Я не привык вставать так рано, поэтому сказал ему: «Дайте мне поспать еще чуть-чуть». А когда проснулся снова, мы уже проехали Флоренцию, и мне пришлось ехать до Милана; отсюда в ночь я отправился во Флоренцию, в спальном вагоне. Незадолго до прибытия во Флоренцию в купе постучал проводник. Поскольку было очень рано, я попросил его дать мне поспать еще полчасика. Так мы проехали Флоренцию, и мне пришлось ехать до Рима. Короче, я ездил так полгода по маршруту Рим – Милан через Флоренцию. А ведь во Флоренции меня ожидало яркое любовное приключение, о котором я вам расскажу на станции Роккамонтана, если дотерпите.
* * *
– Кстати о тех, кто приходит будить пассажиров спальных вагонов за полчаса до прибытия, мне вспоминается одно случившееся со мной приключение, – сказал Филиппо. – Если хотите, я вам о нем поведаю, а если не хотите, я все равно поведаю.
Пришлось смириться и выслушать рассказ старика, который окинул присутствующих быстрым взглядом.
– Я ехал, – начал он, – в спальном вагоне и должен был сойти на промежуточной станции около шести утра. Поскольку часов у меня не было, из опасения не проснуться вовремя и не услышать проводника, я не сомкнул глаз. В сумраке вагона я напрягал слух, чтобы не пропустить тихий стук, который, казалось, говорил ленивому пассажиру: «А ну вставайте! Через полчаса вам сходить!» Наконец, я услышал грохот в дверь; конечно же, поездная бригада разделяла мои опасения насчет слуха спящих пассажиров. Я вскочил, умылся, побрился, сложил вещи в чемодан и, когда все было готово, вышел в коридор. Здесь я спросил время и остолбенел: была полночь. То, что я посчитал стуком в дверь, на самом деле было столкновением поездов. Ругаясь, я снова разделся, испачкал лицо, отрастил щетину и лег в постель.
* * *
– Однажды, – сказал Гверрандо, который не хотел уступать Филиппо, – я путешествовал в купе с другом; в соседнем купе ехали два японца, над которыми мы задумали сыграть забавную шутку: мы стали бешено стучать в перегородку и петь во все горло. Японцы стали протестовать, но мы им объяснили, что на европейских железных дорогах так принято. «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят», – сказали они печально и больше не протестовали. Так мы провели всю ночь, колотя кулаками в перегородку и распевая песни.
– Наверное, это было жутко весело, – заметил Филиппо с завистью.
– Это еще не все. Утром в коридоре мы встретили этих японцев, и они стали избивать нас ногами. «Это еще что такое?» – закричали мы. «Так принято на японских железных дорогах», – ответили они. Много лет спустя, мы случайно узнали, что это неправда.
* * *
– Однажды ночью, – сказал Филиппо, чтобы не остаться в долгу перед соперником, – я ехал в купе с одним незнакомцем, который храпел. «Ваш храп мешает мне спать, – сказал я ему. – Прекратите». «Не могу, – ответил тот. – Это болезнь, от которой мне не избавиться никогда, я перепробовал все на свете». «Если хотите, – сказал я ему, – я вас вылечу, и немедленно». «Господи, хорошо бы! – воскликнул тот. Я вытащил пистолет, зарядил его, положил рядом и сказал: «Прекратите храпеть». Незнакомец прекратил храпеть, как по волшебству.
– Да, славное средство, – заметил Солнечный Луч с восхищением, кладя на место свою непрезентабельную шляпу, которая слетела на голову Филиппо вследствие толчка поезда.
– Но это еще не все, – продолжал старик. – Я смог уснуть. Внезапно меня разбудил сильный шум. Я открыл глаза и увидел, что мой спутник блаженно храпит. Я разбудил его и говорю: «Приятель, хватит храпеть, мне хочется поспать». Тот открыл один глаз и собрался было продолжать храпеть; я ищу свой пистолет и не нахожу его; тут я вижу его в руках моего спутника, который улыбается и говорит: «Хватит спать, мне хочется похрапеть». – Старик повернулся к Сусанне: – Ты слышала про этот случай, о котором я только что рассказал?
– Нет, – ответила Сусанна. – Но это ничего. Ты его будешь рассказывать еще раз сто.
