Входили и выходили незнакомые люди. Там было холодно и мрачно. Все предвещало беду. Все должно было кончиться так.
* * *
Вдруг дон Танкреди почувствовал, что болтанка прекратилась. «Может быть, – подумал он, – мы пришли». Но сумочка открылась, и Баттиста сказал:
– Дон Танкреди, мы сейчас умрем.
– Я так и думал! – завопил старый распутник.
Баттиста сидел на обочине тропинки; он был измучен.
– Бр-р, как холодно! – сказал дон Танкреди. – Закройте сумочку.
Молодой человек не ответил. Устремив взор в небо, чтобы вверить душу господу, он заметил, что молодой месяц пребывает в первой четверти.
– Когда наблюдаешь первую четверть Луны, – сказал он, – нужно загадать желание, и оно исполнится.
Он три раза поклонился, как было положено, и пробормотал:
– Прежде чем умру, я хотел бы еще раз увидеть прекрасную наездницу из городского парка.
– Что за желание! – проворчал дон Танкреди. – Попросили бы лучше, чтобы мы оба спаслись!
– Не нужно просить невозможного, – сказал молодой человек. – Теперь, если Луна принесет мне удачу…
Дон Танкреди перебил его:
– Я, – сказал он, – прежде чем умру, хотел бы увидеть свою дочь, которую бросил девочкой; если Луна принесет мне удачу. Посмотрим, кто окажется удачливее. Но… Тише! Кажется, я слышу быстрые и легкие шаги.
Баттиста затаил дыхание: в самом деле, послышалось приближение быстрых и легких шагов. Молодой человек спрятался за вековой елью и стал ждать, а…
– Холодный пот выступил у него на лбу, – скажут читатели.
Нет. А сердце его бешено колотилось.
И вот вдали на тропинке показалась прекрасная девушка в черной накидке.
«Неужели она?» – подумал наш друг.
Он положил дона Танкреди в сумочку, выступил вперед и, галантно поклонившись, собирался уже произнести одну из фраз, которые говорят в этих случаях: «Разрешите вас на одно слово, синьорина?» – как вдруг девушка испуганно вскрикнула.
– И здесь вы? – сказала она. – Да оставьте же меня в покое, ради бога!
Баттиста быстрым движением спрятал свою старую шляпу: перед ним стояла незнакомая наездница из городского парка. Он поборол свою робость:
– Синьорина, вы позволите вас проводить? – сказал он.
– Сударь, – ответила девушка, – я ищу доктора для своей матери.
– Здесь как раз живет один недалеко отсюда, – сказал молодой человек, который уже больше не чувствовал ни усталости, ни холода.
Дон Танкреди хотел вмешаться, но Баттиста спрятал сумочку в карман и стал напевать, чтобы заглушить голосок своего непрезентабельного спутника. Быстрым шагом молодые люди добрались до дома, на двери которого Баттиста видел фамилию доктора. Здесь все было тихо и пустынно. Они дернули за шнур колокольчика и подождали минуту. Из дома не доносилось ни звука. Они стали бешено стучать в стекла низких окон. Снова подождали. Ничего. Они снова стали стучать, еще сильнее, и наконец изнутри донесся сонный голос:
– Мерзавцы! Вы прекратите когда-нибудь беспокоить спящих порядочных людей?
Баттиста страшно перепугался. Но Эдельвейс проявила храбрость.
– Извините, – сказала она, – что беспокоим вас в такой час. Мы хотели бы узнать, дома ли доктор.
Окно открылось и в проеме показалась почтенная лысина старого ученого. Он внимательно оглядел обоих.
– Да, дома, – сказал он. – Это я. Доброй ночи.
И стал было закрывать окно.
– Будьте так добры пойти со мной, – умоляюще сказала Эдельвейс, – пожалуйста.
– В такое время?
– Да, прошу вас, это очень срочно.
– О-ох! – произнес доктор.
Он быстро оделся, ворча, и вскоре вышел на улицу.
– Извините, – сказал он, указывая на свою совершенно лысую голову, – что я в таком виде: я потерял волосы.
– Да ничего, – воскликнул Баттиста.
– Зато, – весело продолжал старичок, – я отрастил вот это. – И показал на свою седую бороду. Потом посмотрел на молодых людей с бодрым видом человека, который только что встал и умылся. – Куда мне надо идти?
– Пожалуйста, за мной, – сказала Эдельвейс.
Молча они тронулись в путь.
* * *
Не прошли они и сотни шагов, как вдруг голос недалеко от них крикнул:
– Ноги вверх! Пардон. Я хотел сказать: Руки вверх!
