На него нацелился один из рокеров: небрежно волоча ногу по земле, он поднял внезапно мотоцикл на дыбы, так что переднее колесо угрожающе нависло над ним в воздухе. Ударом клюшки Генри вышиб рокера из седла, он держал ее двумя руками и попал обидчику по спине, Барбара не могла разглядеть в окно, куда пришелся удар, она лишь видела, что рокер сник и свалился на землю, а мотоцикл выскользнул из-под него.
– Беги, – крикнул Генри почтальону, – беги к дому 2 а, тебе откроют!
Джо послушался, поднялся, подхватив сумку, но тут они снова отрезали ему дорогу, медленно двинулись прямо на него и погнали назад. Джо инстинктивно бросился искать защиты у Генри. Увидев, как они встали, спина к спине, Барбара даже на миг обрадовалась, ее растрогало их взаимное доверие, попытка защитить друг друга перед лицом обидчиков. Генри держал клюшку наперевес и попал по руке одному рокеру, слишком близко подъехавшему к нему. Чертыхаясь, тот убрался, сделал большой круг, а потом снова поехал на него. Генри был уверен, что он свернет в последнюю секунду, и не сдвинулся с места, продолжая стоять намертво.
Барбара в ужасе вскрикнула, когда Генри опрокинулся, увидела, как он падает, а они пихают его ногами, проезжая мимо. Он пытался дотянуться до клюшки, лежавшей на расстоянии вытянутой руки, и не мог. Она набрала номер полиции. Описала все, что видела. Назвала адрес.
Прежде чем выбежать на улицу, она снова посмотрела в окно. Там произошли изменения: в середине площадки по-прежнему сидели, скрючившись, Генри и Джо, окруженные мотоциклами, но с разных сторон к ним двигалось все больше и больше мужчин, выходивших из расположенных напротив магазинчиков, из подъездов домов и двух припаркованных грузовиков, даже двое дорожных рабочих выбрались из колодца, вооружились лопатами и примкнули к остальным. Без суеты, спокойно и осознавая свое превосходство, они приближались к кольцу вокруг пленников, Барбара еще успела увидеть, как они скученно шли, толкая друг друга. Не мешкая ни секунды, не выкрикивая ни предупреждений, ни угроз, даже не примерившись и не оценив ситуацию, как то диктовало благоразумие, будто выполняя внутренний долг или поручение, они ринулись в неотвратимую драку.
Второй мотоцикл тоже перевернулся и остался лежать с ревущим мотором, рокер, спотыкаясь, пробовал спастись бегством. Мужские тела переплетались, катаясь по земле. За теми, кто пытался удрать, бросались вдогонку сразу не меньше двух преследователей. В воздухе мелькнула лопата и опустилась на кого-то. Вихляя, подъехал самый отчаянный рокер, притормозил перед поверженным, и тому удалось вскарабкаться на заднее сиденье, но тут же на него обрушился удар, и он свалился.
Когда Барбара склонилась над Генри, помогая ему сесть, шума моторов уже не было слышно, рев последнего мотоцикла затих вдали.
– Ты можешь идти? – спросила Барбара.
– Попробую, – ответил Генри. Пока он, упираясь двумя руками в землю, пытался привстать, замерев на мгновение, Джо подставил ему свое плечо. Кто-то из стоявших вокруг мужчин подхватил его и поднял на ноги, заботливо спросив, куда его отвести. Генри ответил не сразу, прижав кулак к бедру, он сделал несколько пробных шажков на месте и посмотрел в том направлении, в котором исчезли рокеры.
– Они не вернутся, босс, – сказал Джо, – сегодня они кое-чему научились.
– Смотри за своими письмами, – улыбнулся ему Генри и попросил Барбару отвести его домой.
Барбара взяла его под руку, все повернулись в их сторону. Когда стало ясно, куда они направляются, толпа расступилась; с верхних этажей многоэтажек могло показаться, что они идут сквозь шеренгу. На площадке их движение замедлилось, один раз им пришлось остановиться; Генри застыл в нерешительности, очевидно, не рискуя идти дальше. Но Джо как раз притащил ему клюшку, он оперся на нее и с помощью Барбары доковылял до подъезда.
