— Он повернулся ко мне и ухмыльнулся: — Вы будете каяться всю жизнь, если Мальта падет из-за того, что мы используем все запасы бензина для доставки в Лондон одного из любимчиков адмиралтейства!
Блэклок извинился и тут же умчался решать возникшую перед ним проблему. Мы с командиром базы сидели молча.
— Но все-таки, что же нужно начальству в Лондоне? — спросил, наконец, я. В самом деле, адмиралтейство обычно не посылало специальный самолет за командиром подводной лодки, которому удавалось потопить линкор. К тому же были и другие подводники, которые проявили себя ничуть не хуже.
Моя усталая голова, затуманенная вдобавок выпитым, отказывалась думать, и я лишь попросил командира базы:
— Если можно, скажите мне, зачем я так срочно понадобился адмиралтейству? Не за тем же только, чтобы похлопать меня по плечу как хорошего парня. — Джеффри, я знаю не больше. Одно могу сказать: если адмиралтейство побеспокоилось послать за тобой специальный самолет, а военно-воздушные силы при теперешнем положении на фронтах согласились хотя бы на время расстаться с одним из своих бомбардировщиков, можешь не сомневаться, что ты очень важная персона.
Пять часов назад мы получили из Гибралтара коротенькую телеграмму о том, что самолет уже вылетел, и теперь вряд ли могли узнать что-либо до тех пор, пока он не приземлится у нас после тысячемильного перелета. В предрассветной тишине послышалось пульсирующее гудение мощных моторов.
На одной из взлетно-посадочных полос загорелись огни.
— Только в вашу честь, — заметил подошедший Блэклок. — Я не рискнул бы включить освещение, если, бы не столь чрезвычайные обстоятельства. Можете не сомневаться — с минуты на минуту к нам пожалуют и немецкие бомбардировщики.
В дальнем конце полосы появились и стали неудержимо надвигаться на нас очертания чего-то огромного и неуклюжего. Блэклок затаил дыхание. Но громадная машина вдруг замедлила бег и, скрипя тормозами, остановилась.
— Блестящая посадка! — воскликнул Блэклок. — Знаете, дружок, за вами, как видно, послали и отличных пилотов. Выключить огни! — крикнул он кому-то, скрытому темнотой.
Аэродром мгновенно погрузился в полный мрак. Блэклок осветил лучом фонарика выходной люк самолета, и я направился к машине. Из люка один за другим вышли четверо, потом появились ноги пятого, и кто-то воскликнул с австралийским акцентом:
— Вот она, Мальта — жемчужина Средиземного моря! Да здравствует отпуск на солнечной Мальте! Перед вами Мальта… и самый отвратительный аэродром, который я когда-либо видел. Теперь остается чуть под толкнуть машину, и она окажется в море!
Блэклок подошел к длинноногому австралийскому офицеру.
— Это нас фрицы все время пытаются столкнуть в море. — Он повернулся к солдатам аэродромной команды. — Заправить машину горючим… Австралиец удивленно взглянул на Блэклока.
— Что это значит — «заправить машину»? Я сам должен заправиться, прежде чем лететь обратно на этом корыте. Мне надо принять ванну и выспаться. Не забывайте, друг мой, мы только что из полета. Тысячу пятьсот миль до Гибралтара над морем, тысячу миль сюда. Понимаете?
В следующую минуту я должен был признаться самому себе, что восхищен Блэклоком, и только теперь понял, почему его назначили сюда.
— Вы отправитесь обратно сразу же, как только машина будет заправлена, то есть примерно часа через два.
— Пошел ты в… — зло вы крикнул австралиец и отвернулся.
— Послушайте-ка, — спокойно ответил Блэклок. — Если вы или ваш экипаж не в состоянии лететь, я отправлю машину со своим. В любом случае ваш «ланкастер» вылетит в Гибралтар до утра — это помешает фрицам перехватить его с баз в Сицилии или на материке. Решайте сами.
В рассеянном свете ручного фонарика я рассмотрел морщинки усталости в уголках губ австралийца.
— Почему такая спешка? — спросил он. — И что это за фрукт, которого мы должны везти обратно, не получив и часу отдыха? Младший брат Черчилля?