* * *
Гверрандо не хотел уступать:
– Кстати, о незнакомцах в купе, – сказал он. – Однажды мне попался акробат, который ехал в турне. Он попросил меня уступить ему верхнюю полку, что я охотно и сделал, и он всю ночь для тренировки выполнял сложнейшие фигуры. Я, лежа в постели, наслаждался этими сальто-мортале и не мог сомкнуть глаз, восхищаясь великим атлетом. Изредка со своей полки я робко бормотал: «Довольно!» – как это делают в конном цирке; но акробат, у которого мужества было на десятерых, меня не слушал. Наконец, измученный волнением, я заснул, и для воздушного гимнаста это стало катастрофой – оставшись без зрителей, начал выполнять упражнения очень плохо, так что даже свалился на меня, сломав мне полку.
* * *
– А я, – сказал Филиппо, ощутивший, что начинает проигрывать, – однажды подшутил над пассажирами соседнего купе: всю поездку держал открытой дверь туалета, общего для обоих купе; так что соседи, английская пара в свадебном путешествии, так и не смогли туда войти. Так вот, представляете? На конечной станции молодоженов встречала восторженная толпа, которая ожидала приезда пары знаменитых негритянских танцоров.
Гверрандо не находил, чем ответить.
– Один раз, – немного поразмыслив, начал он злобно, – я сел на поезд на промежуточной станции. Была только одна свободная полка в купе, где уже ехала одна дама. «Хорошо, – сказал я контролеру, – давайте мне эту полку; я расположусь сверху, если дама предпочитает быть внизу; или, если она предпочитает, чтобы я был внизу, а сама сверху…»
– Не надо скабрезностей! – закричал сияющий Филиппо, видя, как лицо Баттисты заливает краска.
– Нет, надо! – крикнула Сусанна.
Гверрандо продолжил:
– Но контролер сказал мне: «Нельзя, синьор; правила запрещают мужчине занимать свободное месте в купе, где уже едет дама». «Но они же не запрещают, – возразил я, входя в купе, – занимать уже занятое место».
* * *
Филиппо был страшно доволен: убожество последнего случая, рассказанного Гверрандо, обеспечивало победу ему. Поэтому он просто сказал:
– В первый раз, когда я ехал в спальном вагоне, я совершенно не представлял себе, какие кнопки, кнопочки, звонки нажимать и для чего, какие кольца тянуть, какие задвижки отодвигать и на какие крючки и что вешать; я был один и провел всю ночь, осторожно изучая «как и что» этих таинственных приспособлений: нажимал кнопку, думая, что открываю окно, но включался синий свет; в темноте, двигаясь ощупью вдоль стенок, находил другую кнопку, чтобы включить белый свет, но в дверь стучал проводник: «Вызывали?»; мне нужно было заказать бутылку минеральной воды; я тянул за крючок – и открывалась потайная дверца; я поднимал маленький рычаг – и выезжала миска с водой; я хотел закрыть окно, но выключал свет; хотел повесить шляпу, но зажигал свет. В конце концов я зарекся что-либо трогать и, более не в состоянии зажечь синий свет, провел ночь, глядя на таинственные устройства. Особенно привлекла мое внимание одна штучка, которая так и манила к себе: латунное кольцо на маленьком рычажке, к которому я до сих пор не прикасался и о назначении которого не имел ни малейшего понятия. Я постарался к нему не притрагиваться, опасаясь, что поезд остановится посреди поля, или вагон начнет трясти, или мы все перевернемся вместе с паровозом. На следующее утро, когда пришел проводник, я не смог пересилить любопытства: «Скажите-ка, – спросил я, – для чего вот это устройство?» Он улыбнулся: «Это колечко у нас – для тех пассажиров, которые не могут устоять перед желанием потрогать что-нибудь, не вызывая при этом никакого происшествия».
У Гверрандо, которому больше ничего не вспоминалось из жизни в спальных вагонах, лицо стало землистого цвета. Он вытащил шприц и сделал себе укол. Элегантный молодой человек был очень завистлив и должен был делать себе уколы морфия, чтобы забывать о неприятных вещах.
Филиппо захотелось добить его.
– Несколько дней назад, – произнес он, – едучи в спальном вагоне, я выставил туфли за окно, имея привычку к жизни в гостиницах.
Гверрандо дал ему договорить. Потом произнес совершенно спокойно:
– Когда и где?
– Время было около полуночи, – сказал Филиппо, – поезд проезжал мимо железнодорожной будки на двухсотом километре от Рима, где работает один старый и добросовестный обходчик.
