Их головы слегка поворачивались туда-сюда в такт пролетающим кибам. Иногда лисёнок смешно фыркал. Иногда фыркала Мария.
— Э-э… — выдавил из себя Басс.
Мария обернулась и приложила палец к губам. Но лисёнок уже увидел Басса и спрыгнул с колен Марии на подоконник, выгнув спину и задрав вверх все свои хвосты. Их было три.
С улицы донёсся глухой удар одного киба о другой. Потом ещё один удар, и ещё. Соловьиные трели, кукареканье и прочие звуки пробки наполнили башню.
«Случайное совпадение», — подумал Басс.
«Ну да, щас! — парировал внутренний собеседник. — Сам ведь знаешь, что не случайное. Зеркальные нейроны, язык зверей и птиц. Биологические компоненты в системах навигации кибов, забыл?»
Басс протянул руку к лисёнку. Тот отодвинулся.
— Ты же не выбросишь его, правда? — Аквамариновые глаза Марии как будто заранее знали ответ. — Он пока ничего не умеет, но быстро учится.
«Провоняет ведь всю квартиру», — подумал Басс.
Лисёнок поглядел на него, как невропатолог на дебила… и превратился в водопроводный кран. Басс тряхнул головой — перед ним снова сидел лисёнок и как ни в чем не бывало вылизывал лапу.
Басс постоял ещё немного, осмысливая увиденное. Потом погрозил зверьку кулаком, вызвал искин домовладельца и оплатил счёт за воду самого высокого качества. Через пару минут наверху зашелестел душ.
ЛОГ 18 (ВЭРИ)
Что толку сжимать веки, если чуткий слух от этого лишь обостряется!
Когда киб влетел в тоннель, успокоившийся было ребёнок опять захныкал. Ну уж нет, пусть лучше «живые картинки»! Вэри открыла глаза и подалась вперёд, к спинке следующего кресла, с твёрдым намерением вырубить источник звука.
Девочка лет пяти. То, что Вэри сперва приняла за короткую курточку с капюшоном, при ближайшем рассмотрении оказалось коконом из собственных волос ребёнка. Длинные светло-зеленые локоны стекали с головы сплошной волной до самых колен. Продолжая ныть, девочка то и дело раздирала этот покров руками, но добавочные гены водорослей-«липучек» делали своё дело: волосы снова сходились и застёгивались.
Вэри поёжилась. Её собственное шёлковое кимоно показалось тяжёлой кольчугой рядом с этой пижонской «влаской». Она непроизвольно оправила накладной воротник, подтянула верхний пояс. Привычный ритуал вернул чувство гармонии с простой одеждой, и Вэри пошла дальше: выровняла трехслойные края широких рукавов так, чтобы голубой шёлк выступал на два пальца из-под белого, а самый нижний жёлтый настолько же выдавался из-под полупрозрачного голубого.
На самом деле, кимоно — что надо. Вовсе даже не тяжёлое. А широкий оби из мышиной парчи завязан «задним узлом» вовсе не из скромности: так удобнее дыхание контролировать.
Другое дело, что причёску не поменяешь. В такие моменты Вэри прямо-таки ностальгировала по тем временам, когда работала младшей феей. Тяжело, конечно, день за днём промывать мозги всем этим занудам. Зато какой фейерверк она устраивала на собственной голове ежегодно второго июня, в День Феи, превращая волосы в световоды!
При нынешней ответственной работе так не повеселишься. Раз голова перестала быть украшением и превратилась в рабочий инструмент, в неё не должен залезать кто попало. Остаётся чисто функциональная укладка: не заколки для волос, а волосы, модифицированные для работы с этими тремя заколками. Тоже, в общем-то, световоды, но удовольствия уже никакого.
Девочка, сидящая впереди, вдруг подняла голову. Большие карие глаза были мокрыми, но чувствовалось, что ребёнку надоело ныть без ответа. Столкнувшись взглядом с черноволосой незнакомой, она снова уставилась в пол и издала очередное «уы-ы-ы».
Работа на уровне зрительного контакта никогда не вдохновляла Вэри. Но простейшие приёмы Марта ей все-таки вдолбила. Вот сейчас ребёнок снова посмотрит. Обязательно посмотрит: мало кто умеет сопротивляться инстинкту «второго взгляда». Вэри развернула веер.