Блэклок начал терять терпение.
— Во-первых, потому, что я так приказываю. Во-вторых, потому, что завтра, при первом же налете, немцы превратят вашу машину в груду лома. В-третьих, потому, что такого лома на моем аэродроме и без того предостаточно. В-четвертых, и это самое главное, потому, что перед вами капитан-лейтенант Джеффри Пэйс, которого вы должны доставить в Лондон. Дело чрезвычайной важности, вот вас и прислали сюда.
Глаза австралийца смыкала усталость.
— Ну хорошо, — согласился он. — Заправляйте машину, она в полном порядке. Надеюсь, мы успеем выпить по чашке кофе? — Внезапно и тон и поведение австралийца изменились: — Не пускайте мерзавцев из вашей аэродромной команды в самолет, пока мы не выгрузим из него добро!
— Что еще за добро? — на сторожился Блэклок.
— В бомбовом отсеке три ящика виски, три ящика джина да, пожалуй, столько же консервов, — осклабился австралиец. — Я рассудил, что это взбодрит вас, и прихватил с собой… «Дело чрезвычайной важности», — передразнил он.
Блэклок шлепнул его по спине.
— Уж вы извините меня! А ведь мы с вами могли бы устроить отменный выпивон!
— Могли бы! — вздохнул австралиец.
МИССИЯ ОБРЕЧЕННЫХ…
В Лондоне стояла поздняя весна, и в свете хмурого дня адмиралтейство показалось мне мрачным и холодным, особенно после ласковых лучей средиземноморского солнца. Еще холоднее были глаза, смотревшие на меня через письменный стол: иногда в них появлялся гнев, но большей частью они выражали спокойствие, суровое, как стужа Арктики.
— Вы устали, Пэйс? — внезапно спросил командующий подводными силами военно-морского флота Великобритании.
До чего же мне осточертели люди, без конца интересующиеся моим состоянием! Хватит бы, казалось, того, как надо мной тряслись на Мальте, уговаривая от дохнуть, выспаться и прочее и прочее, так нет, вот и командующий пожелал узнать о моем самочувствии. Я не выдержал и грубовато ответил:
— Да, да, устал! Потопить линкор, потерять счет глубинным бомбам, которыми нас забрасывали, бесконечно долго трястись в холодном и неудобном самолете… Да, я устал! Если бы вы сами побыли в моем положении, когда обстановка вынудила меня целых девять часов прятаться за песчаным шельфом…
В суровом взгляде, нагонявшем страх на многих, а сейчас и на меня, когда я сообразил, что по вел себя глупо, появилось удивление.
— Что вы сказали?! При чем тут шельф? В донесении о нем не говорится ни слова.
Я доложил командующему о тяжелом испытании, которое пришлось выдержать «Форели», и о том, как я решил воспользоваться возвышенностью морского дна для защиты. Должен признаться, я умышленно растянул доклад в надежде, что за это время он забудет о моей вспышке…
— Вы должны извинить меня, Пэйс, — сказал командующий, как только я замолчал. — В первые минуты я решил, что вижу перед собой офицера, каких перевидел немало, — хорошего боевого офицера, правда, несколько травмированного постоянным нервным напряжением. Для выполнения задания, которое я имею в виду, в моем списке было три командира подводных лодок, однако потопленный вами линкор и то, что вы рассказали, перевешивает чашу весов в вашу пользу.
Он впервые улыбнулся краешками губ. Прекрасный командир времен первой мировой войны, командующий понимал, что есть предел в обращении с подводником, что перегнуть палку — значит сделать его легкой добычей противника.
Командующий откинулся на спинку кресла.
— Об этом задании известно лишь двоим, и я скажу вам, кто они: я да начальник разведывательного управления военно-морских сил, и теперь о нем будете знать и вы. Знал еще один чело век, но его уже нет в живых, об этом позаботилось гестапо. Должен сказать, что исход войны на море может зависеть от успешного выполнения этого задания.
Он нажал кнопку звонка, приказал вошедшему адъютанту попросить начальника разведывательного управления и погрузился в молчание, не сводя с меня внимательного взгляда, словно пытаясь найти скрытые слабости в выбранном им инструменте.
