- Что, проблемы с женой?
- Скорее, с матерью. Мать у него - такая, знаете ли, особа, которая
искренне считает всех окружающих глупее себя. Вот, например, о своей не-
вестке Светлане она отзывается следующим образом: я, дескать, не была в
восторге от Лениного выбора, но, в конце концов, не мне с ней жить, а
ему, поэтому я всегда была приветливой со Светочкой и всеми силами ста-
ралась ее полюбить как родную. У нас с невесткой были прекрасные отноше-
ния, мне очень скоро удалось преодолеть неприязнь к ней, ведь самое
главное для меня - чтобы мой сын был счастлив. А сама Светлана и многие
друзья Параскевичей, как старших, так и младших, в один голос утвержда-
ют, что Галина Ивановна так люто ненавидела невестку, что даже не умела
этого скрывать, хотя, может быть, и старалась. Ненависть выплескивалась
во всем, в каждом слове, в каждом взгляде, в жесте. В любой мелочи. А
Галина Ивановна свято уверена, что она - великая актриса и о ее истинных
чувствах никто не догадывается. Властная, нетерпимая к чужому мнению,
если оно не совпадает с ее собственным, все за всех решает, всегда зна-
ет, кому как лучше поступить. В общем - чума. У таких матерей обычно вы-
растают очень несчастные дети, потому что эти дети с младенчества приу-
чены беспрекословно слушаться, боятся делать наперекор и при этом тихо
ненавидят мать. Ненависть с каждым днем, с каждым годом накапливается,
но страх перед матерью не позволяет ей выплескиваться наружу криком или
просто резким замечанием, поступком. Представляете, в каком аду живут
эти несчастные дети? Им уже за пятьдесят, а матери продолжают их трети-
ровать, смотреть в рот и давать советы, что нужно есть, а что нельзя,
критически оглядывать одежду и комментировать их стиль и манеру оде-
ваться. Они суют нос во все семейные проблемы детей, осуждают их супру-
гов, дают рекомендации по воспитанию внуков, командуют, распоряжаются,
повышают голос, позволяют себе грубости и бестактные выходки.
- И что же, мать Параскевича именно такая?
- Один в один, - подтвердила Настя. - Даже хуже. А жена у него очень
милая, мне она понравилась. По-моему, она по-настоящему любила своего
мужа...
Светлана Параскевич повернулась на бок и стала осторожно вылезать
из-под теплого пухового одеяла. Она старалась не потревожить лежащего
рядом мужчину, но он все-таки открыл глаза, быстрым жестом обхватил ее
за плечи и уложил обратно, крепко прижав к себе.
- Ты куда это собралась?
- Пойду чайник поставлю.
- А поцеловать? Как это можно - оставить любимого мужчину одного в
комнате и уйти, не поцеловав его?
Светлана нежно поцеловала его в губы, в глаза, в щеки.
- Я тебя обожаю, - прошептала она. - Ты - невероятный. Лучше тебя ни-
кого нет.
- А твой покойный муж?
Она расхохоталась звонко и весело.
- Только мой покойный муж может сравниться с тобой, - проговорила
она, гладя мужчину по плечам и груди. - Но ты все равно лучше. Ты сво-
боднее, а значит - сильнее. Ты независим. Ты можешь себе позволить, в
отличие от него, быть гордым. Ведь у тебя нет такой матери, какой была
моя свекровь.
- Но у меня нет и такого таланта, какой был у твоего мужа. Кто я в
сравнении с ним? Жалкий учитель русского языка и литературы, получающий
гроши.
- Это неважно, - тихонько сказала Светлана, обнимая его. - Ты мужчи-
на, которого я люблю. А талант тебе и не нужен. Достаточно того, что он
есть у меня.


Глава 2

По квартире разливался аромат крепкого, только что смолотого и сва-
ренного кофе. Сергей Николаевич Березин сладко потянулся под одеялом и
привычно протянул руку на другую половину огромной супружеской кровати.
Протянул - и тут же отдернул. Все месяцы, пока Ирина была в клинике и в
санатории, он знал, что дома ее нет, поэтому даже спросонок не забывал
об этом. Но вчера он привез ее сюда, и подсознание дало команду: раз же-
на в квартире, она должна быть в супружеской постели.
А ее нет. Нет и быть не может. Ирина будет спать в маленькой комнате
на диване. Она сама сделала выбор, хотя Березин предлагал ей занять
спальню.