Маленькая зеленоволосая хотела лишь удостовериться, что большая черноволосая перестала на неё пялиться. Но когда она подняла глаза, на месте головы черноволосой было такое!… такое!…
Вэри щелчком свернула веер. Ребёнок, мгновение назад изводивший нытьём весь киб, сидел теперь с выпученными глазами, не издавая ни звука. Полный контроль, хоть крестиком вышивай. Конечно, один ребёнок — несерьёзный масштаб для шокового гипноза. Теракт или конкурс красоты разом тысячи обывателей прошивает. И все же индивидуальная работа приятней, чем окучивание толпы.
Она откинулась на спинку кресла. Киб мчался вместе с сотнями других машин по тоннелю, и волны рекламы яростно атаковали все это стадо. Пульсирующие логли струились по потолку и стенам, передавая эстафету от заведения к заведению: чайхана «Горный дух», рыбная закусочная «Хо и Хо», нетро «У Отто»… Рестораны и магазины побогаче использовали самонаводящиеся лазерные пушки и прицельно лупили картинками по каждой паре глаз до тех пор, пока киб с обладателем этих глаз не вылетал из зоны обстрела.
Ага, все-таки путешествие в общественном кибе имеет свои преимущества! Окна машины потускнели, голубая вспышка сбила нескольких рекламных махаонов ещё на подлёте. Искин-таксист знал своё дело и не собирался выпадать из расписания из-за какого-нибудь пассажира, поддавшегося на обработку.
Зато новичков цепляет. Вот и первая жертва: водитель мчащегося рядом «боинга-компакт» долго жмурится под лазерным обстрелом, но наконец сдаётся и утвердительно кивает. С витрины «Пиццерии Лучано» тут же срывается вдогонку огромная квадратная коробка. Пролетев метров сто, коробка плюхается в приёмный контейнер на крыше киба с точностью, которой позавидовали бы все ракетчики прошлого века. К середине тоннеля над потоком машин уже носятся сотни таких снарядов всех цветов и размеров, подсвеченные трассирующим огнём новых логлей. Некоторые кибы сбавляют скорость и сворачивают к заманившим их магазинам.
Вэри подумала, что из всех знакомых ей наворотов внешней трехмерки это тоннельное буйство рекламы больше всего похоже на Ткань. Скорее всего, дело именно в провинциальности. В крупных городах давно уже не позволяют таких грубых вторжений в общественное аудиовизуальное пространство. Большая часть прошивок идёт тихими потайными строчками — либо через личные искины, либо через персональный сервис добрелей и прочих служб гумподдержки. Здесь же кажется, будто киб — это маленький нанозит, несущийся по прозрачной вене огромной руки, а тоннель вокруг — как рукав кимоно одной из воинствующих приватисток, которые любят нашивать на одежду «скальпы» подбитых рекламных тварей.
Она отвернулась от окна. Над спинкой кресла впереди торчала голова в зелёных водорослях.
М-да, вот тебе и шоковый гипноз… Обленилась, привыкла работать с толпами. А ведь знаешь прекрасно, что чем больше людей, тем тупее они ведут себя. В разреженной толпе — как муравьи, в плотной — как жидкость, а при полном отслеживании обратной связи в этой жидкости исключается даже случайная турбулентность. Но все это перестаёт работать, когда человек — один, сам по себе. Ох, не зря, не зря тебя Марта гоняла на практику, на ночные улицы бандитских кварталов!
— Ты неорг? — прошептала девочка.
Немного подумав, Вэри кивнула с важным видом. Карие глаза девочки стали ещё больше.
— Ты едешь на кладбище?!
Снова кивок. К широко распахнутым глазам ребёнка добавился открытый рот, откуда вылетело маленькое «ах».
— Ты меня заберёшь?!
— Ты тоже едешь на кладбище, — уклончиво ответила Вэри.
— Эти везут! — Девочка мрачно кивнула вперёд, где сидели родители. Женщина в дремодеме, а мужчина что-то читает. Интересно, а где гувернантка?
Вэри заглянула на сиденье девочки, ожидая увидеть пушистую игрушку, заботливо усаженную рядом с хозяйкой.
Не угадала. Кукла с утиной головой была использована в качестве скамеечки: одна коленка девочки стояла на утиной голове, другая — на кукольном тельце в изодранном платьице.
— Они всегда обещают, что если я буду плохо себя вести, меня заберут неорги! — Зеленые волосы взметнулись и снова сложились в курточку. — И всегда обманывают! Я каждый раз плохо себя веду, когда мы на кладбище едем! Я и плачу, и вещи бросаю. А меня никто не забирал ни разу! Даже ни на минуточку!
