В половине одиннадцатого вечера он сделал последнюю остановку на вокзале в Лос-Анджелесе, и мы вместе вышли из вагона. Идя вверх по длинному крутому туннелю, я испытывал какое-то новое для себя чувство. Это напоминало карабканье из тесного маленького ада в сторону непредсказуемого хаоса. Даже мои собственные намерения были непредсказуемы, но в последний момент я все же решился.
— Поеду в Санта-Барбару, — сказал я Мэри у стойки багажного отделения.
— Но ты говорил, что поедешь со мной в Сан-Диего! — На ее щеках выступили пятнышки от охватившего раздражения. Меня тоже разозлила ее хозяйская интонация.
— Нет, я не поеду. Могу встретиться с тобой в Диего завтра вечером.
— Зачем, разреши спросить, понадобилось ехать в Санта-Барбару?
— Я поеду туда, чтобы повидаться с Лаурой Итон. С девушкой, которой Хэтчер адресовал письмо.
Мэри взяла меня за руку и отвела в сторону от толпы у стойки выдачи багажа.
— Сэм, пожалуйста, не уезжай. Останься сегодня со мной в Лос-Анджелесе.
— Уж не ревнуешь ли ты к девушке, которую я в глаза не видел?
— Я ни к кому не ревную. Просто не хочу, чтобы ты ездил в Санта-Барбару. Я боюсь.
— Боишься чего?
— Того, что может с тобой случиться. Ты не должен мотаться по всей стране и нарываться на неприятности.
— Мне не надо искать неприятностей. Они сами уже давно обрушились на меня. Я хочу знать содержание того письма, а для этого мне надо съездить в Санта-Барбару.
— А если мне это не нравится, то я могу просто проглотить эту пилюлю, — произнесла она с вызовом и отпустила мою руку. Я почувствовал себя очень одиноко.
Часть четвертая
Конец поездки
Глава 11
Я расстался с Мэри на стоянке такси. Она не сказала мне даже "до свидания". Я переадресовал свой чемодан в Сан-Диего и сел на поезд, идущий в северном направлении. Поездка на расстояние в сто миль в сидячем вагоне была не из приятных. Да и вообще уже надоело трястись в поезде. Меня переполняли противоречивые чувства. Неприятно было оставлять Мэри одну на вокзале, но незаконченное дело влекло. Я не мог успокоиться, пока чего-то не достигну, и единственное полезное предприятие, которое я мог придумать, заключалось в том, чтобы съездить к Лауре Итон, кем бы она ни оказалась.
Между часом и двумя ночи я прибыл в Санта-Барбару. Город пропитался запахом морского порта, но выглядел таким же темным и пустынным, как любая деревушка в середине ночи. В телефонной будке на станции я раскрыл справочник и стал искать фамилию Итон. По адресу улица Бат, 2124 значился Уильям Итон.
Я зашагал по пустой главной улице и наконец наткнулся на ночное такси, водитель которого дремал за рулем. Он довез меня до улицы Бат. Это была тихая улица одноэтажных домиков, белевших среди пальм, олеандров и цветущих кустарников. Казалось, что сразу за ними с правой стороны звездного неба высились горы.
Горы и луна, тропические деревья и домики, теплый влажный ветер с моря, который дул в открытые окна такси, напомнили мне Оаху. На мгновение появилось обманчивое впечатление, что я узнаю эти места и скоро встречу уже виденное, найду уже знакомое; Сью Шолто, нелепо висящую у стены, на мгновение освещенную лунным светом. Интуиция мне подсказывала, что я завершаю неясный и опасный цикл, но я не мог предвидеть, чем все это кончится.
Во всяком случае, у Лауры Итон не было веревки на шее. Она встретила меня у двери, которую приоткрыла на цепочке дюймов на шесть, держа в руке пистолет 38-го калибра.
Я сказал:
— Похоже, они побывали здесь до меня.
— Поднимите руки, — приказала она голосом, который при других обстоятельствах мог бы показаться приятным. Когда я выполнил ее требование, она сняла цепочку. — Вот теперь входите, а я вызову полицию. Если вы что-то себе позволите, то я выстрелю вам в живот.
Это была крупная женщина лет тридцати. Рыжеватые волосы зачесаны назад, одета в шерстяной халат примерно такого же цвета. Держа пистолет в правой руке, левой она потрогала мои наружные и внутренние карманы. Казалось, ее удивило, что я не вооружен.
— Вы — Лаура Итон, так ведь?
— Да. А вы кто такой?
— Сэм Дрейк. Друзья зовут меня просто Сэм, а когда я стучусь к ним в дверь, направляют на меня пистолет. Вот в какую игру мы играем.