Дома он не внял уговорам сестры и наотрез отказался ложиться, лишь подтащил к окну стул и сел на него.
– Ушибы, больше ничего, – категорически объявил Генри.
Барбара направилась в ванную, не закрыв плотно за собой дверь, подошла к зеркалу и критически осмотрела себя. Генри было видно, как она зачерпнула в ладонь воды и ополоснула лицо.
Он придвинул к себе второй стул и позвал сестру:
– Посмотрим, что там происходит!
Сидя рядом у окна, они увидели следующую картину:
на площадке стояли две полицейские машины, окруженные людьми, которые не хотели расходиться и отвечали на вопросы полицейских или предлагали себя в качестве свидетелей. Можно было догадаться, что они перебивали и дополняли друг друга. Вот они показывают на те места площадки, где происходили события, вот указывают направление, в котором исчезли те, кто еще мог удрать. Полицейские не удивлялись активности свидетелей, один из них делал для себя пометки.
После отъезда полицейских машин толпа постепенно рассеялась, кто-то уходил по одиночке, кто-то группами, время от времени некоторые останавливались, оборачивались и смотрели на окна многоэтажки. Вскоре на площадке никого не осталось, лишь ветер неустанно очищал ее от обрывков бумаги, листьев и пачек из-под сигарет и крутил юлой белый пластиковый пакет.
Словно его знобило, Генри поежился и вздохнул. Барбара с беспокойством взглянула на брата, и когда их взгляды встретились, она улыбнулась и спросила:
– Ну как, тебе лучше?
– Да, – кивнул Генри, – теперь получше.
Барбара встала, чтобы позвонить в бюро находок сказать, что Генри появится позже, но он удержал ее за рукав и снова усадил на стул.
– Сиди, я еще пойду в бюро, не хочу оставлять их одних; кто знает, что там еще появилось новенького.
Барбара обескураженно взглянула на него и спросила:
– Ты передумал?
– Я кое-что осознал.
– Давай-ка я заварю нам чай, – предложила Барбара и пошла на кухню.
Он слышал, как она налила воду в чайник, а потом включила радио. «Summertime». Генри любил грустно-мечтательную мелодию этой песни и невольно начал подпевать, однако замолчал, услышав, что и Барбара тихонько напевает то же самое, не просто бездумно, для себя самой, а так, словно хотела быть услышанной им и о чем-то напомнить. Потом он услышал, как она составила на поднос посуду, достала из шкафчика сахарницу и, стуча по тарелке ножом, нарезала лимон. Генри уже освободил часть стола и вытряхнул переполненную пепельницу Проделывая все это, он вспомнил Федора. «Слишком рано ты уехал от нас, Федор», – сказал он себе. Генри хотел было взять у Барбары поднос из рук, но острая боль в бедре остановила его, и ему лишь осталось, прислонившись к столу, наблюдать, как она расставляет посуду.
– Чай еще должен настояться, – сказала она и посмотрела в окно. Генри поинтересовался: «Что там происходит?» – и Барбара ответила: – Все тихо и мирно; ах, если бы Федор был с нами…
– Ты напишешь ему.
– Да, Генри, я напишу ему. Скоро.
* * *
Ханнес Хармс уже ожидал его. Он поздоровался с Генри легким рукопожатием, пригласил в свой кабинет и указал на стул:
– Садись, нам надо потолковать.
Предложив ему сигарету и помявшись, всем видом показывая, как тяжело ему начать разговор, он наконец произнес:
– Похоже, что Альберт не вернется к нам. С ним случился удар. Я об этом вчера узнал.
– Никогда не вернется? – расстроился Генри.
– Думаю, что никогда.
– А мы можем навестить его?
– Мне дадут знать.
– Может, все еще хорошо кончится, – вздохнул Генри, – у моего дяди тоже был инсульт три года назад, но он смог вернуться на работу.
– Нам остается только надеяться.
Очевидно, Хармс хотел сказать ему что-то еще, но, взглянув на Паулу, он поднялся и показал Генри на двух девочек, стоявших перед ее столом со смущенным и виноватым видом.
– Паула зовет нас.
– Так пошли к ней.
Паула представила обеих девочек, жавшихся друг к другу.