В кабинет вошел морской офицер, тоже сурового вида, но с какими-то печальными глазами, и я торопливо поднялся.
— Хэлло, Питер, — поздоровался он с командующим тоном переутомленного мировой сумятицей дипломата, уже переставшего удивляться человеческой жестокости и при каждом ее новом проявлении способного испытывать одну лишь скорбь. Это не помешало ему скользнуть по мне испытующим, острым, как скальпель, взглядом.
— Так это на нем ты остановил свой выбор?
— Вот именно. Расскажи ему все.
Офицер присел на краешек стола, закурил и некоторое время смотрел в окно, будто собираясь с мыслями.
— Как видите, — нравоучительным тоном заговорил он, лениво болтая ногой, — при мне нет никаких бумаг, поскольку бумаг по данному вопросу вообще не существует. Я располагаю лишь до несением нашего агента, работавшего на верфях фирмы «Блом и Фосс». Донесение оказалось излишне многословным, что, вероятно, и помогло немцам выследить и схватить этого человека.
Вы, очевидно, не знаете, — продолжал он, — что немцы работают над созданием новых двигателей для подводных лодок.
Я утвердительно кивнул.
— Вот видите. — В голосе офицера прозвучала укоризна. — Вы слишком заняты охотой за кораблями, чтобы следить еще и за техникой. Хорошо, тогда как практик этого «искусства» скажи те мне, что, по-вашему, является двумя главными проблемами для подводной лодки?
В его школьном, наставническом тоне я не уловил и намека на то страшное, что он в действительности имел в виду: медленную смерть от удушья в стальном гробу в морской пучине, вечное мучительное желание развить как можно большую скорость, чтобы спастись от преследования…
— Свежий воздух и скорость, — ответил я.
— Питер, должен поздравить тебя с удачным выбором. Очевидно, у командира подводной лодки нет времени на лишние слова. Все верно: свежий воздух и скорость. Эти три слова объясняют абсолютно все. Так вот, немцы намерены найти новое решение проблемы и уже значительно обогнали нас в этом направлении. Командующий беспокойно по шевелился в кресле. Итоги страшного лета в Северной Атлантике и перспективы еще более страшной зимы тяжким грузом давили на него. Утверждали, что немцы ежемесячно отправляют на дно до пятисот тысяч тонн союзнического тоннажа.
— Немцы, видимо, предпочитают прежде всего решить проблему воздуха, — все так же спокойно говорил офицер. — Они работают сейчас над каким-то хитроумным устройством, через которое воздух будет поступать в подводную лодку, остающуюся в погруженном состоянии. В начале войны нечто подобное применяли голландцы. Они называли это устройство шнортом или шкоркелем.
Я слушал его, онемев от изумления.
— Да вы знаете, — в конце концов не выдержал я, — вы знаете, на что будет способен подводник, если дать ему такой прибор?!
— Вот именно, — улыбнулся офицер. — Появление подобного устройства породит массу новых тактических проблем огромной важности. К счастью, от меня не требуется, чтобы я разрабатывал способы их решения. Я, если хотите, всего лишь стекло, через которое проникают лучи информации, стекло, надеюсь, не очень тусклое.
Он слегка улыбнулся человеку с ледяным взглядом, сидевшему по другую сторону стола.
— Но слушайте дальше. Специалисты фирмы «Блом и Фосс» сконструировали подводную лодку, названную ими «тип XXI». Она идеальной обтекаемой формы, оснащена тем, что мы для удобства будем называть шнорт, в погруженном состоянии развивает скорость до шестнадцати узлов, имеет шесть носовых торпедных аппаратов и несет еще двенадцать торпед. По моим подсчетам ее огневая мощь составляет восемнадцать торпед примерно за тридцать минут.
Командующий снова слегка по шевелился. За всеми этими словами, произнесенными тоном школьного учителя, он видел идущие ко дну танкеры, гибель моряков, умирающих в огне горящих судов или замерзающих в ледяной воде. Его глаза были так суровы, что я помнил их еще много лет спустя…
— На лодке установлен дальномер нового типа, значительно более совершенный, чем наш или американский. Он позволяет вы пускать торпеды с глубины в тридцать пять метров, не поднимая перископа.
— Но это же невозможно! — вскочил я.
