нового города Ахмет соваться не решался, опасаясь ненужных встреч с бойцами администрации. Однако Господни мельницы мелют медленно, но верно; и этот вопрос решился, как рано или поздно решаются все вопросы. Правда, весьма неожиданным образом.
В конце января город проснулся среди ночи от непривычно интенсивной стрельбы. Работало сразу несколько десятков стволов, в том числе несколько тяжелых, в районе Пентагона небо сплошь исполосовали трассы. Это была уже не перестрелка, это был бой, и бой яростный, до кости. Экономных, расчетливых очередей практически не было — лупили на всю ивановскую, выдувая по полрожка за раз. Басом грохотали обе пентагоновские крышные ЗУшки. Несколько гулких хлопков «Шмеля», одна заткнулась — …Во дела! Кто-то пентагон прессует! Оба-на! Ни-и-и хуя себе — и вторую загасили!.. — отмечал про себя мгновенно сбросивший сонную одурь Ахмет, несясь на четвертый, к пулемету. …Вот это зарево! Рубероид на крыше горит, эх, ЗУшки жаль, теперь им пиздец. Да че я их жалею, все равно мне бы не досталась ни одна…
Стрельба затихла; снова возобновилась, потом опять, и опять — до самого утра. Под утро бой превратился в зачистку — видно, кто-то взял здание, сломив организованную оборону, и по этажам разбежались группы — вот ухнула граната, еще одна, еще; несколько коротких очередей, одиночный; и цикл повторяется. …Да, несладко кому-то пришлось. Кому? Конь покрошил Нигмата с Мирохой, Мироха — Коня и Нигмата, или наоборот? Да похую!.. — ежился от сосущей неизвестности Ахмет, с некоторым удивлением отмечая, что на Коня, Максимыча, да на всех тех, от кого он кроме хорошего ничего не видел — ему отчего-то однозначно положить. Вообще. Единственное, что его грызло — то, что не сдетонировал склад на шестом. Если б сдетонировал, то запасы Ахмета приобрели бы ценность, назначаемую им самим.
С рассветом пальба утихла, и мертвый город замер, ожидая результатов первого в своей истории coup dЄetat. Зарево, какое-то время притворявшееся вторым рассветом, опало; в низкие тучи размеренно текли несколько столбов жирного дыма. …КСК дымит, сам Пентагон, и ДК Строитель. Бля, как же узнать, че там стало? Кто теперь?.. — Ахмет несколько раз порывался сгонять и глянуть, но благоразумие брало верх, и ни в первый, ни во второй день он из дому носа не казал.
Оказалось, зря — под вечер третьего дня, подходя к черному от копоти Пентагону, Ахмет услышал знакомые звуки — в здании активно работали коллеги. Пробежала облезлая тощая псина, волоча гирлянду синюшных потрохов, перемешанных с заледеневшими обрывками камуфляжа. Нагло так глянула, сука, как на мебель. Осторожно вошел, пряча под полой расстегнутой телогрейки снятый с предохранителя АПБ. Предосторожности были уже излишни: все более-менее ценное растащено, и мародеры выжимали из здания остатки. Двое грязных подростков в вестибюле драли из коробов провода, и на Ахмета внимания не обратили. Лестницу словно вымыли кровью, и ее запах мощно шибал в нос даже на морозе, забивая едкую гарь. Над белеющим в темноте лестничной клетки голым трупом склонилась какая-то бесформенная фигура, воровато дриснувшая в темноту при Ахметовом приближении. …Морлок, бля. Че он там, мясо резал, что ли? А, нет, зубы ковырял, вон как щеку-то разворотил… По второму что-то тащили, не разобрать, что. Печку, что ли… Отпрянув с дороги, Ахмет толкнул задницей подавшуюся дверь, зашел. Об-баа. Вот и свиделись. Из груды мусора и штукатурки торчала верхняя часть Пасхина, похожая в сумерках на пыльную статую из пионерлагеря. Все лицо мелко посечено — видать, попал под гранату. Ишь ты, глаза уцелели. Хотя нет, как рвануло, еще живой был, достреливали; вон, дырок-то сколь, а сразу и не заметил, снежком подзамело. Кто-то верх с рубахой снял, зачем только, наверняка все в кровище, лужа-то вон какая. А пистолет из руки вырезали, или разжимать побрезговали, или… Да без разницы. Блин, и глаза ему хрен закроешь, смерзлось все. Ну-ка… Нет, никак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