– Это Маргрит, – и она показала на Маргрит, – это Анна, – кивок в сторону Анны. И прежде чем девочки успели, следуя приглашению Генри, рассказать о своей пропаже, Паула пояснила, что обратиться в бюро находок на вокзале им посоветовала учительница; Анна очень расстроена из-за потери флейты.
– Так-так, – покивал головой Генри, – значит, ты потеряла флейту. Или забыла?
– Оставила в поезде, – ответила Анна, – мы ездили с классом на проулку в Люнебургскую пустошь.
– В поезде Анна еще играла, – вспомнила Маргрит, – на обратном пути.
– Тогда вы и в самом Люнебурге были, – вмешался Хармс, и Анна подтвердила:
– В Люнебурге мы делали пересадку; все произошло очень быстро, там я, наверное, и оставила флейту.
– Маттес приносил нам одну флейту, – сказала Паула, – я ее уже заактировала, она лежит на полке с игрушками.
Генри исчез между стеллажами, девочки шептались друг с другом, и когда он снова появился, Анна побежала ему навстречу: она сразу узнала свою флейту, он держал ее в руке.
– Это в самом деле твоя флейта? – спросил Хармс.
– Мне ее на день рождения подарили, – пояснила Анна, а Маргрит подтвердила:
– Я там тоже была.
– Хорошо, – сказал Генри, – значит, ты можешь нам что-нибудь сыграть?
– Я не знаю, что я должна играть.
– Ну, сыграй то же самое, что ты играла в поезде, когда вы ехали домой.
Анна подумала, пошушукалась с подружкой и серьезно спросила:
– Если я сыграю, я смогу потом забрать свою флейту?
– Да, ты ее получишь.
– Договорились, – кивнула Анна, – сначала я сыграю «Пробный полет».
– А что это такое – «Пробный полет»? – удивился Хармс.
– Ну, значит, таю это о маленьком птенчике, который еще никогда не вылетал из гнезда, и вот мама выманивает его перелететь к ней на соседнюю ветку, у нее ничего не получается, он боится. Потом он все-таки пробует, и ему так нравится, что он не садится на ветку, а весело летает вокруг и хочет показать маме, какая это радость. Но, приземляясь, он кувыркается.
– О, это мы хотим послушать, – улыбнулся Генри.
Анна поднесла флейту к губам, и все, кто был в бюро находок, мысленно увидели и ощутили то, о чем им рассказывала девочка: дерево, гнездо, взрослую птицу, выманивающую птенца.
– Я могу теперь забрать свою флейту?
– Можешь, – разрешил Хармс, – и знай, что мы слушали тебя с большим удовольствием. Тебе только надо еще подписать одну бумагу, – и он повернулся к Пауле: – Денежный сбор вычтем из гонорара за музыкальное представление.
Генри шутливо пригрозил ей:
– Смотри, больше нигде не оставляй свою красивую флейту.
– Не оставлю, обещаю!
Девочки серьезно попрощались, но уже на лестнице склонили друг к другу головы и захихикали. Заметивший это Генри улыбнулся:
– Симпатичная растеряшка, заодно и настроение подняла.
Паула начала готовить списки к следующему аукциону, а Хармс еще раз показал на свой кабинет и со словами:
– Мы с тобой еще не договорили, Генри, – пошел вперед. По задумчивому выражению лица начальника можно было заключить, что он собирается обсудить нечто важное, это выражение исчезло лишь, когда они сели напротив друг друга.
– Я не знаю, Генри, известно ли тебе, что по штатному расписанию мне положен заместитель, до сих пор это был Альберт. Мы не знаем, вернется ли он к нам, а если и вернется, сможет ли и захочет ли выполнять эти обязанности. Поскольку мне в ближайшем будущем предстоит ряд служебных поездок, речь идет о сборе информации по взаимодействию бюро находок, сетка нашего штатного расписания должна быть заполнена. Согласен?
– Ясное дело.
– Хорошо, Генри, во время моего отсутствия ты будешь замещать меня, совершенно официально. Ты становишься моим заместителем. Мы приняли такое решение, отдел кадров будет проинформирован.
Генри ошеломленно посмотрел на Хармса и непроизвольно отмахнулся, потом поднялся и спросил:
– А Паула? Она гораздо дольше работает здесь, и у нее больше прав.