С последними словами она подпрыгнула, вдавив колени ещё глубже в живот и голову куклы. Утиная голова жалобно пискнула что-то насчёт приличных девочек, которые так себя не ведут. Да уж, ребёночек не подарок.
— Так ты ей ничего не сделаешь. — Вэри указала на несчастную куклу-гувернантку. — Я своих обычно в микроволновую печку засовывала. Или в ванну с водой.
— В воду я уже пробовала. — Зеленоволосая перестала прыгать. — И в камин. И ещё в папину ряс-палатку заворачивала. Она эко… экранирует, вот. Дона так смешно пищала, когда поняла, что ни к чему не может подключиться и не видит ничего! А что получается в печке?
— Просто блеск. Но воняет ужасно. Могу ещё один способ подсказать… Только надо знать имя.
— Её зовут Дона.
— Нет, твоё имя.
— Ада.
«Экая неудача, — поморщилась Вэри. — Перевелись у них обычные имена, что ли… Неизвестно, кто сильнее будет реагировать на такой крючок: ребёнок или я сама. Шутка ли — имя Первой Феи! И любимая присказка Марты — „чтоб тебя Ада прошила!“
На этот классический дремль о Красавице и Чудовище наставница ссылалась всякий раз, когда хотела напомнить о сомнительной роли мужчин в техническом прогрессе. Неудивительно, что её подопечная выучила сценарий наизусть. Вот мафия уличных шарманщиков узнает о том, что Чарльз Бэббидж разрабатывает машину, которая якобы сможет сама собой играть любую музыку. Понимая, что это грозит уничтожить их бизнес, шарманщики решают свести Бэббиджа с ума круглосуточными «концертами» под его окнами. Доведённый до психоза, пожилой учёный бросает работу над первым компьютером, «дифференциальной машиной». Но его юная помощница, великая Ада Лавлейс, все-таки приручает железного монстра с помощью простеньких дырчатых перфокарт от ткацкого станка.
Как она была очаровательна в этом дремле, хрупкая леди на фоне латунной махины весом в несколько тонн! И как же с тех пор испоганился мир! Все с точностью до наоборот: маленькие изящные искины в руках толстых ленивых мужиков из служб гумподдержки. Поневоле будешь искать положительные примеры в прошлом…
— У тебя есть тень, — вдруг заявила девочка. — Значит, ты не облик. Хотя, если ты прицельный облик, который вижу только я… Тогда ты можешь быть очень высокого качества.
Она покрутила головой, глядя на Вэри то одним уголком глаза, то другим. Потом быстро-быстро поморгала. Потом свела глаза к носу.
— Нет, не облик.
— Нет, — покачала головой Вэри.
— Но зато у тебя один глаз кривее другого, — заметила девочка. — У моей куклы так было, когда я её в камин бросила, а потом быстро вынула.
«Ничего себе сравненьице!» Вэри поймала своё полупрозрачное отражение в стекле киба. Отражение подмигнуло в ответ.
«Хотя старушке Ванде это понравилось бы. Уж она-то не упускала случая напомнить, что больше половины девочек-фей, включая её саму — восстановленные самоубийцы. Отсюда, мол, и особая чувствительность нашей психики, пережившей такой облом: мозг уже принял решение о смерти, но искин не позволил…»
Пока черноволосая незнакомка раздумывала, как ответить, девочка выхватила из-под ног свою помятую куклу.
— Дона, ну-ка скань её! И скажи, человек она или неорг.
— Человек, женщина. — отозвалась кукла. — Прямой опасности нет, но хорошие девочки не заговаривают с незнакомыми…
— Не умничай, а то опять в ванну брошу, — перебила зеленоволосая. — Скажи лучше, почему у ней камера между глаз?
— Это не камера, это драгоценный камень. Украшение. Её персональный искин находится в гребне на затылке. Класс «каф-спец», используется для дизайна хореограффити.
— Что такое хореограффити?
В глазах куклы включился проектор, и над креслом повисла объёмная картинка: девочка в балетной пачке. Девочка сделала танцевальное «па» — траектории движений рук и ног остались в воздухе разноцветными лентами.
Следующий ролик: несколько девочек постарше в крепких трусиках и лифчиках из кружевного кевлара, летают в невесомости. Курсы космобола. Сложные синхронизированные движения всей группы рисуют в воздухе розу из красных кругов и зелёных спиралей.
Картинка опять сменилась: девушка в красном призывно улыбается мужчине, идущему навстречу. Мужчина протягивает руку…
Проектор погас.
— Это тебе ещё рано знать, дорогая, — заявила утиная голова.