– Джеппи! – закричал Баттиста.
И конечно же он прикрыл бы своим телом Эдельвейс, если бы в этот момент у него предательски не подогнулись колени. Но бандит не имел свирепых намерений. Уже давно это «руки вверх!», как и у всех бандитов с определенным стажем разбоя, стало для него простой привычкой. Можно сказать, он считал это приветственной формулой. Увидев, что в группе женщина, он с грубой галантностью снял шляпу, похожую на сахарную голову, и сделал поклон.
– Никогда и никто не посмеет сказать, – произнес он, – что Громила Джеппи, он же Похититель Спасательных Поясов, может хоть пальцем тронуть женщину. Позвольте сопроводить вас до самого выхода из леса, сеньорита.
Как и все разбойники, Джеппи отличался совершенно рыцарским обхождением и, хотя он не был испанцем, при таких обстоятельствах он не мог не сказать «сеньорита». Вся компания, ведомая свирепым провожатым, пошла быстрым шагом.
– Джеппи, – сказал вдруг доктор, – поскольку мне посчастливилось встретить вас и надеюсь, что такого счастья мне больше не представится, я хотел бы узнать, по какой причине вас называют Похитителем Спасательных Поясов. Быть может, ваша гнусность дошла до того, что вы отнимаете у потерпевших кораблекрушение последнее средство спасения?
Джеппи помрачнел. Было видно, что слова старого доктора вызвали у него горестные воспоминания.
– Это было, – сказал он, – мое первое преступление и начало моей гнусной жизни. Без этого я никогда бы не стал таким, как сейчас, но остался бы честным человеком. Но так распорядилась моя злая судьба.
Он вздохнул, и его грудь вздыбилась и опала как волна.
– Я отдыхал тогда, – начал он, – в Ливорно и каждое утро купался на пляже Панкальди. Должен сказать, что плаваю я очень скверно, – я из тех, кто отваживается плавать только там, где достает до дна. Однажды утром я плавал и время от времени вытягивал ногу, чтобы убедиться, что заплыл не слишком далеко. Я наслаждался теплой и прозрачной водой, искрящимся, приветливым солнцем и зрелищем юрких купальщиц в ярких костюмах. В какой-то момент я попробовал достать до дна ногой и почувствовал, что не достаю. Это был ужасный момент. Я собрал все свое мужество и подумал: «Не стоит пугаться: в несколько гребков вернусь назад». Я сделал несколько разнообразных гребков, но дна моря, которое в тех краях очень неровное, так и не нащупал. «Джеппи, – подумал я, – что будем делать?» Я лег на воду, чтобы не усугублять свое положение. Время от времени я вытягивал ногу, но единственным результатом было то, что я заглатывал соленую воду. Непосредственной опасности утонуть я не подвергался, но не мог же я лежать на воде часами; рано или поздно я бы выбился из сил, учитывая, что не видел достойного способа вытащить себя оттуда. У меня не хватало мужества позвать на помощь, потому что вокруг меня плавало много девушек, а море было совершенно спокойным. Каким позором было бы для меня звать на помощь в таких условиях! Я мог бы очень тихим голосом позвать какого-нибудь купающегося и сказать ему, не привлекая внимания других: «Пожалуйста, вы мне не поможете?» Но как можно обращаться с такой просьбой к людям, которые прыгают с вышки и плавают в открытом море? Поэтому я уже примирился с мыслью о том, что тихо утону, как вдруг услышал, как меня зовет какой-то незнакомец, сидевший на пляжной ротонде. «Прошу вас, – сказал он, – вы не подадите мне вон ту штуку?» Я обернулся и увидел, что в метре от меня плавает спасательный круг, оставленный в море незнакомцем, который, искупавшись, уже оделся. Увидеть круг и схватиться за него было для меня секундным делом: через минуту я бы пошел ко дну. «Спасибо», – сказал незнакомец, изготовившись принять из моих рук спасательный круг. Ну да! Так я ему его и отдал! Я покрепче ухватился за спасательный круг и, уже не в силах сделать ни единого гребка, спокойно лежал на воде. «Отдайте сюда! – кричал тот тип с вышки. – Он мой!» Я прикидывался глухим. «Я обращусь в полицию, и вас арестуют!» – продолжал кричать незнакомец. Если бы! Но, к несчастью, на пляже не