— Сегодня в мой дом вломились. Я не хочу, чтобы это повторилось.
— Но я уже вошел. Послушайте, теперь пора вызывать полицию.
Она неуверенно посмотрела на меня:
— Кто вы? Вы что, действительно служите в военно-морском флоте?
— Вам знаком человек по фамилии Хэтчер?
— Родни Хэчтер?
— Я не знаю его имени. Он из Канзас-Сити. Это тот самый Родни, который погиб, позапрошлой ночью.
— Он погиб! И вы пришли сюда, чтобы сообщить мне об этом? — Она забыла про пистолет, а я опустил руки.
— Это — одна из причин. Отведите, пожалуйста, пистолет от моего живота. А то у меня что-то екает в желудке.
Она щелкнула предохранителем и бросила пистолет на диван.
— Почему вы заявились в такое неурочное время?
— Я только что добрался до этого города. И сразу же к вам.
— Вас послал Родни? Расскажите, что с ним стряслось?
— Нельзя сказать, что он послал меня сюда. Как раз перед смертью он написал вам письмо. Я подумал, что оно могло иметь отношение к его смерти. Поэтому я приехал к вам, чтобы выяснить это.
— Уже несколько недель я не получала от него писем. С тех самых пор, как он написал мне из Европы, что его направляют на родину и он получит новое назначение. Как он погиб? Его ранили?
— Были ли вы с ним близкими людьми?
— Мы были хорошими друзьями. Я встречалась и расставалась с ним в течение многих лет. Мы учились в одной школе в Канзас-Сити. Я не собираюсь его выгораживать, если вы имеете в виду это.
Я кратенько рассказал ей о том, что произошло с Родни Хэтчером, не утаив и свои подозрения в отношении Андерсона и Гордона.
Несколько скатившихся слезинок проложили влажный след на ее лице, собрались на кончике подбородка в небольшую соленую каплю. Она присела на краешек стула, полуотвернулась от меня, чтобы вытереть лицо носовым платком.
— Бедный Родни, — произнесла она взволнованным тихим голосом. — Он умер не по-человечески...
— Но безболезненно. Он просто угас... Я знаю, как это бывает.
— Для него это было не по-людски. — В ее глазах отразились огонь и холод. Вся фигура выражала достоинство. Я подумал, как Хэтчеру повезло, что о нем печалится такой человек. — Ему надо было умереть в бою, на поле брани.
— Кто сегодня ворвался в ваш дом? — спросил я после некоторой паузы. — Тут может быть какая-то связь со смертью Родни.
— Вы так думаете? А может быть, он искал письмо Родни?
— Мне это представляется вполне вероятным. Не заметили ли вы, как он выглядит?
— Я его хорошо не рассмотрела. А случилось вот что. Вчера после обеда я забежала примерно на часок к Еве Рейн — это моя подруга, которая живет недалеко отсюда, на этой же улице.
— Почтальон к тому времени уже разнес почту?
— Еще нет, почта поступила, когда я ушла. Домой же возвращалась часа в три. Я была от дома на расстоянии в полквартала, когда увидела человека, который спускался с моей веранды. Но в тот момент я не знала, что он побывал в доме. Подумала, что это кто-нибудь из знакомых, пришедших повидать меня или отца. Поэтому я окликнула его и помахала рукой. Он бросил на меня лишь один взгляд через плечо и быстро подался в другую сторону.
Когда я подошла к дому, то увидела, что замок парадной двери сломан. Бумаги на письменном столе разбросаны, ящики выдвинуты, шкафы раскрыты. Я позвонила в полицию. Там сказали, что постараются задержать его, но с тех пор от них ни слуху ни духу. В доме на самом видном месте лежала моя сумочка, но из нее ничего не пропало.
— Дневную почту уже принесли, когда вы возвратились домой?
— Она валялась на полу, прямо вот здесь. — Девушка показала на парадную дверь, которая вела в гостиную, где мы сидели. Я повернул голову и заметил, что в двери была прорезь для почты. Обратил также внимание, что дверь осталась раскрытой.
— Обыск в доме показывает, что, похоже, в последней почте письма Родни не оказалось, — заметил я. — Значит, его доставят завтра утром. Оно было отправлено два дня назад.
— Если этот человек заявится сюда снова, я застрелю его. — Она выпятила полные протестующие губы, а в широко раскрытых глазах появился кошачий блеск.
— Вполне верю. Но все-таки как он выглядит?
— Высокий мужчина, довольно широкоплечий. В первое мгновение я подумала, что это отец, но потом сообразила, что отец не мог так быстро вернуться из Финикса.