– Понятно, – бесстрастно отозвался Гверрандо, – я как раз проезжал в спальном вагоне мимо той же будки в семь утра: я открыл окно и обнаружил пару прекрасно начищенных туфель, висящих в воздухе.
* * *
Филиппо был посрамлен: этот темный проходимец разбил его в пух и прах. Будучи слишком воспитанным, чтобы показать свою досаду, он сдержался.
– Солнечный Лучик, смелее! – произнес он, чтобы отвлечь внимание. – Теперь мы хотим услышать какую-нибудь историю от вас.
Баттиста, у которого лицевые мускулы болели от слишком продолжительного усилия изображать улыбку, как раз снова пристраивал на багажной сетке свою шляпу, упавшую на Гверрандо вследствие дерганья поезда. Зная один еврейский анекдот, он начал его рассказывать:
– Славный Абрам, – начал он, – выиграл в лотерею. Вы спросите – как же так? Такой экономный человек, можно сказать, с рождения знающий цену деньгам, рисковал ими в игре? Разве нет множества других более прибыльных дел, приносящих двадцать, тридцать, даже пятьдесят, а то и – как знать – сто процентов? О, не пугайтесь! Почтенный Абрам не потерял рассудок; его голова, сохранившая ясный ум, по-прежнему крепко сидит на плечах. Его семья может быть довольна: старая мать Сара, старый отец Моисей, любимая жена Эсфирь, дети Иезекииль, Юдифь, Давид, Иеремия, и все остальные домочадцы могут жить спокойно…
Баттиста осекся. От внимательного взгляда Филиппо его мозг вдруг пронзила колючая мысль: а что если старик – еврей? Он постарался исправить положение, заключив анекдот несмешной концовкой, зато лестной для еврея. Он сказал:
– Дело в том, что Абрам, как и все евреи, расточителен, щедр, мало ценит деньги и очень честен.
– Да что вы несете? – закричала Сусанна. – Там все не так. Я расскажу, как там было дальше: скажу по секрету, там говорится об одной выигрышной комбинации из трех цифр, которая нашлась в старом костюме, висевшем в лавке. Так вот, чтобы отпраздновать выигрыш, Абрам решил – предки не перевернутся в гробах? пророки не возмутятся? – рискнуть и потратить очень скромную сумму на поход в кино. Два раза пересчитав деньги для верности…
Тут Сусанна, увидев смущенное лицо Баттисты и вспомнив его очень лестные для евреев слова, подумала: «А, может, он еврей?» И неловко замолчала.
– Извиняюсь, – сказала наконец она. – Я не помню, что там дальше.
– Я, я знаю продолжение, – сказал Филиппо. – Для верности пересчитав деньги два раза, купив и проверив билеты, пока семья двигалась ко входу, Абрам вдруг остановился; одна мысль, как молния, пронзила его недремлющий ум. Он вернулся к окошку кассы и сказал: «Пожалуйста, верните мне стоимость половины билета». «Почему? – спросил удивленный кассир. – Я не вижу ни детей моложе семи лет, ни солдат!» «Не…» – Филиппо остановился; он увидел, что Гверрандо смотрит на него как-то странно, и внезапно подумал, что элегантный молодой человек – еврей. Он не хотел обижать его анекдотом, неуважительным к его народу, и сказал: – Я что-то не помню…
– Я помню! – воскликнул Гверрандо. И продолжил: – «Дело не в этом, – нетерпеливо сказал Абрам, – а в том, что мой отец, мой почтенный отец Моисей имеет право на скидку в пятьдесят процентов, потому что…»
Молодой человек замолчал.
– Потому что…? – сказал Филиппо.
– Ну же, дальше! – сказала Сусанна.
Но Гверрандо пристально и с подозрением смотрел на Филиппо. «Может, этот старикашка еврей? – подумал он. – Лицо у него то самое…»
– Ну так почему же? – настаивал Филиппо, сверля рассказчика взглядом, который показался тому полным вызова.
– Вот вы сами и скажите, – ответил Гверрандо.
Филиппо повернулся к Сусанне:
– Скажи ты.
Баттиста чувствовал себя весьма неловко. «Сейчас дойдут до меня», – подумал он. Ему хотелось исчезнуть. И в самом деле, Сусанна посмотрела на него.
– Заканчивайте вы, – предложила она.
– Потому что… – пролепетал Баттиста.
Но ему не хватило смелости продолжить. И тут поднял голову ребенок на поездку.
– Да ну вас в самом деле, – сказал он. – Давайте уж я закончу анекдот. «Потому что, – сказал Абрам, – мой отец на один глаз слепой».
