А потом ей, значит, нужно подыскать новое тело. Но чтобы все было без шума, понимаешь? К примеру, какой-нибудь одинокий взломщик, предварительно заражённый вертом, приходит на кладбище, лезет к искину. А искин тем временем подключается к верту у него в башке. И перескакивает на эти… как их… дубль…
— На дубль-синапсы нельзя перескочить! — запротестовал Басс.
«На те, о которых я знаю, нельзя», — мысленно уточнил он. — На них можно только транслировать дремль из дремодема. Сами по себе они как приёмники без радиостанции».
Но с другой стороны… Призрак матери, предлагающий надеть лиловую курточку, снова встал перед глазами. Значит, это и был «верт», с помощью которого искин Саймона почти что подчинил себе Басса. Видимо, нанозиты верта не такие тупые, как обычные дубль-синапсы. Они используют обратную связь, подстраиваются под собственные воспоминания человека и заставляют его делать то, что им нужно.
Но дремодем или какой-то другой управляющий искин все равно должен быть рядом. Хотя, если эти нанозиты организуют в мозгу что-то вроде огромной нейросети, они сами превращаются в искин без внешнего носителя… Невероятно? Но кто знает, чего эти умники напридумывали за то время, пока ты, забросив свою нейрохирургию, потрошил примитивные шкурки на кладбищах!
Похоже, Марека одолели не менее тяжкие раздумья. При упоминании дубль-синаптических нанозитов он совершенно скис, уставился в пространство и теперь отрешённо качал головой, как сломанный робоконеко. Басс слишком хорошо знал Марека, чтобы поверить, будто тот расстроен из-за него. Но старый жулик явно страдал. «Хоть что-то приятное», — заметил кто-то злорадный внутри Басса.
— Василь, я ничего не помню из того, чему нас учили в институте! — Марек даже как будто всхлипнул. — Кругом искины, роботы. Они сами все делают, они в нас ковыряются, пришивают что хотят, заражают нас какими-то нанозитами. Знаешь, когда я окончательно решил забросить папину профессию и заняться маминым бизнесом? Когда обнаружил, что большинство моих клиентов — уродливые тётки средних лет, требующие вшить им зубы… угадай, куда?
Басс вытащил руку из-под простыни и молча почесал ухо.
— Ты почти угадал! Получается, что со всеми нормальными медицинскими услугами вполне справляются роботы. А мне только и остаётся, что самые извращённые да нелегальные заказы. Ну хорошо, я почти завязал с зубами, занялся ресторанами и прочим… Но теперь они и сюда лезут! Я не понимаю, Василь! А всегда думал, что знаю всю эту коммерцию-факомерцию как свои двадцать коренных. Купить подешевле, продать подороже. Подсунуть подделку, подставить какого-нибудь вафела вместо себя. В крайнем случае взять в долг и замочить того, у кого взял. Это нормально, я в этом как рыба в воде. Я разобрался с Вонгом, я выпустил ему кишки и велел бросить его в «Эдеме» рядом с искином Саймона. И вроде все шито-бито теперь. Даже мэрша спасибо сказала. Но эта история c вертом, как это все просчитано… Так дела не делаются, это же какая-то нечеловеческая схема! И меня в ней использовали как мальчика… Да, мама, я положил чеснок! Да, я сам его нарезал, без всяких выжималок!
Услышав о маме, Басс вздрогнул. Однако никаких новых глюков не появилось. Зато фантомный Марек сорвал с пояса нэцке-коммуникатор и со злостью отбросил его за пределы видимости голограммы.
— Видишь, и здесь искины! Это мэрша меня отблагодарить решила. Намекнула, что вскоре подпишет закон, разрешающий наследовать персональные искины. Чтобы их, значит, не хоронить на кладбище, а передавать детям. Оказывается, скандальчик с «Эдемом» ей даже помог. У неё эти наследственные искины были в предвыборном меню. Вот я и тестирую на себе мамину кофеварку. А какой в этом навар, до сих пор не вижу.
— Хороший навар, если правильно вложишься.
— Это как?
