В результате победы мы стали страдать такой безумной манией величия, что помогли развязать мировую войну, выиграть которую у нас не было ни малейшего шанса. Зато теперь мы снова проигрываем войну, и все оборачивается к лучшему. И мы наверняка снова пойдем в гору, если ухитримся, чтобы нас хорошенько расколошматили.
Нейтли смотрел на него с нескрываемым недоумением.
–- Теперь я в самом деле не понимаю, о чем вы толкуете. Вы рассуждаете, как ненормальный.
–- Наоборот. Я самый нормальный. Я был фашистом при Муссолини, а теперь его свергли и я - антифашист. Я был до фанатизма настроен пронемецки, когда немцы пришли сюда, чтобы защитить нас от американцев. Теперь, когда сюда пришли американцы, чтобы защитить нас от немцев, я — фанатичный проамериканец. Позвольте заверить вас, мой юный разгневанный друг, что у вас в вашей стране не найдется более преданного сторонника в Италии, чем я. Разумеется, пока вы здесь остаетесь.
–- Так вы хамелеон! — воскликнул Нейтли, не веря своим ушам. — Вы флюгер! Бесстыжий, неразборчивый приспособленец!
–Мне сто семь лет, — учтиво напомнил старикашка.
–Неужели у вас нет никаких принципов?
–Конечно, нет.
–И морали?
–О, я человек суровой морали, — с иронической серьезностью заверил его старый негодяй, похлопывая по бедру пухлую брюнетку, примостившуюся на подлокотнике его кресла.
–- Не верится... — проворчал Нейтли.
–- Все это истинная правда! Ей-богу! Когда немцы вступали в город, я приплясывал на улице, как молоденькая балерина и до хрипоты кричал: "Хайль Гитлер!" Я даже размахивал нацистским флажком, который вырвал у одной славной девчушки,когда ее мама отвернулась.Но вот немцы оставили город, и я выскочил на улицу с бутылкой отличного брэнди и корзиной цветов, чтобы приветствовать американцев. Бренди, конечно, предназначалось для меня самого, а цветы — чтобы осыпать наших освободителей. Помню, в головной машине ехал суровый, чванливый пожилой майор: я угодил ему красной розой прямо в глаз. Великолепный бросок! Видели бы вы, какую он скорчил рожу!
Нейтли так и ахнул:
–- Майор де Каверли!..
–- А вы его знаете? — восторженно воскликнул старик.
–Какое милое совпадение!
Нейтли не слушал его: он был слишком огорошен.
–- Так это вы ранили майора де Каверли! — воскликнул вне себя от негодования. — Да как у вас рука поднялась?
Старый черт и бровью не повел:
–- Вы лучше спросите, мог ли я удержаться? Видели бы вы этого надменного старого болвана, который восседал в машине с таким важным видом, будто он всемогущий бог. Он сидел, не поворачивая своей дурацкой и торжественной морды. Это была такая соблазнительная мишень.Я вмазал ему прямо в глаз розой сорта "американская красавица". По-моему, вполне подходящий снаряд, а?
–- Это ужасно! — крикнул Нейтли возмущенно. — Это злодейство, преступление. Майор де Каверли — начальник штаба нашей эскадрильи.
–- Ах вот оно что! — издевательски проговорил старикашка. Он с плутоватым раскаянием ущипнул себя за остренький подбородочек. — Прошу вас поверить, что я действовал совершенно беспристрастно. Когда в город въезжали немцы,я пребольно уколол веткой эдельвейса здоровенного молодого обер-лейтенанта.
Больше всего Нейтли смущало и даже пугало то, что этот противный старикашка не способен был даже понять всю низость своей хулиганской выходки.
–- Да как вы не понимаете, что вы наделали! — бушевал Нейтли. -Майор де Каверли — благородный, чудесный человек, им восхищаются все.
–- Он старый болван, который не имеет права вести себя, как молодой болван. Где он теперь? Что с ним сталось? Умер?
Нейтли ответил почтительно, с мягкой печалью в голосе:
–- Никто не знает... Он исчез...
