Надевать привезенные
Алексеем кроссовки она отказалась категорически, ссылаясь на их просто
вызывающую дороговизну, и упрямо ходила в спортивных ботинках, купленных
почти три года назад. Ботинки она выбирала сама, они были достаточно
удобными и, главное, привычными, да и в глаза никому не бросались. Но
всему, к сожалению, приходит конец, и любимые ботинки не миновали этой
печальной участи. Не далее как позавчера они развалились, причем однов-
ременно и как-то одномоментно. Просто не выдержали очередного погружения
в глубокую лужу, образовавшуюся после обильного апрельского мокрого сне-
га с дождем. Погоревав полчаса, Настя со вздохом вынуждена была достать
из шкафа красно-синюю коробку с новыми кроссовками.
Однако господин Уланов как-то не стремится поддерживать разговор о
возможных причинах убийства своих коллег. Кроссовки ему кажутся более
интересной темой. Или более безопасной? Если так, то сейчас он наверняка
повернет разговор на Настиного мужа.
- Ваш муж бизнесмен? - спросил он.
Она с трудом сдержала улыбку.
- Нет, он ученый. Ездил читать лекции.
- По политологии?
- По математике.
- Да? А я был уверен, что русские ученые ценятся за рубежом только в
связи с политикой или экономикой, ездят туда, чтобы рассказывать, почему
у нас реформы буксуют и как трудно переходить от развитого социализма к
недоразвитому капитализму.
Настя перестала сдерживаться и расхохоталась. Уланов в ответ даже не
улыбнулся, лицо его было попрежнему хмурым и каким-то рассеянным, словно
он был погружен в собственные мысли, но изо всех сил старался поддержать
беседу, чтобы не выдать своей озабоченности. И чем же вы, господин Ула-
нов, так озабочены? Уж не гибелью Виктора Андреева и Оксаны Бондаренко,
это точно, иначе вы с удовольствием продолжали бы обсуждать то, что с
ними случилось. Так чем же?
Я изо всех сил старался не спешить, но до дома, где жила Каменская,
мы все-таки доехали. К сожалению, ни одна дорога не бывает бесконечной.
Почему-то я вспомнил, как на четвертом курсе журфака ехал зимой на экза-
мен, которого панически боялся. Был сильный мороз, троллейбус еле-еле
полз по улице Герцена, а я стоял на задней площадке, тупо разглядывая
узоры на покрытом инеем окне, и мечтал о том, чтобы эта поездка длилась
вечно и мне никогда не пришлось выходить на улицу, входить в здание уни-
верситета, подниматься в аудиторию, тянуть билет и отвечать на экзамене.
Кстати, предчувствие меня тогда не обмануло, я таки получил тройку, пер-
вую и единственную за все пять университетских лет. Меня не спасла даже
пестрящая отличными отметками зачетка.
Хлопнула дверь, Каменская вошла в свой подъезд, и я снова остался
один. Бог даст, до дома я все-таки доеду, никакой машины, которая сопро-
вождала бы нас от Колхозной площади до Щелковского шоссе, я не заметил,
хотя всю дорогу внимательно следил за идущими сзади автомобилями. Дома,
как я уже говорил, мне ничего не угрожает. Да и возле дома, пожалуй, то-
же. Вряд ли Вика согласится на то, чтобы меня убирали рядом с местом,
где она живет. Хотя как знать... Все прожитые вместе с ней годы я был
наивно уверен, что хорошо знаю свою жену, однако теперь мне приходится в
этом усомниться.
Прошло еще пятьдесят минут, и я вошел в свою квартиру. В квартиру, в
которой прожил шесть последних лет, не самых плохих в моей жизни. Госпо-
ди, всего несколько дней назад все было так хорошо, мы с Викой ездили
выбирать английский сервиз, планировали празднование ее дня рождения,
мечтали о поездке в сентябре на Средиземное море. Мы наконец стали выби-
раться из беспросветной нищеты, в которой провели всю свою молодость.
Ограничивали себя во всем, откладывая каждую копейку, копили на кварти-
ру, терпели, сцепив зубы, мою сумасшедшую мать, которая изводила Вику,
желая оставаться полновластной хозяйкой нашей крошечной давно не ремон-
тированной квартиры. Мы жили мечтой о собственном жилье, отодвигая рож-
дение ребенка, и наконец, сделав последний рывок и заняв в долг недоста-
ющую сумму, купили себе жилье. Как мы радовались ему! Спали первое время
на полу, ели из одной тарелки, постепенно, с каждой зарплаты, с каждого
гонорара покупая мебель, посуду, полотенца, простыни. Два года назад мы,
наконец, полностью свили гнездо. И с деньгами стало значительно свобод-
нее, мы смогли купить машину, стали носить хорошую одежду. Сегодня я с
уверенностью мог бы сказать, что все мучения кончились, мы выбрались из
вечных долгов и теперь начнем жить почеловечески.