Басс помедлил с ответом. Злорадствовать, конечно, приятней. Но теперь, когда их объединяет неприязнь к искинам, кайф уже не тот. Собственные познания Басса в области дубль-синапсов тоже не отличались глубиной. Ведь он, как и Марек, давно не работал по специальности. Однако работал с искинами. Приятно осознавать, что хоть в чем-то можешь быть полезным:
— Как я понимаю, нынешние лицензии запрещают делать копии своих искинов для других людей. Тем более запрещено добавлять скрипты, которые могут вызвать «неконтролируемую эволюцию искусственных форм жизни». Этим продавцы искинов обеспечивают себе постоянный спрос. Родился ребёнок — покупай ему отдельную шкурку. А наследование будет отличной лазейкой для обхода этого правила. Не знаю, как там Саймон наваривался на похоронной опции в искинах… Но если кто-то запатентует наследственную опцию, наварится не меньше.
— Так вот какая петрушка! — Марек снова засиял. — Все-таки хорошо, когда у тебя есть понятливые друзья детства! Слушай, скажи честно: ты же знал, что креветки заражены?
— Откуда?
— Ой, не хитри, Василь! — Марек погрозил толстым пальцем. — Кроме верта, мы нашли у тебя ещё один вирус. Он частично блокировал верт. Не знаю, как ты это сделал. Мой медискин что-то наплёл про усиление чувствительности отражающих нейронов…
— Зеркальных нейронов, — поправил Басс.
— Ага, вот ты и раскололся! Значит, все-таки подсадил себе антибот заранее.
— Да ничего я не подсаживал! — Басс пощупал лимфатические узлы на шее. — Про зеркальные нейроны любой студент медтеха знает. У примитивных млекопитающих они находятся в premotor cortex. У людей — в зоне Брока, но и в других участках коры тоже. Отвечают за механизм сочувствия.
— Как эмпатрон?
— Эмпатрон — детская игрушка. Отслеживает десяток самых простых биометрик, вот и все его «эмоции». Живой мозг гораздо чувствительней. В своё время у американцев из-за этого накрылся проект по использованию дельфинов в качестве подрывников-камикадзе. После того, как один дельфин с бомбой взрывался, все остальные отказывались выполнять задание. Считается, что у человека этот механизм передачи состояний ещё сильнее развит. Если, допустим, тебе сейчас проломят череп и я это увижу, у меня тоже затылок заболит. Хотя не уверен. У тебя там поблизости нет лаборанта с ломом?
— А-а, понял. Ты просто не хочешь выдавать мне свою аптеку. Небось опять какую-то секту тряхнул?
— Никого я не тряс… Погоди, у меня что, до сих пор этот вирус?!
— Мы на всякий случай почистили тебя от всего. — Марек исчез, оставив вместо себя фантомную панель со снимками и диаграммами. — Верт оказался неустойчивым и сам быстро ушёл. Зато со вторым вирусом пришлось повозиться. Его вообще не сразу заметили. Мой медискин даже потребовал обновить его базы. Оказывается, эту болезнь так давно искоренили, что её и в базах нету! А у тебя ещё такой хитрый штамм оказался. Никаких особых проявлений, кроме этих… зеркальных…
В воздухе повисло увеличенное изображение вируса. «За такую картинку в своей коллекции Отто согласился бы стать алкоголиком». Единственная чёткая мысль из всего, что пришло Бассу в голову. Сообщение Марека было слишком ошеломительно.
Ну ладно креветки. Когда их используешь, обычно выключаешь медяк, чтобы он не орал под ухом о необычном состоянии организма. Так что заражение вертом вполне объяснимо. Но подцепить модифицированный вирус бешенства? Вот тебе и дипломированный медик. Супер-Санитар.
— Да я не в обиде. — Марек махнул рукой. — Не хочешь, не говори. Ты мне помог, я тебе помог, остальное — не моё дело. Ты, главное, выздоравливай скорей. А то твой волк мне всех сестричек распугает.
— Волк? — Басс подумал, что сюрпризов уже многовато.
— Ну или кто у тебя там. Я сам чуть в штаны не наложил! Когда тебя на скате принесло, ты совсем плохой был. Плюхнулся прямо на стол, где мы с ребятами ужинали. И лежишь как покойник. А потом вдруг у тебя из-за спины вылезает такой огромный белый волчище. Зубы — во! Хоть сейчас в музей стоматологии. Уж на что все мои кексы с яйцами, а и то сразу за оружие схватились. Но я-то вспомнил, что ты на дело всегда берёшь каких-нибудь роботов. Чтобы они там повынюхивали, отвлекли на себя внимание… Ну и запретил стрелять.
«Так это он про лисицу!». Басс огляделся. Элис нигде не было.