было ни одного полицейского, который умел бы плавать. Я продолжал молча лежать на воде, уцепившись за круг. Тогда незнакомец стал визжать, как поросенок, и все повторял: «Держи вора, держи вора!» В одно мгновение ротонда наполнилась людьми, которые спрашивали: «Что случилось?» И все показывали на меня. «Это вор, – говорили они, – он украл спасательный круг». «Негодяй!» «Арестуйте его! Это преступник!» «Это опасный похититель спасательных кругов». И все посматривали на свои лодки. Не нашлось никого из тех, кто всегда бывает на пляжах, – кто, движимый благородным побуждением, снял бы пиджак и бросился в море, чтобы арестовать меня. Потихоньку гребя в воде, я отплыл от пляжа, добрался до скал и, выйдя на берег, бросился наутек, а все за мной. Я укрылся в зарослях тамариска и олеандра, которые растут вдоль набережной, и там дождался ночи. Под покровом сумерек добрался до города, где в газетах прочитал обширные репортажи о моем приключении, под заголовками вроде: «Ливорнийскому побережью угрожает банда опасных преступников, специализирующихся на похищении спасательных кругов»; или «Умопомрачительные подвиги бандита: похитив спасательный круг, он бежал вплавь»; или вот еще: «Появление дерзкого похитителя спасательных кругов сеет панику и отчаяние на наших приветливых пляжах». За мою поимку была назначена большая награда. И тогда я, после осквернения прибрежных рощ, решил перейти на нелегальное существование. Я приобрел справочник «Как стать разбойником за пятнадцать дней» и выучил его наизусть. Так я стал бандитом. Вот как сила обстоятельств может превратить приличного человека в гнуснейшего преступника. С тех пор я только и делал, что совершал преступления, и люди начали беспощадно на меня охотиться.
Все были потрясены рассказом Джеппи. Он покачал головой, как будто отгоняя тягостные воспоминания.
– Теперь, – сказал он, – я стар и устал, господа, и мне страшно надоела эта жизнь, все время в лесах, все время настороже, все время кражи и преступления. – Внезапно он замолчал. – Идти с вами дальше было бы для меня небезопасно. Я возвращаюсь. Прощайте.
Он учтиво попрощался с Эдельвейс и собирался уже уходить, когда Баттиста заглянул ему в глаза, как мужчина мужчине.
– Зачем, – спросил он, – ты бандит?
– Что за вопрос! – ответил тот. – Все как-то крутятся, чтобы заработать на жизнь.
– Ничего себе оправдание! – сказал Баттиста.
Старый доктор одернул его:
– Надо уважать, – сказал он, – чужие мнения.
Но Баттиста честно протянул руку бандиту.
– Джеппи, – сказал он, глядя ему прямо в лицо, – иди работать. Искупи свою вину.
Бандит с изумлением уставился на него.
– Почему ты не работаешь? – настаивал на своем Баттиста.
– Я скажу, – ответил зверь в человеческом облике, – я никогда об этом не думал. Но теперь, когда вы мне об этом сказали, я буду думать только об этом. Я сразу же найду себе работу…
– Молодец, Джеппи! – воскликнул молодой человек, хлопая его по плечу. – Верни себе доброе имя. Как знать, может, когда-нибудь я встречу тебя, порядочного гражданина, образцового семьянина, честного и неподкупного служащего.
Странности судьбы! Баттиста говорил правду, даже не подозревая об этом, как мы и увидим в продолжение этой истории.
Бандит удалился, прыгая со скалы на скалу, как горный козел. Наши друзья смотрели вслед этому скорее несчастному, чем виновному человеку, и, когда тот скрылся из виду, продолжили путь.
* * *
Равнина, окрестные горы и дорога были покрыты тонким слоем недавно выпавшего снега. В совершенно ясном небе серп луны склонялся к закату. Хотя еще стояла ночь, все было залито невероятным светом. Было настолько светло, что Баттиста в какой-то момент показал своим товарищам две далекие тени.
– Эти собаки, – сказал он, – которые до сих пор бродят. Неужели они не боятся волков?
– По-видимому, нет, – ответил доктор.
Они ускорили шаг, в тишине. Внезапно, когда две тени приблизились, доктор резко остановился.
– Какие там собаки! – сказал он. – Это волки.
То были два волка, которые по нюху уже обнаружили присутствие человека.