Офицер взглянул на меня с легкой укоризной.
— Почему же невозможно, мой дорогой капитан-лейтенант? Это уже реальность. Предстоящей зимой в Северной Атлантике будут оперировать десятки подводных лодок типа XXI. Уверяю вас, что нет никаких оснований сомневаться в точности моей информации. Свежий воздух и скорость, как вы, капитан-лейтенант, изволили сказать…
— Постойте! — вырвалось у меня. — Но в лодке типа XXI обе эти проблемы решены — столько воздуха и скорости, сколько требуется?
— Совсем нет. Конечно, это шаг вперед, но вовсе не абсолютное решение.
— А что, собственно говоря, вы имеете в виду под словом «абсолютное»? — не скрывая иронии, спросил я. — Моя лодка в случае острой необходимости не которое время может идти со скоростью девять узлов, но ее обычная скорость не превышает трех—четырех, причем в любом случае мне придется на следующую ночь перезаряжать аккумуляторные батареи, тем более что и воздух все равно будет уже не пригоден. А на лодке типа XXI… нет, это невероятно!
— Ваши трудности сводятся к тому, — безапелляционно заявил начальник разведки, — что вы должны подняться на поверхность, остановиться и перезарядить батареи или же заниматься перезарядкой, двигаясь в надводном положении. Созданная фирмой «Блом и Фосс» красотка идет на глубине, допускающей ход под РДП Устройство для работы дизельного двигателя под водой — шноркель.
, причем аккумуляторы на ней можно перезаряжать без всплытия. И тем не менее и сама лодка, и шнорт уязвимы, а ее двигатели являются всего лишь улучшенным вариантом прежних двигателей… например, наших.
— Дайте мне такую лодку, и я пойду куда угодно, сэр! — воскликнул я.
— И все же, повторяю, лодки типа XXI вполне уязвимы. Не сомневаюсь, что со временем, с дальнейшим развитием нашей техники, мы сможем успешно справляться с ними. Но, знаете, капитан-лейтенант, немецким инженерам нельзя отказать в творческом воображении. Если бы мы первыми сконструировали такой корабль, как XXI, чем бы мы занимались теперь? Только его усовершенствованием: постарались бы при дать ему еще большую обтекаемость, улучшить двигатели и все такое. Возможно, нам удалось бы даже довести скорость лодки в погруженном состоянии узлов до восемнадцати. Немцы же пошли дальше, добиваясь именно абсолютного решения проблемы свежего воздуха и скорости. Вот почему я утверждаю: тип XXI уже устарел!
Командующий раздраженно поджал губы.
— Не считайте их непобедимыми или неуязвимыми. Вы просто не знаете, что их ожидает, если они осмелятся появиться на акватории западного военно-морского округа.
Его холодный гнев был, наверно, страшнее всяких угроз, ибо командующий считался только с фактами и тщательно взвешивал их, прежде чем сказать что-либо.
— Но зачем вы мне рассказываете все это? — повернулся я к начальнику разведывательного управления.
— А я еще не кончил, — с некоторым осуждением ответил он. — Как видите, лодка типа XXI опасна, но и ей присущи недостатки, свойственные вообще всем подводным лодкам со времени их появления. Строго говоря, я назвал бы ее скорее погружаемой , а не подводной лодкой.
Я вспомнил о своей «Форели», о длительной учебе и инженерном мастерстве, необходимых для управления лодкой, мысленно сравнил все это с дьявольскими штуками, о которых только что слышал, и чуть не расплакался от бессильной ярости.
— А теперь я хочу сообщить вам о немецкой подводной лодке такого типа, который действительно вызывает у нас серьезные опасения, — донесся до меня спокойный голос. — Воздух и скорость … Даже в самой Германии верховное командование пока не верит, что немецким специалистам удалось полностью решить эту проблему.
— Полностью?!
— Некий Вернер, один из инженеров верфи «Блом и Фосс», сконструировал подводную лодку, которая развивает под водой скорость до двадцати двух узлов и может длительное время не всплывать на поверхность. Она также может вести огонь акустическими торпедами примерно с глубины в пятьдесят метров и даже в подводном положении способна обогнать любой корабль конвоя, за исключением эсминца.