— Волосы у него черные?
— Не уверена... — Не закончив фразы, она вдруг замерла. Застыла на месте, даже не успев закрыть рта.
— Это был не я, мистер Дрейк, если имеете в виду меня, — раздался от двери мужской голос.
Я повернулся и увидел, что в комнату спокойно входит Гордон. Его черные глаза смотрели презрительно и спокойно.
Я неторопливо поднялся и направился к нему. Когда подошел достаточно близко, резко опустил правую руку до уровня своего колена, а затем нанес удар по его удлиненной челюсти. Это был удар для простачков, но Гордон отлетел, ударившись о дверь, которая с грохотом захлопнулась. Тут же в его руке появился пистолет, и на меня уставилось круглое и пустое отверстие. Пистолет не спускал с меня своего темного взгляда, пока хозяин поднимался на ноги.
— Это не назовешь честным ударом, — заявил Гордон. Теперь его глаза утратили спокойствие. В них светилась ненависть. — Я же вас просил не прибегать к насилию, мистер Дрейк.
— Могу продемонстрировать вам честный удар, если опустите пистолет. Впрочем, я сделаю это в любом случае.
— Пистолет нацелен вам в голову, мистер Дрейк. Если вы приблизитесь, то он выстрелит.
За моей спиной раздался щелчок, и Лаура Итон крикнула:
— Вы у меня на мушке, бросайте оружие.
Гордон не отвел от меня глаз, но все его туловище напряглось.
— Считаю до трех, — продолжала она. — Раз.
Он взял пистолет за дуло и протянул мне.
— Что за дурацкая ситуация? — воскликнул он.
— Пока что не такая дурацкая, какой может стать, — произнес я. — Мисс Итон, позвоните, пожалуйста, в полицию.
— Можете не беспокоиться, — остановил ее Гордон. — Я и есть полиция.
— Вы меняете свою личность с захватывающей дух скоростью. Звоните, мисс Итон. Он у меня на прицеле.
Гордон сунул было руку в свой внутренний карман.
— Держите руки на виду! — резко крикнул я. — Положите их за голову.
— Очень хорошо, если это доставит вам удовольствие. — Он поднял руки, презрительно усмехаясь. — Выньте мой бумажник из левого внутреннего кармана. Там найдете мое удостоверение личности.
Я приблизился, продолжая держать его под прицелом, и вынул бумажник. Там была карточка, удостоверявшая, что Честер Гордон специальный агент ФБР. Я почувствовал себя обманутым, сомневающимся и злым. Моя мелодрама превратилась в фарс, и весь накопленный адреналин в моих жилах превратился в кислоту.
— Извините, что испортил вашу игру в ковбоев и индейцев, — едко произнес Гордон. — А теперь положите пистолет, не то у вас прибавится неприятностей.
— Вы могли выкрасть эту карточку, — произнес я неуверенно.
— Положите пистолет, — властно повторил он. — Хефлеру может не понравиться, если вы случайно выстрелите в меня.
Я вспомнил гладко говорящего рыжеволосого мужчину из конторы ФБР на улице Лафайетт.
— Вы работаете на Хефлера?
— Я могу вас арестовать за нападение, мистер Дрейк. Вы вели себя как глупец.
Он снял руки с головы и потер свою посиневшую челюсть.
— Извиняться не собираюсь, — резко произнес я. — Если бы вы меня предупредили...
— Мы ни о чем не рассказываем гражданским лицам, когда расследуем какое-либо дело.
— Черт меня подери, если бы не я, то никакого дела и не было бы!
— Я буду просто счастлива, — вмешалась Лаура Итон, — если вы, мужчины, не устроите еще одну потасовку в моей гостиной. Значит, мы все трое заодно, правда?
Гордон произнес:
— Извините.
Дальнейшие обвинения, порождаемые моими ущемленными чувствами, готовы были вылиться в слова: если бы вы мне доверились, то мы смогли бы спасти Хэтчера, мы могли бы подловить Андерсона. Но я сдержался и прикусил язык. Я отчасти понимал его. Человек, расследующий убийство и шпионаж, обязан работать скрытно, особенно в условиях тесноты поезда.
Обратившись к Лауре Итон, я попросил извинить меня, а у Гордона спросил:
— Что вы делали в поезде? Не за мной же следили?
— В мою задачу входило защитить вас. Две смерти совпали с вашим присутствием. Было похоже на то, что беда преследует вас. После гибели Хэтчера я окончательно убедился в этом.
Я не мог не сказать ему:
— От вашей защиты мне было мало толку. А тем более Хэтчеру.