Все обменялись изумленными взглядами.
– Так значит, – сказали они, – никто из нас не еврей.
Автор подозревает, что евреями были все.
Глава IV
Как защититься от нападения – История дона Танкреди, жертвы любви – Почему эта книга могла называться также «Охотники за женщинами» – На сцене появляется дон Танкреди со всеми женщинами в мире
Филиппо хотел спать. Он надел тапочки, покрыл себе ноги клетчатым одеялом, подложил подушку под голову.
– А сейчас, – сказал он, – попрошу меня не беспокоить.
Тут поезд остановился на станции, захлопали двери. Старик ущипнул дорожного ребенка, но тот спал крепко и плакать вовсе не собирался. Выбранившись, Филиппо вскочил с постели, погасил свет и, вытянувшись на полке, сделал вид, что спит беспробудным сном, пока его спутники делают то же самое. Какой-то господин заглянул в купе, увидел синюшные лица спящих, попробовал покашлять, но в конце концов, уступая тому странному уважению, которое – бог весть почему – испытывают к спящим в поезде, к невыгоде всех тех, кто в поезде не спит. Господин уже собрался выйти, когда Филиппо, введенный в заблуждение тишиной, имел неосмотрительность открыть один глаз. Новый пассажир одним кошачьим прыжком оказался с ним рядом, решительно поставил чемоданы на сетку; затем, проговорив «простите», поднял Филиппо и уселся рядом с ним.
Проделав это, он включил свет и с удовлетворением осмотрелся. Все открыли глаза и прекратили бессмысленную комедию. Новый пассажир протянул Филиппо правую руку.
– Позвольте? – сказал он, чтобы представиться.
– Нет.
Новичок не растерялся.
– К счастью, – сказал он, – в этом поезде полно народу.
– Какое уж тут счастье, – пробурчал Филиппо.
– Однажды, – продолжил новичок, – я ехал один. В поезде яблоку негде было упасть; пассажиры подходили, видели, что все места заняты, и быстро удалялись, решив, что надо ехать куда-нибудь в другое место. Только я один вошел и остался стоять в коридоре, говоря самому себе: «Вот увидишь, в момент отправления кто-нибудь сойдет». Но в момент отправления произошло нечто неожиданное: сошли все – и разошлись в разные стороны. Поезд оказался совершенно пустым. Прибежали носильщики, думая, что поезд только что прибыл, но поезд отправился, пустой и легкий, и весь в моем распоряжении.
– Это невероятно! – не сказал никто.
– Что же произошло? – продолжал новенький. – Очень просто: все, кто находился в поезде, пришли проводить одного пассажира; они не были знакомы друг с другом, не знали ничего друг о друге, и всем пришла в голову мысль прийти на вокзал и занять место в поезде ради друга. Но в последний момент этот пассажир решил не ехать, и три или четыре сотни мест, занятых для него, остались пустыми. Потом выяснилось, что этот пассажир, для которого и занимались места, увидев, что в поезде полно людей, решил поехать на другом поезде.
– Сколько хотите за то, чтобы замолчать? – холодно спросил Филиппо.
– Миллион.
– Продолжайте.
– Скучно быть единственным пассажиром, потому что не знаешь, как убить время. Когда в поезде полно народу, на помощь приходит случай. Например, оказываешься рядом с агрессивным и упрямым пассажиром, который хотел бы, не показывая виду, отхватить кусочек вашего места. Тогда начинается глухая борьба, работают локти, а вы оба делаете вид, что спите, – и это задевает и захватывает вас, так что время в пути проходит незаметно.
Говорливый пассажир обратился к Филиппо.
– Сегодня, – сказал он, – я оказался рядом с вами, и вы мне показались человеком учтивым; я надеюсь, вам захочется начать со мной такую незаметную борьбу. Это поможет нам скоротать время в пути. Начинайте вы.
– Сколько хотите за то, чтобы замолчать?
– Полмиллиона.
– Продолжайте.
* * *
– Господа, ваши билеты! – сказал контролер, появляясь в дверях.
– Билет? – ответствовал назойливый пассажир. – Вы хотите посмотреть мой билет? Вы думаете, я езжу без билета? Да за кого вы меня принимаете? Хам!
Он вытащил деньги и приобрел билет, бранясь на недоверие контролера.
Последовала схватка, из которой пассажир вышел побежденным. Когда контролер ушел, он открыл кожаную папку и извлек оттуда небольшой томик.