Сергей Николаевич легко выпрыгнул из-под одеяла, сделал несколько
взмахов руками, чтобы разогнать кровь, натянул джинсы и отправился в
ванную. Через десять минут, выбритый и благоухающий хорошей туалетной
водой, он появился в кухне. Ирина сидела на стуле, некрасиво сгорбив-
шись, непричесанная, в небрежно застегнутом халате и в тапочках со стоп-
танными задниками. Березин недовольно поморщился, не сумев скрыть неудо-
вольствия.
- Доброе утро, - сдержанно сказал он.
- Здравствуй, - вяло откликнулась Ирина.
- Ты плохо себя чувствуешь? - вежливо поинтересовался он.
- Нормально.
Она пожала плечами и отпила кофе. Березин заметил, что чашка была не
из сервиза, стоящего на кухне в застекленном шкафчике, а из тех разно-
мастных, с отколотыми ручками и царапинами, которые использовались для
отмеривания, например, сахара, или муки, или воды, или крупы. Та Ирина
никогда не стала бы пить кофе из этих чашек.
- Тогда почему ты в таком виде?
- А что? Чем тебя мой вид не устраивает? Я же дома, а не на приеме в
посольстве.
- Ира, ты не должна забывать - ты моя жена. Пожалуйста, веди себя со-
ответственно.
- Но ведь здесь нет никого, - искренне удивилась она, и Березин по-
нял, что Ирина действительно не понимает, чего он от нее хочет.
- Пойми, - мягко сказал он, наливая себе кофе в красивую чашку из
тонкого фарфора, - ты не должна расслабляться даже дома. Ты должна все
время вести себя так, как будто за тобой наблюдают десятки глаз. Только
так ты сможешь обрести уверенность и стать настоящей женой политика. Ес-
ли ты будешь делить свое поведение на две категории - "для дома" и "для
людей", - ты обязательно допустишь грубую ошибку, причем публично. И
первое, что ты должна сделать, - не ходить дома распустехой и не пить
кофе из битых чашек, даже когда ты одна.
Ирина молча вышла из кухни, и Березин с досадой подумал, что она ока-
залась более обидчивой, чем он предполагал. Намучается он с ней. Ирина
вернулась через несколько минут в длинной, до пола, вязаной юбке, узкой
и прямой, и в трикотажной блузке с длинными рукавами, завязанной на жи-
воте в узел и открывающей маленький кусочек ослепительной кожи. Волосы
ее были стянуты на затылке и закреплены в узел, губы слегка подкрашены.
Теперь она, тонкая и изящная, напоминала натянутую струну, готовую при
умелом прикосновении откликнуться мелодичным звуком.
Не говоря ни слова, Ирина вылила в раковину остатки кофе из своей
чашки с щербатыми краями, достала чашку из сервиза, налила в нее кофе и
уселась напротив Березина, закинув ногу на ногу. Он невольно залюбовался
ее прямой спиной, длинной шеей и гордо вскинутым подбородком. Как похо-
жа, Боже мой, как она похожа на ту! Наваждение.
- Так хорошо? - спросила она очень серьезно, и Березин с облегчением
понял, что Ирина не обиделась.
- Отлично. Только чуть-чуть помягче. Опусти немного голову, а то вид
у тебя уж очень неприступный. Мы же решили, что ты - мой тыл, милая, за-
ботливая, любящая. Между прочим, у тебя есть еще что-нибудь такое же
длинное, до самого пола?
- Есть, - удивленно ответила она. - Два вечерних платья для рестора-
на.
- Это не годится. А попроще?
- Если попроще - только то, что на мне. А в чем дело?
- Это удивительно удачная находка, - объяснил Сергей Николаевич. -
Когда женщина ходит в длинном платье дома, это напоминает девятнадцатый
век, когда еще существовало понятие хранительницы очага. Нужно сделать
это твоим стилем. Да-да, - оживился он, - именно так. Длинные платья
всегда, в любой обстановке: дома, на приемах, в театре - всюду. И непре-
менно прическа из длинных волос, вот как сейчас. Благородно и просто. И
главное - тебе очень идет. Нужно немедленно заняться твоим гардеробом.
Он схватил телефонную трубку и начал накручивать диск.
- Алло! Татьяна Николаевна? Березин говорит. Машина пошла за мной?
Очень хорошо. Татьяна Николаевна, моей жене срочно нужна портниха. Да,
да. Нет, к завтрашнему дню, к нашему мероприятию. Нет, она еще не очень
хорошо себя чувствует, мне не хотелось бы везти ее в центр, сейчас всюду
такие пробки... - Да, пусть приедет на дом. Да, разумеется, образцы тка-
ней тоже нужны. Ну вот, - весело сказал он, повесив трубку, - через два
часа сюда приедет портниха. Татьяна все организует. Закажешь ей нес-
колько нарядов - для публичных выходов и для дома. Для дома даже важнее.