— Да там он, там, где-то около тебя ошивается. — Марек снова теребил в руках нэцке. — Тоже небось не станешь рассказывать, откуда взял? Ладно, пойду пообщаюсь хоть с маминым искином. У неё вообще неплохие рецепты. Вчера делали соус со шпинатом, пальчики откусишь! Только она зачем-то требует чеснок вручную нарезать. И все время твердит, что я перевариваю ригатони. А разве их можно переварить?
Басс уже не смотрел в его сторону. Он поднялся с койки и обошёл помещение.
— Так мы договорились про акелы, Василь? Ты согласен на двадцать пять процентов от сделки?
— Согласен, согласен.
Марек исчез. Ни под кроватью, ни под древовидным робохирургом не было никаких признаков хвостатой жизни. Зато нашлась кнопка вызова медсёстры. Неземная блондинка в зеленом тотчас внесла свою небесную грудь.
— Здесь должно быть… одно животное. — Басс выглянул в коридор за спиной медсёстры. Ничего.
Лицо блондинки тоже как-то сразу опустело:
— Да, но… От этой кошки был такой запах… Я только открыла окно, проветрить, а она… Она убежала.
— Я вам не верю, — неожиданно для самого себя заявил Басс. Но так оно и было: он ясно ощущал фальшь. — Вы сделали что-то ещё.
Платиновая спрятала руки за спиной.
— Я… я показала ей зеркало.
— Зачем?
— Говорят, чёрная кошка приносит несчастье. Но если показать ей зеркало…
— Разве она была чёрная?
— Чернее, чем активированный уголь. Я думала….
— Я знаю, что вы думали. Уйдите к Багу, пока я вам голову не отрезал.
Дверь захлопнулась. Басс подошёл к окну. Второй этаж, детская высота. Да и верно, что тут делать дикой лисице? Как там Марек говорит: я помог тебе, ты помог мне. А потом разбежались.
Жаль. Всего за пару дней он к ней так привык… Впрочем, если этот вирус эмпатии — от неё, то неудивительно.
«Наоборот, это ещё более удивительно», возразил внутренний собеседник.
И он прав, Баг его зарази! Все байки о волкотах, все сказки про оборотней — все обрело смысл. И все то, что происходило с ним, когда рядом была лисица. Через верт искины могут навязывать людям свою волю, как это пыталась сделать шкурка Саймона. Но вирус лисицы усиливает противоположную способность — принимать другого и на время становиться таким же. Ту самую способность, которая когда-то помогла больной обезьяне выжить, копируя полезные феномены внешнего мира — рога зверей как инструменты, крики птиц как язык…
Зона Брока, где больше всего зеркальных нейронов, отвечает за речь. А что такое речь, как не ещё один способ транслировать свои состояния друг другу? У одного человека возникает такой же нейропаттерн, как у другого, даже если их разделяют сотни миль.
Правда, все зависит от того, насколько хорошо ты понимаешь язык. Вызывают ли сигналы собеседника такие же образы в той виртуальной реальности, что построена у тебя в голове. Если эта реальность жёстко зафиксирована на всю жизнь, чужака уже не прочувствуешь. Но у мультиперсоналов те же зеркальные нейроны позволяют существовать сразу нескольким внутренним реальностям — словно несколько голограмм записано на одной пластинке. И при таком разнообразии личностей им гораздо легче находить общий язык с незнакомцами.
А если вирус лисицы ещё больше усиливает эту способность синхронизации, создавая своего рода «зеркальную личность» на каждый случай…
С улицы донеслось кряканье киба. Ему ответил петушиный крик другой машины. Басс выглянул в окно — так и есть, пробка.
В руке кольнуло. Вечно эти сканеры бесятся, когда рядом скопление техники…
Он скомандовал искину отключить сканнер, но ничего не произошло. Нет, это не «швейцарка». Слабый болевой тик пробегал по здоровой левой руке. Серповидный шрамик, оставленный зубами лисицы, почти исчез. Конечно, зажившая рана тут уже ни при чем. Это мозг шалит. Фантомная боль, маленький нейроблок случайно закрепившегося рефлекса.
Басс сжал и разжал поднятую кисть. Боль пропала. Зато на стене появилась тень: длинные теневые пальцы шевелились, как щупальца осьминога. Вот и весь твой зверинец. Как тогда, как тогда… Басс подошёл поближе к стене, сложил руку лодочкой, отвёл вверх большой палец и пошевелил мизинцем.
На белой стене беззвучно залаяла теневая собака. Поворот руки — собака превращается в зайца, потом в кенгуру, в змею и снова в собаку…
А рука опять заболела.