«Хороший фильтр, — мысленно согласилась Вэри. — Боевые разделы Камасутры в таком возрасте все равно не запоминаются. Или, что ещё хуже, запоминаются неправильно, так что потом клиентам нелегко собирать выбитые зубы сломанными руками.»
— Вот так всегда, на самом интересном! — Девочка пару раз стукнула утиной головой куклы о подлокотник кресла, но продолжения справки о хореограффити так и не последовало. Ада бросила куклу и вновь обратилась к Вэри:
— Так ты не неорг?
Уловить в её голосе разочарование было нетрудно.
— Я умею дурить сканеры, — заговорщицким шёпотом произнесла Вэри. «Драный креп, в кои-то веки сказала правду!», — добавила она про себя. Но маленькая зеленоволосая нравилась ей все больше, и останавливать игру не хотелось.
— Ты ваянг? — восхищённо шепнула девочка.
— А откуда ты знаешь о ваянгах?
— Подслушала, когда к папе гости приходили. — Девочка нагнулась поближе к собеседнице. — Они говорили, ваянги вроде роботов, только очень похожи на людей. И ещё они могут менять форму.
Маленькая рука змейкой проскользнула за спинку кресла и вцепилась в пальцы Вэри.
— Ты довольно холодная, — заметила девочка. — Может, ты и вправду ваянг…
Вэри еле сдержала смех. Все-таки любую Лицевую можно пропороть, когда слышишь, как её повторяют дети. У взрослых это ещё как-то серьёзно получается, весомо. Но когда говорит ребёнок, сразу видно, где шито белыми нитками. Никто в здравом уме не будет развивать человекообразных роботов, когда вокруг столько роботообразных людей.
— Только я не очень верю в этих роборотней, — задумчиво произнесла девочка, словно отвечая на её мысли. — Зачем делать робота, похожего на человека? И это наверное очень тяжело.
— Зато с его помощью можно других людей обманывать, — осторожно предложила Вэри.
— А обманывать можно и проще! — заявила зеленоволосая. — Можно сделать… ну, как это… чтобы сразу в голове. Тогда и тень можно сделать, и чтобы потрогать можно было, и температуру. Только это все будет понарошку, как будто смотришь дремль. Или как будто заболела, и у тебя в голове сидят такие крохотные вирусы, которые изменяют все картинки. Тогда ваянгу и не надо быть похожим на человека. Надо просто носить с собой эти вирусы.
Теперь настал черёд Вэри распахнуть глаза пошире. Ребёнок не только пропорол Лицевую, но уже собирался расковырять и Подкладку «Дела о волкотах».
— Ты сама это придумала, про ваянгов?
— Сама. Ну… я ещё немножко почитала волшебный календарь. Там был стишок про большую тень от малюсенькой мухи. А потом сразу история про вирусы.
«Вот и говори после этого, что волшебные календари не опасны!». Пять лет назад модельерша-лингвистка из Тарту-2 пришла к выводу, что эти маленькие электронные подборки текстов и рисунков могут сбивать прошивки Артели, выводя сознание читателей на анти-модельные ассоциации. Ретивая модельерша даже набросала выкройку для запрета. В качестве Лицевой шилась борьба с шарлатанством, в качестве Подкладки — использование календарей террористами для передачи друг другу секретных сообщений. Однако более точный обсчёт показал, что риск завышен: календари действуют так сильно лишь на очень маленькую группу людей.
Стало быть, дело в ребёнке. Вэри внимательно оглядела сидящих впереди родителей.
Отец — статный, светловолосый, в простом шерстяном пиджаке. Скорее всего, русский. Судя по одёжке, военный или даже космонавт. Издалека этот костюм можно принять за новомодный японский «статик». В Токио-5 многие ходят в таких пиджачках, имитирующих «снег» на экране старинного телевизора со сбитой настройкой. Но сейчас видно, что крапинки на пиджаке папаши совершенно неподвижны. И даже пуговицы настоящие. Такая архаика популярна среди людей, вынужденных проводить долгое время в скафандрах и экзотах. Оно и понятно: когда в тебя постоянно впиваются сенсоры, а к копчику на целый год подключён хвостовой манипулятор — поневоле возненавидишь любую умную одежду.
Зато супруга-китаянка берет одеждой за двоих: навороченное голоплатье, меняющее форму и цвет каждые пять минут. Тут профессию легче всего определить по рукам — время от времени они как бы сами собой проделывают странные движения, словно касаются несуществующих предметов.