И вдруг оказалось, что Вику это не устраивает. Я ей мешаю, и она хо-
чет, чтобы меня больше не было. Почему бы не развестись? Куда проще и
дешевле. Но она не хочет развода. Что ж, я ее понимаю. При разводе при-
дется делить имущество, от квартиры до чашек из английского сервиза. Она
не хочет делить, она слишком хорошо помнит, как трудно и долго все это
добывалось. Она хочет все сразу. Наверное, она с ужасом каждый вечер
слышит, как я открываю дверь. Опять я явился. Меня опять не убили. Бед-
ная... Устала ждать, наверное.
- Саша? - послышался из комнаты ее голос. - Как ты поздно.
Она вышла в прихожую в халате, наверное, уже собиралась ложиться в
постель. Подошла ко мне, привычно подставила щеку для поцелуя, а я точно
так же привычно наклонился и поцеловал ее. Запах духов неприятно ударил
в нос. Что за дурацкая привычка пользоваться духами после душа! Черт
возьми, а ведь мне всегда это нравилось. Раньше нравилось. И запах ее
духов нравился, и то, что ими пахла наша постель.
- Саша, что случилось? - встревоженно спросила она. - Телефон весь
вечер разрывается, все спрашивают про сегодняшний эфир.
- Ничего не случилось, - я не смог сдержать раздражения, и слова мои
прозвучали, пожалуй, излишне резко.
- Но все говорят, что это было что-то невероятное! Жаль, я не видела,
я как раз в это время домой ехала. Хоть ты мне толком объясни, что у те-
бя произошло.
- Ничего особенного. Не обращай внимания. Просто сегодня пришлось ра-
ботать в прямом эфире, и гость программы выглядел не лучшим образом. Вот
и все.
Она бросила на меня косой взгляд и обиженно отвернулась. Якобы оби-
женно. Конечно, раньше я никогда с ней так сухо не разговаривал. И вооб-
ще, все, что касалось моей и ее работы, всегда обсуждалось нами живо и
заинтересованно. Мы очень дружили. Так, во всяком случае, мне казалось.
Я и сегодня, несмотря ни на что, с удовольствием поделился бы с Викой
подробностями об интервью с кинопродюсером, но понимал, что ей это не
нужно. И обида ее - наигранная. Ни капельки она не обиделась. Ей должно
быть абсолютно безразлично, что происходит у меня в студии. Ее теперь
интересует только одно: как скоро нанятый ею человек избавит ее от моего
тягостного присутствия.
Честно сказать, меня это тоже интересует. Правда, с несколько другими
нюансами, но интересует.

Глава 2
Со стрессом, вызванным фактом вторжения воров, Юлия Николаевна Готов-
чиц справилась относительно легко. Ничего не украли - и слава Богу. За-
мок, правда, сломали на входной двери, но это и починить недолго. Одна-
ко, наблюдая за мужем, она начинала тревожиться все больше и больше. Бо-
рис Михайлович Готовчиц, доктор медицинских наук, практикующий психоана-
литик, на попытку кражи отреагировал явно, по мнению супруги, неадекват-
но. Он нервничал, был непритворно испуган, чем и зародил в душе Юлии Ни-
колаевны не только тревогу, но и подозрения, причем далеко не самые при-
ятные. Вывод, который она сделала, заключался в том, что у Бориса есть
какие-то неучтенные семейным бюджетом ценности, которые всетаки пропали,
но о которых он не смеет признаться ни работникам милиции, ни ей самой.
Юлия Николаевна всегда старалась быть добросовестным налогоплательщи-
ком, неприятностей на свою голову не искала, поэтому все финансовые дела
семьи вела сама, строго следила за всеми получаемыми мужем гонорарами,
заполняла налоговую декларацию и лично следила за тем, чтобы декларация
эта была вовремя представлена в инспекцию по месту жительства. Она хоте-
ла спать спокойно. Слишком много неспокойных ночей пришлось ей, дочери
крупного торгового работника, провести в детстве. Папочкины махинации в
конце концов закончились плачевно, и путь в тюремную камеру был прерван
веревочной петлей, которую отец в преддверии неминуемого ареста накинул
на собственную шею. Именно тогда четырнадцатилетняя Юля сказала себе,
что больше никогда не допустит в своей жизни ничего, мешающего спокойно-
му существованию. Родителей, как известно, не выбирают, но уж свою-то
жизнь человек строит сам.