Нейтли обернулся на своих приятелей и обнаружил, что Йоссариан и Данбэр, как и Заморыш Джо, исчезли. При виде озадаченного лица Нейтли старикашка разразился оскорбительным смехом. Нейтли вспыхнул, щеки его заалели. Несколько мгновений он беспомощно озирался, а затем ринулся в ближайший коридор на поиски Йоссариана и Данбэра, намереваясь рассказать им об удивительном случае — о том, что произошло между старикашкой и майором де Каверли, но в коридоре все двери быт заперты. Ни под одной дверью не пробивался свет. Было уже слишком поздно. Помрачневший Нейтли прекратил поиски. Вскоре он понял, что самое лучшее — вернуться к своей возлюбленной и поговорить с ней о будущем. Но когда он появился в гостиной, его девица уже ушла спать. Нейтли решил было возобновить бесплодную дискуссию с забубенным старикашкой. Однако тот встал с кресла и, извинившись с утрированной вежливостью, оставил Нейтли в гостиной, где ему предстояло ночевать в одиночестве на крохотном ухабистом диванчике — все девицы к тому времени уже разошлись кто куда.
На следующее утро Нейтли проснулся чуть свет, с болью в затылке, с трудом соображая, куда он попал.
Нейтли был чувствительным парнем с приятной наружностью. У него были темные волосы, доверчивые глаза, счастливое детство и обеспеченные родители. Неизменно вежливый, мягкий по натуре, он прожил свои девятнадцать с лишним лет без душевных травм, потрясений и неврозов. Для Йоссариана все это было лишним доказательством ненормальности Нейтли.
Нейтли с детства прививалось отвращение к таким людям, как Аарфи. Его мать, происходившая из старинного семейства, называла таких "пронырами", а людей типа . Милоу отец Нейтли называл "рвачами", но что это значит на деле, Нейтли так и не удалось узнать, ибо ему и близко не позволялось подходить к подобным типам. Насколько Нейтли мог припомнить, в многочисленных домах его родителей — в Филадельфии, Нью-Йорке, Мейне, Палм-Биче, Саутгемптоне, Лондоне, Довилле, Париже и на юге Франции — его всегда окружали леди и джентльмены, которые не были ни "пронырами" , ни " рвачами ".
–- Помни всегда,— часто напоминала ему мать, — что ты — Нейтли. Ты — не Вандербильд,чье состояние заработано вульгарным капитаном буксира, не Рокфеллер,чье богатство накоплено с помощью грязных нефтяных махинаций, не Рейнолдс и не Дьюк — они нажились на продаже легковерным людям продуктов, от которых появляются раковые опухоли. И, разумеется,ты — не Астор, чья семья, не сомневаюсь, до сих пор еще сдает комнаты. Ты — Нейтли, а Нейтли еще не сделали ничего ради денег.
–- Твоя мать хочет сказать, сынок, — как-то вежливо вмешался отец, — что старое состояние лучше вновь приобретенного и что недавно разбогатевшие никогда не пользуются таким уважением, как недавно обедневшие. Правильно, дорогая?
Нейтли всегда восхищала в отце способность обходиться короткими изящными формулировками. Отец Нейтли постоянно изрекал подобные мудрые и глубокомысленные сентенции. Краснолицый и горячий, он напоминал сыну подогретый кларет, хотя Нейтли любил отца, но не любил подогретого кларета. Когда разразилась война, семья Нейтли решила, что их сын должен пойти в армию, поскольку он слишком молод для дипломатической службы и поскольку отец Нейтли располагал надежной информацией, что гибель России — дело нескольких недель или месяцев, после чего Гитлер, Черчилль,Рузвельт, Муссолини, Ганди, Франко, Перон и японский император подпишут мирный договор и заживут в вечном счастии и согласии. Именно по совету отца Нейтли пошел в авиацию. Пока он безмятежно учится на пилота, полагал отец, русские капитулируют, будет подписано перемирие, и Нейтли-младший, который к тому времени станет офицером, будет общаться с одними лишь джентльменами.
А вместо этого Нейтли-младший очутился вместе с Йоссарианом, Данбэром и Заморышем Джо в Риме, в публичном доме, терзаясь от любви к равнодушной девке. Наутро, после одинокой ночевки в гостиной, он все-таки разыскал ее. Не успели они как следует устроиться в постели, как в комнату без предупреждения ворвалась двенадцатилетняя сестренка нейтлевой девицы. Пришлось одеться и спуститься вниз позавтракать. Сестренка увязалась за ними, и, когда они втроем чинно завтракали в ближайшем кафе, Нейтли чувствовал себя гордым главой семейства. Но на обратном пути нейтлева подружка заскучала и, не желая тратить попусту время с Нейтли, решила прошвырнугься по улице со своими двумя товарками.