У Вэри когда-то была похожая привычка — рисовать всякие загогулины во время разговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Э-э… — выдавил из себя Басс.
Мария обернулась и приложила палец к губам. Но лисёнок уже увидел Басса и спрыгнул с колен Марии на подоконник, выгнув спину и задрав вверх все свои хвосты. Их было три.
С улицы донёсся глухой удар одного киба о другой. Потом ещё один удар, и ещё. Соловьиные трели, кукареканье и прочие звуки пробки наполнили башню.
«Случайное совпадение», — подумал Басс.
«Ну да, щас! — парировал внутренний собеседник. — Сам ведь знаешь, что не случайное. Зеркальные нейроны, язык зверей и птиц. Биологические компоненты в системах навигации кибов, забыл?»
Басс протянул руку к лисёнку. Тот отодвинулся.
— Ты же не выбросишь его, правда? — Аквамариновые глаза Марии как будто заранее знали ответ. — Он пока ничего не умеет, но быстро учится.
«Провоняет ведь всю квартиру», — подумал Басс.
Лисёнок поглядел на него, как невропатолог на дебила… и превратился в водопроводный кран. Басс тряхнул головой — перед ним снова сидел лисёнок и как ни в чем не бывало вылизывал лапу.
Басс постоял ещё немного, осмысливая увиденное. Потом погрозил зверьку кулаком, вызвал искин домовладельца и оплатил счёт за воду самого высокого качества. Через пару минут наверху зашелестел душ.
ЛОГ 18 (ВЭРИ)
Что толку сжимать веки, если чуткий слух от этого лишь обостряется!
Когда киб влетел в тоннель, успокоившийся было ребёнок опять захныкал. Ну уж нет, пусть лучше «живые картинки»! Вэри открыла глаза и подалась вперёд, к спинке следующего кресла, с твёрдым намерением вырубить источник звука.
Девочка лет пяти. То, что Вэри сперва приняла за короткую курточку с капюшоном, при ближайшем рассмотрении оказалось коконом из собственных волос ребёнка. Длинные светло-зеленые локоны стекали с головы сплошной волной до самых колен. Продолжая ныть, девочка то и дело раздирала этот покров руками, но добавочные гены водорослей-«липучек» делали своё дело: волосы снова сходились и застёгивались.
Вэри поёжилась. Её собственное шёлковое кимоно показалось тяжёлой кольчугой рядом с этой пижонской «влаской». Она непроизвольно оправила накладной воротник, подтянула верхний пояс. Привычный ритуал вернул чувство гармонии с простой одеждой, и Вэри пошла дальше: выровняла трехслойные края широких рукавов так, чтобы голубой шёлк выступал на два пальца из-под белого, а самый нижний жёлтый настолько же выдавался из-под полупрозрачного голубого.
На самом деле, кимоно — что надо. Вовсе даже не тяжёлое. А широкий оби из мышиной парчи завязан «задним узлом» вовсе не из скромности: так удобнее дыхание контролировать.
Другое дело, что причёску не поменяешь. В такие моменты Вэри прямо-таки ностальгировала по тем временам, когда работала младшей феей. Тяжело, конечно, день за днём промывать мозги всем этим занудам. Зато какой фейерверк она устраивала на собственной голове ежегодно второго июня, в День Феи, превращая волосы в световоды!
При нынешней ответственной работе так не повеселишься. Раз голова перестала быть украшением и превратилась в рабочий инструмент, в неё не должен залезать кто попало. Остаётся чисто функциональная укладка: не заколки для волос, а волосы, модифицированные для работы с этими тремя заколками. Тоже, в общем-то, световоды, но удовольствия уже никакого.
Девочка, сидящая впереди, вдруг подняла голову. Большие карие глаза были мокрыми, но чувствовалось, что ребёнку надоело ныть без ответа. Столкнувшись взглядом с черноволосой незнакомой, она снова уставилась в пол и издала очередное «уы-ы-ы».
Работа на уровне зрительного контакта никогда не вдохновляла Вэри. Но простейшие приёмы Марта ей все-таки вдолбила. Вот сейчас ребёнок снова посмотрит. Обязательно посмотрит: мало кто умеет сопротивляться инстинкту «второго взгляда». Вэри развернула веер.