Странно. Он поводил кистью из стороны в сторону. Прошёлся по палате. У двери рука не болела. Но у той стены, на которой он показывал себе театр теней, снова появлялся лёгкий тик. Чуть-чуть посильнее, если стоять в углу. На подоконнике и под койкой тоже нашлись места, рядом с которыми рука вела себя, как сканер с подсевшей батарейкой.
Бред какой-то. Не может же шрам… Тем более что организм уже очистился от обоих вирусов. Нет-нет, это чисто фантомная боль, остаточная реакция на…
Басс остановился, потянул носом воздух. Ну конечно. Он не чувствует запаха, но какая разница? Мозг способен реагировать на мельчайшие концентрации некоторых веществ.
Он снова вызвал медсестру. Платиновая девица в зеленом халатике тут же появилась в дверях. Улыбка выражала готовность показать пациенту не только спелые груши без обёртки, но и целое небо в фуллеренах.
— Мне нужен циалин. Шестипроцентный, два миллиграмма.
— Зачем?
— Не ваше собачье дело.
Платиновая перестала улыбаться.
— Если это шутка, то неудачная. Между прочим, я дипломированный реаниматор. И только из-за отсутствия работы по специальности вынуждена обслуживать таких… типов. Но терпеть издевательства над моей профессией я не намерена. Могу принести вам ультранальбуфин или другое обезболивающее. Господин Лучано меня предупреждал, что вам может понадобиться «такой уход, от которого бывает приход». Но циалин даёт совершенно противоположный эффект. А вы не похожи на паралитика, которому нужно усилить чувствительность нервных окончаний.
— Несите, что вам сказали. А то и этой работы лишитесь.
Платиновые локоны возмущённо взметнулись и упорхнули за дверь. Вскоре медсестра вернулась с двумя маленькими капсулами. Басс осмотрел их, поморщился.
— А что, обычного шприца у вас нет? Ненавижу комаров.
— Наша клиника оснащена по самому последнему слову биотеха! — Она гордо выпятила свои груши. — И учтите, если это какой-то наркоманский трюк, я не отвечаю за…
Басс вытолкал её за дверь. Потом открыл обе капсулы и вытянул вперёд руку. Два крупных комара выбрались из капсул, покружили в воздухе и впились в тыльную сторону ладони.
После инъекции боль в серповидной царапине уже не тикала, а горела. Басс снова прошёлся по комнате, прочувствовал всю лисью разметку. Затем открыл окно и активировал скат. С подоконника боль вела влево по карнизу.
Он шёл по невидимому следу всю ночь, то ускоряясь вдоль самого низа стен, то тормозя у какого-нибудь дерева, чтобы определить направление, на котором рука снова заболит. Он сшиб штук пять запоздалых пешеходов, чуть не угодил под грузовой киб и дважды удирал от патрульных полифемов, но снова и снова возвращался к последней болевой точке.
На какой-то свалке у порта он потерял след на целых полчаса — а когда нашёл его, более сильный, то с этого момента слышал не только боль, но и запах, ни с чем не сравнимый запах лисицы. После этого он уже не видел ни зданий, ни улиц. Их сменили новые ориентиры — кусты, баки-мусороеды, тёмные углы, бордюры и карнизы…
К утру он окончательно потерял представление о том, где находится. И когда обнаружил, что стоит под собственной башней у стены Коралловой Горы, радость от узнавания места ещё несколько секунд удерживала все остальные мысли. Но они все-таки пришли.
Он не нашёл лисицу. Он просто нашёл её старый след. Весь этот путь она проделала ещё в ту ночь, когда убежала из его башенки. А где она теперь, никому не известно. Разве что начать все сначала…
Он выключил скат. Во всем теле сразу включилась усталость. На тяжёлых ногах Басс прошёл в лифт и поднялся на самый верхний этаж. В лифтовой он бросил скат и присел отдохнуть на лесенку, ведущую в спальню.
Тишина в башне была непривычной. «Вроде бы самое время для утренней пробки», — подумал Басс. И тут же почувствовал, что наверху кто-то есть.
Неужто его место занял новый лифтёр? Он крадучись поднялся по лесенке, приподнял крышку люка.
На подоконнике в дальнем конце спальни сидела Мария. Любимая клетчатая рубашка Басса была ей великовата — но шла ей так же, как шли любые вещи, которые она когда-либо надевала.
Ну, хорошо хоть с ней все в порядке. Сама отвязалась от братьев-полипов. Вот только что у неё там на коленях? Опять какое-то сектантское барахло, которое придётся отнимать и выкидывать?
Он обошёл кровать… и замер.