Добиться от нее какой-либо информации не удалось. Рафига, как она назвалась, ни на йоту не приблизила Ахмета к цели похода. То ли она на самом деле не могла оценить нужду односельчан в Ахметовских товарах, то ли башкиры из Веникова за время анархии успели вернуть в женские головы шариат. Смирившись с тем, что товарообмен нынче совсем не женское дело, он попросил ее сообщить кому-нибудь из абыев о своем визите с целью взаимовыгодного обмена бус на Манхэттены. Забив стрелку у агростанции, Ахмет занял выгодную, как ему казалось, позицию, и сел ждать аборигенов. Все шло нормально, а главное — стало можно спокойно курить, не думая о маскировке. Дальнейшие события Ахмет старается вспоминать как можно реже, поэтому, щадя его самолюбие, пройдемся по ним пунктиром: местные выцепили его, как играющего в войнушку детсадовца — хваленый радар даже вякнуть не успел. Еще по дороге к деревне забрали все, что было в карманах, волыну, обувь и большую часть одежды, несколько раз деловито пнули — надо сказать, по делу, когда пытался упираться. Просидев до вечера в каком-то непонятного назначения сарае, к вечеру был приведен пред раскосые очи местного аналога Коня. Должность эту исправлял в Веникове бывший начальник местной мусарни Магомедыч, старый (как сказать, обашкирившийся? не знаю, оставлю так) полутатарин-полулезгин лет шестидесяти; изменений в его облике видевший его лет десять назад Ахмет не заметил, бывают такие старики — мелкие, жилистые, которые по достижении определенного видимого возраста меняться перестают. Оказалось, местные в основном промышляют ловом рыбы в Кожаном озере, и Магомедыч весь день пасется там. Повезло — Ахмет был с ним шапочно знаком: как-то заносило на рыбалку в компании, предпочитавшей отдых на Кожаном, а высочайшее разрешение омыть сапоги в охраняемом водоеме надо было выменивать на пузырь именно у него. Нет, конечно, убивать его и так бы никто не стал, но знакомство роль свою все же сыграло. Когда после обстоятельной беседы двое рослых башкир вывели его во двор краснокирпичного особнячка и подтолкнули в сторону дороги на Тридцатку, важно стоящий на крыльце Магомедыч что-то скомандовал в лабиринт дощатых сараюшек во дворе. Оттуда мгновенно, словно ждала наготове, вылетела замурзанная девчонка, шлепнула перед Ахметом чудовищного розового колера резиновые сланцы и встала, весело щурясь на милостиво отпущенного пленника.
Не доводилось гулять по заросшей дороге в сланцах? Летом бы все ниче, но в конце сентября прогулки в четверть сотни верст, в сланцах с оторванными лямками и одной майке запоминаются надолго. Первые пятьсот метров Ахмет просто радовался, что съехал со вполне реальной пики, и шлось ему легко, летелось, можно сказать. Следующие километра три, несмотря на вновь зарядивший дождик, он яростно прошлепал по лужам, осуществив в воображении с десяток карательных операций по вразумлению вероломных башкортов, нагло отнявших у него: АК-74 новый — 1шт., полный рожок пятерки — 2 шт., бинокуляр 6х32 в чехле — 1 шт., рюкзак кожаный импортный — 1 шт., и это только из крупных потерь… А еще куртка танкистская летняя — задроченная, конечно, но еще вполне, штаны камуфляжные, ботинки-мартенсы, пачка винстона еле начатая, зажигалка-федор! Да кусок лепешки, наконец! Хорошо, хоть АПБ в этот раз не взял… Су-у-у-уки!!! Паррррву блядей! Но реальность что-то давалась в ощущениях, благородную ярость успешно смирявших. От мокрой резины на стопе вылезли зачатки будущих пузырей, мокрая майка перестала нагреваться от тела, подозрительно ненавязчиво саднило в почках — Ахмет уже на полном серьезе начал бояться за свой организм, которому оставалось шагать еще пятнадцать верст. Однако дошел, за ночь дошел, куда ж деваться. Ладно хоть его триумфальное возвращение не видел никто, кроме жены. Вдобавок оказалось, что капитально простыл, несколько дней пролежал с жаром, кашляя как тубик — сухо, до крови.