— Невозможно!
— Вот так же, слава богу, считает и немецкое верховное командование…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
Блэклок извинился и тут же умчался решать возникшую перед ним проблему. Мы с командиром базы сидели молча.
— Но все-таки, что же нужно начальству в Лондоне? — спросил, наконец, я. В самом деле, адмиралтейство обычно не посылало специальный самолет за командиром подводной лодки, которому удавалось потопить линкор. К тому же были и другие подводники, которые проявили себя ничуть не хуже.
Моя усталая голова, затуманенная вдобавок выпитым, отказывалась думать, и я лишь попросил командира базы:
— Если можно, скажите мне, зачем я так срочно понадобился адмиралтейству? Не за тем же только, чтобы похлопать меня по плечу как хорошего парня. — Джеффри, я знаю не больше. Одно могу сказать: если адмиралтейство побеспокоилось послать за тобой специальный самолет, а военно-воздушные силы при теперешнем положении на фронтах согласились хотя бы на время расстаться с одним из своих бомбардировщиков, можешь не сомневаться, что ты очень важная персона.
Пять часов назад мы получили из Гибралтара коротенькую телеграмму о том, что самолет уже вылетел, и теперь вряд ли могли узнать что-либо до тех пор, пока он не приземлится у нас после тысячемильного перелета. В предрассветной тишине послышалось пульсирующее гудение мощных моторов.
На одной из взлетно-посадочных полос загорелись огни.
— Только в вашу честь, — заметил подошедший Блэклок. — Я не рискнул бы включить освещение, если, бы не столь чрезвычайные обстоятельства. Можете не сомневаться — с минуты на минуту к нам пожалуют и немецкие бомбардировщики.
В дальнем конце полосы появились и стали неудержимо надвигаться на нас очертания чего-то огромного и неуклюжего. Блэклок затаил дыхание. Но громадная машина вдруг замедлила бег и, скрипя тормозами, остановилась.
— Блестящая посадка! — воскликнул Блэклок. — Знаете, дружок, за вами, как видно, послали и отличных пилотов. Выключить огни! — крикнул он кому-то, скрытому темнотой.
Аэродром мгновенно погрузился в полный мрак. Блэклок осветил лучом фонарика выходной люк самолета, и я направился к машине. Из люка один за другим вышли четверо, потом появились ноги пятого, и кто-то воскликнул с австралийским акцентом:
— Вот она, Мальта — жемчужина Средиземного моря! Да здравствует отпуск на солнечной Мальте! Перед вами Мальта… и самый отвратительный аэродром, который я когда-либо видел. Теперь остается чуть под толкнуть машину, и она окажется в море!
Блэклок подошел к длинноногому австралийскому офицеру.
— Это нас фрицы все время пытаются столкнуть в море. — Он повернулся к солдатам аэродромной команды. — Заправить машину горючим… Австралиец удивленно взглянул на Блэклока.
— Что это значит — «заправить машину»? Я сам должен заправиться, прежде чем лететь обратно на этом корыте. Мне надо принять ванну и выспаться. Не забывайте, друг мой, мы только что из полета. Тысячу пятьсот миль до Гибралтара над морем, тысячу миль сюда. Понимаете?
В следующую минуту я должен был признаться самому себе, что восхищен Блэклоком, и только теперь понял, почему его назначили сюда.
— Вы отправитесь обратно сразу же, как только машина будет заправлена, то есть примерно часа через два.
— Пошел ты в… — зло вы крикнул австралиец и отвернулся.
— Послушайте-ка, — спокойно ответил Блэклок. — Если вы или ваш экипаж не в состоянии лететь, я отправлю машину со своим. В любом случае ваш «ланкастер» вылетит в Гибралтар до утра — это помешает фрицам перехватить его с баз в Сицилии или на материке. Решайте сами.
В рассеянном свете ручного фонарика я рассмотрел морщинки усталости в уголках губ австралийца.
— Почему такая спешка? — спросил он. — И что это за фрукт, которого мы должны везти обратно, не получив и часу отдыха? Младший брат Черчилля?
Блэклок начал терять терпение.