– Если я и проиграл, – сказал он, – то по вине этой книжонки.
Брошюра называлась: «Как защищаться без оружия».
– Эти книги, – продолжал пассажир, – учат, как дать сдачу, если на вас напали. Но надо бы, чтобы и противник прочитал этот учебник и строго придерживался изложенных в нем правил, согласившись на роль побежденного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
* * *
– Кстати о тех, кто приходит будить пассажиров спальных вагонов за полчаса до прибытия, мне вспоминается одно случившееся со мной приключение, – сказал Филиппо. – Если хотите, я вам о нем поведаю, а если не хотите, я все равно поведаю.
Пришлось смириться и выслушать рассказ старика, который окинул присутствующих быстрым взглядом.
– Я ехал, – начал он, – в спальном вагоне и должен был сойти на промежуточной станции около шести утра. Поскольку часов у меня не было, из опасения не проснуться вовремя и не услышать проводника, я не сомкнул глаз. В сумраке вагона я напрягал слух, чтобы не пропустить тихий стук, который, казалось, говорил ленивому пассажиру: «А ну вставайте! Через полчаса вам сходить!» Наконец, я услышал грохот в дверь; конечно же, поездная бригада разделяла мои опасения насчет слуха спящих пассажиров. Я вскочил, умылся, побрился, сложил вещи в чемодан и, когда все было готово, вышел в коридор. Здесь я спросил время и остолбенел: была полночь. То, что я посчитал стуком в дверь, на самом деле было столкновением поездов. Ругаясь, я снова разделся, испачкал лицо, отрастил щетину и лег в постель.
* * *
– Однажды, – сказал Гверрандо, который не хотел уступать Филиппо, – я путешествовал в купе с другом; в соседнем купе ехали два японца, над которыми мы задумали сыграть забавную шутку: мы стали бешено стучать в перегородку и петь во все горло. Японцы стали протестовать, но мы им объяснили, что на европейских железных дорогах так принято. «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят», – сказали они печально и больше не протестовали. Так мы провели всю ночь, колотя кулаками в перегородку и распевая песни.
– Наверное, это было жутко весело, – заметил Филиппо с завистью.
– Это еще не все. Утром в коридоре мы встретили этих японцев, и они стали избивать нас ногами. «Это еще что такое?» – закричали мы. «Так принято на японских железных дорогах», – ответили они. Много лет спустя, мы случайно узнали, что это неправда.
* * *
– Однажды ночью, – сказал Филиппо, чтобы не остаться в долгу перед соперником, – я ехал в купе с одним незнакомцем, который храпел. «Ваш храп мешает мне спать, – сказал я ему. – Прекратите». «Не могу, – ответил тот. – Это болезнь, от которой мне не избавиться никогда, я перепробовал все на свете». «Если хотите, – сказал я ему, – я вас вылечу, и немедленно». «Господи, хорошо бы! – воскликнул тот. Я вытащил пистолет, зарядил его, положил рядом и сказал: «Прекратите храпеть». Незнакомец прекратил храпеть, как по волшебству.
– Да, славное средство, – заметил Солнечный Луч с восхищением, кладя на место свою непрезентабельную шляпу, которая слетела на голову Филиппо вследствие толчка поезда.
– Но это еще не все, – продолжал старик. – Я смог уснуть. Внезапно меня разбудил сильный шум. Я открыл глаза и увидел, что мой спутник блаженно храпит. Я разбудил его и говорю: «Приятель, хватит храпеть, мне хочется поспать». Тот открыл один глаз и собрался было продолжать храпеть; я ищу свой пистолет и не нахожу его; тут я вижу его в руках моего спутника, который улыбается и говорит: «Хватит спать, мне хочется похрапеть». – Старик повернулся к Сусанне: – Ты слышала про этот случай, о котором я только что рассказал?
– Нет, – ответила Сусанна. – Но это ничего. Ты его будешь рассказывать еще раз сто.
* * *
Гверрандо не хотел уступать:
– Кстати, о незнакомцах в купе, – сказал он. – Однажды мне попался акробат, который ехал в турне. Он попросил меня уступить ему верхнюю полку, что я охотно и сделал, и он всю ночь для тренировки выполнял сложнейшие фигуры. Я, лежа в постели, наслаждался этими сальто-мортале и не мог сомкнуть глаз, восхищаясь великим атлетом. Изредка со своей полки я робко бормотал: «Довольно!» – как это делают в конном цирке; но акробат, у которого мужества было на десятерых, меня не слушал. Наконец, измученный волнением, я заснул, и для воздушного гимнаста это стало катастрофой – оставшись без зрителей, начал выполнять упражнения очень плохо, так что даже свалился на меня, сломав мне полку.