– Паула предложила тебя, – ответил Хармс.
– Паула? – изумился Генри.
– Она считает, что ты самый лучший работник, какой только был в нашем бюро в последнее время, и я разделяю ее мнение. Мы долго говорили о тебе.
– Паула предложила меня? – все еще не мог поверить Генри.
– Она высоко ценит твою работу, – ответил Хармс, – а еще мне кажется, что ты ей нравишься.
Генри подошел к окну и взглянул на Паулу, корпевшую над своими списками и не глядевшую, вопреки его ожиданиям, на него; он слышал, что шеф задал ему какой-то вопрос, но смысл не дошел до него, и он ждал, когда тот повторит его.
– Ну так как, Генри? Я собираюсь писать докладную в отдел кадров, ты принимаешь наше предложение? – Поскольку Генри не отвечал, он добавил: – Ты не пожалеешь об этом. Чтобы начать карьеру, подчас нужен трамплин – ты понимаешь, что я имею в виду.
Генри затряс головой. Он поблагодарил и сказал:
– Я рад, что моей работой довольны, но подниматься по служебной лестнице – это не для меня, это я с удовольствием предоставлю другим.
– Отлично, ты мне об этом уже однажды говорил, тогда, при твоем первом появлении у нас; если тебя шокирует слово «карьера», назовем это по-другому, к примеру, «изменение». Разве у тебя иногда не возникает желания измениться? Твой дядя наверняка бы не возражал.
– Не исключаю, но мне нравится все так, как есть, меня не прельщает руководящая работа, я же вижу по горе бумаг на вашем столе, как она вам досаждает.
– Ну хорошо, открой мне тогда секрет, что тебе здесь нравится.
– А вы не знаете? Вы-то с вашим богатым опытом? Короче, что мне здесь нравится и даже больше, чем нравится, – это ежедневные встречи с неудачниками, с людьми, которые приходят заявить, что они что-то потеряли. Я раньше и представить себе не мог, что могут оставлять и забывать или терять на перроне люди. Я бы никогда не поверил, что по-настоящему узнаешь людей, когда они приходят сюда к нам, чтобы заявить о пропаже: они плачут, сетуют, укоряют самих себя. А какую радость испытывают, когда забрезжит луч надежды и я могу их утешить. Когда мне удается помочь человеку найти свою вещь, я испытываю не меньшее счастье, чем он.
Хармс улыбнулся, в задумчивости обошел вокруг стола и, подойдя вплотную к Генри, спокойно произнес:
– Тебя послушать, мой мальчик, так можно считать, что ты состоялся и жизнь твоя будет прожита не зря, да и моя тоже после стольких-то лет.
Что-то загромыхало у приемного окна, и оба посмотрели туда. Полицейский Маттес принес сдавать найденный предмет – громоздкий и ярко раскрашенный, тут же опрокинувшийся при попытке поставить его на пол.
– Это еще что такое? – вытаращил глаза Генри. Хармс по-деловому ответил:
– Разве ты не видишь? Шезлонг по индивидуальному заказу, вероятно, рассчитан на две персоны.
– О боже, – пробормотал Генри, – как же можно потерять такую вещь?
– Этот вопрос ты однажды уже задавал мне, – напомнил Хармс, – насчет моего малыша Пиу-пиу помнишь? Постепенно ты перестанешь удивляться, это еще придет, непременно придет.
Поглядывая на Маттеса, пребывавшего явно в хорошем настроении и разложившего шезлонг, чтобы полежать на пробу перед столом Паулы, Хармс все-таки решил довести разговор до конца:
– Ну так как, Генри, принимаешь наше предложение?
– По мне, так пусть все останется, как есть, хотя бы на первых порах.
Он пожал плечами, размышляя, не извиниться ли перед шефом за свое решение, но не стал этого делать, а только ухмыльнулся при виде полицейского, явно нашедшего самое удобное положение.
– О чем ты думаешь, Генри?
– Я уже представляю себе владельца, который явится к нам; трудно же ему будет доказать мне, что шезлонг – его собственность. Просто полежать – этот номер не пройдет.
– Что-нибудь придумаешь, – хмыкнул Хармс, – ты меня еще ни разу не разочаровал.