Нейтли вернулся в кафе и угостил девочку шоколадным мороженым, отчего она заметно повеселела. Когда они вернулись в бордель, утомившиеся Йоссариан и Данбэр валялись в гостиной в обществе изможденного Заморыша Джо, на помятой морде которого застыла туповатая,блаженная, победоносная улыбка. С этой улыбкой он и появился поутру в гостиной, приковыляв из своего обширного гарема походкой человека, которому переломали все кости.
Распухшие губы и синяки под глазами Заморыша Джо привели старикашку-хозяина в восторг. Одетый в ту же изжеванную рубаху, что и накануне, старик тепло приветствовал Нейтли. Обтрепанный, непристойный вид старика глубоко удручал Нейтли. Всякий раз, когда он входил в публичный дом, ему хотелось, чтобы этот беспутный старик надел бы новую рубашку из магазина "Братья Брукс", побрился, причесался, облачился в пиджак из твида и отрастил бы щеголеватые седые усы, такие же, как у отца Нейтли.
24. Милоу.
Апрель был самым любимым месяцем Милоу. В апреле распускались лилии, а на виноградных лозах наливались соками гроздья. Сердце билось чаще, и прежние желания вспыхивали с новой силой. В апреле оперение голубей еще ярче отливало радужным сияньем. Апрель — это весна, а весной мечты Милоу Миндербиндера как-то сами собой обращались к мандаринам.
–- Мандарины?
–- Да, сэр.
–- Моим ребятам мандарины пришлись бы по душе, — согласился полковник с Сардинии, командовавший четырьмя эскадрильями бомбардировщиков Б-25.
–- У них будет столько мандаринов, сколько душе угодно, если ваша столовая раскошелится, — заверил его Милоу.
–- А дыни из Касабы?
–- Почти задаром продаются в Дамаске.
–- Дыни из Касабы — моя слабость. Я всегда был неравнодушен к дыням из Касабы...
–- Одолжите мне по самолету из каждой эскадрильи, всего по одному самолету, и у вас будет столько дынь из Касабы, сколько душе угодно, если ваша столовая раскошелится.
–- Мы покупаем у синдиката?
–- Разумеется. И у каждого члена синдиката свой пай.
–- Поразительно, право, поразительно! Как вам это удается?
–- Оптовые закупки имеют свои преимущества. Возьмем, к примеру, телячьи отбивные...
–- Я не в восторге от телячьих отбивных, — проворчал скептически настроенный командир бомбардировщика Б-25 на севере Корсики.
–- Но телячьи котлеты очень питательны, — тоном проповедника увещевал его Милоу. — В них добавляется яичный желток, и к тому же они обваляны в сухарях. Кстати, бараньи отбивные не уступают телячьим.
–- О, бараньи отбивные! — оживился командир. — И хорошие отбивные?
–- Самые лучшие, которые может предложить черный рынок, — ответил Милоу.
–- Из молодых барашков?
–- И даже с косточкой, обернутой в элегантные розовые салфеточки. Вы и не видели таких. Почти задаром продаются в Португалии.
–- Я не могу послать самолет в Португалию. Не имею права.
–- Зато я могу, как только вы дадите мне самолет. И пилота. И не забудьте — к вам пожалует генерал Дридл.
–- Неужели генерал Дридл опять заявится в мою столовую?
–- Разумеется. Особенно если вы угостите его яичницей из свежих синдикатских яиц, зажаренной на чистейшем сливочном масле. Кроме того, будут мандарины, дыни иа Касабы, филе по-дуврски, устрицы и лангусты.
–- И каждый имеет свой пай?
–- В том-то и вся прелесть, — сказал Милоу.
–- Мне это не нравится, — буркнул один летчик- истребитель, человек несговорчивый и вообще не любивший Милоу.
–- Есть один летчик-истребитель с севера, который не желает сотрудничать и мешает мне работать, — пожаловался Милоу генералу Дридлу. — Из-за одного человека может развалиться все дело, и вы не сможете больше есть яичницу из свежих яиц, поджаренную на чистейшем сливочном масле.
Генерал Дридл перевел несговорчивого летчика-истребителя рыть могилы на Соломоновы острова, а на его место назначил дряхлого полковника с острым геморроем и нежной любовью к земляным орехам. Этот полковник познакомил Милоу с генералом, который служил на материке, командовал соединением бомбардировщиков Б-17 и обожал краковскую колбасу.
–- В Кракове колбаса хорошо идет в обмен на земляные орехи, -сообщил ему Милоу.
–- Ах, краковская колбаса, — с тоской вздохнул генерал. — Я отдал бы все на свете за хороший кусок краковской колбасы. Почти все на свете.