Маленькая зеленоволосая хотела лишь удостовериться, что большая черноволосая перестала на неё пялиться. Но когда она подняла глаза, на месте головы черноволосой было такое!… такое!…
Вэри щелчком свернула веер. Ребёнок, мгновение назад изводивший нытьём весь киб, сидел теперь с выпученными глазами, не издавая ни звука. Полный контроль, хоть крестиком вышивай. Конечно, один ребёнок — несерьёзный масштаб для шокового гипноза. Теракт или конкурс красоты разом тысячи обывателей прошивает. И все же индивидуальная работа приятней, чем окучивание толпы.
Она откинулась на спинку кресла. Киб мчался вместе с сотнями других машин по тоннелю, и волны рекламы яростно атаковали все это стадо. Пульсирующие логли струились по потолку и стенам, передавая эстафету от заведения к заведению: чайхана «Горный дух», рыбная закусочная «Хо и Хо», нетро «У Отто»… Рестораны и магазины побогаче использовали самонаводящиеся лазерные пушки и прицельно лупили картинками по каждой паре глаз до тех пор, пока киб с обладателем этих глаз не вылетал из зоны обстрела.
Ага, все-таки путешествие в общественном кибе имеет свои преимущества! Окна машины потускнели, голубая вспышка сбила нескольких рекламных махаонов ещё на подлёте. Искин-таксист знал своё дело и не собирался выпадать из расписания из-за какого-нибудь пассажира, поддавшегося на обработку.
Зато новичков цепляет. Вот и первая жертва: водитель мчащегося рядом «боинга-компакт» долго жмурится под лазерным обстрелом, но наконец сдаётся и утвердительно кивает. С витрины «Пиццерии Лучано» тут же срывается вдогонку огромная квадратная коробка. Пролетев метров сто, коробка плюхается в приёмный контейнер на крыше киба с точностью, которой позавидовали бы все ракетчики прошлого века. К середине тоннеля над потоком машин уже носятся сотни таких снарядов всех цветов и размеров, подсвеченные трассирующим огнём новых логлей. Некоторые кибы сбавляют скорость и сворачивают к заманившим их магазинам.
Вэри подумала, что из всех знакомых ей наворотов внешней трехмерки это тоннельное буйство рекламы больше всего похоже на Ткань. Скорее всего, дело именно в провинциальности. В крупных городах давно уже не позволяют таких грубых вторжений в общественное аудиовизуальное пространство. Большая часть прошивок идёт тихими потайными строчками — либо через личные искины, либо через персональный сервис добрелей и прочих служб гумподдержки. Здесь же кажется, будто киб — это маленький нанозит, несущийся по прозрачной вене огромной руки, а тоннель вокруг — как рукав кимоно одной из воинствующих приватисток, которые любят нашивать на одежду «скальпы» подбитых рекламных тварей.
Она отвернулась от окна. Над спинкой кресла впереди торчала голова в зелёных водорослях.
М-да, вот тебе и шоковый гипноз… Обленилась, привыкла работать с толпами. А ведь знаешь прекрасно, что чем больше людей, тем тупее они ведут себя. В разреженной толпе — как муравьи, в плотной — как жидкость, а при полном отслеживании обратной связи в этой жидкости исключается даже случайная турбулентность. Но все это перестаёт работать, когда человек — один, сам по себе. Ох, не зря, не зря тебя Марта гоняла на практику, на ночные улицы бандитских кварталов!
— Ты неорг? — прошептала девочка.
Немного подумав, Вэри кивнула с важным видом. Карие глаза девочки стали ещё больше.
— Ты едешь на кладбище?!
Снова кивок. К широко распахнутым глазам ребёнка добавился открытый рот, откуда вылетело маленькое «ах».
— Ты меня заберёшь?!
— Ты тоже едешь на кладбище, — уклончиво ответила Вэри.
— Эти везут! — Девочка мрачно кивнула вперёд, где сидели родители. Женщина в дремодеме, а мужчина что-то читает. Интересно, а где гувернантка?
Вэри заглянула на сиденье девочки, ожидая увидеть пушистую игрушку, заботливо усаженную рядом с хозяйкой.
Не угадала. Кукла с утиной головой была использована в качестве скамеечки: одна коленка девочки стояла на утиной голове, другая — на кукольном тельце в изодранном платьице.
— Они всегда обещают, что если я буду плохо себя вести, меня заберут неорги! — Зеленые волосы взметнулись и снова сложились в курточку. — И всегда обманывают! Я каждый раз плохо себя веду, когда мы на кладбище едем! Я и плачу, и вещи бросаю. А меня никто не забирал ни разу! Даже ни на минуточку!
С последними словами она подпрыгнула, вдавив колени ещё глубже в живот и голову куклы. Утиная голова жалобно пискнула что-то насчёт приличных девочек, которые так себя не ведут. Да уж, ребёночек не подарок.