У Марии на коленях сидел лисёнок. И они с Марией не обращали на Басса никакого внимания, продолжая сосредоточенно пялиться в окно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— На дубль-синапсы нельзя перескочить! — запротестовал Басс.
«На те, о которых я знаю, нельзя», — мысленно уточнил он. — На них можно только транслировать дремль из дремодема. Сами по себе они как приёмники без радиостанции».
Но с другой стороны… Призрак матери, предлагающий надеть лиловую курточку, снова встал перед глазами. Значит, это и был «верт», с помощью которого искин Саймона почти что подчинил себе Басса. Видимо, нанозиты верта не такие тупые, как обычные дубль-синапсы. Они используют обратную связь, подстраиваются под собственные воспоминания человека и заставляют его делать то, что им нужно.
Но дремодем или какой-то другой управляющий искин все равно должен быть рядом. Хотя, если эти нанозиты организуют в мозгу что-то вроде огромной нейросети, они сами превращаются в искин без внешнего носителя… Невероятно? Но кто знает, чего эти умники напридумывали за то время, пока ты, забросив свою нейрохирургию, потрошил примитивные шкурки на кладбищах!
Похоже, Марека одолели не менее тяжкие раздумья. При упоминании дубль-синаптических нанозитов он совершенно скис, уставился в пространство и теперь отрешённо качал головой, как сломанный робоконеко. Басс слишком хорошо знал Марека, чтобы поверить, будто тот расстроен из-за него. Но старый жулик явно страдал. «Хоть что-то приятное», — заметил кто-то злорадный внутри Басса.
— Василь, я ничего не помню из того, чему нас учили в институте! — Марек даже как будто всхлипнул. — Кругом искины, роботы. Они сами все делают, они в нас ковыряются, пришивают что хотят, заражают нас какими-то нанозитами. Знаешь, когда я окончательно решил забросить папину профессию и заняться маминым бизнесом? Когда обнаружил, что большинство моих клиентов — уродливые тётки средних лет, требующие вшить им зубы… угадай, куда?
Басс вытащил руку из-под простыни и молча почесал ухо.
— Ты почти угадал! Получается, что со всеми нормальными медицинскими услугами вполне справляются роботы. А мне только и остаётся, что самые извращённые да нелегальные заказы. Ну хорошо, я почти завязал с зубами, занялся ресторанами и прочим… Но теперь они и сюда лезут! Я не понимаю, Василь! А всегда думал, что знаю всю эту коммерцию-факомерцию как свои двадцать коренных. Купить подешевле, продать подороже. Подсунуть подделку, подставить какого-нибудь вафела вместо себя. В крайнем случае взять в долг и замочить того, у кого взял. Это нормально, я в этом как рыба в воде. Я разобрался с Вонгом, я выпустил ему кишки и велел бросить его в «Эдеме» рядом с искином Саймона. И вроде все шито-бито теперь. Даже мэрша спасибо сказала. Но эта история c вертом, как это все просчитано… Так дела не делаются, это же какая-то нечеловеческая схема! И меня в ней использовали как мальчика… Да, мама, я положил чеснок! Да, я сам его нарезал, без всяких выжималок!
Услышав о маме, Басс вздрогнул. Однако никаких новых глюков не появилось. Зато фантомный Марек сорвал с пояса нэцке-коммуникатор и со злостью отбросил его за пределы видимости голограммы.
— Видишь, и здесь искины! Это мэрша меня отблагодарить решила. Намекнула, что вскоре подпишет закон, разрешающий наследовать персональные искины. Чтобы их, значит, не хоронить на кладбище, а передавать детям. Оказывается, скандальчик с «Эдемом» ей даже помог. У неё эти наследственные искины были в предвыборном меню. Вот я и тестирую на себе мамину кофеварку. А какой в этом навар, до сих пор не вижу.
— Хороший навар, если правильно вложишься.
— Это как?
Басс помедлил с ответом. Злорадствовать, конечно, приятней. Но теперь, когда их объединяет неприязнь к искинам, кайф уже не тот. Собственные познания Басса в области дубль-синапсов тоже не отличались глубиной. Ведь он, как и Марек, давно не работал по специальности. Однако работал с искинами. Приятно осознавать, что хоть в чем-то можешь быть полезным:
— Как я понимаю, нынешние лицензии запрещают делать копии своих искинов для других людей. Тем более запрещено добавлять скрипты, которые могут вызвать «неконтролируемую эволюцию искусственных форм жизни». Этим продавцы искинов обеспечивают себе постоянный спрос. Родился ребёнок — покупай ему отдельную шкурку. А наследование будет отличной лазейкой для обхода этого правила. Не знаю, как там Саймон наваривался на похоронной опции в искинах… Но если кто-то запатентует наследственную опцию, наварится не меньше.