Он дружелюбно кивнул Генри, а потом кивнул еще разок как бы в ответ на свои мысли, довольный тем, что достаточно узнал о нем, во всяком случае, узнал все, что хотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
– Беги, – крикнул Генри почтальону, – беги к дому 2 а, тебе откроют!
Джо послушался, поднялся, подхватив сумку, но тут они снова отрезали ему дорогу, медленно двинулись прямо на него и погнали назад. Джо инстинктивно бросился искать защиты у Генри. Увидев, как они встали, спина к спине, Барбара даже на миг обрадовалась, ее растрогало их взаимное доверие, попытка защитить друг друга перед лицом обидчиков. Генри держал клюшку наперевес и попал по руке одному рокеру, слишком близко подъехавшему к нему. Чертыхаясь, тот убрался, сделал большой круг, а потом снова поехал на него. Генри был уверен, что он свернет в последнюю секунду, и не сдвинулся с места, продолжая стоять намертво.
Барбара в ужасе вскрикнула, когда Генри опрокинулся, увидела, как он падает, а они пихают его ногами, проезжая мимо. Он пытался дотянуться до клюшки, лежавшей на расстоянии вытянутой руки, и не мог. Она набрала номер полиции. Описала все, что видела. Назвала адрес.
Прежде чем выбежать на улицу, она снова посмотрела в окно. Там произошли изменения: в середине площадки по-прежнему сидели, скрючившись, Генри и Джо, окруженные мотоциклами, но с разных сторон к ним двигалось все больше и больше мужчин, выходивших из расположенных напротив магазинчиков, из подъездов домов и двух припаркованных грузовиков, даже двое дорожных рабочих выбрались из колодца, вооружились лопатами и примкнули к остальным. Без суеты, спокойно и осознавая свое превосходство, они приближались к кольцу вокруг пленников, Барбара еще успела увидеть, как они скученно шли, толкая друг друга. Не мешкая ни секунды, не выкрикивая ни предупреждений, ни угроз, даже не примерившись и не оценив ситуацию, как то диктовало благоразумие, будто выполняя внутренний долг или поручение, они ринулись в неотвратимую драку.
Второй мотоцикл тоже перевернулся и остался лежать с ревущим мотором, рокер, спотыкаясь, пробовал спастись бегством. Мужские тела переплетались, катаясь по земле. За теми, кто пытался удрать, бросались вдогонку сразу не меньше двух преследователей. В воздухе мелькнула лопата и опустилась на кого-то. Вихляя, подъехал самый отчаянный рокер, притормозил перед поверженным, и тому удалось вскарабкаться на заднее сиденье, но тут же на него обрушился удар, и он свалился.
Когда Барбара склонилась над Генри, помогая ему сесть, шума моторов уже не было слышно, рев последнего мотоцикла затих вдали.
– Ты можешь идти? – спросила Барбара.
– Попробую, – ответил Генри. Пока он, упираясь двумя руками в землю, пытался привстать, замерев на мгновение, Джо подставил ему свое плечо. Кто-то из стоявших вокруг мужчин подхватил его и поднял на ноги, заботливо спросив, куда его отвести. Генри ответил не сразу, прижав кулак к бедру, он сделал несколько пробных шажков на месте и посмотрел в том направлении, в котором исчезли рокеры.
– Они не вернутся, босс, – сказал Джо, – сегодня они кое-чему научились.
– Смотри за своими письмами, – улыбнулся ему Генри и попросил Барбару отвести его домой.
Барбара взяла его под руку, все повернулись в их сторону. Когда стало ясно, куда они направляются, толпа расступилась; с верхних этажей многоэтажек могло показаться, что они идут сквозь шеренгу. На площадке их движение замедлилось, один раз им пришлось остановиться; Генри застыл в нерешительности, очевидно, не рискуя идти дальше. Но Джо как раз притащил ему клюшку, он оперся на нее и с помощью Барбары доковылял до подъезда.
Дома он не внял уговорам сестры и наотрез отказался ложиться, лишь подтащил к окну стул и сел на него.
– Ушибы, больше ничего, – категорически объявил Генри.