–- Для этого не нужно отдавать все на свете. Дайте мне только по одному самолету из расчета на каждую столовую и пилота, который будет делать все, что ему прикажут. И кроме того, пусть мне по вашей записке выдадут скромную сумму наличными — в знак вашего доверия ко мне.
–- Но ведь Краков — на вражеской территории, за сотню миль по ту сторону фронта. Как же вы собираетесь добывать колбасу?
–- Да будет вам известно, сэр, что в Женеве существует международная биржа по обмену краковской колбасы. Я только отвезу в Швейцарию земляные орехи и обменяю их по существующим на открытом рынке ценам на колбасу. Оттуда земляные орехи отвезут в Краков, а я доставлю вам колбасу. Вы сможете купить у синдиката столько колбасы, сколько душе угодно. Кроме того, я могу предложить чуть-чуть недозревшие мандарины (вы не волнуйтесь, мы их подкрасим!), а также яйца с Мальты и виски из Сицилии. Покупая у синдиката, пайщиком которого вы являетесь, вы будете платить деньги как бы самому себе. Таким образом, все, что вы купите, вам ничего не будет стоить. Разумно, а?
–- Просто гениально. И как вы только до этого додумались?
–- Меня зовут Милоу Миндербиндер. Мне двадцать семь лет.
Самолеты Милоу Миндербиндера летели отовсюду: истребители, бомбардировщики, транспортные садились на аэродром полковника Кэткарта. Пилоты беспрекословно выполняли приказы Милоу. Яркие эмблемы эскадрильи на фюзеляжах самолетов, символизирующие такие высокие идеалы, как Смелость, Мощь, Справедливость, Истина, Свобода, Любовь, Честь и Патриотизм, механики Милоу сразу же замазывали двойным слоем белой краски и выводили по трафарету: "Фирма М. и М. Свежие фрукты и другие продукты". "М. и М." в этой надписи означало "Милоу и Миндербиндер", а союз "и", как откровенно признался Милоу,был вставлен, чтобы не создавалось впечатления, будто синдикатом управляет один человек.
Самолеты Милоу прибывали из Италии, Северной Африки и Англии, с аэродромов воздушной транспортной службы в Либерии, с острова Вознесения, из Каира и Карачи. Милоу менял самолеты-истребители на дополнительные транспортные машины или использовал их для срочной переброски накладных и бандеролей.
Грузовики и танки, закупленные в наземных войсках, использовались для перевозок на короткие расстояния. Каждый имел свой пай, люди толстели на глазах и лениво бродили с зубочистками, поблескивая сальными губами. Милоу лично руководил всеми этими обширными операциями. Глубокие коричневатые морщины, избороздившие его утомленное лицо, казалось, навсегда запечатлели на нем озабоченность, спешку, настороженность и серьезность. Все, кроме Йоссариана, считали, что Милоу просто хлопотун по натуре: во-первых, потому, что добровольно работает в офицерской столовой; во-вторых, потому, что принимает ее нужды так близко к сердцу. Йоссариан тоже считал, что Милоу -хлопотун, но, кроме того, он знал, что Милоу — гений.
Однажды Милоу вылетел в Англию за турецкой халвой, а на обратном пути пригнал с Мадагаскара четыре немецких бомбардировщика, груженных джемом, горчицей и зеленым горошком. Милоу был оскорблен до глубины души, когда, ступив на землю, увидел наряд вооруженной военной полиции, прибывшей на аэродром, чтобы арестовать немецких пилотов и конфисковать самолеты. Конфисковать! Само "это слово звучало для него анафемой. Он заметался, изрыгая проклятия и укоризненно махая пальцем перед носом виновато съежившихся Кэткарта и Корна. На исполосованное шрамами лицо бедняги капитана, командовавшего военной полицией, было жалко смотреть.
–- Конфисковать? — набросился на него Милоу. — С каких это пор полиция американского правительства конфискует частную собственность своих граждан? Позор! Позор! Стыдитесь! И как вам могло прийти такое в голову!
–- Но, Милоу, — робко прервал его майор Дэнби, — мы находимся в состоянии войны с Германией, а ведь это вражеские самолеты.
–- Ничего подобного! — пылко возразил Милоу. — Самолеты принадлежат синдикату, в котором каждый имеет свою долю. Конфисковать? Как вы можете конфисковать свою собственную частную собственность? Подумать только — конфисковать! Ничего более безнравственного я не встречал в своей жизни.