* * *
– А я, – сказал Филиппо, ощутивший, что начинает проигрывать, – однажды подшутил над пассажирами соседнего купе: всю поездку держал открытой дверь туалета, общего для обоих купе; так что соседи, английская пара в свадебном путешествии, так и не смогли туда войти. Так вот, представляете? На конечной станции молодоженов встречала восторженная толпа, которая ожидала приезда пары знаменитых негритянских танцоров.
Гверрандо не находил, чем ответить.
– Один раз, – немного поразмыслив, начал он злобно, – я сел на поезд на промежуточной станции. Была только одна свободная полка в купе, где уже ехала одна дама. «Хорошо, – сказал я контролеру, – давайте мне эту полку; я расположусь сверху, если дама предпочитает быть внизу; или, если она предпочитает, чтобы я был внизу, а сама сверху…»
– Не надо скабрезностей! – закричал сияющий Филиппо, видя, как лицо Баттисты заливает краска.
– Нет, надо! – крикнула Сусанна.
Гверрандо продолжил:
– Но контролер сказал мне: «Нельзя, синьор; правила запрещают мужчине занимать свободное месте в купе, где уже едет дама». «Но они же не запрещают, – возразил я, входя в купе, – занимать уже занятое место».
* * *
Филиппо был страшно доволен: убожество последнего случая, рассказанного Гверрандо, обеспечивало победу ему. Поэтому он просто сказал:
– В первый раз, когда я ехал в спальном вагоне, я совершенно не представлял себе, какие кнопки, кнопочки, звонки нажимать и для чего, какие кольца тянуть, какие задвижки отодвигать и на какие крючки и что вешать; я был один и провел всю ночь, осторожно изучая «как и что» этих таинственных приспособлений: нажимал кнопку, думая, что открываю окно, но включался синий свет; в темноте, двигаясь ощупью вдоль стенок, находил другую кнопку, чтобы включить белый свет, но в дверь стучал проводник: «Вызывали?»; мне нужно было заказать бутылку минеральной воды; я тянул за крючок – и открывалась потайная дверца; я поднимал маленький рычаг – и выезжала миска с водой; я хотел закрыть окно, но выключал свет; хотел повесить шляпу, но зажигал свет. В конце концов я зарекся что-либо трогать и, более не в состоянии зажечь синий свет, провел ночь, глядя на таинственные устройства. Особенно привлекла мое внимание одна штучка, которая так и манила к себе: латунное кольцо на маленьком рычажке, к которому я до сих пор не прикасался и о назначении которого не имел ни малейшего понятия. Я постарался к нему не притрагиваться, опасаясь, что поезд остановится посреди поля, или вагон начнет трясти, или мы все перевернемся вместе с паровозом. На следующее утро, когда пришел проводник, я не смог пересилить любопытства: «Скажите-ка, – спросил я, – для чего вот это устройство?» Он улыбнулся: «Это колечко у нас – для тех пассажиров, которые не могут устоять перед желанием потрогать что-нибудь, не вызывая при этом никакого происшествия».
У Гверрандо, которому больше ничего не вспоминалось из жизни в спальных вагонах, лицо стало землистого цвета. Он вытащил шприц и сделал себе укол. Элегантный молодой человек был очень завистлив и должен был делать себе уколы морфия, чтобы забывать о неприятных вещах.
Филиппо захотелось добить его.
– Несколько дней назад, – произнес он, – едучи в спальном вагоне, я выставил туфли за окно, имея привычку к жизни в гостиницах.
Гверрандо дал ему договорить. Потом произнес совершенно спокойно:
– Когда и где?
– Время было около полуночи, – сказал Филиппо, – поезд проезжал мимо железнодорожной будки на двухсотом километре от Рима, где работает один старый и добросовестный обходчик.
– Понятно, – бесстрастно отозвался Гверрандо, – я как раз проезжал в спальном вагоне мимо той же будки в семь утра: я открыл окно и обнаружил пару прекрасно начищенных туфель, висящих в воздухе.
* * *
Филиппо был посрамлен: этот темный проходимец разбил его в пух и прах. Будучи слишком воспитанным, чтобы показать свою досаду, он сдержался.