— Во-первых, потому, что я так приказываю. Во-вторых, потому, что завтра, при первом же налете, немцы превратят вашу машину в груду лома. В-третьих, потому, что такого лома на моем аэродроме и без того предостаточно. В-четвертых, и это самое главное, потому, что перед вами капитан-лейтенант Джеффри Пэйс, которого вы должны доставить в Лондон. Дело чрезвычайной важности, вот вас и прислали сюда.
Глаза австралийца смыкала усталость.
— Ну хорошо, — согласился он. — Заправляйте машину, она в полном порядке. Надеюсь, мы успеем выпить по чашке кофе? — Внезапно и тон и поведение австралийца изменились: — Не пускайте мерзавцев из вашей аэродромной команды в самолет, пока мы не выгрузим из него добро!
— Что еще за добро? — на сторожился Блэклок.
— В бомбовом отсеке три ящика виски, три ящика джина да, пожалуй, столько же консервов, — осклабился австралиец. — Я рассудил, что это взбодрит вас, и прихватил с собой… «Дело чрезвычайной важности», — передразнил он.
Блэклок шлепнул его по спине.
— Уж вы извините меня! А ведь мы с вами могли бы устроить отменный выпивон!
— Могли бы! — вздохнул австралиец.
МИССИЯ ОБРЕЧЕННЫХ…
В Лондоне стояла поздняя весна, и в свете хмурого дня адмиралтейство показалось мне мрачным и холодным, особенно после ласковых лучей средиземноморского солнца. Еще холоднее были глаза, смотревшие на меня через письменный стол: иногда в них появлялся гнев, но большей частью они выражали спокойствие, суровое, как стужа Арктики.
— Вы устали, Пэйс? — внезапно спросил командующий подводными силами военно-морского флота Великобритании.
До чего же мне осточертели люди, без конца интересующиеся моим состоянием! Хватит бы, казалось, того, как надо мной тряслись на Мальте, уговаривая от дохнуть, выспаться и прочее и прочее, так нет, вот и командующий пожелал узнать о моем самочувствии. Я не выдержал и грубовато ответил:
— Да, да, устал! Потопить линкор, потерять счет глубинным бомбам, которыми нас забрасывали, бесконечно долго трястись в холодном и неудобном самолете… Да, я устал! Если бы вы сами побыли в моем положении, когда обстановка вынудила меня целых девять часов прятаться за песчаным шельфом…
В суровом взгляде, нагонявшем страх на многих, а сейчас и на меня, когда я сообразил, что по вел себя глупо, появилось удивление.
— Что вы сказали?! При чем тут шельф? В донесении о нем не говорится ни слова.
Я доложил командующему о тяжелом испытании, которое пришлось выдержать «Форели», и о том, как я решил воспользоваться возвышенностью морского дна для защиты. Должен признаться, я умышленно растянул доклад в надежде, что за это время он забудет о моей вспышке…
— Вы должны извинить меня, Пэйс, — сказал командующий, как только я замолчал. — В первые минуты я решил, что вижу перед собой офицера, каких перевидел немало, — хорошего боевого офицера, правда, несколько травмированного постоянным нервным напряжением. Для выполнения задания, которое я имею в виду, в моем списке было три командира подводных лодок, однако потопленный вами линкор и то, что вы рассказали, перевешивает чашу весов в вашу пользу.
Он впервые улыбнулся краешками губ. Прекрасный командир времен первой мировой войны, командующий понимал, что есть предел в обращении с подводником, что перегнуть палку — значит сделать его легкой добычей противника.
Командующий откинулся на спинку кресла.
— Об этом задании известно лишь двоим, и я скажу вам, кто они: я да начальник разведывательного управления военно-морских сил, и теперь о нем будете знать и вы. Знал еще один чело век, но его уже нет в живых, об этом позаботилось гестапо. Должен сказать, что исход войны на море может зависеть от успешного выполнения этого задания.
Он нажал кнопку звонка, приказал вошедшему адъютанту попросить начальника разведывательного управления и погрузился в молчание, не сводя с меня внимательного взгляда, словно пытаясь найти скрытые слабости в выбранном им инструменте.
В кабинет вошел морской офицер, тоже сурового вида, но с какими-то печальными глазами, и я торопливо поднялся.