Как только муж Борис взялся за частную практику, Юлия Николаевна сра-
зу же поставила вопрос ребром:
- Или ты даешь мне слово, что мы будем жить честно, или я немедленно
ухожу и развожусь с тобой, - решительно заявила она. - Я свое уже в
детстве отбоялась, когда родители на каждый шорох по ночам вскакивали.
Больше я этого не потерплю.
Ей казалось, что Борис Михайлович понял ее, во всяком случае возвра-
щаться к этому разговору им не приходилось. Муж не возражал, когда Юлия
взялась за контроль финансовых дел и отношений с налоговыми органами, и
это позволило ей быть уверенной в том, что он ничего от нее не скрывает.
Неужели все-таки он утаивает часть доходов? И пускает эту "заначку" в
коммерческий оборот, ввязываясь в сомнительный бизнес. А если не в прос-
то сомнительный, а преступный? И вот теперь подельники устраивают с Бо-
рисом какие-то разборки. Никакого другого объяснения испугу и нервознос-
ти мужа Юлия Николаевна придумать не могла. Тем не менее все ее попытки
прояснить ситуацию ни к чему не приводили. В свободное от консультаций
время Борис Михайлович подолгу сидел в своем кабинете, методично переби-
рая книги и бумаги, будто что-то искал, но на вопросы супруги отвечал
как-то невнятно.
- Боря, ну скажи мне честно, что у тебя украли? - ежедневно спрашива-
ла Юлия Николаевна.
- Ничего, - рассеянно отвечал Борис Михайлович. - В том-то весь и
ужас, что ничего.
- Я тебе не верю. Если ничего не пропало, то почему ты с ума сходишь?
И что ты все время ищешь? Ты не можешь что-то найти и думаешь, что у те-
бя украли именно это? - допытывалась она.
- Да не ищу я ничего! - взрывался муж. - Оставь меня в покое.
- У тебя были деньги, о которых я не знала? Почему ты скрываешь от
меня? Мы же договорились, Борис...
- Не было у меня никаких денег! Сколько можно повторять одно и то же?
Не было.
Юлия Николаевна обиженно замолкала и уходила в спальню, однако уже
через некоторое время обида отступала под натиском тревоги. Ведь как все
просто, если разобраться: в доме есть деньги, их при желании можно най-
ти, это несложно, но они не тронуты. И драгоценности есть, тоже все це-
лы, лежат на своих местах. Так что же привлекло воров? Ответ очевиден:
их интересовали совсем другие деньги, наверняка куда более значительные
по сумме и сомнительные по происхождению. Более того, преступники знали,
что эти деньги лежат отдельно, и знали, где именно. Какой отсюда вывод?
У Бориса есть какие-то хитрые денежные дела, которые он ведет втайне от
жены, и в этих делах есть, мягко говоря, хорошо информированные ком-
паньоны, а грубо выражаясь - сволочные сообщники. Этого еще не хватало в
хорошо устроенной и устоявшейся жизни Юлии Николаевны! Мало ей нервот-
репки в школьные годы, так теперь еще нужно изза мужниных глупостей
трястись от страха. Муж обманывает ее, это теперь яснее ясного.
Но не это самое плохое. Дело в другом. Тогда, много лет назад, она
была совсем ребенком, и что бы ни натворил ее отец, ответственности за
это не несла. Теперь другой разговор. Если вдруг окажется, что Борис не-
чист в своих денежных отношениях с государством, то вина падет и на нее.
Кто поверит, что она ничего не знала и ни в чем не участвовала? Не зря
же говорят: муж и жена - одна сатана. И если случится скандал, то и она,
Юлия Николаевна Готовчиц, будет замарана. Она, пламенный борец за нало-
говую дисциплину, она, депутат Готовчиц, журналистка, сделавшая себе имя
на разоблачениях нечистоплотных политиков. И прощай, репутация! Ну как
же Борис этого не понимает? Ведь сколько раз говорила, просила, убежда-
ла...