Что делать? Удирать значило наверняка подвергнуться преследованию зверей. Спрятаться? Но где? Трое путников поискали глазами укрытие и заметили невдалеке полуразрушенный домик без крыши. Они добежали до него и, цепляясь за камни, добрались до верхнего края стены, где притаились в надежде, что волки уйдут. Но волки, возбужденные запахом несчастных, быстро приближались прямиком по снежной равнине. Уже несколько метров отделяло их от разрушенной стены. С подъятыми от ужаса волосами, с замирающим дыханием в безумном стремлении не дать себя обнаружить, трое спутников, совершенно безоружные, увидели, как звери подошли к основанию стены, стали ее обнюхивать, махая хвостами, задирая головы, и уставив на них четыре горящих глаза.
Похолодев от ужаса, наши друзья увидели, как волки начали взбираться по стене. И вознесли последнюю молитву господу.
Вдруг, к своему огромному изумлению, они услышали тонюсенький голосок – как писк комара, – который запел веселую песенку, из тех, что когда-то пели с эстрады:
– Есть у меня один недуг,
Все забываю непременно,
Забывчив я до адских мук,
А в остальном живу отменно;
Не помню, где платить налоги,
Про почту и поставщиков,
Ростовщиков и кредиторов,
Портных, врачей, инспекторов;
Не помню про счета к оплате,
Про пошлины за много лет,
Про комаров, клопов, мух рати,
Про все приятное и нет,
А вечером как счастлив я,
Забыв, что у меня семья!
Глава X
Первое появление доктора Фалькуччо – Гаспароне, Мастрилли, Пассаторе, Никола Морра, Тибурци и Фиораванте, или Светила медицины – Секрет старого отшельника – Почему эта книга могла называться «Роман о робком молодом человеке»
В доме госпожи Бьянки Марии нарастала суматоха. Больной чуть-чуть полегчало, но ни тетя Джудитта, ни Гастон д’Аланкур не знали, что предпринять: сделать ли ей укол, поставить ли горчичник, применить массаж, или дать что-нибудь попить. Они с тревогой ожидали доктора, время от времени выглядывая в окна. Эдельвейс запаздывала с возвращением, и это увеличивало волнение тети Джудитты, которая опасалась, как бы не произошло какого-нибудь несчастья. Уже наступило утро, а девушка все не возвращалась. Уж не говорю о том, что оставалась нераскрытой тайна судьбы мужа госпожи Бьянки Марии, который должен был находиться в пути уже несколько дней. Но вот наконец на лестнице послышалось торопливое шарканье шагов, и вскоре в дом входили Эдельвейс, Баттиста и старый доктор.
* * *
Что же произошло с минуты, когда мы оставили наших друзей? Читатели, наверное, уже догадались сами: дон Танкреди, отличавшийся завидным присутствием духа и определенным музыкальным дарованием, стал петь, зная, что на волков действуют две вещи: огонь и музыка.
Волки в растерянности остановились у основания стены: их очаровало пение этого неисправимого донжуана. Увидев, как благотворно действует музыка, Баттиста и доктор стали подпевать:
Не помню, кто такой аптекарь,
Дантист, могильщик – это пекарь?
Исчезли ссоры, звон посуды:
Швейцар, служанка – что за люди?
Не помню, для чего квартплата,
И песню, что певал когда-то,
Не помню поезд и вокзал,
Газету, что вчера читал;
И узелки, что завязал,
И то, что сделал и сказал,
Про то, что надо забывать,
Про то, что я обязан знать,
А к ночи я счастливей вдвое!
Когда забыл пойти в кино я!
Получился премиленький концертик, который волки, устроившись у основания стены, слушали с явным неудовольствием, ожидая его окончания, чтобы приступить к обеду. Ну да! Певцы могли продолжать до бесконечности. Местность вокруг, одетая тонким снежным покровом, была пустынна. И в этом ледяном безмолвии широко раздавался спасительный хор. Не останавливаясь ни на мгновение, несчастные переходили от одной строфе к другой с возрастающим воодушевлением:
Забываю все на свете,
Шип ли, роза – стебли эти?
Женщин целый табунок,
Срок, когда платить налог,
Срок по векселю платить,
Зуб, что надо мне лечить,
Достает ли соли в тесте,
Держится ли Запад вместе,
Есть угроза ль от России,
И Америка всесильна ль,
Бьют ли где меня в лицо,
Кармела ль выйдет на крыльцо?
А ночью счастье мне сполна!
Я забываю, где жена.
Они уже чувствовали себя почти в безопасности: скоро должно было взойти солнце. Волки сторожили стену, облизываясь, но взобраться наверх не могли. Дон Танкреди, который обладал неплохими познаниями по части легкой музыки, запел мелодию «оживленно, с жаром». В этот момент розовое сверкание, тончайшее и нежное, распространилось по снегу, разбудив на нем мириады кристалликов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
* * *
Вдруг дон Танкреди почувствовал, что болтанка прекратилась. «Может быть, – подумал он, – мы пришли». Но сумочка открылась, и Баттиста сказал:
– Дон Танкреди, мы сейчас умрем.