Разумеется, Милоу оказался прав. Когда они взглянули на самолеты, то выяснилось, что механики уже успели замазать двойным слоем белой краски фашистскую свастику на крыльях, хвостах и фюзеляжах и вместо свастики вывели по трафарету:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
Нейтли смотрел на него с нескрываемым недоумением.
–- Теперь я в самом деле не понимаю, о чем вы толкуете. Вы рассуждаете, как ненормальный.
–- Наоборот. Я самый нормальный. Я был фашистом при Муссолини, а теперь его свергли и я - антифашист. Я был до фанатизма настроен пронемецки, когда немцы пришли сюда, чтобы защитить нас от американцев. Теперь, когда сюда пришли американцы, чтобы защитить нас от немцев, я — фанатичный проамериканец. Позвольте заверить вас, мой юный разгневанный друг, что у вас в вашей стране не найдется более преданного сторонника в Италии, чем я. Разумеется, пока вы здесь остаетесь.
–- Так вы хамелеон! — воскликнул Нейтли, не веря своим ушам. — Вы флюгер! Бесстыжий, неразборчивый приспособленец!
–Мне сто семь лет, — учтиво напомнил старикашка.
–Неужели у вас нет никаких принципов?
–Конечно, нет.
–И морали?
–О, я человек суровой морали, — с иронической серьезностью заверил его старый негодяй, похлопывая по бедру пухлую брюнетку, примостившуюся на подлокотнике его кресла.
–- Не верится... — проворчал Нейтли.
–- Все это истинная правда! Ей-богу! Когда немцы вступали в город, я приплясывал на улице, как молоденькая балерина и до хрипоты кричал: "Хайль Гитлер!" Я даже размахивал нацистским флажком, который вырвал у одной славной девчушки,когда ее мама отвернулась.Но вот немцы оставили город, и я выскочил на улицу с бутылкой отличного брэнди и корзиной цветов, чтобы приветствовать американцев. Бренди, конечно, предназначалось для меня самого, а цветы — чтобы осыпать наших освободителей. Помню, в головной машине ехал суровый, чванливый пожилой майор: я угодил ему красной розой прямо в глаз. Великолепный бросок! Видели бы вы, какую он скорчил рожу!
Нейтли так и ахнул:
–- Майор де Каверли!..
–- А вы его знаете? — восторженно воскликнул старик.
–Какое милое совпадение!
Нейтли не слушал его: он был слишком огорошен.
–- Так это вы ранили майора де Каверли! — воскликнул вне себя от негодования. — Да как у вас рука поднялась?
Старый черт и бровью не повел:
–- Вы лучше спросите, мог ли я удержаться? Видели бы вы этого надменного старого болвана, который восседал в машине с таким важным видом, будто он всемогущий бог. Он сидел, не поворачивая своей дурацкой и торжественной морды. Это была такая соблазнительная мишень.Я вмазал ему прямо в глаз розой сорта "американская красавица". По-моему, вполне подходящий снаряд, а?
–- Это ужасно! — крикнул Нейтли возмущенно. — Это злодейство, преступление. Майор де Каверли — начальник штаба нашей эскадрильи.
–- Ах вот оно что! — издевательски проговорил старикашка. Он с плутоватым раскаянием ущипнул себя за остренький подбородочек. — Прошу вас поверить, что я действовал совершенно беспристрастно. Когда в город въезжали немцы,я пребольно уколол веткой эдельвейса здоровенного молодого обер-лейтенанта.
Больше всего Нейтли смущало и даже пугало то, что этот противный старикашка не способен был даже понять всю низость своей хулиганской выходки.
–- Да как вы не понимаете, что вы наделали! — бушевал Нейтли. -Майор де Каверли — благородный, чудесный человек, им восхищаются все.
–- Он старый болван, который не имеет права вести себя, как молодой болван. Где он теперь? Что с ним сталось? Умер?
Нейтли ответил почтительно, с мягкой печалью в голосе:
–- Никто не знает... Он исчез...
Нейтли обернулся на своих приятелей и обнаружил, что Йоссариан и Данбэр, как и Заморыш Джо, исчезли. При виде озадаченного лица Нейтли старикашка разразился оскорбительным смехом. Нейтли вспыхнул, щеки его заалели. Несколько мгновений он беспомощно озирался, а затем ринулся в ближайший коридор на поиски Йоссариана и Данбэра, намереваясь рассказать им об удивительном случае — о том, что произошло между старикашкой и майором де Каверли, но в коридоре все двери быт заперты. Ни под одной дверью не пробивался свет. Было уже слишком поздно. Помрачневший Нейтли прекратил поиски. Вскоре он понял, что самое лучшее — вернуться к своей возлюбленной и поговорить с ней о будущем. Но когда он появился в гостиной, его девица уже ушла спать. Нейтли решил было возобновить бесплодную дискуссию с забубенным старикашкой. Однако тот встал с кресла и, извинившись с утрированной вежливостью, оставил Нейтли в гостиной, где ему предстояло ночевать в одиночестве на крохотном ухабистом диванчике — все девицы к тому времени уже разошлись кто куда.