— Хэлло, Питер, — поздоровался он с командующим тоном переутомленного мировой сумятицей дипломата, уже переставшего удивляться человеческой жестокости и при каждом ее новом проявлении способного испытывать одну лишь скорбь. Это не помешало ему скользнуть по мне испытующим, острым, как скальпель, взглядом.
— Так это на нем ты остановил свой выбор?
— Вот именно. Расскажи ему все.
Офицер присел на краешек стола, закурил и некоторое время смотрел в окно, будто собираясь с мыслями.
— Как видите, — нравоучительным тоном заговорил он, лениво болтая ногой, — при мне нет никаких бумаг, поскольку бумаг по данному вопросу вообще не существует. Я располагаю лишь до несением нашего агента, работавшего на верфях фирмы «Блом и Фосс». Донесение оказалось излишне многословным, что, вероятно, и помогло немцам выследить и схватить этого человека.
Вы, очевидно, не знаете, — продолжал он, — что немцы работают над созданием новых двигателей для подводных лодок.
Я утвердительно кивнул.
— Вот видите. — В голосе офицера прозвучала укоризна. — Вы слишком заняты охотой за кораблями, чтобы следить еще и за техникой. Хорошо, тогда как практик этого «искусства» скажи те мне, что, по-вашему, является двумя главными проблемами для подводной лодки?
В его школьном, наставническом тоне я не уловил и намека на то страшное, что он в действительности имел в виду: медленную смерть от удушья в стальном гробу в морской пучине, вечное мучительное желание развить как можно большую скорость, чтобы спастись от преследования…
— Свежий воздух и скорость, — ответил я.
— Питер, должен поздравить тебя с удачным выбором. Очевидно, у командира подводной лодки нет времени на лишние слова. Все верно: свежий воздух и скорость. Эти три слова объясняют абсолютно все. Так вот, немцы намерены найти новое решение проблемы и уже значительно обогнали нас в этом направлении. Командующий беспокойно по шевелился в кресле. Итоги страшного лета в Северной Атлантике и перспективы еще более страшной зимы тяжким грузом давили на него. Утверждали, что немцы ежемесячно отправляют на дно до пятисот тысяч тонн союзнического тоннажа.
— Немцы, видимо, предпочитают прежде всего решить проблему воздуха, — все так же спокойно говорил офицер. — Они работают сейчас над каким-то хитроумным устройством, через которое воздух будет поступать в подводную лодку, остающуюся в погруженном состоянии. В начале войны нечто подобное применяли голландцы. Они называли это устройство шнортом или шкоркелем.
Я слушал его, онемев от изумления.
— Да вы знаете, — в конце концов не выдержал я, — вы знаете, на что будет способен подводник, если дать ему такой прибор?!
— Вот именно, — улыбнулся офицер. — Появление подобного устройства породит массу новых тактических проблем огромной важности. К счастью, от меня не требуется, чтобы я разрабатывал способы их решения. Я, если хотите, всего лишь стекло, через которое проникают лучи информации, стекло, надеюсь, не очень тусклое.
Он слегка улыбнулся человеку с ледяным взглядом, сидевшему по другую сторону стола.
— Но слушайте дальше. Специалисты фирмы «Блом и Фосс» сконструировали подводную лодку, названную ими «тип XXI». Она идеальной обтекаемой формы, оснащена тем, что мы для удобства будем называть шнорт, в погруженном состоянии развивает скорость до шестнадцати узлов, имеет шесть носовых торпедных аппаратов и несет еще двенадцать торпед. По моим подсчетам ее огневая мощь составляет восемнадцать торпед примерно за тридцать минут.
Командующий снова слегка по шевелился. За всеми этими словами, произнесенными тоном школьного учителя, он видел идущие ко дну танкеры, гибель моряков, умирающих в огне горящих судов или замерзающих в ледяной воде. Его глаза были так суровы, что я помнил их еще много лет спустя…
— На лодке установлен дальномер нового типа, значительно более совершенный, чем наш или американский. Он позволяет вы пускать торпеды с глубины в тридцать пять метров, не поднимая перископа.
— Но это же невозможно! — вскочил я.
Офицер взглянул на меня с легкой укоризной.