Барбара направилась в ванную, не закрыв плотно за собой дверь, подошла к зеркалу и критически осмотрела себя. Генри было видно, как она зачерпнула в ладонь воды и ополоснула лицо.
Он придвинул к себе второй стул и позвал сестру:
– Посмотрим, что там происходит!
Сидя рядом у окна, они увидели следующую картину:
на площадке стояли две полицейские машины, окруженные людьми, которые не хотели расходиться и отвечали на вопросы полицейских или предлагали себя в качестве свидетелей. Можно было догадаться, что они перебивали и дополняли друг друга. Вот они показывают на те места площадки, где происходили события, вот указывают направление, в котором исчезли те, кто еще мог удрать. Полицейские не удивлялись активности свидетелей, один из них делал для себя пометки.
После отъезда полицейских машин толпа постепенно рассеялась, кто-то уходил по одиночке, кто-то группами, время от времени некоторые останавливались, оборачивались и смотрели на окна многоэтажки. Вскоре на площадке никого не осталось, лишь ветер неустанно очищал ее от обрывков бумаги, листьев и пачек из-под сигарет и крутил юлой белый пластиковый пакет.
Словно его знобило, Генри поежился и вздохнул. Барбара с беспокойством взглянула на брата, и когда их взгляды встретились, она улыбнулась и спросила:
– Ну как, тебе лучше?
– Да, – кивнул Генри, – теперь получше.
Барбара встала, чтобы позвонить в бюро находок сказать, что Генри появится позже, но он удержал ее за рукав и снова усадил на стул.
– Сиди, я еще пойду в бюро, не хочу оставлять их одних; кто знает, что там еще появилось новенького.
Барбара обескураженно взглянула на него и спросила:
– Ты передумал?
– Я кое-что осознал.
– Давай-ка я заварю нам чай, – предложила Барбара и пошла на кухню.
Он слышал, как она налила воду в чайник, а потом включила радио. «Summertime». Генри любил грустно-мечтательную мелодию этой песни и невольно начал подпевать, однако замолчал, услышав, что и Барбара тихонько напевает то же самое, не просто бездумно, для себя самой, а так, словно хотела быть услышанной им и о чем-то напомнить. Потом он услышал, как она составила на поднос посуду, достала из шкафчика сахарницу и, стуча по тарелке ножом, нарезала лимон. Генри уже освободил часть стола и вытряхнул переполненную пепельницу Проделывая все это, он вспомнил Федора. «Слишком рано ты уехал от нас, Федор», – сказал он себе. Генри хотел было взять у Барбары поднос из рук, но острая боль в бедре остановила его, и ему лишь осталось, прислонившись к столу, наблюдать, как она расставляет посуду.
– Чай еще должен настояться, – сказала она и посмотрела в окно. Генри поинтересовался: «Что там происходит?» – и Барбара ответила: – Все тихо и мирно; ах, если бы Федор был с нами…
– Ты напишешь ему.
– Да, Генри, я напишу ему. Скоро.
* * *
Ханнес Хармс уже ожидал его. Он поздоровался с Генри легким рукопожатием, пригласил в свой кабинет и указал на стул:
– Садись, нам надо потолковать.
Предложив ему сигарету и помявшись, всем видом показывая, как тяжело ему начать разговор, он наконец произнес:
– Похоже, что Альберт не вернется к нам. С ним случился удар. Я об этом вчера узнал.
– Никогда не вернется? – расстроился Генри.
– Думаю, что никогда.
– А мы можем навестить его?
– Мне дадут знать.
– Может, все еще хорошо кончится, – вздохнул Генри, – у моего дяди тоже был инсульт три года назад, но он смог вернуться на работу.
– Нам остается только надеяться.
Очевидно, Хармс хотел сказать ему что-то еще, но, взглянув на Паулу, он поднялся и показал Генри на двух девочек, стоявших перед ее столом со смущенным и виноватым видом.
– Паула зовет нас.
– Так пошли к ней.
Паула представила обеих девочек, жавшихся друг к другу.
– Это Маргрит, – и она показала на Маргрит, – это Анна, – кивок в сторону Анны. И прежде чем девочки успели, следуя приглашению Генри, рассказать о своей пропаже, Паула пояснила, что обратиться в бюро находок на вокзале им посоветовала учительница; Анна очень расстроена из-за потери флейты.