На следующее утро Нейтли проснулся чуть свет, с болью в затылке, с трудом соображая, куда он попал.
Нейтли был чувствительным парнем с приятной наружностью. У него были темные волосы, доверчивые глаза, счастливое детство и обеспеченные родители. Неизменно вежливый, мягкий по натуре, он прожил свои девятнадцать с лишним лет без душевных травм, потрясений и неврозов. Для Йоссариана все это было лишним доказательством ненормальности Нейтли.
Нейтли с детства прививалось отвращение к таким людям, как Аарфи. Его мать, происходившая из старинного семейства, называла таких "пронырами", а людей типа . Милоу отец Нейтли называл "рвачами", но что это значит на деле, Нейтли так и не удалось узнать, ибо ему и близко не позволялось подходить к подобным типам. Насколько Нейтли мог припомнить, в многочисленных домах его родителей — в Филадельфии, Нью-Йорке, Мейне, Палм-Биче, Саутгемптоне, Лондоне, Довилле, Париже и на юге Франции — его всегда окружали леди и джентльмены, которые не были ни "пронырами" , ни " рвачами ".
–- Помни всегда,— часто напоминала ему мать, — что ты — Нейтли. Ты — не Вандербильд,чье состояние заработано вульгарным капитаном буксира, не Рокфеллер,чье богатство накоплено с помощью грязных нефтяных махинаций, не Рейнолдс и не Дьюк — они нажились на продаже легковерным людям продуктов, от которых появляются раковые опухоли. И, разумеется,ты — не Астор, чья семья, не сомневаюсь, до сих пор еще сдает комнаты. Ты — Нейтли, а Нейтли еще не сделали ничего ради денег.
–- Твоя мать хочет сказать, сынок, — как-то вежливо вмешался отец, — что старое состояние лучше вновь приобретенного и что недавно разбогатевшие никогда не пользуются таким уважением, как недавно обедневшие. Правильно, дорогая?
Нейтли всегда восхищала в отце способность обходиться короткими изящными формулировками. Отец Нейтли постоянно изрекал подобные мудрые и глубокомысленные сентенции. Краснолицый и горячий, он напоминал сыну подогретый кларет, хотя Нейтли любил отца, но не любил подогретого кларета. Когда разразилась война, семья Нейтли решила, что их сын должен пойти в армию, поскольку он слишком молод для дипломатической службы и поскольку отец Нейтли располагал надежной информацией, что гибель России — дело нескольких недель или месяцев, после чего Гитлер, Черчилль,Рузвельт, Муссолини, Ганди, Франко, Перон и японский император подпишут мирный договор и заживут в вечном счастии и согласии. Именно по совету отца Нейтли пошел в авиацию. Пока он безмятежно учится на пилота, полагал отец, русские капитулируют, будет подписано перемирие, и Нейтли-младший, который к тому времени станет офицером, будет общаться с одними лишь джентльменами.
А вместо этого Нейтли-младший очутился вместе с Йоссарианом, Данбэром и Заморышем Джо в Риме, в публичном доме, терзаясь от любви к равнодушной девке. Наутро, после одинокой ночевки в гостиной, он все-таки разыскал ее. Не успели они как следует устроиться в постели, как в комнату без предупреждения ворвалась двенадцатилетняя сестренка нейтлевой девицы. Пришлось одеться и спуститься вниз позавтракать. Сестренка увязалась за ними, и, когда они втроем чинно завтракали в ближайшем кафе, Нейтли чувствовал себя гордым главой семейства. Но на обратном пути нейтлева подружка заскучала и, не желая тратить попусту время с Нейтли, решила прошвырнугься по улице со своими двумя товарками.
Нейтли вернулся в кафе и угостил девочку шоколадным мороженым, отчего она заметно повеселела. Когда они вернулись в бордель, утомившиеся Йоссариан и Данбэр валялись в гостиной в обществе изможденного Заморыша Джо, на помятой морде которого застыла туповатая,блаженная, победоносная улыбка. С этой улыбкой он и появился поутру в гостиной, приковыляв из своего обширного гарема походкой человека, которому переломали все кости.