— Почему же невозможно, мой дорогой капитан-лейтенант? Это уже реальность. Предстоящей зимой в Северной Атлантике будут оперировать десятки подводных лодок типа XXI. Уверяю вас, что нет никаких оснований сомневаться в точности моей информации. Свежий воздух и скорость, как вы, капитан-лейтенант, изволили сказать…
— Постойте! — вырвалось у меня. — Но в лодке типа XXI обе эти проблемы решены — столько воздуха и скорости, сколько требуется?
— Совсем нет. Конечно, это шаг вперед, но вовсе не абсолютное решение.
— А что, собственно говоря, вы имеете в виду под словом «абсолютное»? — не скрывая иронии, спросил я. — Моя лодка в случае острой необходимости не которое время может идти со скоростью девять узлов, но ее обычная скорость не превышает трех—четырех, причем в любом случае мне придется на следующую ночь перезаряжать аккумуляторные батареи, тем более что и воздух все равно будет уже не пригоден. А на лодке типа XXI… нет, это невероятно!
— Ваши трудности сводятся к тому, — безапелляционно заявил начальник разведки, — что вы должны подняться на поверхность, остановиться и перезарядить батареи или же заниматься перезарядкой, двигаясь в надводном положении. Созданная фирмой «Блом и Фосс» красотка идет на глубине, допускающей ход под РДП Устройство для работы дизельного двигателя под водой — шноркель.
, причем аккумуляторы на ней можно перезаряжать без всплытия. И тем не менее и сама лодка, и шнорт уязвимы, а ее двигатели являются всего лишь улучшенным вариантом прежних двигателей… например, наших.
— Дайте мне такую лодку, и я пойду куда угодно, сэр! — воскликнул я.
— И все же, повторяю, лодки типа XXI вполне уязвимы. Не сомневаюсь, что со временем, с дальнейшим развитием нашей техники, мы сможем успешно справляться с ними. Но, знаете, капитан-лейтенант, немецким инженерам нельзя отказать в творческом воображении. Если бы мы первыми сконструировали такой корабль, как XXI, чем бы мы занимались теперь? Только его усовершенствованием: постарались бы при дать ему еще большую обтекаемость, улучшить двигатели и все такое. Возможно, нам удалось бы даже довести скорость лодки в погруженном состоянии узлов до восемнадцати. Немцы же пошли дальше, добиваясь именно абсолютного решения проблемы свежего воздуха и скорости. Вот почему я утверждаю: тип XXI уже устарел!
Командующий раздраженно поджал губы.
— Не считайте их непобедимыми или неуязвимыми. Вы просто не знаете, что их ожидает, если они осмелятся появиться на акватории западного военно-морского округа.
Его холодный гнев был, наверно, страшнее всяких угроз, ибо командующий считался только с фактами и тщательно взвешивал их, прежде чем сказать что-либо.
— Но зачем вы мне рассказываете все это? — повернулся я к начальнику разведывательного управления.
— А я еще не кончил, — с некоторым осуждением ответил он. — Как видите, лодка типа XXI опасна, но и ей присущи недостатки, свойственные вообще всем подводным лодкам со времени их появления. Строго говоря, я назвал бы ее скорее погружаемой , а не подводной лодкой.
Я вспомнил о своей «Форели», о длительной учебе и инженерном мастерстве, необходимых для управления лодкой, мысленно сравнил все это с дьявольскими штуками, о которых только что слышал, и чуть не расплакался от бессильной ярости.
— А теперь я хочу сообщить вам о немецкой подводной лодке такого типа, который действительно вызывает у нас серьезные опасения, — донесся до меня спокойный голос. — Воздух и скорость … Даже в самой Германии верховное командование пока не верит, что немецким специалистам удалось полностью решить эту проблему.
— Полностью?!
— Некий Вернер, один из инженеров верфи «Блом и Фосс», сконструировал подводную лодку, которая развивает под водой скорость до двадцати двух узлов и может длительное время не всплывать на поверхность. Она также может вести огонь акустическими торпедами примерно с глубины в пятьдесят метров и даже в подводном положении способна обогнать любой корабль конвоя, за исключением эсминца.
— Невозможно!
— Вот так же, слава богу, считает и немецкое верховное командование…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19