— Так вот какая петрушка! — Марек снова засиял. — Все-таки хорошо, когда у тебя есть понятливые друзья детства! Слушай, скажи честно: ты же знал, что креветки заражены?
— Откуда?
— Ой, не хитри, Василь! — Марек погрозил толстым пальцем. — Кроме верта, мы нашли у тебя ещё один вирус. Он частично блокировал верт. Не знаю, как ты это сделал. Мой медискин что-то наплёл про усиление чувствительности отражающих нейронов…
— Зеркальных нейронов, — поправил Басс.
— Ага, вот ты и раскололся! Значит, все-таки подсадил себе антибот заранее.
— Да ничего я не подсаживал! — Басс пощупал лимфатические узлы на шее. — Про зеркальные нейроны любой студент медтеха знает. У примитивных млекопитающих они находятся в premotor cortex. У людей — в зоне Брока, но и в других участках коры тоже. Отвечают за механизм сочувствия.
— Как эмпатрон?
— Эмпатрон — детская игрушка. Отслеживает десяток самых простых биометрик, вот и все его «эмоции». Живой мозг гораздо чувствительней. В своё время у американцев из-за этого накрылся проект по использованию дельфинов в качестве подрывников-камикадзе. После того, как один дельфин с бомбой взрывался, все остальные отказывались выполнять задание. Считается, что у человека этот механизм передачи состояний ещё сильнее развит. Если, допустим, тебе сейчас проломят череп и я это увижу, у меня тоже затылок заболит. Хотя не уверен. У тебя там поблизости нет лаборанта с ломом?
— А-а, понял. Ты просто не хочешь выдавать мне свою аптеку. Небось опять какую-то секту тряхнул?
— Никого я не тряс… Погоди, у меня что, до сих пор этот вирус?!
— Мы на всякий случай почистили тебя от всего. — Марек исчез, оставив вместо себя фантомную панель со снимками и диаграммами. — Верт оказался неустойчивым и сам быстро ушёл. Зато со вторым вирусом пришлось повозиться. Его вообще не сразу заметили. Мой медискин даже потребовал обновить его базы. Оказывается, эту болезнь так давно искоренили, что её и в базах нету! А у тебя ещё такой хитрый штамм оказался. Никаких особых проявлений, кроме этих… зеркальных…
В воздухе повисло увеличенное изображение вируса. «За такую картинку в своей коллекции Отто согласился бы стать алкоголиком». Единственная чёткая мысль из всего, что пришло Бассу в голову. Сообщение Марека было слишком ошеломительно.
Ну ладно креветки. Когда их используешь, обычно выключаешь медяк, чтобы он не орал под ухом о необычном состоянии организма. Так что заражение вертом вполне объяснимо. Но подцепить модифицированный вирус бешенства? Вот тебе и дипломированный медик. Супер-Санитар.
— Да я не в обиде. — Марек махнул рукой. — Не хочешь, не говори. Ты мне помог, я тебе помог, остальное — не моё дело. Ты, главное, выздоравливай скорей. А то твой волк мне всех сестричек распугает.
— Волк? — Басс подумал, что сюрпризов уже многовато.
— Ну или кто у тебя там. Я сам чуть в штаны не наложил! Когда тебя на скате принесло, ты совсем плохой был. Плюхнулся прямо на стол, где мы с ребятами ужинали. И лежишь как покойник. А потом вдруг у тебя из-за спины вылезает такой огромный белый волчище. Зубы — во! Хоть сейчас в музей стоматологии. Уж на что все мои кексы с яйцами, а и то сразу за оружие схватились. Но я-то вспомнил, что ты на дело всегда берёшь каких-нибудь роботов. Чтобы они там повынюхивали, отвлекли на себя внимание… Ну и запретил стрелять.
«Так это он про лисицу!». Басс огляделся. Элис нигде не было.
— Да там он, там, где-то около тебя ошивается. — Марек снова теребил в руках нэцке. — Тоже небось не станешь рассказывать, откуда взял? Ладно, пойду пообщаюсь хоть с маминым искином. У неё вообще неплохие рецепты. Вчера делали соус со шпинатом, пальчики откусишь! Только она зачем-то требует чеснок вручную нарезать. И все время твердит, что я перевариваю ригатони. А разве их можно переварить?