Распухшие губы и синяки под глазами Заморыша Джо привели старикашку-хозяина в восторг. Одетый в ту же изжеванную рубаху, что и накануне, старик тепло приветствовал Нейтли. Обтрепанный, непристойный вид старика глубоко удручал Нейтли. Всякий раз, когда он входил в публичный дом, ему хотелось, чтобы этот беспутный старик надел бы новую рубашку из магазина "Братья Брукс", побрился, причесался, облачился в пиджак из твида и отрастил бы щеголеватые седые усы, такие же, как у отца Нейтли.
24. Милоу.
Апрель был самым любимым месяцем Милоу. В апреле распускались лилии, а на виноградных лозах наливались соками гроздья. Сердце билось чаще, и прежние желания вспыхивали с новой силой. В апреле оперение голубей еще ярче отливало радужным сияньем. Апрель — это весна, а весной мечты Милоу Миндербиндера как-то сами собой обращались к мандаринам.
–- Мандарины?
–- Да, сэр.
–- Моим ребятам мандарины пришлись бы по душе, — согласился полковник с Сардинии, командовавший четырьмя эскадрильями бомбардировщиков Б-25.
–- У них будет столько мандаринов, сколько душе угодно, если ваша столовая раскошелится, — заверил его Милоу.
–- А дыни из Касабы?
–- Почти задаром продаются в Дамаске.
–- Дыни из Касабы — моя слабость. Я всегда был неравнодушен к дыням из Касабы...
–- Одолжите мне по самолету из каждой эскадрильи, всего по одному самолету, и у вас будет столько дынь из Касабы, сколько душе угодно, если ваша столовая раскошелится.
–- Мы покупаем у синдиката?
–- Разумеется. И у каждого члена синдиката свой пай.
–- Поразительно, право, поразительно! Как вам это удается?
–- Оптовые закупки имеют свои преимущества. Возьмем, к примеру, телячьи отбивные...
–- Я не в восторге от телячьих отбивных, — проворчал скептически настроенный командир бомбардировщика Б-25 на севере Корсики.
–- Но телячьи котлеты очень питательны, — тоном проповедника увещевал его Милоу. — В них добавляется яичный желток, и к тому же они обваляны в сухарях. Кстати, бараньи отбивные не уступают телячьим.
–- О, бараньи отбивные! — оживился командир. — И хорошие отбивные?
–- Самые лучшие, которые может предложить черный рынок, — ответил Милоу.
–- Из молодых барашков?
–- И даже с косточкой, обернутой в элегантные розовые салфеточки. Вы и не видели таких. Почти задаром продаются в Португалии.
–- Я не могу послать самолет в Португалию. Не имею права.
–- Зато я могу, как только вы дадите мне самолет. И пилота. И не забудьте — к вам пожалует генерал Дридл.
–- Неужели генерал Дридл опять заявится в мою столовую?
–- Разумеется. Особенно если вы угостите его яичницей из свежих синдикатских яиц, зажаренной на чистейшем сливочном масле. Кроме того, будут мандарины, дыни иа Касабы, филе по-дуврски, устрицы и лангусты.
–- И каждый имеет свой пай?
–- В том-то и вся прелесть, — сказал Милоу.
–- Мне это не нравится, — буркнул один летчик- истребитель, человек несговорчивый и вообще не любивший Милоу.
–- Есть один летчик-истребитель с севера, который не желает сотрудничать и мешает мне работать, — пожаловался Милоу генералу Дридлу. — Из-за одного человека может развалиться все дело, и вы не сможете больше есть яичницу из свежих яиц, поджаренную на чистейшем сливочном масле.
Генерал Дридл перевел несговорчивого летчика-истребителя рыть могилы на Соломоновы острова, а на его место назначил дряхлого полковника с острым геморроем и нежной любовью к земляным орехам. Этот полковник познакомил Милоу с генералом, который служил на материке, командовал соединением бомбардировщиков Б-17 и обожал краковскую колбасу.
–- В Кракове колбаса хорошо идет в обмен на земляные орехи, -сообщил ему Милоу.
–- Ах, краковская колбаса, — с тоской вздохнул генерал. — Я отдал бы все на свете за хороший кусок краковской колбасы. Почти все на свете.
–- Для этого не нужно отдавать все на свете. Дайте мне только по одному самолету из расчета на каждую столовую и пилота, который будет делать все, что ему прикажут. И кроме того, пусть мне по вашей записке выдадут скромную сумму наличными — в знак вашего доверия ко мне.