– Солнечный Лучик, смелее! – произнес он, чтобы отвлечь внимание. – Теперь мы хотим услышать какую-нибудь историю от вас.
Баттиста, у которого лицевые мускулы болели от слишком продолжительного усилия изображать улыбку, как раз снова пристраивал на багажной сетке свою шляпу, упавшую на Гверрандо вследствие дерганья поезда. Зная один еврейский анекдот, он начал его рассказывать:
– Славный Абрам, – начал он, – выиграл в лотерею. Вы спросите – как же так? Такой экономный человек, можно сказать, с рождения знающий цену деньгам, рисковал ими в игре? Разве нет множества других более прибыльных дел, приносящих двадцать, тридцать, даже пятьдесят, а то и – как знать – сто процентов? О, не пугайтесь! Почтенный Абрам не потерял рассудок; его голова, сохранившая ясный ум, по-прежнему крепко сидит на плечах. Его семья может быть довольна: старая мать Сара, старый отец Моисей, любимая жена Эсфирь, дети Иезекииль, Юдифь, Давид, Иеремия, и все остальные домочадцы могут жить спокойно…
Баттиста осекся. От внимательного взгляда Филиппо его мозг вдруг пронзила колючая мысль: а что если старик – еврей? Он постарался исправить положение, заключив анекдот несмешной концовкой, зато лестной для еврея. Он сказал:
– Дело в том, что Абрам, как и все евреи, расточителен, щедр, мало ценит деньги и очень честен.
– Да что вы несете? – закричала Сусанна. – Там все не так. Я расскажу, как там было дальше: скажу по секрету, там говорится об одной выигрышной комбинации из трех цифр, которая нашлась в старом костюме, висевшем в лавке. Так вот, чтобы отпраздновать выигрыш, Абрам решил – предки не перевернутся в гробах? пророки не возмутятся? – рискнуть и потратить очень скромную сумму на поход в кино. Два раза пересчитав деньги для верности…
Тут Сусанна, увидев смущенное лицо Баттисты и вспомнив его очень лестные для евреев слова, подумала: «А, может, он еврей?» И неловко замолчала.
– Извиняюсь, – сказала наконец она. – Я не помню, что там дальше.
– Я, я знаю продолжение, – сказал Филиппо. – Для верности пересчитав деньги два раза, купив и проверив билеты, пока семья двигалась ко входу, Абрам вдруг остановился; одна мысль, как молния, пронзила его недремлющий ум. Он вернулся к окошку кассы и сказал: «Пожалуйста, верните мне стоимость половины билета». «Почему? – спросил удивленный кассир. – Я не вижу ни детей моложе семи лет, ни солдат!» «Не…» – Филиппо остановился; он увидел, что Гверрандо смотрит на него как-то странно, и внезапно подумал, что элегантный молодой человек – еврей. Он не хотел обижать его анекдотом, неуважительным к его народу, и сказал: – Я что-то не помню…
– Я помню! – воскликнул Гверрандо. И продолжил: – «Дело не в этом, – нетерпеливо сказал Абрам, – а в том, что мой отец, мой почтенный отец Моисей имеет право на скидку в пятьдесят процентов, потому что…»
Молодой человек замолчал.
– Потому что…? – сказал Филиппо.
– Ну же, дальше! – сказала Сусанна.
Но Гверрандо пристально и с подозрением смотрел на Филиппо. «Может, этот старикашка еврей? – подумал он. – Лицо у него то самое…»
– Ну так почему же? – настаивал Филиппо, сверля рассказчика взглядом, который показался тому полным вызова.
– Вот вы сами и скажите, – ответил Гверрандо.
Филиппо повернулся к Сусанне:
– Скажи ты.
Баттиста чувствовал себя весьма неловко. «Сейчас дойдут до меня», – подумал он. Ему хотелось исчезнуть. И в самом деле, Сусанна посмотрела на него.
– Заканчивайте вы, – предложила она.
– Потому что… – пролепетал Баттиста.
Но ему не хватило смелости продолжить. И тут поднял голову ребенок на поездку.
– Да ну вас в самом деле, – сказал он. – Давайте уж я закончу анекдот. «Потому что, – сказал Абрам, – мой отец на один глаз слепой».
Все обменялись изумленными взглядами.
– Так значит, – сказали они, – никто из нас не еврей.
Автор подозревает, что евреями были все.
Глава IV
Как защититься от нападения – История дона Танкреди, жертвы любви – Почему эта книга могла называться также «Охотники за женщинами» – На сцене появляется дон Танкреди со всеми женщинами в мире
Филиппо хотел спать. Он надел тапочки, покрыл себе ноги клетчатым одеялом, подложил подушку под голову.