– Я так и думал! – завопил старый распутник.
Баттиста сидел на обочине тропинки; он был измучен.
– Бр-р, как холодно! – сказал дон Танкреди. – Закройте сумочку.
Молодой человек не ответил. Устремив взор в небо, чтобы вверить душу господу, он заметил, что молодой месяц пребывает в первой четверти.
– Когда наблюдаешь первую четверть Луны, – сказал он, – нужно загадать желание, и оно исполнится.
Он три раза поклонился, как было положено, и пробормотал:
– Прежде чем умру, я хотел бы еще раз увидеть прекрасную наездницу из городского парка.
– Что за желание! – проворчал дон Танкреди. – Попросили бы лучше, чтобы мы оба спаслись!
– Не нужно просить невозможного, – сказал молодой человек. – Теперь, если Луна принесет мне удачу…
Дон Танкреди перебил его:
– Я, – сказал он, – прежде чем умру, хотел бы увидеть свою дочь, которую бросил девочкой; если Луна принесет мне удачу. Посмотрим, кто окажется удачливее. Но… Тише! Кажется, я слышу быстрые и легкие шаги.
Баттиста затаил дыхание: в самом деле, послышалось приближение быстрых и легких шагов. Молодой человек спрятался за вековой елью и стал ждать, а…
– Холодный пот выступил у него на лбу, – скажут читатели.
Нет. А сердце его бешено колотилось.
И вот вдали на тропинке показалась прекрасная девушка в черной накидке.
«Неужели она?» – подумал наш друг.
Он положил дона Танкреди в сумочку, выступил вперед и, галантно поклонившись, собирался уже произнести одну из фраз, которые говорят в этих случаях: «Разрешите вас на одно слово, синьорина?» – как вдруг девушка испуганно вскрикнула.
– И здесь вы? – сказала она. – Да оставьте же меня в покое, ради бога!
Баттиста быстрым движением спрятал свою старую шляпу: перед ним стояла незнакомая наездница из городского парка. Он поборол свою робость:
– Синьорина, вы позволите вас проводить? – сказал он.
– Сударь, – ответила девушка, – я ищу доктора для своей матери.
– Здесь как раз живет один недалеко отсюда, – сказал молодой человек, который уже больше не чувствовал ни усталости, ни холода.
Дон Танкреди хотел вмешаться, но Баттиста спрятал сумочку в карман и стал напевать, чтобы заглушить голосок своего непрезентабельного спутника. Быстрым шагом молодые люди добрались до дома, на двери которого Баттиста видел фамилию доктора. Здесь все было тихо и пустынно. Они дернули за шнур колокольчика и подождали минуту. Из дома не доносилось ни звука. Они стали бешено стучать в стекла низких окон. Снова подождали. Ничего. Они снова стали стучать, еще сильнее, и наконец изнутри донесся сонный голос:
– Мерзавцы! Вы прекратите когда-нибудь беспокоить спящих порядочных людей?
Баттиста страшно перепугался. Но Эдельвейс проявила храбрость.
– Извините, – сказала она, – что беспокоим вас в такой час. Мы хотели бы узнать, дома ли доктор.
Окно открылось и в проеме показалась почтенная лысина старого ученого. Он внимательно оглядел обоих.
– Да, дома, – сказал он. – Это я. Доброй ночи.
И стал было закрывать окно.
– Будьте так добры пойти со мной, – умоляюще сказала Эдельвейс, – пожалуйста.
– В такое время?
– Да, прошу вас, это очень срочно.
– О-ох! – произнес доктор.
Он быстро оделся, ворча, и вскоре вышел на улицу.
– Извините, – сказал он, указывая на свою совершенно лысую голову, – что я в таком виде: я потерял волосы.
– Да ничего, – воскликнул Баттиста.
– Зато, – весело продолжал старичок, – я отрастил вот это. – И показал на свою седую бороду. Потом посмотрел на молодых людей с бодрым видом человека, который только что встал и умылся. – Куда мне надо идти?
– Пожалуйста, за мной, – сказала Эдельвейс.
Молча они тронулись в путь.
* * *
Не прошли они и сотни шагов, как вдруг голос недалеко от них крикнул:
– Ноги вверх! Пардон. Я хотел сказать: Руки вверх!