–- Но ведь Краков — на вражеской территории, за сотню миль по ту сторону фронта. Как же вы собираетесь добывать колбасу?
–- Да будет вам известно, сэр, что в Женеве существует международная биржа по обмену краковской колбасы. Я только отвезу в Швейцарию земляные орехи и обменяю их по существующим на открытом рынке ценам на колбасу. Оттуда земляные орехи отвезут в Краков, а я доставлю вам колбасу. Вы сможете купить у синдиката столько колбасы, сколько душе угодно. Кроме того, я могу предложить чуть-чуть недозревшие мандарины (вы не волнуйтесь, мы их подкрасим!), а также яйца с Мальты и виски из Сицилии. Покупая у синдиката, пайщиком которого вы являетесь, вы будете платить деньги как бы самому себе. Таким образом, все, что вы купите, вам ничего не будет стоить. Разумно, а?
–- Просто гениально. И как вы только до этого додумались?
–- Меня зовут Милоу Миндербиндер. Мне двадцать семь лет.
Самолеты Милоу Миндербиндера летели отовсюду: истребители, бомбардировщики, транспортные садились на аэродром полковника Кэткарта. Пилоты беспрекословно выполняли приказы Милоу. Яркие эмблемы эскадрильи на фюзеляжах самолетов, символизирующие такие высокие идеалы, как Смелость, Мощь, Справедливость, Истина, Свобода, Любовь, Честь и Патриотизм, механики Милоу сразу же замазывали двойным слоем белой краски и выводили по трафарету: "Фирма М. и М. Свежие фрукты и другие продукты". "М. и М." в этой надписи означало "Милоу и Миндербиндер", а союз "и", как откровенно признался Милоу,был вставлен, чтобы не создавалось впечатления, будто синдикатом управляет один человек.
Самолеты Милоу прибывали из Италии, Северной Африки и Англии, с аэродромов воздушной транспортной службы в Либерии, с острова Вознесения, из Каира и Карачи. Милоу менял самолеты-истребители на дополнительные транспортные машины или использовал их для срочной переброски накладных и бандеролей.
Грузовики и танки, закупленные в наземных войсках, использовались для перевозок на короткие расстояния. Каждый имел свой пай, люди толстели на глазах и лениво бродили с зубочистками, поблескивая сальными губами. Милоу лично руководил всеми этими обширными операциями. Глубокие коричневатые морщины, избороздившие его утомленное лицо, казалось, навсегда запечатлели на нем озабоченность, спешку, настороженность и серьезность. Все, кроме Йоссариана, считали, что Милоу просто хлопотун по натуре: во-первых, потому, что добровольно работает в офицерской столовой; во-вторых, потому, что принимает ее нужды так близко к сердцу. Йоссариан тоже считал, что Милоу -хлопотун, но, кроме того, он знал, что Милоу — гений.
Однажды Милоу вылетел в Англию за турецкой халвой, а на обратном пути пригнал с Мадагаскара четыре немецких бомбардировщика, груженных джемом, горчицей и зеленым горошком. Милоу был оскорблен до глубины души, когда, ступив на землю, увидел наряд вооруженной военной полиции, прибывшей на аэродром, чтобы арестовать немецких пилотов и конфисковать самолеты. Конфисковать! Само "это слово звучало для него анафемой. Он заметался, изрыгая проклятия и укоризненно махая пальцем перед носом виновато съежившихся Кэткарта и Корна. На исполосованное шрамами лицо бедняги капитана, командовавшего военной полицией, было жалко смотреть.
–- Конфисковать? — набросился на него Милоу. — С каких это пор полиция американского правительства конфискует частную собственность своих граждан? Позор! Позор! Стыдитесь! И как вам могло прийти такое в голову!
–- Но, Милоу, — робко прервал его майор Дэнби, — мы находимся в состоянии войны с Германией, а ведь это вражеские самолеты.
–- Ничего подобного! — пылко возразил Милоу. — Самолеты принадлежат синдикату, в котором каждый имеет свою долю. Конфисковать? Как вы можете конфисковать свою собственную частную собственность? Подумать только — конфисковать! Ничего более безнравственного я не встречал в своей жизни.
Разумеется, Милоу оказался прав. Когда они взглянули на самолеты, то выяснилось, что механики уже успели замазать двойным слоем белой краски фашистскую свастику на крыльях, хвостах и фюзеляжах и вместо свастики вывели по трафарету:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57