И Юлия Николаевна стала делать то, чего прежде никогда себе не позво-
ляла. Когда муж разговаривал по телефону, она снимала трубку парал-
лельного аппарата и слушала. Она рылась в его карманах и в ящиках
письменного стола в кабинете. Она подслушивала под дверью, когда Борис
Михайлович принимал посетителей. Конечно, все это были люди, приходившие
на консультацию, но вдруг кто-то из них окажется из тех? Это было унизи-
тельно до отвращения, ни разу за тридцать шесть прожитых лет Юлия Готов-
чиц ничего подобного не делала, считая такие действия постыдными и не-
достойными уважающего себя человека. Но она хотела знать правду. А муж
ей, что очевидно, правды не говорил.
Стало уже совсем тепло, в кабинете у Насти, на Петровке, окно было
распахнуто настежь, и истошный визг тормозов заставил ее выглянуть на
улицу. Нет, слава Богу, не авария. Всего лишь Игорь Лесников, который
яростно хлопнул дверцей сверкающего "БМВ" и влетел в здание. Не прошло и
трех минут, как он ворвался к Насте.
- И все-таки я был прав! - почему-то торжествующе выдохнул он.
Настя подняла на него недоуменный взгляд.
- Тоже мне новость. Ты всегда прав. Что на этот раз?
- Помнишь, я тебе рассказывал про кражу у психоаналитика? Точнее, там
был взлом, ничего не украдено.
- Помню, - кивнула она.
- И помнишь, я еще тогда тебе говорил, что мне этот психоаналитик
чем-то не показался?
- Тоже помню. Что он натворил теперь?
- Пока не знаю. Зато мы имеем в наличии труп его жены. Не остыл еще.
- Красиво, - протянула Настя, откидываясь на спинку стула и расправ-
ляя плечи, затекшие от долгого сидения за столом над бумагами. - А поче-
му эта радость досталась нам, а не округу?
- А потому, что супруга испуганного психоаналитика является депутатом
Государственной Думы, не больше и не меньше. Вот так, любезная Анаста-
сия. Жди теперь солнечных дней и массу приятной работы.
- Да ну тебя, - Настя расстроенно махнула рукой. - Депутатские
убийства - не мой профиль. Мне бы что-нибудь про жизнь, про любовь, про
застарелую вражду. Это я умею. А в политике я все равно не разбираюсь.
Лесников ехидно улыбнулся.
- Как говорил профессор, у которого я когда-то писал диплом: негра-
мотность - не аргумент. И не надейся, что Колобок тебя пощадит, принимая
во внимание твою патологическую нелюбовь к политике и экономике.
- Да уж, - Настя обреченно вздохнула. - Выходит, можно говорить о
том, что взлом был попыткой кражи не у психоаналитика, а у его жены.
Кстати, как ее зовут-то?
- Юлия Николаевна Готовчиц.
- Это которая за налоговую дисциплину все время боролась?
- Ну вот, а говоришь, что газеты не читаешь. Врешь ты все, светлей-
шая, под дурочку работаешь.
- Но я их действительно не читаю. То есть читаю, конечно, но только
то, что имеет отношение к криминалу. Зато Лешка смотрит по вечерам ин-
формационные программы, и мне приходится это слышать. Можешь мне пове-
рить, я бы с гораздо большим удовольствием послушала "Трубадура" вместо
"Вестей" и "Итогов". Но Чистяков мои вкусы в этой части не разделяет,
как ни печально.
Это было правдой. Настин муж проявлял поистине чудеса терпимости и с
пониманием относился ко многим ее слабостям и недостаткам, но в одном он
был непреклонен: в восемь вечера "Вести", в девять "Время" и в десять
часов "Сегодня" - это святое и неприкосновенное, а если супруга желает
послушать классическую музыку, то пожалуйста, в любое свободное от ин-
формационных программ время.
Но шутки шутками, а взлом и вторжение в квартиру вкупе с последующим
убийством хозяйки-парламентария ничего приятного не сулили. Искали, ско-
рее всего, не деньги и ценности, а какие-то документы. Правильно говорил
Настин отчим, много лет проработавший в уголовном розыске: во главе все-
го стоит борьба за информацию. И в одних случаях ее хотят добыть, а в
других - уничтожить, вот, собственно, и весь расклад. Если не удалось
найти и изъять документы, то после этого частенько просто избавляются от
людей - носителей особо опасных знаний.
Заниматься борьбой за информацию Насте Каменской было интересно. Жаль
только, что информация эта носит, судя по всему, характер политический.
Но ничего не попишешь. Мало ей телевизионных денежных дел... Да, в пос-
леднее время ей везет все реже и реже, времена такие настали, что в ос-
нове преступлений все чаще оказываются мотивы и поводы, Насте совершенно
неинтересные, а вот любви, ревности, мести и затаенной злобы становится
все меньше.
1 2 3 4 5 6 7 8