– Так-так, – покивал головой Генри, – значит, ты потеряла флейту. Или забыла?
– Оставила в поезде, – ответила Анна, – мы ездили с классом на проулку в Люнебургскую пустошь.
– В поезде Анна еще играла, – вспомнила Маргрит, – на обратном пути.
– Тогда вы и в самом Люнебурге были, – вмешался Хармс, и Анна подтвердила:
– В Люнебурге мы делали пересадку; все произошло очень быстро, там я, наверное, и оставила флейту.
– Маттес приносил нам одну флейту, – сказала Паула, – я ее уже заактировала, она лежит на полке с игрушками.
Генри исчез между стеллажами, девочки шептались друг с другом, и когда он снова появился, Анна побежала ему навстречу: она сразу узнала свою флейту, он держал ее в руке.
– Это в самом деле твоя флейта? – спросил Хармс.
– Мне ее на день рождения подарили, – пояснила Анна, а Маргрит подтвердила:
– Я там тоже была.
– Хорошо, – сказал Генри, – значит, ты можешь нам что-нибудь сыграть?
– Я не знаю, что я должна играть.
– Ну, сыграй то же самое, что ты играла в поезде, когда вы ехали домой.
Анна подумала, пошушукалась с подружкой и серьезно спросила:
– Если я сыграю, я смогу потом забрать свою флейту?
– Да, ты ее получишь.
– Договорились, – кивнула Анна, – сначала я сыграю «Пробный полет».
– А что это такое – «Пробный полет»? – удивился Хармс.
– Ну, значит, таю это о маленьком птенчике, который еще никогда не вылетал из гнезда, и вот мама выманивает его перелететь к ней на соседнюю ветку, у нее ничего не получается, он боится. Потом он все-таки пробует, и ему так нравится, что он не садится на ветку, а весело летает вокруг и хочет показать маме, какая это радость. Но, приземляясь, он кувыркается.
– О, это мы хотим послушать, – улыбнулся Генри.
Анна поднесла флейту к губам, и все, кто был в бюро находок, мысленно увидели и ощутили то, о чем им рассказывала девочка: дерево, гнездо, взрослую птицу, выманивающую птенца.
– Я могу теперь забрать свою флейту?
– Можешь, – разрешил Хармс, – и знай, что мы слушали тебя с большим удовольствием. Тебе только надо еще подписать одну бумагу, – и он повернулся к Пауле: – Денежный сбор вычтем из гонорара за музыкальное представление.
Генри шутливо пригрозил ей:
– Смотри, больше нигде не оставляй свою красивую флейту.
– Не оставлю, обещаю!
Девочки серьезно попрощались, но уже на лестнице склонили друг к другу головы и захихикали. Заметивший это Генри улыбнулся:
– Симпатичная растеряшка, заодно и настроение подняла.
Паула начала готовить списки к следующему аукциону, а Хармс еще раз показал на свой кабинет и со словами:
– Мы с тобой еще не договорили, Генри, – пошел вперед. По задумчивому выражению лица начальника можно было заключить, что он собирается обсудить нечто важное, это выражение исчезло лишь, когда они сели напротив друг друга.
– Я не знаю, Генри, известно ли тебе, что по штатному расписанию мне положен заместитель, до сих пор это был Альберт. Мы не знаем, вернется ли он к нам, а если и вернется, сможет ли и захочет ли выполнять эти обязанности. Поскольку мне в ближайшем будущем предстоит ряд служебных поездок, речь идет о сборе информации по взаимодействию бюро находок, сетка нашего штатного расписания должна быть заполнена. Согласен?
– Ясное дело.
– Хорошо, Генри, во время моего отсутствия ты будешь замещать меня, совершенно официально. Ты становишься моим заместителем. Мы приняли такое решение, отдел кадров будет проинформирован.
Генри ошеломленно посмотрел на Хармса и непроизвольно отмахнулся, потом поднялся и спросил:
– А Паула? Она гораздо дольше работает здесь, и у нее больше прав.
– Паула предложила тебя, – ответил Хармс.
– Паула? – изумился Генри.
– Она считает, что ты самый лучший работник, какой только был в нашем бюро в последнее время, и я разделяю ее мнение. Мы долго говорили о тебе.