Пока валялся, в голове насчет ошибок похода малость прояснилось; теперь Ахмету даже казалось странным — как можно было не понимать такие элементарные вещи. …Явился, мудило гороховое, еще б речь им толкнул, типа «Я пришел осчастливить вас плодами цивилизации!», мудило, ох, муди-и-ило… Это ж их самый кошмарный сон, единственная внешняя угроза — мы, «городские». И как не порвали сразу, тем более, на бабу ихнюю в лесу напал… — Ахмета до сих пор потряхивало от походных впечатлений. — …У них еще здорово все, рано с ними с позиции силы беседовать. Соль есть, без света сидеть привыкли, охотников — через дом, че им от нас надо, да ничего. Пока по три патрона на ствол не останется, репу чесать не начнут. Хотя слабые места тоже есть, как не быть… Лекарства нужны по-любому, курево опять же, шмотки тоже истаскаются… И последнее — почему он меня отпустил? Из «гуманности»? Ха, мент-гуманист, колобок повесился… Не-е-ет, он меня отпустил не из слюнявых соображений, а из вполне конкретных. У него свои понятки, и ход за мной теперь. Раз он курбаши у них, то у него свои интересы есть. Информация нужна ему? Конечно. Лекарства те же, это он через себя по-любому пустит, это еще и вопрос власти для него. Патрон к калашу тоже нужен, и это он пальцы гнул, типа у самого завались, вовсе не от того, что и впрямь завались, это он торговаться начал. А патрон ему нужен, нужен, иначе вместо тапочек мне на дорожку дроби в жопу дали бы… Куиш Большой и Куиш Малый от него в двух верстах, Сарыкульмяк — тоже рядом, Кырмыскалы те же, Хасли опять же… Им тоже где-то надо рыбу ловить, так ведь? Так. Вопрос контроля за озерами и покосами — это для них вопрос жизни и смерти. Да, технично он свою партию отыграл. Умный человек, ничего не скажешь. Но, бля, я тут тоже не лох чилийский. Че он там тр К кнул? «Ище афтмат найдешь, апят прыхады?» Приду, Исмаил-абы, приду. Сигналок вот только возьму, и приду. Охуеешь. Сего числа, как Конь выражается…
На этот раз подготовился тщательно. Разработал план, не поленившись сходить на рекогносцировку, отдал за ящик эсэмокпоследний коньяк, до смерти заинструктировал Витьку. Наконец, настал Великий День Смытия Позорного Пятна — исполненный решимости Ахмет отправился к курбаши поселка Вениково Исмаилу Магомедычу Тетееву с официальным визитом.
Пятно смылось — операция прошла в рамках намеченного плана. Ахмет наблюдал в ПАГ-17 панораму будущего «сражения при Веникове». Вот степенно вышедший из особнячка курбаши забавно присел, осыпанный срезанными очередью ветками, поднялась бестолковая суета. Вот, наконец, какая-то осмысленная реакция — толпа собравшихся во дворе подвергшегося нападению курбаши разделилась надвое, и большая часть потрусила к околице.
— Вить, вышли. Готов?
— Да готов, готов… Всегда готов…
— Ха! Все с берданками, прикинь! Ни одной волыны, моджахеды, епть… А, нет, один огрызок.
— Хули им этот огрызок, что есть, что нет. Застрелиться разве удобней.
Обе «тревожных группы» пошли вполне предсказуемыми маршрутами, обходя предполагаемое расположение стрелка.
— Давайте, давайте, малайки, пробегитесь мал-мал! Утрясите бешбармак… Э, Вить, слышь? Как только первые две сработают, сразу, понял? не жди, когда из колка полезут, а сразу! Чтоб не по траве пришлась, а где во-о-он, видишь? полосочка где распахана? Чтоб поняли, что не по ним, а — типа нельзя дальше.