Басс уже не смотрел в его сторону. Он поднялся с койки и обошёл помещение.
— Так мы договорились про акелы, Василь? Ты согласен на двадцать пять процентов от сделки?
— Согласен, согласен.
Марек исчез. Ни под кроватью, ни под древовидным робохирургом не было никаких признаков хвостатой жизни. Зато нашлась кнопка вызова медсёстры. Неземная блондинка в зеленом тотчас внесла свою небесную грудь.
— Здесь должно быть… одно животное. — Басс выглянул в коридор за спиной медсёстры. Ничего.
Лицо блондинки тоже как-то сразу опустело:
— Да, но… От этой кошки был такой запах… Я только открыла окно, проветрить, а она… Она убежала.
— Я вам не верю, — неожиданно для самого себя заявил Басс. Но так оно и было: он ясно ощущал фальшь. — Вы сделали что-то ещё.
Платиновая спрятала руки за спиной.
— Я… я показала ей зеркало.
— Зачем?
— Говорят, чёрная кошка приносит несчастье. Но если показать ей зеркало…
— Разве она была чёрная?
— Чернее, чем активированный уголь. Я думала….
— Я знаю, что вы думали. Уйдите к Багу, пока я вам голову не отрезал.
Дверь захлопнулась. Басс подошёл к окну. Второй этаж, детская высота. Да и верно, что тут делать дикой лисице? Как там Марек говорит: я помог тебе, ты помог мне. А потом разбежались.
Жаль. Всего за пару дней он к ней так привык… Впрочем, если этот вирус эмпатии — от неё, то неудивительно.
«Наоборот, это ещё более удивительно», возразил внутренний собеседник.
И он прав, Баг его зарази! Все байки о волкотах, все сказки про оборотней — все обрело смысл. И все то, что происходило с ним, когда рядом была лисица. Через верт искины могут навязывать людям свою волю, как это пыталась сделать шкурка Саймона. Но вирус лисицы усиливает противоположную способность — принимать другого и на время становиться таким же. Ту самую способность, которая когда-то помогла больной обезьяне выжить, копируя полезные феномены внешнего мира — рога зверей как инструменты, крики птиц как язык…
Зона Брока, где больше всего зеркальных нейронов, отвечает за речь. А что такое речь, как не ещё один способ транслировать свои состояния друг другу? У одного человека возникает такой же нейропаттерн, как у другого, даже если их разделяют сотни миль.
Правда, все зависит от того, насколько хорошо ты понимаешь язык. Вызывают ли сигналы собеседника такие же образы в той виртуальной реальности, что построена у тебя в голове. Если эта реальность жёстко зафиксирована на всю жизнь, чужака уже не прочувствуешь. Но у мультиперсоналов те же зеркальные нейроны позволяют существовать сразу нескольким внутренним реальностям — словно несколько голограмм записано на одной пластинке. И при таком разнообразии личностей им гораздо легче находить общий язык с незнакомцами.
А если вирус лисицы ещё больше усиливает эту способность синхронизации, создавая своего рода «зеркальную личность» на каждый случай…
С улицы донеслось кряканье киба. Ему ответил петушиный крик другой машины. Басс выглянул в окно — так и есть, пробка.
В руке кольнуло. Вечно эти сканеры бесятся, когда рядом скопление техники…
Он скомандовал искину отключить сканнер, но ничего не произошло. Нет, это не «швейцарка». Слабый болевой тик пробегал по здоровой левой руке. Серповидный шрамик, оставленный зубами лисицы, почти исчез. Конечно, зажившая рана тут уже ни при чем. Это мозг шалит. Фантомная боль, маленький нейроблок случайно закрепившегося рефлекса.
Басс сжал и разжал поднятую кисть. Боль пропала. Зато на стене появилась тень: длинные теневые пальцы шевелились, как щупальца осьминога. Вот и весь твой зверинец. Как тогда, как тогда… Басс подошёл поближе к стене, сложил руку лодочкой, отвёл вверх большой палец и пошевелил мизинцем.
На белой стене беззвучно залаяла теневая собака. Поворот руки — собака превращается в зайца, потом в кенгуру, в змею и снова в собаку…
А рука опять заболела.
Странно. Он поводил кистью из стороны в сторону. Прошёлся по палате. У двери рука не болела. Но у той стены, на которой он показывал себе театр теней, снова появлялся лёгкий тик. Чуть-чуть посильнее, если стоять в углу. На подоконнике и под койкой тоже нашлись места, рядом с которыми рука вела себя, как сканер с подсевшей батарейкой.