– Джеппи! – закричал Баттиста.
И конечно же он прикрыл бы своим телом Эдельвейс, если бы в этот момент у него предательски не подогнулись колени. Но бандит не имел свирепых намерений. Уже давно это «руки вверх!», как и у всех бандитов с определенным стажем разбоя, стало для него простой привычкой. Можно сказать, он считал это приветственной формулой. Увидев, что в группе женщина, он с грубой галантностью снял шляпу, похожую на сахарную голову, и сделал поклон.
– Никогда и никто не посмеет сказать, – произнес он, – что Громила Джеппи, он же Похититель Спасательных Поясов, может хоть пальцем тронуть женщину. Позвольте сопроводить вас до самого выхода из леса, сеньорита.
Как и все разбойники, Джеппи отличался совершенно рыцарским обхождением и, хотя он не был испанцем, при таких обстоятельствах он не мог не сказать «сеньорита». Вся компания, ведомая свирепым провожатым, пошла быстрым шагом.
– Джеппи, – сказал вдруг доктор, – поскольку мне посчастливилось встретить вас и надеюсь, что такого счастья мне больше не представится, я хотел бы узнать, по какой причине вас называют Похитителем Спасательных Поясов. Быть может, ваша гнусность дошла до того, что вы отнимаете у потерпевших кораблекрушение последнее средство спасения?
Джеппи помрачнел. Было видно, что слова старого доктора вызвали у него горестные воспоминания.
– Это было, – сказал он, – мое первое преступление и начало моей гнусной жизни. Без этого я никогда бы не стал таким, как сейчас, но остался бы честным человеком. Но так распорядилась моя злая судьба.
Он вздохнул, и его грудь вздыбилась и опала как волна.
– Я отдыхал тогда, – начал он, – в Ливорно и каждое утро купался на пляже Панкальди. Должен сказать, что плаваю я очень скверно, – я из тех, кто отваживается плавать только там, где достает до дна. Однажды утром я плавал и время от времени вытягивал ногу, чтобы убедиться, что заплыл не слишком далеко. Я наслаждался теплой и прозрачной водой, искрящимся, приветливым солнцем и зрелищем юрких купальщиц в ярких костюмах. В какой-то момент я попробовал достать до дна ногой и почувствовал, что не достаю. Это был ужасный момент. Я собрал все свое мужество и подумал: «Не стоит пугаться: в несколько гребков вернусь назад». Я сделал несколько разнообразных гребков, но дна моря, которое в тех краях очень неровное, так и не нащупал. «Джеппи, – подумал я, – что будем делать?» Я лег на воду, чтобы не усугублять свое положение. Время от времени я вытягивал ногу, но единственным результатом было то, что я заглатывал соленую воду. Непосредственной опасности утонуть я не подвергался, но не мог же я лежать на воде часами; рано или поздно я бы выбился из сил, учитывая, что не видел достойного способа вытащить себя оттуда. У меня не хватало мужества позвать на помощь, потому что вокруг меня плавало много девушек, а море было совершенно спокойным. Каким позором было бы для меня звать на помощь в таких условиях! Я мог бы очень тихим голосом позвать какого-нибудь купающегося и сказать ему, не привлекая внимания других: «Пожалуйста, вы мне не поможете?» Но как можно обращаться с такой просьбой к людям, которые прыгают с вышки и плавают в открытом море? Поэтому я уже примирился с мыслью о том, что тихо утону, как вдруг услышал, как меня зовет какой-то незнакомец, сидевший на пляжной ротонде. «Прошу вас, – сказал он, – вы не подадите мне вон ту штуку?» Я обернулся и увидел, что в метре от меня плавает спасательный круг, оставленный в море незнакомцем, который, искупавшись, уже оделся. Увидеть круг и схватиться за него было для меня секундным делом: через минуту я бы пошел ко дну. «Спасибо», – сказал незнакомец, изготовившись принять из моих рук спасательный круг. Ну да! Так я ему его и отдал! Я покрепче ухватился за спасательный круг и, уже не в силах сделать ни единого гребка, спокойно лежал на воде. «Отдайте сюда! – кричал тот тип с вышки. – Он мой!» Я прикидывался глухим. «Я обращусь в полицию, и вас арестуют!» – продолжал кричать незнакомец. Если бы! Но, к несчастью, на пляже не