– А сейчас, – сказал он, – попрошу меня не беспокоить.
Тут поезд остановился на станции, захлопали двери. Старик ущипнул дорожного ребенка, но тот спал крепко и плакать вовсе не собирался. Выбранившись, Филиппо вскочил с постели, погасил свет и, вытянувшись на полке, сделал вид, что спит беспробудным сном, пока его спутники делают то же самое. Какой-то господин заглянул в купе, увидел синюшные лица спящих, попробовал покашлять, но в конце концов, уступая тому странному уважению, которое – бог весть почему – испытывают к спящим в поезде, к невыгоде всех тех, кто в поезде не спит. Господин уже собрался выйти, когда Филиппо, введенный в заблуждение тишиной, имел неосмотрительность открыть один глаз. Новый пассажир одним кошачьим прыжком оказался с ним рядом, решительно поставил чемоданы на сетку; затем, проговорив «простите», поднял Филиппо и уселся рядом с ним.
Проделав это, он включил свет и с удовлетворением осмотрелся. Все открыли глаза и прекратили бессмысленную комедию. Новый пассажир протянул Филиппо правую руку.
– Позвольте? – сказал он, чтобы представиться.
– Нет.
Новичок не растерялся.
– К счастью, – сказал он, – в этом поезде полно народу.
– Какое уж тут счастье, – пробурчал Филиппо.
– Однажды, – продолжил новичок, – я ехал один. В поезде яблоку негде было упасть; пассажиры подходили, видели, что все места заняты, и быстро удалялись, решив, что надо ехать куда-нибудь в другое место. Только я один вошел и остался стоять в коридоре, говоря самому себе: «Вот увидишь, в момент отправления кто-нибудь сойдет». Но в момент отправления произошло нечто неожиданное: сошли все – и разошлись в разные стороны. Поезд оказался совершенно пустым. Прибежали носильщики, думая, что поезд только что прибыл, но поезд отправился, пустой и легкий, и весь в моем распоряжении.
– Это невероятно! – не сказал никто.
– Что же произошло? – продолжал новенький. – Очень просто: все, кто находился в поезде, пришли проводить одного пассажира; они не были знакомы друг с другом, не знали ничего друг о друге, и всем пришла в голову мысль прийти на вокзал и занять место в поезде ради друга. Но в последний момент этот пассажир решил не ехать, и три или четыре сотни мест, занятых для него, остались пустыми. Потом выяснилось, что этот пассажир, для которого и занимались места, увидев, что в поезде полно людей, решил поехать на другом поезде.
– Сколько хотите за то, чтобы замолчать? – холодно спросил Филиппо.
– Миллион.
– Продолжайте.
– Скучно быть единственным пассажиром, потому что не знаешь, как убить время. Когда в поезде полно народу, на помощь приходит случай. Например, оказываешься рядом с агрессивным и упрямым пассажиром, который хотел бы, не показывая виду, отхватить кусочек вашего места. Тогда начинается глухая борьба, работают локти, а вы оба делаете вид, что спите, – и это задевает и захватывает вас, так что время в пути проходит незаметно.
Говорливый пассажир обратился к Филиппо.
– Сегодня, – сказал он, – я оказался рядом с вами, и вы мне показались человеком учтивым; я надеюсь, вам захочется начать со мной такую незаметную борьбу. Это поможет нам скоротать время в пути. Начинайте вы.
– Сколько хотите за то, чтобы замолчать?
– Полмиллиона.
– Продолжайте.
* * *
– Господа, ваши билеты! – сказал контролер, появляясь в дверях.
– Билет? – ответствовал назойливый пассажир. – Вы хотите посмотреть мой билет? Вы думаете, я езжу без билета? Да за кого вы меня принимаете? Хам!
Он вытащил деньги и приобрел билет, бранясь на недоверие контролера.
Последовала схватка, из которой пассажир вышел побежденным. Когда контролер ушел, он открыл кожаную папку и извлек оттуда небольшой томик.
– Если я и проиграл, – сказал он, – то по вине этой книжонки.
Брошюра называлась: «Как защищаться без оружия».
– Эти книги, – продолжал пассажир, – учат, как дать сдачу, если на вас напали. Но надо бы, чтобы и противник прочитал этот учебник и строго придерживался изложенных в нем правил, согласившись на роль побежденного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25