– Паула предложила меня? – все еще не мог поверить Генри.
– Она высоко ценит твою работу, – ответил Хармс, – а еще мне кажется, что ты ей нравишься.
Генри подошел к окну и взглянул на Паулу, корпевшую над своими списками и не глядевшую, вопреки его ожиданиям, на него; он слышал, что шеф задал ему какой-то вопрос, но смысл не дошел до него, и он ждал, когда тот повторит его.
– Ну так как, Генри? Я собираюсь писать докладную в отдел кадров, ты принимаешь наше предложение? – Поскольку Генри не отвечал, он добавил: – Ты не пожалеешь об этом. Чтобы начать карьеру, подчас нужен трамплин – ты понимаешь, что я имею в виду.
Генри затряс головой. Он поблагодарил и сказал:
– Я рад, что моей работой довольны, но подниматься по служебной лестнице – это не для меня, это я с удовольствием предоставлю другим.
– Отлично, ты мне об этом уже однажды говорил, тогда, при твоем первом появлении у нас; если тебя шокирует слово «карьера», назовем это по-другому, к примеру, «изменение». Разве у тебя иногда не возникает желания измениться? Твой дядя наверняка бы не возражал.
– Не исключаю, но мне нравится все так, как есть, меня не прельщает руководящая работа, я же вижу по горе бумаг на вашем столе, как она вам досаждает.
– Ну хорошо, открой мне тогда секрет, что тебе здесь нравится.
– А вы не знаете? Вы-то с вашим богатым опытом? Короче, что мне здесь нравится и даже больше, чем нравится, – это ежедневные встречи с неудачниками, с людьми, которые приходят заявить, что они что-то потеряли. Я раньше и представить себе не мог, что могут оставлять и забывать или терять на перроне люди. Я бы никогда не поверил, что по-настоящему узнаешь людей, когда они приходят сюда к нам, чтобы заявить о пропаже: они плачут, сетуют, укоряют самих себя. А какую радость испытывают, когда забрезжит луч надежды и я могу их утешить. Когда мне удается помочь человеку найти свою вещь, я испытываю не меньшее счастье, чем он.
Хармс улыбнулся, в задумчивости обошел вокруг стола и, подойдя вплотную к Генри, спокойно произнес:
– Тебя послушать, мой мальчик, так можно считать, что ты состоялся и жизнь твоя будет прожита не зря, да и моя тоже после стольких-то лет.
Что-то загромыхало у приемного окна, и оба посмотрели туда. Полицейский Маттес принес сдавать найденный предмет – громоздкий и ярко раскрашенный, тут же опрокинувшийся при попытке поставить его на пол.
– Это еще что такое? – вытаращил глаза Генри. Хармс по-деловому ответил:
– Разве ты не видишь? Шезлонг по индивидуальному заказу, вероятно, рассчитан на две персоны.
– О боже, – пробормотал Генри, – как же можно потерять такую вещь?
– Этот вопрос ты однажды уже задавал мне, – напомнил Хармс, – насчет моего малыша Пиу-пиу помнишь? Постепенно ты перестанешь удивляться, это еще придет, непременно придет.
Поглядывая на Маттеса, пребывавшего явно в хорошем настроении и разложившего шезлонг, чтобы полежать на пробу перед столом Паулы, Хармс все-таки решил довести разговор до конца:
– Ну так как, Генри, принимаешь наше предложение?
– По мне, так пусть все останется, как есть, хотя бы на первых порах.
Он пожал плечами, размышляя, не извиниться ли перед шефом за свое решение, но не стал этого делать, а только ухмыльнулся при виде полицейского, явно нашедшего самое удобное положение.
– О чем ты думаешь, Генри?
– Я уже представляю себе владельца, который явится к нам; трудно же ему будет доказать мне, что шезлонг – его собственность. Просто полежать – этот номер не пройдет.
– Что-нибудь придумаешь, – хмыкнул Хармс, – ты меня еще ни разу не разочаровал.
Он дружелюбно кивнул Генри, а потом кивнул еще разок как бы в ответ на свои мысли, довольный тем, что достаточно узнал о нем, во всяком случае, узнал все, что хотел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22