было ни одного полицейского, который умел бы плавать. Я продолжал молча лежать на воде, уцепившись за круг. Тогда незнакомец стал визжать, как поросенок, и все повторял: «Держи вора, держи вора!» В одно мгновение ротонда наполнилась людьми, которые спрашивали: «Что случилось?» И все показывали на меня. «Это вор, – говорили они, – он украл спасательный круг». «Негодяй!» «Арестуйте его! Это преступник!» «Это опасный похититель спасательных кругов». И все посматривали на свои лодки. Не нашлось никого из тех, кто всегда бывает на пляжах, – кто, движимый благородным побуждением, снял бы пиджак и бросился в море, чтобы арестовать меня. Потихоньку гребя в воде, я отплыл от пляжа, добрался до скал и, выйдя на берег, бросился наутек, а все за мной. Я укрылся в зарослях тамариска и олеандра, которые растут вдоль набережной, и там дождался ночи. Под покровом сумерек добрался до города, где в газетах прочитал обширные репортажи о моем приключении, под заголовками вроде: «Ливорнийскому побережью угрожает банда опасных преступников, специализирующихся на похищении спасательных кругов»; или «Умопомрачительные подвиги бандита: похитив спасательный круг, он бежал вплавь»; или вот еще: «Появление дерзкого похитителя спасательных кругов сеет панику и отчаяние на наших приветливых пляжах». За мою поимку была назначена большая награда. И тогда я, после осквернения прибрежных рощ, решил перейти на нелегальное существование. Я приобрел справочник «Как стать разбойником за пятнадцать дней» и выучил его наизусть. Так я стал бандитом. Вот как сила обстоятельств может превратить приличного человека в гнуснейшего преступника. С тех пор я только и делал, что совершал преступления, и люди начали беспощадно на меня охотиться.
Все были потрясены рассказом Джеппи. Он покачал головой, как будто отгоняя тягостные воспоминания.
– Теперь, – сказал он, – я стар и устал, господа, и мне страшно надоела эта жизнь, все время в лесах, все время настороже, все время кражи и преступления. – Внезапно он замолчал. – Идти с вами дальше было бы для меня небезопасно. Я возвращаюсь. Прощайте.
Он учтиво попрощался с Эдельвейс и собирался уже уходить, когда Баттиста заглянул ему в глаза, как мужчина мужчине.
– Зачем, – спросил он, – ты бандит?
– Что за вопрос! – ответил тот. – Все как-то крутятся, чтобы заработать на жизнь.
– Ничего себе оправдание! – сказал Баттиста.
Старый доктор одернул его:
– Надо уважать, – сказал он, – чужие мнения.
Но Баттиста честно протянул руку бандиту.
– Джеппи, – сказал он, глядя ему прямо в лицо, – иди работать. Искупи свою вину.
Бандит с изумлением уставился на него.
– Почему ты не работаешь? – настаивал на своем Баттиста.
– Я скажу, – ответил зверь в человеческом облике, – я никогда об этом не думал. Но теперь, когда вы мне об этом сказали, я буду думать только об этом. Я сразу же найду себе работу…
– Молодец, Джеппи! – воскликнул молодой человек, хлопая его по плечу. – Верни себе доброе имя. Как знать, может, когда-нибудь я встречу тебя, порядочного гражданина, образцового семьянина, честного и неподкупного служащего.
Странности судьбы! Баттиста говорил правду, даже не подозревая об этом, как мы и увидим в продолжение этой истории.
Бандит удалился, прыгая со скалы на скалу, как горный козел. Наши друзья смотрели вслед этому скорее несчастному, чем виновному человеку, и, когда тот скрылся из виду, продолжили путь.
* * *
Равнина, окрестные горы и дорога были покрыты тонким слоем недавно выпавшего снега. В совершенно ясном небе серп луны склонялся к закату. Хотя еще стояла ночь, все было залито невероятным светом. Было настолько светло, что Баттиста в какой-то момент показал своим товарищам две далекие тени.
– Эти собаки, – сказал он, – которые до сих пор бродят. Неужели они не боятся волков?
– По-видимому, нет, – ответил доктор.
Они ускорили шаг, в тишине. Внезапно, когда две тени приблизились, доктор резко остановился.
– Какие там собаки! – сказал он. – Это волки.
То были два волка, которые по нюху уже обнаружили присутствие человека.