И продумай наряд для завтрашнего мероприятия. Его сошьют в первую оче-
редь, все остальные обговори, выбери ткань, все сделают в течение неде-
ли.
- Сережа... - робко сказала Ирина. - Я боюсь. Я что, должна буду ос-
таться с ней один на один? Без тебя?
- Разумеется. Я через десять минут уеду и вернусь только вечером.
- Но как же... Что я буду ей говорить? Я же не знаю...
- Ира, возьми себя в руки, в конце концов, - жестко произнес Березин.
- Нельзя бояться до бесконечности. Я не смогу водить тебя за ручку всю
оставшуюся жизнь, привыкай действовать самостоятельно. В первый раз я
совершил ошибку, женившись на девице из хорошей семьи, потому что девица
оказалась блядью. Теперь я взял в жены тебя, - он сделал выразительную,
паузу, с удовлетворением наблюдая, как разливается румянец по нежному
лицу Ирины, - и очень надеюсь, что ты сможешь стать похожей на девицу из
хорошей семьи.
Она резко поднялась и отвернулась к окну, не ответив на его выпад.
Сергей Николаевич допил кофе и быстро оделся. Уже стоя в прихожей, он
заметил, что Ирина так и стоит на кухне возле окна. Ему стало не по се-
бе, он не хотел уходить из дома с тяжелым сердцем, оставляя в квартире
обиженную женщину.
- Ира, я пошел. Пожелай мне удачи. У меня будет трудный день.
Она медленно повернулась. Краска стыда и негодования уже сошла с ее
лица, оно снова было бледно-розовым и очень нежным.
- Я желаю тебе, дорогой, чтобы ты не забывал, при каких обстоя-
тельствах мы с тобой познакомились. Не исключено, что я от этого зна-
комства выиграла, хотя пока еще ничего не ясно. Но идея принадлежала те-
бе, и кровь - на твоих руках, а не на моих. Ты только что напомнил мне,
что до знакомства с тобой я была проституткой. Теперь я напоминаю тебе о
том, кто ты такой.
- Ира, не стоит... - начал было Березин, но она прервала его:
- Я даю тебе слово, что научусь быть достойной женой политика. Но я
никогда не буду женой убийцы.
Она пересекла кухню, прошла мимо. Сергея Николаевича и скрылась в ма-
ленькой комнате, ожесточенно хлопнув дверью.
Административный корпус отличался от всех остальных зданий и сооруже-
ний исправительно-трудовой колонии только тем, что находился "на воле",
а не за забором и проволокой. Внутри царил тот же всепроникающий запах
пропотевших сапог и немытых тел, стены были покрашены унылой масляной
краской, и вообще вся атмосфера вызывала ассоциации не со служебным по-
мещением, а именно с казенным домом.
Наталья терпеливо сидела в коридоре, в очереди таких же, как она,
приехавших на свидания или привезших посылки: почта теперь работает так
плохо, что посылка или не дойдет совсем, или ее по дороге разворуют. Хо-
рошо, если не дойдет, тогда можно и новую послать. А если дойдет ящик
наполовину пустым, то будет считаться, что осужденный посылку получил и
другой в ближайшие полгода ему уже не полагается. Многие стали посылки
привозить лично или с оказией передавать, так надежнее.
Наталья приехала на свидание, первое с тех пор, как Евгений оказался
в колонии. Она так давно его не видела, что боялась даже представить се-
бе, каким стал ее муж. По рассказам знакомых, по книгам и фильмам она
уже имела кое-какое представление о том, что такое жизнь в колонии, и
ожидала увидеть Евгения поникшим, с ранними морщинами, с почерневшими
зубами и трясущимися руками.
Наконец подошла ее очередь. Она оглянулась на сидящих в тоскливой
очереди женщин (мужчин здесь почему-то не было, видно, на свидания при-
езжали только матери и жены, а отцы и сыновья предпочитали другие разв-
лечения), незаметно перекрестилась и толкнула деревянную дверь кабинета.
- Я к осужденному Досюкову Евгению Михайловичу, статья сто три, срок
восемь лет.
- Жена? - не поднимая головы, спросил хмурый капитан в зеленой форме
офицера внутренней службы. - Документы, пожалуйста.
- Вот. - Наталья торопливо протянула ему паспорт, совсем новенький,
полученный всего два месяца назад, когда она меняла фамилию.