— Бля, да сделаю, че ты греешься… Ты мне который раз уже это паришь, Ахмет, а? Сделаю, не ссы.
— Ладно, ладно…
Свистнула одна эсэмка, тут же — вторая, в колке сверкнули красные искорки. Едва Витька поставил пыльный заборчик, как засвистело с левого фланга, и упражнение повторилось.
Спалившиеся на сигналках молодые парни правильно поняли сигналы, подаваемые РПК, и споро, на рысях оттянулись к деревне. Разумно, на пулемет в чистом поле с ружьями не ходят. Ахмет, расплывшись в довольной ухмылке, что-то бормотал, не отрываясь от прицела. Витька прикурил две сигареты, сунул одну в зубы Ахмету.
— Спасиб, Вить.
— Ну че? Че они там?
— Бугор сидит у себя во дворе, эти к нему бегут. Щас доложат, и он выйдет, оценить, так сказать, ситуацию на месте. В принципе, уже запаливать можно. Пока разгорится, то да се…
— То есть че, зажигать?
— Э-ээ… Да. Давай, запаливай.
Заботливо нарезанная покрышка, разгоревшись, дала смачный столб: здеся мы, заходи не бойся. Ахмет рассчитал точно — не откликнуться на недвусмысленное предложение диалога старший не мог, и вскоре, показательно бросив наземь стволы, высокие договаривающиеся стороны сошлись посреди заросшего бурьяном поля. Сделав утрированно покорную мину, Ахмет первым, как и положено младшему, почтительно поприветствовал курбаши:
— Хайирле ирта, Исмаил-агай. Артына аты гафу итыгыз, эфэнди, мин сланцы кире кайтарырга…
Договориться удалось практически обо всем. Обратного пути Ахмет даже не заметил — в голове крутилась коммерческая мешанина. Часть прогнозов оказалась неверной — соседи Магомедыча пока не тревожили, и большого энтузиазма по поводу боеприпаса он не проявил, зато весьма живо заинтересовался лекарствами, еще много чем. У него можно было брать аммониевую селитру для аммонала, молочные всякие дела, рыбу. Рыба у них практически ничего не стоила, но ее в этом озерном краю везде было навалом. А вот с мясом было туго, и цены особо нажиться не позволяли, разве что на будущий год получше будет; как сказал Магомедыч — когда барашка подрастет.
…Сети. Блин, где же взять эти сраные сети, а? Ладно, че-нибудь придумаем, не завтра, так послезавтра. Надо ему муку всю втюхать, не пролежит она долго. И консервы. А вот пшенку с рисом — хуиньки. Пусть лежат; по весне впятеро минимум уйдут. Так, и бабе сказать, чтоб завязывала с кашами, картоху надо жрать, она возобновляемая. Да, остается один гемор — дорога. Если эту проблему решить, дельта светит неплохая…
В качестве пункта встречи назначили руины атомки, как раз на полдороге между Тридцаткой и Вениково. С одной стороны, место для стрелки удобное, но с другой — просто идеальное для засады.
…Так вот схожу раз, другой, а на третий встретит Магомедычевых людей совсем другой пацан, с еще теплым стволом, и скажет — типа, теперь со мной торгуем, товарищи башкиры. Н-да, не было забот, купил порося …
Сходив на чейндж два раза, Ахмет получил прибыль, далеко превосходившую ожидания. Несмотря на то, что он предпринял все возможные меры для сохранения анонимности, по первому снегу весь торжок начал справляться именно у него — когда еще будут мед, творог и баранина. Все это снова и снова приводило к мысли — канал надо сливать. Кому-нибудь такому, кто способен защитить в пути товар, и кто будет помнить добро хотя бы некоторое время. Но таких не было, самые крупные люди с торжка оперировали смешными объемами, а на торжки нового города Ахмет соваться не решался, опасаясь ненужных встреч с бойцами администрации. Однако Господни мельницы мелют медленно, но верно; и этот вопрос решился, как рано или поздно решаются все вопросы. Правда, весьма неожиданным образом.