— Я вряд ли могу попробовать все, что вы собираетесь съесть, мистер Дрейк. Не могу быть и вездесущим.
— Но вы достаточно вездесущи, чтобы повсюду мне попадаться. Что привело вас сюда сегодня?
— После убийства Хэтчера мои подозрения сосредоточились на Андерсоне. Главным образом я старался следить за ним. Когда вы рванулись и застали меня возле двери в курительное отделение вчера вечером, то, я думаю, он догадался и сошел с поезда в Гэллупе. Я последовал за ним, но не достаточно проворно. Он схватил единственное имевшееся такси до Альбукерка, а мне пришлось ждать, когда туда отправится поезд. Пока я добирался до Альбукерка, его и след простыл.
Однако мне удалось проследить его путь до аэропорта, где он нанял частный самолет до Лос-Анджелеса. Я вылетел туда первым же коммерческим рейсом, но когда прибыл, след его затерялся. Как и вам, мне пришла мысль о том, что он мог приехать сюда, чтобы перехватить письмо Хэтчера к мисс Итон. Я прибыл в полдень и обнаружил, что он пытался это сделать. Он прилетел в аэропорт сегодня утром и пропал. С тех пор его видела только мисс Итон. В местной полиции мне сообщили, что сегодня днем в ее дом проник взломщик. С тех пор я слежу за домом. Местная полиция взяла под наблюдение все дороги.
— Я и не догадывалась, что у меня появился телохранитель, — сказала Лаура Итон. — Приятное, признаюсь вам, ощущение. Я не так хорошо обращаюсь с оружием, как пыталась изобразить.
— Наша организация для того и существует, чтобы защищать граждан, — нравоучительно выпалил Гордон.
— Полагаю, что вам известны все обстоятельства смерти Бес-си Лэнд? — спросил я.
Лаура Итон подалась вперед на своем стуле и с любопытством посмотрела на меня, но проявила достаточно выдержки, чтобы не задать вопроса.
— Вместе с Хефлером я познакомился со всеми уликами, — ответил Гордон. — Между прочим, я обследовал труп.
— Согласились ли вы с полицией, что это было самоубийство?
— Нет, не согласился. Некоторые служащие муниципальной полиции — буквоеды. Они заучили, что отметина, свидетельствующая о состоянии нерешительности, зачастую признак самоубийства. Поэтому, как только обнаруживают такую отметину, тут же делают вывод о самоубийстве. В данном случае наиболее приемлемая гипотеза заключается в том, что Бесси Лэнд была пьяна, когда ее убили. Ткани ее мозга пропитаны алкоголем.
— Я видел Бесси за пару часов до смерти. Она лыка не вязала.
— Совершенно правильно. И похоже на то, что убийца колебался в момент убийства и сделал неглубокий надрез на ее шее, перед тем как собрался с духом и прикончил ее. Алкоголь служит своего рода гипнозом, и Бесси могла так и не прийти в себя. Это — один вариант объяснения отметки о нерешительности. Другой вариант, который я считаю более правдоподобным, заключается в том, что эта отметка была нанесена преднамеренно, чтобы убийство выглядело самоубийством. Это предполагает почти что хирургическую выдержку и знание судебной медицинской практики. Но думаю, что преступники, с которыми мы имеем дело, в достаточной степени хладнокровны и изощренны. К тому же убийство, замаскированное под самоубийство, соответствует ранее выявленному характеру поведения.
— Вы имеете в виду убийство Сьюзен Шолто?
— Убийство Сьюзен Шолто? — прошептала шокированная Лаура Итон.
— Совершено уже три убийства, — объяснил Гордон. — Ваш друг Хэтчер стал третьей жертвой.
Лаура Итон как будто вся сжалась и закрыла побледневшее лицо рукой.
— Вы сказали — преступники, — заметил я. — Во множественном числе.
— Кажется, не остается сомнений, что мы имеем дело с преступной организацией...
— "Черный Израиль"?
— "Черный Израиль" — это только часть организации или какое-то примкнувшее общество. Я получил телеграмму, когда поезд остановился в Канзас-Сити. Удалось задержать негра, который сидел рядом с Бесси Лэнд в ночь ее убийства...
— Я так и знал, что он причастен к этому.
— Этот человек не убивал ее, — продолжал Гордон. — Он доказал, что не отлучался из "Парижского бара и гриля" до двух часов ночи, а она была убита задолго до этого времени. Но он — член организации "Черный Израиль", в чем и признался...
— За всем этим стоят япошки?
— Если это и так, то он об этом не знает или не хочет говорить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22