Капитан аккуратно перелистал паспорт от первой до последней страницы,
потом поднял голову и с любопытством уставился на нее.
- Тут отметочка о заключении брака. Вы поженились полгода назад?
- Совершено верно.
- Досюков в это время, был под следствием? - уточнил капитан.
- Да.
- И вы, значит, добровольно согласились стать женой убийцы? Почему,
интересно? Вы его одобряли?
- Нет, вы не так поняли, - торопливо заговорила Наталья. - Я же нор-
мальный человек, как я могу одобрять убийство? Но я хотела, чтобы он,
отбывая наказание, знал, что я его жду, что он мне нужен, что он должен
справиться со всем этим... У него ведь нет никого, кто ездил бы к нему
на свидания, кто посылал бы ему продукты. Мать совсем старая и почти
слепая, она из дома практически не выходит. Отца нет, он давно умер. Же-
ня у нее единственный сын, ни братьев нет, ни сестер. И если бы мы не
расписались, меня бы не пускали к нему на свидания. Пусть он убийца, но
ведь должен у него быть кто-то, кому он верит и на кого может надеяться.
- Вы сейчас сказали интересную вещь, - заметил капитан. - Вы сказали:
пусть он убийца. Так вы верите в то, что он совершил убийство?
- Я не понимаю, - вмиг пересохшими губами сказала Наталья.
- Я хочу сказать, что ваш муж ведь не признался в совершении убийства
ни на следствии, ни на суде. И он до сих пор не признает себя виновным.
Поэтому я и спросил вас: а вы как считаете? Вы тоже уверены, что он не-
виновен?
- Я... - растерялась она. - Я не знаю. Честное слово, я не знаю. Женя
не такой человек, чтобы убить кого-то... Но ведь чужая душа - потемки,
ни за кого нельзя ручаться, даже за себя самого. Нет, я не знаю. Но я
знаю, в чем состоит мой долг. Если государство сочло необходимым нало-
жить на него кару за что-то, то мой долг - помочь ему пережить это с
достоинством, чтобы он не потерял человеческого облика, чтобы осознал
ошибку, осознал свой грех, если он всетаки это совершил, и чтобы покаял-
ся, исправился.
- Вы - верующая?
- Как вам сказать...
Она улыбнулась впервые с тех пор, как вошла в этот кабинет.
- Когда Женю арестовали, я стала ходить в церковь просто потому, что
очень хотела хоть как-то ему помочь, а как - не знала. Познакомилась со
священником, он и объяснил мне, что если я столько лет прожила рядом с
Женей и не сумела отвратить его от греха, то мой долг теперь сделать
все, чтобы помочь ему очиститься, обновиться и исправиться.
Капитан открыл несгораемый шкаф, за которым оказались картотечные
ящики, выдвинул один из них, долго перебирал карточки, наконец вынул од-
ну из них и внимательно изучил.
- У вас краткосрочное свидание, три часа.
- Так мало? - в отчаянии всплеснула руками Наталья. - А мне говори-
ли...
- Вам говорили про долгосрочное, - сухо перебил ее капитан, - на трое
суток. Это вам пока рано, срок еще не подошел.
- А когда же?
- Через три месяца, не раньше, да к тому же в зависимости от того,
как ваш муж будет себя вести. Если нарушит режим, то в качестве наказа-
ния он может быть лишен посылки или свидания.
- А он что, нарушает? - робко спросила она.
- Пока нет, но все когда-то бывает в первый раз, - философски изрек
капитан.
Он снял телефонную трубку на аппарате без диска.
- Седьмой отряд, Досюков Евгений Михайлович, сто третья, восемь лет.
На краткосрочное.
Выслушав ответ, он снова повернулся к Наталье и усталым голосом
объяснил ей, куда теперь идти, что сказать и какую бумажку показать.
- Вам там скажут, но я предупреждаю на всякий случай заранее: деньги,
колющие и режущие предметы, алкогольные напитки, сигареты с фильтром...
Она на мгновение прикрыла глаза и отключилась.
Целые сутки в плацкартном вагоне, продуваемом насквозь, где даже
ночью не гасится свет и постоянно мимо тебя кто-то ходит. Она совсем не
смогла заснуть, - ей было очень холодно и очень страшно. И теперь в неу-
ютном, вонючем, но таком теплом кабинете ее разморило. А о том, чего
нельзя приносить с собой на свидание, она и так знала еще с тех пор,
когда приходила в следственный изолятор на регистрацию брака.
1 2 3 4 5 6 7