В конце января город проснулся среди ночи от непривычно интенсивной стрельбы. Работало сразу несколько десятков стволов, в том числе несколько тяжелых, в районе Пентагона небо сплошь исполосовали трассы. Это была уже не перестрелка, это был бой, и бой яростный, до кости. Экономных, расчетливых очередей практически не было — лупили на всю ивановскую, выдувая по полрожка за раз. Басом грохотали обе пентагоновские крышные ЗУшки. Несколько гулких хлопков «Шмеля», одна заткнулась — …Во дела! Кто-то пентагон прессует! Оба-на! Ни-и-и хуя себе — и вторую загасили!.. — отмечал про себя мгновенно сбросивший сонную одурь Ахмет, несясь на четвертый, к пулемету. …Вот это зарево! Рубероид на крыше горит, эх, ЗУшки жаль, теперь им пиздец. Да че я их жалею, все равно мне бы не досталась ни одна…
Стрельба затихла; снова возобновилась, потом опять, и опять — до самого утра. Под утро бой превратился в зачистку — видно, кто-то взял здание, сломив организованную оборону, и по этажам разбежались группы — вот ухнула граната, еще одна, еще; несколько коротких очередей, одиночный; и цикл повторяется. …Да, несладко кому-то пришлось. Кому? Конь покрошил Нигмата с Мирохой, Мироха — Коня и Нигмата, или наоборот? Да похую!.. — ежился от сосущей неизвестности Ахмет, с некоторым удивлением отмечая, что на Коня, Максимыча, да на всех тех, от кого он кроме хорошего ничего не видел — ему отчего-то однозначно положить. Вообще. Единственное, что его грызло — то, что не сдетонировал склад на шестом. Если б сдетонировал, то запасы Ахмета приобрели бы ценность, назначаемую им самим.
С рассветом пальба утихла, и мертвый город замер, ожидая результатов первого в своей истории coup dЄetat. Зарево, какое-то время притворявшееся вторым рассветом, опало; в низкие тучи размеренно текли несколько столбов жирного дыма. …КСК дымит, сам Пентагон, и ДК Строитель. Бля, как же узнать, че там стало? Кто теперь?.. — Ахмет несколько раз порывался сгонять и глянуть, но благоразумие брало верх, и ни в первый, ни во второй день он из дому носа не казал.
Оказалось, зря — под вечер третьего дня, подходя к черному от копоти Пентагону, Ахмет услышал знакомые звуки — в здании активно работали коллеги. Пробежала облезлая тощая псина, волоча гирлянду синюшных потрохов, перемешанных с заледеневшими обрывками камуфляжа. Нагло так глянула, сука, как на мебель. Осторожно вошел, пряча под полой расстегнутой телогрейки снятый с предохранителя АПБ. Предосторожности были уже излишни: все более-менее ценное растащено, и мародеры выжимали из здания остатки. Двое грязных подростков в вестибюле драли из коробов провода, и на Ахмета внимания не обратили. Лестницу словно вымыли кровью, и ее запах мощно шибал в нос даже на морозе, забивая едкую гарь. Над белеющим в темноте лестничной клетки голым трупом склонилась какая-то бесформенная фигура, воровато дриснувшая в темноту при Ахметовом приближении. …Морлок, бля. Че он там, мясо резал, что ли? А, нет, зубы ковырял, вон как щеку-то разворотил… По второму что-то тащили, не разобрать, что. Печку, что ли… Отпрянув с дороги, Ахмет толкнул задницей подавшуюся дверь, зашел. Об-баа. Вот и свиделись. Из груды мусора и штукатурки торчала верхняя часть Пасхина, похожая в сумерках на пыльную статую из пионерлагеря. Все лицо мелко посечено — видать, попал под гранату. Ишь ты, глаза уцелели. Хотя нет, как рвануло, еще живой был, достреливали; вон, дырок-то сколь, а сразу и не заметил, снежком подзамело. Кто-то верх с рубахой снял, зачем только, наверняка все в кровище, лужа-то вон какая. А пистолет из руки вырезали, или разжимать побрезговали, или… Да без разницы. Блин, и глаза ему хрен закроешь, смерзлось все. Ну-ка… Нет, никак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38