— Так ты ей ничего не сделаешь. — Вэри указала на несчастную куклу-гувернантку. — Я своих обычно в микроволновую печку засовывала. Или в ванну с водой.
— В воду я уже пробовала. — Зеленоволосая перестала прыгать. — И в камин. И ещё в папину ряс-палатку заворачивала. Она эко… экранирует, вот. Дона так смешно пищала, когда поняла, что ни к чему не может подключиться и не видит ничего! А что получается в печке?
— Просто блеск. Но воняет ужасно. Могу ещё один способ подсказать… Только надо знать имя.
— Её зовут Дона.
— Нет, твоё имя.
— Ада.
«Экая неудача, — поморщилась Вэри. — Перевелись у них обычные имена, что ли… Неизвестно, кто сильнее будет реагировать на такой крючок: ребёнок или я сама. Шутка ли — имя Первой Феи! И любимая присказка Марты — „чтоб тебя Ада прошила!“
На этот классический дремль о Красавице и Чудовище наставница ссылалась всякий раз, когда хотела напомнить о сомнительной роли мужчин в техническом прогрессе. Неудивительно, что её подопечная выучила сценарий наизусть. Вот мафия уличных шарманщиков узнает о том, что Чарльз Бэббидж разрабатывает машину, которая якобы сможет сама собой играть любую музыку. Понимая, что это грозит уничтожить их бизнес, шарманщики решают свести Бэббиджа с ума круглосуточными «концертами» под его окнами. Доведённый до психоза, пожилой учёный бросает работу над первым компьютером, «дифференциальной машиной». Но его юная помощница, великая Ада Лавлейс, все-таки приручает железного монстра с помощью простеньких дырчатых перфокарт от ткацкого станка.
Как она была очаровательна в этом дремле, хрупкая леди на фоне латунной махины весом в несколько тонн! И как же с тех пор испоганился мир! Все с точностью до наоборот: маленькие изящные искины в руках толстых ленивых мужиков из служб гумподдержки. Поневоле будешь искать положительные примеры в прошлом…
— У тебя есть тень, — вдруг заявила девочка. — Значит, ты не облик. Хотя, если ты прицельный облик, который вижу только я… Тогда ты можешь быть очень высокого качества.
Она покрутила головой, глядя на Вэри то одним уголком глаза, то другим. Потом быстро-быстро поморгала. Потом свела глаза к носу.
— Нет, не облик.
— Нет, — покачала головой Вэри.
— Но зато у тебя один глаз кривее другого, — заметила девочка. — У моей куклы так было, когда я её в камин бросила, а потом быстро вынула.
«Ничего себе сравненьице!» Вэри поймала своё полупрозрачное отражение в стекле киба. Отражение подмигнуло в ответ.
«Хотя старушке Ванде это понравилось бы. Уж она-то не упускала случая напомнить, что больше половины девочек-фей, включая её саму — восстановленные самоубийцы. Отсюда, мол, и особая чувствительность нашей психики, пережившей такой облом: мозг уже принял решение о смерти, но искин не позволил…»
Пока черноволосая незнакомка раздумывала, как ответить, девочка выхватила из-под ног свою помятую куклу.
— Дона, ну-ка скань её! И скажи, человек она или неорг.
— Человек, женщина. — отозвалась кукла. — Прямой опасности нет, но хорошие девочки не заговаривают с незнакомыми…
— Не умничай, а то опять в ванну брошу, — перебила зеленоволосая. — Скажи лучше, почему у ней камера между глаз?
— Это не камера, это драгоценный камень. Украшение. Её персональный искин находится в гребне на затылке. Класс «каф-спец», используется для дизайна хореограффити.
— Что такое хореограффити?
В глазах куклы включился проектор, и над креслом повисла объёмная картинка: девочка в балетной пачке. Девочка сделала танцевальное «па» — траектории движений рук и ног остались в воздухе разноцветными лентами.
Следующий ролик: несколько девочек постарше в крепких трусиках и лифчиках из кружевного кевлара, летают в невесомости. Курсы космобола. Сложные синхронизированные движения всей группы рисуют в воздухе розу из красных кругов и зелёных спиралей.
Картинка опять сменилась: девушка в красном призывно улыбается мужчине, идущему навстречу. Мужчина протягивает руку…
Проектор погас.
— Это тебе ещё рано знать, дорогая, — заявила утиная голова.