Что делать? Удирать значило наверняка подвергнуться преследованию зверей. Спрятаться? Но где? Трое путников поискали глазами укрытие и заметили невдалеке полуразрушенный домик без крыши. Они добежали до него и, цепляясь за камни, добрались до верхнего края стены, где притаились в надежде, что волки уйдут. Но волки, возбужденные запахом несчастных, быстро приближались прямиком по снежной равнине. Уже несколько метров отделяло их от разрушенной стены. С подъятыми от ужаса волосами, с замирающим дыханием в безумном стремлении не дать себя обнаружить, трое спутников, совершенно безоружные, увидели, как звери подошли к основанию стены, стали ее обнюхивать, махая хвостами, задирая головы, и уставив на них четыре горящих глаза.
Похолодев от ужаса, наши друзья увидели, как волки начали взбираться по стене. И вознесли последнюю молитву господу.
Вдруг, к своему огромному изумлению, они услышали тонюсенький голосок – как писк комара, – который запел веселую песенку, из тех, что когда-то пели с эстрады:
– Есть у меня один недуг,
Все забываю непременно,
Забывчив я до адских мук,
А в остальном живу отменно;
Не помню, где платить налоги,
Про почту и поставщиков,
Ростовщиков и кредиторов,
Портных, врачей, инспекторов;
Не помню про счета к оплате,
Про пошлины за много лет,
Про комаров, клопов, мух рати,
Про все приятное и нет,
А вечером как счастлив я,
Забыв, что у меня семья!
Глава X
Первое появление доктора Фалькуччо – Гаспароне, Мастрилли, Пассаторе, Никола Морра, Тибурци и Фиораванте, или Светила медицины – Секрет старого отшельника – Почему эта книга могла называться «Роман о робком молодом человеке»
В доме госпожи Бьянки Марии нарастала суматоха. Больной чуть-чуть полегчало, но ни тетя Джудитта, ни Гастон д’Аланкур не знали, что предпринять: сделать ли ей укол, поставить ли горчичник, применить массаж, или дать что-нибудь попить. Они с тревогой ожидали доктора, время от времени выглядывая в окна. Эдельвейс запаздывала с возвращением, и это увеличивало волнение тети Джудитты, которая опасалась, как бы не произошло какого-нибудь несчастья. Уже наступило утро, а девушка все не возвращалась. Уж не говорю о том, что оставалась нераскрытой тайна судьбы мужа госпожи Бьянки Марии, который должен был находиться в пути уже несколько дней. Но вот наконец на лестнице послышалось торопливое шарканье шагов, и вскоре в дом входили Эдельвейс, Баттиста и старый доктор.
* * *
Что же произошло с минуты, когда мы оставили наших друзей? Читатели, наверное, уже догадались сами: дон Танкреди, отличавшийся завидным присутствием духа и определенным музыкальным дарованием, стал петь, зная, что на волков действуют две вещи: огонь и музыка.
Волки в растерянности остановились у основания стены: их очаровало пение этого неисправимого донжуана. Увидев, как благотворно действует музыка, Баттиста и доктор стали подпевать:
Не помню, кто такой аптекарь,
Дантист, могильщик – это пекарь?
Исчезли ссоры, звон посуды:
Швейцар, служанка – что за люди?
Не помню, для чего квартплата,
И песню, что певал когда-то,
Не помню поезд и вокзал,
Газету, что вчера читал;
И узелки, что завязал,
И то, что сделал и сказал,
Про то, что надо забывать,
Про то, что я обязан знать,
А к ночи я счастливей вдвое!
Когда забыл пойти в кино я!
Получился премиленький концертик, который волки, устроившись у основания стены, слушали с явным неудовольствием, ожидая его окончания, чтобы приступить к обеду. Ну да! Певцы могли продолжать до бесконечности. Местность вокруг, одетая тонким снежным покровом, была пустынна. И в этом ледяном безмолвии широко раздавался спасительный хор. Не останавливаясь ни на мгновение, несчастные переходили от одной строфе к другой с возрастающим воодушевлением:
Забываю все на свете,
Шип ли, роза – стебли эти?
Женщин целый табунок,
Срок, когда платить налог,
Срок по векселю платить,
Зуб, что надо мне лечить,
Достает ли соли в тесте,
Держится ли Запад вместе,
Есть угроза ль от России,
И Америка всесильна ль,
Бьют ли где меня в лицо,
Кармела ль выйдет на крыльцо?
А ночью счастье мне сполна!
Я забываю, где жена.
Они уже чувствовали себя почти в безопасности: скоро должно было взойти солнце. Волки сторожили стену, облизываясь, но взобраться наверх не могли. Дон Танкреди, который обладал неплохими познаниями по части легкой музыки, запел мелодию «оживленно, с жаром». В этот момент розовое сверкание, тончайшее и нежное, распространилось по снегу, разбудив на нем мириады кристалликов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25