Бред какой-то. Не может же шрам… Тем более что организм уже очистился от обоих вирусов. Нет-нет, это чисто фантомная боль, остаточная реакция на…
Басс остановился, потянул носом воздух. Ну конечно. Он не чувствует запаха, но какая разница? Мозг способен реагировать на мельчайшие концентрации некоторых веществ.
Он снова вызвал медсестру. Платиновая девица в зеленом халатике тут же появилась в дверях. Улыбка выражала готовность показать пациенту не только спелые груши без обёртки, но и целое небо в фуллеренах.
— Мне нужен циалин. Шестипроцентный, два миллиграмма.
— Зачем?
— Не ваше собачье дело.
Платиновая перестала улыбаться.
— Если это шутка, то неудачная. Между прочим, я дипломированный реаниматор. И только из-за отсутствия работы по специальности вынуждена обслуживать таких… типов. Но терпеть издевательства над моей профессией я не намерена. Могу принести вам ультранальбуфин или другое обезболивающее. Господин Лучано меня предупреждал, что вам может понадобиться «такой уход, от которого бывает приход». Но циалин даёт совершенно противоположный эффект. А вы не похожи на паралитика, которому нужно усилить чувствительность нервных окончаний.
— Несите, что вам сказали. А то и этой работы лишитесь.
Платиновые локоны возмущённо взметнулись и упорхнули за дверь. Вскоре медсестра вернулась с двумя маленькими капсулами. Басс осмотрел их, поморщился.
— А что, обычного шприца у вас нет? Ненавижу комаров.
— Наша клиника оснащена по самому последнему слову биотеха! — Она гордо выпятила свои груши. — И учтите, если это какой-то наркоманский трюк, я не отвечаю за…
Басс вытолкал её за дверь. Потом открыл обе капсулы и вытянул вперёд руку. Два крупных комара выбрались из капсул, покружили в воздухе и впились в тыльную сторону ладони.
После инъекции боль в серповидной царапине уже не тикала, а горела. Басс снова прошёлся по комнате, прочувствовал всю лисью разметку. Затем открыл окно и активировал скат. С подоконника боль вела влево по карнизу.
Он шёл по невидимому следу всю ночь, то ускоряясь вдоль самого низа стен, то тормозя у какого-нибудь дерева, чтобы определить направление, на котором рука снова заболит. Он сшиб штук пять запоздалых пешеходов, чуть не угодил под грузовой киб и дважды удирал от патрульных полифемов, но снова и снова возвращался к последней болевой точке.
На какой-то свалке у порта он потерял след на целых полчаса — а когда нашёл его, более сильный, то с этого момента слышал не только боль, но и запах, ни с чем не сравнимый запах лисицы. После этого он уже не видел ни зданий, ни улиц. Их сменили новые ориентиры — кусты, баки-мусороеды, тёмные углы, бордюры и карнизы…
К утру он окончательно потерял представление о том, где находится. И когда обнаружил, что стоит под собственной башней у стены Коралловой Горы, радость от узнавания места ещё несколько секунд удерживала все остальные мысли. Но они все-таки пришли.
Он не нашёл лисицу. Он просто нашёл её старый след. Весь этот путь она проделала ещё в ту ночь, когда убежала из его башенки. А где она теперь, никому не известно. Разве что начать все сначала…
Он выключил скат. Во всем теле сразу включилась усталость. На тяжёлых ногах Басс прошёл в лифт и поднялся на самый верхний этаж. В лифтовой он бросил скат и присел отдохнуть на лесенку, ведущую в спальню.
Тишина в башне была непривычной. «Вроде бы самое время для утренней пробки», — подумал Басс. И тут же почувствовал, что наверху кто-то есть.
Неужто его место занял новый лифтёр? Он крадучись поднялся по лесенке, приподнял крышку люка.
На подоконнике в дальнем конце спальни сидела Мария. Любимая клетчатая рубашка Басса была ей великовата — но шла ей так же, как шли любые вещи, которые она когда-либо надевала.
Ну, хорошо хоть с ней все в порядке. Сама отвязалась от братьев-полипов. Вот только что у неё там на коленях? Опять какое-то сектантское барахло, которое придётся отнимать и выкидывать?
Он обошёл кровать… и замер.
У Марии на коленях сидел лисёнок. И они с Марией не обращали на Басса никакого внимания, продолжая сосредоточенно пялиться в окно!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60