«Хороший фильтр, — мысленно согласилась Вэри. — Боевые разделы Камасутры в таком возрасте все равно не запоминаются. Или, что ещё хуже, запоминаются неправильно, так что потом клиентам нелегко собирать выбитые зубы сломанными руками.»
— Вот так всегда, на самом интересном! — Девочка пару раз стукнула утиной головой куклы о подлокотник кресла, но продолжения справки о хореограффити так и не последовало. Ада бросила куклу и вновь обратилась к Вэри:
— Так ты не неорг?
Уловить в её голосе разочарование было нетрудно.
— Я умею дурить сканеры, — заговорщицким шёпотом произнесла Вэри. «Драный креп, в кои-то веки сказала правду!», — добавила она про себя. Но маленькая зеленоволосая нравилась ей все больше, и останавливать игру не хотелось.
— Ты ваянг? — восхищённо шепнула девочка.
— А откуда ты знаешь о ваянгах?
— Подслушала, когда к папе гости приходили. — Девочка нагнулась поближе к собеседнице. — Они говорили, ваянги вроде роботов, только очень похожи на людей. И ещё они могут менять форму.
Маленькая рука змейкой проскользнула за спинку кресла и вцепилась в пальцы Вэри.
— Ты довольно холодная, — заметила девочка. — Может, ты и вправду ваянг…
Вэри еле сдержала смех. Все-таки любую Лицевую можно пропороть, когда слышишь, как её повторяют дети. У взрослых это ещё как-то серьёзно получается, весомо. Но когда говорит ребёнок, сразу видно, где шито белыми нитками. Никто в здравом уме не будет развивать человекообразных роботов, когда вокруг столько роботообразных людей.
— Только я не очень верю в этих роборотней, — задумчиво произнесла девочка, словно отвечая на её мысли. — Зачем делать робота, похожего на человека? И это наверное очень тяжело.
— Зато с его помощью можно других людей обманывать, — осторожно предложила Вэри.
— А обманывать можно и проще! — заявила зеленоволосая. — Можно сделать… ну, как это… чтобы сразу в голове. Тогда и тень можно сделать, и чтобы потрогать можно было, и температуру. Только это все будет понарошку, как будто смотришь дремль. Или как будто заболела, и у тебя в голове сидят такие крохотные вирусы, которые изменяют все картинки. Тогда ваянгу и не надо быть похожим на человека. Надо просто носить с собой эти вирусы.
Теперь настал черёд Вэри распахнуть глаза пошире. Ребёнок не только пропорол Лицевую, но уже собирался расковырять и Подкладку «Дела о волкотах».
— Ты сама это придумала, про ваянгов?
— Сама. Ну… я ещё немножко почитала волшебный календарь. Там был стишок про большую тень от малюсенькой мухи. А потом сразу история про вирусы.
«Вот и говори после этого, что волшебные календари не опасны!». Пять лет назад модельерша-лингвистка из Тарту-2 пришла к выводу, что эти маленькие электронные подборки текстов и рисунков могут сбивать прошивки Артели, выводя сознание читателей на анти-модельные ассоциации. Ретивая модельерша даже набросала выкройку для запрета. В качестве Лицевой шилась борьба с шарлатанством, в качестве Подкладки — использование календарей террористами для передачи друг другу секретных сообщений. Однако более точный обсчёт показал, что риск завышен: календари действуют так сильно лишь на очень маленькую группу людей.
Стало быть, дело в ребёнке. Вэри внимательно оглядела сидящих впереди родителей.
Отец — статный, светловолосый, в простом шерстяном пиджаке. Скорее всего, русский. Судя по одёжке, военный или даже космонавт. Издалека этот костюм можно принять за новомодный японский «статик». В Токио-5 многие ходят в таких пиджачках, имитирующих «снег» на экране старинного телевизора со сбитой настройкой. Но сейчас видно, что крапинки на пиджаке папаши совершенно неподвижны. И даже пуговицы настоящие. Такая архаика популярна среди людей, вынужденных проводить долгое время в скафандрах и экзотах. Оно и понятно: когда в тебя постоянно впиваются сенсоры, а к копчику на целый год подключён хвостовой манипулятор — поневоле возненавидишь любую умную одежду.
Зато супруга-китаянка берет одеждой за двоих: навороченное голоплатье, меняющее форму и цвет каждые пять минут. Тут профессию легче всего определить по рукам — время от времени они как бы сами собой проделывают странные движения, словно касаются несуществующих предметов.
У Вэри когда-то была похожая привычка — рисовать всякие загогулины во время разговоров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60